Мы не добрались до Годжи за десять часов, но я и не рассчитывала покрывать за час четыре мили в темноте. На месте мы оказались перед рассветом и при молчаливом согласии Ножа разбили лагерь так, чтобы он был рядом с дорогой, а также недалеко от стоянки Джахамараджа Джа. Целый час нас никто не замечал. Небрежность. Преступная небрежность. Будь мы конницей Хозяев Теней, уже давно очистили бы всю территорию.

Черепа и колья помогли нам отметить границы лагеря. В центре был штаб, по четырем сторонам, крестом, расположились все четыре роты, а между ними в шахматном порядке – квадраты для боевой тренировки. Большинство ворчало, что им приходится обустраивать не только себя, но и товарищей, особенно если учесть, что некоторым любимчикам, тем, кто уже отличился, всего-то и работы было – вбивать колья и насаживать на них черепа.

Костоправ любил игру на публику. По его мнению, она помогает направить мысли окружающих в удобное для тебя русло. Мне это было чуждо, но в прошлом случалось демонстрировать грубую силу. Так вот, сейчас я хотела, чтобы все думали, что в моем войске имеются по крайней мере четыре батальона и число воинов неуклонно растет.

Несмотря на усталость, люди спокойно занимались работой, у них даже хватало сил, чтобы ворчать. Никто не пытался отлынивать. Дезертиров тоже не было.

Из крепости и других лагерей приходили любопытствующие, наблюдали за тем, как мы обустраиваемся. Люди, посланные Нарайяном собирать хворост, демонстративно не замечали своих малодисциплинированных собратьев. Черепа, торчащие на кольях, заставляли зевак держаться на некотором расстоянии. Синдху, как нянька, неотступно следил за Лебедем, Мэзером и Копченым. Нож отнесся к своему назначению со всей ответственностью. Солдаты приняли его. Ведь он был одним из героев того тяжелого времени, когда Черный Отряд еще не появился.

Все шло чересчур хорошо. И ничто не нарушало этого благоденствия.

Строительство лагеря было завершено на три четверти, что включало ров, насыпь и часть палисада. Джахамарадж Джа, покинув свой лагерь, наблюдал за нашей работой минут пятнадцать. Судя по его виду, эти хлопоты радости не внушали.

Я позвала Нарайяна:

– Ты видишь Джа?

Не заметить его было трудно: расфранчен, точно князь. Неужели он всю кампанию щеголяет в таком наряде?

– Да, Госпожа.

– Я проведу какое-то время на другом конце лагеря. Предположим, кто-нибудь из твоих людей – скорее всего, шадарит – нарушит дисциплину и в сердцах обзовет Джа трусом и дезертиром. Он, без сомнения, будет наказан, однако вряд ли сурово.

Нарайян усмехнулся и повернулся, чтобы идти.

– Постой!

– Да, Госпожа?

– Сложилось впечатление, что у тебя повсюду друзья. Я бы не прочь узнать, что происходит в округе. Может, Гопал, Хаким или кто-нибудь еще предпримет вылазку – конечно же, самовольную, тайком от тебя. Либо отлучись сам.

– Считай, дело сделано.

– Отлично. Я тебе полностью доверяю.

Усмешки как не бывало – в моем голосе он уловил угрозу.

После разговора с Нарайяном я подошла к Лебедю:

– Как поживаете?

– Подыхаем от скуки. Мы пленники?

– Вы гости с ограниченной свободой передвижения. Теперь можете уйти. Или остаться – я найду применение вашим способностям.

Копченый неистово замотал головой, будто боялся, что Лебедь сбежит от Радиши.

– Вижу, тебе не терпится стать шпионом Черного Отряда, – сказала я ему.

Он посмотрел на меня как-то по-новому, словно решил отказаться от неэффективной тактики. С его обликом, впрочем, не произошло драматической перемены. Роль, которую он играл, была частью его натуры.

Но вслух он ничего не сказал.

Лебедь усмехнулся и подмигнул мне:

– Я ухожу. Но предчувствую, что скоро вернусь.

Глядя вслед Лебедю, я услышала шум на том конце лагеря, где был Нарайян.

Интересно, как на все это реагирует Джа?

Лебедь вернулся через час:

– Она хочет встретиться с тобой.

– Интересно, почему я не удивлена? Рам, позови Нарайяна и Ножа. И Синдху тоже.

Я взяла с собой Нарайяна и Ножа, а Синдху оставила за старшего, дав ему понять, что буду довольна, если обустройство лагеря завершится к моему возвращению.

Остановившись у ворот крепости Годжа, я оглянулась назад.

Одиннадцать утра. Мы здесь уже шесть часов. И мой лагерь теперь безупречен: укрепления прочны, гарнизон прекрасно обучен и дисциплинирован.

Профессионализм и боеготовность – это, я считаю, близкая родня.