Сны стали более мрачными. Гнетущими.

Кошмары снятся всем, но еще никогда в моей жизни они не приходили так часто и не запоминались так прочно. В сознание стучалась некая могущественная сила, пытаясь то ли завербовать, то ли подчинить.

Эти сны – не более чем плоды больного разума. И если они должны меня заинтриговать, то сила, насылающая их, не знает, с кем связалась.

Картины безысходности и смерти под свинцовым небом. Поля, где разлагаются трупы, где гниющие растения медленно растекаются, точно нагретый воск. Все покрыто слизью, она свисает бесчисленными нитями, как будто здесь потрудились хмельные зодчие-пауки.

Безумие. Безумие. Безумие. И ни единого цветного пятнышка.

Безумие.

Но не лишенное некой извращенной притягательности.

Среди лежащих на чудовищном поле я узнавала тех, кому желала смерти. Неуязвимая и сильная, полная жизни, я шагала державной поступью. Эта земля – моя, и упыри, сопровождающие меня, – порождения моей воли.

Как будто я попала в мир фантазий моего покойного мужа. В мир, который он мечтал сделать реальным.

Сон всегда заканчивается одинаково: в стране кошмаров наступает рассвет, чуть окрашивая слабо очерченный горизонт.

Сюжеты моих снов всегда просты и прямолинейны.

Вот один из немногих снов, где нет мертвецов и гнили. Черно-белый, как и все прочие, он переносил меня на каменистую равнину, где за бесчисленными надгробными обелисками прячутся смертоносные Тени. Я ничего не понимала, но все это пугало меня.

Эти видения были мне неподвластны в часы сна, но я сопротивлялась им в часы дремы, не позволяла изнурить меня.

– Я передал твои слова, Госпожа, – сказал Нарайян, отвечая на мой вопрос о новобранцах.

Когда заходила речь о его собратьях, мы с ним пикировались. Он еще не был готов к разговору.

– Кому-то нужно следить за обстановкой в Дежагоре, – предложил Нож.

Я поняла, что он имел в виду, хотя порой его лаконизм создавал проблемы.

– Туда могут отправиться Гопал и Хаким, – сказал Нарайян. – Если с ними будет человек двадцать, они легко справятся. Сейчас там тихо.

– Ты же послал их следить за нашими соседями, – сказала я.

– Это поручение они уже выполнили, вдобавок наладили связи. Теперь их может сменить Синдху. У него более высокая репутация.

Выявилась еще одна странность Нарайяна и его друзей. У них была тайная кастовая система. На чем она основывалась, я не знала. Нарайян в ней имел наибольший авторитет. А флегматичный Синдху считался вторым после Нарайяна.

– Отправь их. Если у нас повсюду шпионы, почему я еще не получила от них никаких сведений?

– Пока нет ничего такого, чего не знали бы все. Есть, правда, одна новость: среди людей Джа много колеблющихся. Примерно треть их может переметнуться к нам, если они получат от тебя предложение. Джа повсюду трезвонит, что ты не выполнила свой женский долг, не совершила самосожжения или самозаточения, как подобает шадаритке. Он плетет десятки интриг, но у нас нет друзей среди его приближенных.

– Убить его – и дело с концом, – сказал Нож.

А Синдху одобрительно кивнул.

– Зачем?

Политическая победа была бы лучшим вариантом. Это если действовать на перспективу.

– Зная, где притаилась змея, ты же не будешь ждать, когда она ужалит, а сразу прикончишь ее.

Такое решение, при всей его незамысловатости, выглядело заманчиво. Если убрать с доски столь важную фигуру, ситуация резко изменится в нашу пользу. К тому же не тот у меня запас терпения, чтобы играть вдолгую.

– Согласна. Но сделать это надо аккуратно. Есть ли у нас надежные друзья в его лагере, которые помогут проникнуть туда незаметно?

– Найдутся, – пообещал Нарайян. – Надо только подгадать, чтобы они были в карауле.

– Займись этим. А как насчет врагов? Джа – явный враг, потому что он рядом. На севере наверняка есть и другие.

– Разберемся и с ними, – заверил меня Нарайян. – Когда у нас будут люди и время для этого. Пока слишком много работы, а рук не хватает.

Все так. Но я смотрела в будущее с надеждой. Никто не прилагал столько усилий, никто не стремился к цели так, как мы. Я спросила:

– Нельзя ли подобраться к Радише и ее ручному колдуну? Лебедь и Мэзер в самом деле так ее обожают?

– Обожают? – удивился Нож. – Нет. Просто они дали слово. И не предадут, если она не предаст первая.

Тут есть над чем подумать. Может, ввести их в заблуждение? Хотя, если обман раскроется, это обернется против меня.

Двести воинов Джахамараджа Джа перешли на нашу сторону, когда им предложили надежное убежище в моем лагере. Еще пятьдесят человек просто дезертировали и скрылись. В тот же день, когда шадариты влились в наши ряды, несколько сот беженцев из других мест добровольно вступили в Отряд. У меня сложилось впечатление, что Радишу это не порадовало.

Тогда же около ста гунниток совершили самосожжение. Я слышала, как на другом берегу реки меня осыпали проклятиями.

Я пошла и поговорила с несколькими женщинами, хотя смысла в этом не было.

Снова перейдя реку вброд, я увидела у ворот крепости Копченого. Он ухмыльнулся, когда я проходила мимо. Интересно, Радише его будет сильно не хватать?

Подчас человек обнаруживает у себя качества, о которых прежде и не подозревал. Это случилось и со мной, когда мы с Нарайяном и Синдху пробирались в расположение шадаритской конной гвардии.

Я волновалась. Стремилась вперед, как мотылек на пламя. Пыталась себя убедить, что делаю это из необходимости, а не прихоти ради. Воодушевления я не испытывала. Джа сам накликал на себя беду. Слишком уж он злой и подлый.

Друзья Нарайяна подтвердили, что Джа вознамерился схватить Радишу и меня и представить все так, будто я похитила ее. Как он собирался это проделать, не знаю. Наверное, по его плану я должна была прикончить Радишу. Это сломило бы волю ее брата. А затем я сама, как положено верной жене, совершила бы самосожжение. С чьей-нибудь помощью.

Поэтому я решила опередить его. Покончить с ним даже раньше, чем намеревалась поначалу.

Нарайян шепотом обменялся паролем с часовым, и тот притворился слепцом, когда мы шли мимо. Лагерь смахивал на свинарник. Шадариты помешаны на чистоте – как же низко пала их дисциплина!

Я могла гордиться собой – в скрытности не уступала спутникам. А они дивились тому, что женщина способна двигаться беззвучно, словно тень.

Мы приблизились к шатру Джа. Он был огромным и хорошо охранялся. Джа понимал, что у многих есть причины его ненавидеть. Подле каждой из четырех стен шатра горел огонь и стоял стражник.

Нарайян выругался, затем пропел какую-то мантру. Синдху что-то проворчал. Нарайян шепнул:

– Приблизиться невозможно, эти часовые наверняка из тех, кому он доверяет. К тому же они знают нас.

Я кивнула, отвела спутников назад и попросила:

– Дайте подумать.

Пока я думала, они шептались. От меня ничего умного не ждали.

Я знаю один колдовской пустячок – как на миг ослепить человека и чтобы он этого даже не почувствовал. Сейчас оно придется кстати, если, конечно, у меня получится. Должно получиться – детские забавы запоминаются накрепко. Если же я льщу себе, часовой заметит меня и поднимет тревогу.

В конце концов, я рискую только собственной жизнью.

Я так сильно сосредоточилась, словно не детский фокус выполняла, а вызывала опаснейшего из демонов. Трижды проговорила заклинание, но и тогда не была уверена, что получилось. В поведении часового ничего не изменилось.

Синдху и Нарайян все еще шептались.

– Идем, – сказала я и вернулась к границе освещенного кострами круга.

Кроме стража, поблизости никого. Пора проверить заклинание.

Я пошла прямо на часового.

Нарайян и Синдху выругались и попытались окликнуть меня. Я жестом велела им умолкнуть. Стражник меня не увидит.

Он и не увидел.

Сердце билось часто-часто, как в тот день, когда я вызывала коней. Я поманила Нарайяна и Синдху, а когда они подошли, объяснила, что нельзя попадать под прямой взгляд часового. Потом он может вспомнить тех, кого видел отчетливо. А допросу его подвергнут непременно.

Нарайян и Синдху юркнули мимо стража, как крысы, им не верилось, что они невидимы. Они отчаянно хотели узнать, что и как я проделала. Наверняка и сами были бы не прочь научиться этому трюку. Но не рискнули сказать ни слова.

Я чуть отодвинула полог шатра и не увидела никого. Внутреннее пространство было разделено занавесями. Я проскользнула в ту часть, где, по всей видимости, Джа проводил совещания. Достаточно просторная, она была великолепно обставлена – лишнее доказательство того, что он ценил собственный комфорт выше благополучия своих солдат и безопасности родины.

Еще ребенком я усвоила одну истину: уважение и преданность подчиненных достается тому, кто разделяет с ними все трудности.

Нарайян, чьи глаза все еще были круглы от удивления, указал мне на опочивальню, о которой узнал от своих шпионов. Я кивнула. Уже очень поздно, Джа наверняка спит. Кинжалом я отодвинула занавеску, а Нарайян и Синдху достали свои румелы.

Я знала, что мои движения бесшумны, и была уверена в спутниках. Но когда мы вошли, Джа вскочил со своих подушек и вклинился между Нарайяном и Синдху, расшвыряв их в разные стороны. Затем он бросился на меня. В спальне горела лампа, так что он не мог не узнать нас.

Какой же он неисправимый идиот, этот Джахамарадж Джа! Даже не закричал. Всего лишь попытался улизнуть.

Моя рука кинулась к шафрановому треугольнику на поясе, затем взметнулась. Словно живая змея, румел обвил шею Джа. Я схватила свободный конец и туго затянула петлю, обмотав тканью запястья и ни на миг не выпустив ее из рук.

Будь я одна, мне бы ничто не помогло – ни удача, ни навыки, ни судьба. Джа обладал огромной силой, он вполне мог вытащить меня наружу или стряхнуть. Но Нарайян и Синдху вцепились в него и повалили. Схватку решила бычья сила Синдху, а Нарайян помогал ему заломить жрецу руки.

Я же упиралась коленями в спину Джа, напрягала все силы, не давая ему глотнуть воздуха.

Чтобы удавить человека, нужно время. Движения опытного душителя столь быстры, что у жертвы ломается шея и смерть наступает почти мгновенно. Я еще не настолько хорошо разработала запястья. Поэтому Джа мучился долго. У меня затекли плечи и руки, прежде чем он дернулся в последний раз.

Нарайян помог мне встать и отвел в сторону. Я дрожала от напряжения, ощущая блаженство сродни оргазму. Мне еще не случалось убивать без помощи стали или колдовства.

Нарайян усмехнулся – ему это чувство было знакомо. И он, и Синдху держались с неестественным спокойствием. Синдху прислушивался, пытаясь определить, не встревожился ли лагерь. Мне казалось, мы здорово шумели, особенно когда боролись, но, судя по всему, волновалась я напрасно. Никому не было до нас дела.

Синдху пробормотал какое-то заклинание. Нарайян на минуту задумался, затем посмотрел на меня и снова ухмыльнулся. Кивнул.

Синдху на четвереньках ползал среди беспорядка, который мы устроили в шатре Джа. Очистив небольшое пространство, он еще раз осмотрел все вокруг. Пока я наблюдала и гадала, что затеял Синдху, Нарайян извлек из-под полы темного плаща, надетого специально для этой операции, незнакомого вида инструмент – что-то среднее между молотком и кайлом. Весила штуковина фунта два, а то и больше, – похоже, она была отлита из сплава золота с серебром. В рукоятку из черного дерева, отделанную слоновой костью, были вкраплены рубины; отражая свет лампы, они сверкали, словно капли свежей крови.

Тихо и неритмично Нарайян постукивал острым концом по земле.

Конечно же, это был не молоток и не кайло. Уж я-то могу отличить предмет культа от орудия труда, даже если вижу его впервые.

Оловянной миской Синдху пересыпáл взрыхленную Нарайяном землю на перевернутый ковер, стараясь не уронить мимо ни крупинки. Я не могла взять в толк, что у этих двоих на уме. А они были слишком заняты, чтобы тратить время на объяснения. И все время напевали нечто вроде литании. Что-то о пророчествах и посулах ворон, о Дщери Ночи, еще о каких-то людях – или нелюдях.

Мне оставалось только наблюдать.

Время шло. Я встревожилась, когда снаружи менялась охрана. Но стражники лишь перекинулись парой слов, и вновь прибывшие не заглянули в шатер. Услышав глухой удар и хруст, я повернулась посмотреть, чем заняты мои товарищи.

Они вырыли яму. Почти три фута в глубину и не очень широкую. Для чего – я не могла понять.

Они показали.

Повертев перед моими глазами своим инструментом, Нарайян стал дробить обухом кости Джа. Точь-в-точь как тогда в ложбинке делал это камнем Рам с телом убитого мной воина.

– В последний раз я этим занимался довольно давно, но навыка не утратил, – прошептал Нарайян.

Поразительно, в какой маленький сверток можно уместить тело огромного человека, если раздробить ему суставы.

Они вспороли Джа живот, а затем уложили труп в яму. Напоследок Нарайян проломил кайлом череп и вытер свой инструмент. Мужчины закидали мертвеца землей и хорошенько ее утрамбовали. Через полчаса не осталось никаких следов.

Помощники уложили ковры на место, собрали оставшуюся землю в узелок и в первый раз за все это время взглянули на меня. Мой безмятежный вид их удивил – они рассчитывали увидеть ярость или отвращение. Какое-нибудь проявление женской слабости.

– Мне не в диковинку изуродованные трупы.

Нарайян кивнул. Похоже, он был доволен. Трудно сказать.

– Нам еще нужно выбраться отсюда.

По-прежнему снаружи горели костры, часовые стояли на своих местах. Если мое заклинание опять сработает, мы уйдем незамеченными.

По дороге к нашему лагерю Нарайян и Синдху разбросали вынесенную из шатра землю.

– Ты хорошо поработала румелом, Госпожа, – похвалил вдруг Нарайян и добавил что-то еще речитативом, обращаясь к Синдху.

Тот нехотя кивнул.

– Зачем вы его закопали? – спросила я. – Ведь никто не узнает, что с ним произошло. А я хотела преподать наглядный урок.

– Не спрячь мы его, все сразу поняли бы, кто виновен в его смерти. Косвенные намеки гораздо страшнее, чем факты. Будет лучше, если обвинения в твой адрес ограничатся сплетнями.

Может, они и правы.

– А зачем вы размозжили ему кости и вспороли живот?

– Чем меньше могила, тем труднее ее обнаружить. А живот – чтобы не вспучился. Если не вспороть, труп так распухает, что вздымается земля. Или лопается и выделяет газ, и могилу легко найти по запаху. Особенно для шакалов – те просто выкапывают покойников и разбрасывают повсюду мослы.

Логично. И практично. И кажется самоочевидным – после того, как он объяснил. Впрочем, мне еще не приходилось думать о том, как спрятать труп. Получается, я себя окружила весьма здравомыслящими и опытными убийцами.

– В ближайшее время, Нарайян, у нас с тобой будет разговор.

Опять эта ухмылка. Скажет он мне правду, как же.

Мы незамеченными пробрались в лагерь и разошлись. Спала я отлично. В снах не было ощущения обреченности и отчаяния. В одном из них ко мне подошла красивая смуглая женщина, прижала к себе и, гладя, похвалила меня за то, что я такая умница. Я проснулась, чувствуя себя отдохнувшей и полной энергии. Утро было прекрасным. И мир казался особенно ярким и красочным.

Мои упражнения в колдовстве дали отличный результат.