65
Ворон и Боманц орали на моего бывшего соседа по палатке и друг на друга. Кен сидел на нашем единственном стуле и играл в молчанку. Он был зол как черт, но я знал его упрямство – хоть раскаленной кочергой тыкай в парня, даже не пикнет. И смотрит на этих двоих так, будто надеется через минуту перерезать им глотки. Даже от еды отказался.
А вот я не отказался. Стоял поблизости, запихивал в себя жрачку и гадал, что же это за хрень тут творится. Никто не удосужился мне объяснить. Вошла Душечка, привлекла всеобщее внимание, показала на пальцах:
– Приведите солдата.
Интересно, зачем? Ворон и Молчун отправились на чердак. Через минуту они спустили оттуда «Ночного хищника». Судя по тому, как капрал разминал запястья, наверху он сидел связанным. Кляп во рту подтверждал эту догадку.
Капрал равнодушно смотрел на Кена. Тот даже бровью не повел.
Молчун выдернул кляп. Ворон спросил:
– Знаешь человека, который сидит на стуле?
– Да, – прохрипел «хищник» и проглотил скопившуюся во рту слюну. – Знаю. Его зовут Кен и что-то там еще. Он заглядывал в гостиницу, где я был на постое. Выпивал кружку-другую в нашей компании.
Молчун с Вороном переглянулись и устроили состязание, у кого рожа помрачнеет пуще. Потом Ворон спросил:
– Ты уверен, что его зовут не Смедз Шталь?
– Ага…
Молчун врезал капралу в скулу, тот и с ног долой.
– Ты уверен? – повторил Ворон. – Смотри, вот этот мужчина и вон та женщина были у моста Королевы. И с тех пор точат на вас зуб.
«Ночной хищник» поднял на него глаза и сказал:
– Слушай, приятель, я могу его хоть Мальчиком-с-пальчиком назвать, хоть королем Дроздобородом, хоть Смедзом Шталем, чтобы тебя порадовать. Но это не Смедз Шталь.
– А приметы совпадают.
Солдат посмотрел на Кена:
– Пожалуй, сходство есть. Небольшое. Но Смедз Шталь постарше лет на десять, никак не меньше.
– Дерьмо! – выругался Ворон.
А я вроде прежде ни разу не слышал этого словечка из его уст.
Время для моего вмешательства было неподходящее, но как тут совладать с соблазном?
– Ну все как всегда! Последний круг, мы впереди, финишная черта совсем рядом – и тут нашу чертову лошадь угораздило охрометь.
Товарищи оценили. Казалось, Молчун вот-вот что-то произнесет вслух. И едва ли это будет приятно для моих ушей.
Душечка топнула ногой и потребовала объяснить, чем мы занимаемся. Она читала по губам, но не могла уследить за нашей оживленной болтовней.
Ворон и Молчун зажестикулировали в бешеном темпе. Она сделала знак, которому меня не учила, наверное ругательный, и велела им вернуть «хищника» на чердак. Ворон и Молчун потащили капрала так грубо, будто это по его вине они не получили, чего хотели. Душечка сказала всем, кто на нее смотрел, что виновата она сама – поспешила с выводами насчет парней, которых однажды увидела на веранде. Я не понял, что она имела в виду.
Вернулись Молчун с Вороном, и у нас началось совещание под лозунгом «Все пропало!». Особенно усердствовал горластый канюк, Боманцев дружок, – очень скоро всем захотелось свернуть ему шею.
Перепалку прервал стук на чердаке, и все кинулись выяснять причину.
Верхние ворота, через которые на чердак забрасывают тюки с сеном, ходили ходуном на ветру. Капрал и бригадир Уайлдбранд, о которой мне никто не удосужился сказать, смылись. Молчун с Вороном взглянули на сброшенные веревки и кляпы и тотчас принялись выяснять, кто из них плохо связал «хищника».
Я спрыгнул вниз и рассказал о случившемся Душечке. Она велела крикнуть тем двоим, чтобы не маялись дурью, а ловили беглецов. Нельзя было допустить, чтобы «Ночные хищники» вернулись к своим.
– Пехтура слишком слаб, он останется здесь.
Все это время упомянутый Вертун дрых мертвым сном в лошадином стойле.
– Ящик, ты присмотришь за нашим гостем.
Это она зря! Ворон и Молчун прекратили перебранку и одарили меня своими знаменитыми убийственными взглядами, как будто я нарочно все устроил, чтобы остаться с ней наедине.
Вашу мамашу! Думаете, после трех дней адской муштры я еще на что-то гожусь?
Дела наши были плохи. Из Душечкиных жестов я понял, что нам больше негде прятаться. Вернуться в храм мы не можем – наверняка Уайлдбранд и капрал слышали хвастливые разговоры о том, как мы свили гнездо на макушке у Изгоя.
Все разошлись, даже канюк отправился на воздушную разведку. Я был только рад. За меня он еще не взялся, но я вдосталь наслушался, как он пилит Боманца. Хотя старик всегда оказывался прав.
Еще ни разу я не видел Белую Розу в такой растерянности. Душечка расхаживала по конюшне, топала ногами, делала непонятные жесты и в разговоре со мной не доводила мысли до конца. За себя она не боялась, но тревожилась за нас, ее ближайших помощников, и за судьбу всего движения.
Если ребята не перехватят «Ночных хищников», нам несдобровать.
Уж не знаю, какой поворот приняли бы события, если бы мне не пришло в голову связать покрепче старину Кена. Стоя у него за спиной, я переговаривался с Душечкой. Не помню, сколько времени это продолжалось, может, пару минут, как вдруг я заметил чье-то приближение. Решил, что это наконец продрал зенки Пехтура.
Как же не вовремя! И сам я хорош – чем ухватиться за счастливую возможность, трусливо промедлил…
Но это не Вертун! Кто-то другой подошел к Душечке со спины!
Поднять тревогу я не успел. Чужак приставил нож к горлу Душечки.
– Развяжи его, – велел он мне.
Я только стоял и хлопал глазами, и тогда он пустил немножко крови.
– Развязывай!
Я завозился с узлами.
Вот тут-то и решил наконец проснуться Вертун.
Едва ли бедный олух сообразил, что происходит. Он на негнущихся ногах вышел на свет, протирая глаза и что-то бормоча. Державший Душечку мужик развернулся и ткнул его ножиком, который держал в левой руке. А потом тем же самым ножом ударил Душечку, начавшую поворачиваться к нему, и почти одновременно метнул в меня другой нож, тот, которым ей угрожал.
Он попал в бедро. Лезвие вошло глубоко, я почувствовал, как оно ударило в кость. Грязный пол в конюшне распахнул объятия и прыгнул мне навстречу. Парень выдернул нож из Душечки и подскочил к нашему сидящему гостю, чтобы разрезать его веревки.
А потом изготовился рассечь мне глотку.
– Эй! – завопил Кен. – Не вздумай! Они не собирались меня мочить.
– Они уже второй раз суют рыло в наши дела! Хотят нас обчистить! Я их предупреждал…
– Давай найдем мой мешок и свалим отсюда, пока не вернулись остальные.
Я бы, наверное, расцеловал Кена, если бы мог шевелиться. Эх, где же ты, моя былая резвость!
Его приятель взглянул на меня:
– Передай суке, что это ее последний шанс. Не отвяжется – чик! – Он провел окровавленным ножом у себя перед горлом.
Кен схватил мешок, найденный мною в переулке, и вышел вместе со своим спасителем.
Когда за ними затворились ворота конюшни, я стиснул зубы и выдернул проклятый нож. Кровью еще не истек, значит большие вены не задеты. Я подполз к Душечке. Она была бледна, ее мутило от боли, но мне было велено сначала заняться Пехтурой.
Тот еще дышал, но я прикинул, что не смогу поддерживать в нем жизнь, о чем и сказал Душечке. Она ответила:
– Мы должны что-то сделать.
Мы, конечно, сделали. Что именно, объяснить не возьмусь.
В конюшню ворвался Ворон:
– Поймали! Можно не волноваться, пока… Ящик! Что тут стряслось?
За Вороном ввалились и остальные, в том числе заново плененные. Я рассказал. Пока я этим занимался, из храма вернулся наш маленький разведчик и сообщил, что Изгой приказал обыскать весь город и найти бригадира Уайлдбранд и неизвестных, изображающих из себя его гвардейцев.
Боманц и Молчун постарались как могли уменьшить наш урон, потом все мы отправились наружу. Там уже падал снег.
– Забавно вышло, да? – спросил я «Ночных хищников».
Но они ничего забавного в случившемся не видели. Да если честно, не видел и я.
