Рана у Блямса, с учетом его способности к регенерации, оказалась пустяковой, кость была не задета. Забияка переломила древко стрелы, и «богомол» не успел даже испугаться, как без предупреждения выдернула из его плеча обломок. Потом перебинтовала рану.

А потом как раз и стало смеркаться. По сравнению с резким переходом от света к темноте в прежней Зоне, такой, почти нормальный «вечер» казался непривычным и вызвал у косморазведчика нечто схожее с ностальгией. И сразу как-то потянуло в сон. Илона тоже стала позевывать. Блямс так и вовсе свернулся угловатым клубочком возле большого камня.

– Ничего себе, – подняла брови Забияка. – Улегся! Разве была такая команда?

– Он на правах раненого, – улыбнулся Плюх, увидев, как испуганно подскочил зеленый друг. – Лежи, лежи. До рассвета уже никуда не пойдем.

– Ежели он будет, рассвет-то, – буркнула Илона.

– Будет, – сказал разведчик и задумался, отчего на самом деле злится любимая. Не только ведь из-за того, что он испугался за жизнь «питекантропов».

Хотя в атмосфере общей нервозности, нависшей дамокловым мечом угрозы смерти, любой, даже мелкий конфликт, мог привести к нервному срыву. Это Плюх, разумеется, знал. Не только из уроков в Академии, но уже и по жизненному опыту. Но знал он также и то, что Илона – это не капризная девчонка, а опытный сталкер; в прошлом, к тому же, офицер, призванная охранять самого императора. Туда истеричных дамочек уж точно не брали. И Егору подумалось, что, скорее всего, увидев дикарей, любимая убедилась, что в Зоне кроме них самих остались еще люди. И она не могла не вспомнить об «имперцах», в первую очередь об отце. Какими бы ни были в последнее время их отношения, она ведь его все равно любила. И, конечно же, переживала за него.

Стало уже почти совсем темно. Плюх едва различал силуэт сидевшей чуть поодаль девушки.

– Ложись, – сказал он. – Я подежурю. Часа через три поменяемся. А когда рассветет, пойдем искать твоих.

– Что?!.. – вскочила Забияка. – А ну заткнись, командир хренов!

И, рухнув вдруг на колени, она зарыдала. В таком состоянии разведчик подругу еще ни разу не видел, а потому сперва растерялся, но быстро пришел в себя, подскочил к ней, опустился рядом и, невзирая на дерганья и тычки локтями, прижал ее к себе и поцеловал в покрытый банданой затылок. Чутье подсказывало Егору, что говорить ничего не нужно. И правда, Илона перестала вырываться, расслабленно прижалась к нему, а потом и обняла. Рыдания перешли скоро во всхлипывания, а потом стихли и они.

– Ложись, – повторил Егор. – Я подежурю.

Девушка, так и не сказав больше ни слова, опустилась на землю и положила ему на колени голову. А потом все-таки шепнула что-то, но Плюх не расслышал.

– Ты что-то сказала? – осторожно переспросил он.

– Люблю тебя, – прошептала она чуть громче. – Прости.

И на косморазведчика хлынуло чувство такого бескрайнего счастья, что он едва сам не разрыдался.

Плюх вовсе не собирался будить ночью Забияку, но она проснулась сама, повесила на шею «Никель» и бросила:

– Отбой.

А наутро девушка и вовсе вела себя так, будто не было накануне истерики и тихих признаний. Разведчик даже подумал: не приснилось ли? Но нет, в тоне Илоны, когда та обращалась к нему, он различал все же некие нотки, которых не было прежде. Она стала ему еще ближе, еще родней.

В молчании наскоро позавтракали. Переспросить насчет «имперцев» Егор не решился, да Забияка и сама уже задавала вопрос «богомолу»:

– Блямсик, где «Ревда»? – Когда тот указал направление лапой с перевязанным плечом, спросила: – Что, не болит?

– Блямс, – помотал головой машечкианин.

Перевода не требовалось, и Плюх промолчал.

– Тогда вперед, – мотнула головой Илона и зашагала. Косморазведчик и Блямс медлить тоже не стали.

После этого шли долго, по прикидкам Плюха часа три, и он стал уже думать, не предложить ли устроить привал, беспокоясь, конечно же, о подруге. Но та сама уточнила у «богомола»:

– А теперь сколько от половины осталось?

– Блямс-блямс, – взмахнул тот вверх-вниз лапой.

– Чуть больше одной четверти, – перевел косморазведчик.

– Устали сильно? – посмотрела на них Забияка.

Плюх с Блямсом синхронно помотали головами.

– А сама-то?..

– В полном порядке, – сказала девушка. – И предлагаю, коли так, двигаться далее. Обедать все равно еще рано, так зачем и время терять?

Спорить не стали, отправились дальше. И примерно через час разведчик с нарастающей тревогой начал всматриваться вперед. Где-то совсем уже рядом был его разбившийся корабль. Их последняя надежда и в то же время их возможная гибель. В последнее, несмотря на все самоуговоры, верилось все-таки больше.

Еще через полчаса он спросил:

– Блямс, радиацию чувствуешь? Любые излучения, которых до этого не было.

«Богомол» ответил не сразу. Потом неуверенно блямкнул.

– Что?.. – посмотрела на Плюха Илона. – Чего скуксился? Что он сказал?

– Непонятное он что-то сказал… Говорит, что вроде как и чувствует что-то, но будто не излучение, а отголосок.

– Поясни, – посмотрела Забияка теперь уже на Блямса.

– Блямс, – почти по-человечески пожал тот плечами.

– Говорит, что не может объяснить, раньше с таким не сталкивался. Все равно как если видишь не сам предмет, а его тень. Так и тут.

– И где же эта тень?

– Блямс, – развел лапы «богомол».

– Говорит, что прямо здесь. И еще сказал, что мы вроде как пришли. Прости, я обещал дословно… До намеченной цели не осталось никакого расстояния.

– Отставить дословно, – поморщилась Илона. – В самом деле, Егор, прекрати. Что ты как маленький? И теперь ты поясни: что все это значит? Понимаю, что знать не можешь, но хотя бы догадками поделись.

Плюх задумался. Девушка была права, знать он ничего не мог, да и придумать что-то хотя бы схожее с научным объяснением, а не со сказками вроде «по щучьему веленью, по моему хотенью, исчезни аварийный корабль, а излучение останься!» К тому же, ладно бы излучение и в самом деле осталось – можно бы тогда было предположить, что арги убрали обломки, а облученные почва и камни продолжают фонить. Так ведь нет! Конечно, если «Ревды» все равно не было, то это даже и к лучшему, что ничего не фонило. Не хватало еще облучиться и умереть понапрасну. Обидно было бы. С другой стороны, что-то все же осталось, какая-то тень. Если уж Блямс не мог понять, что это, с его-то способностями, то где уж было ему, обычному человеку. Пусть даже и космическому разведчику третьего класса.

В итоге он прокашлялся и сказал:

– Я не знаю… В смысле, точно не знаю. Но, по крайней мере, ясно, что до нужного места мы дошли. Из минусов мы имеем отсутствие корабля. Из плюсов – отсутствие смертельного излучения.

– Хочешь, открою секрет? – перебила его Забияка. – Там, откуда мы вышли, равно как в любой точке по пути нашего следования, также отсутствовали эфирные корабли и смертельные излучения. Шикарно мы всех обманули, скажи? Особенно себя самих.

Косморазведчик хмыкнул. На язычок любимая по-прежнему оставалась остра.

– Но я могу и кое-что добавить, – сказал он. Догадка пришла к нему только что, как аппетит во время еды. – Арги сняли с Зоны слой с «Ревдой» и, скорее всего, его уже уничтожили. Но излучение разбитых генераторов было столь сильным, что проникло и на другие слои. Отсюда и «тень», а не само излучение.

– Что нам это дает? Мы-то полагали, что найдем «пробой», выход из Зоны как раз таки в том слое, где «Ревда».

– Погоди-ка… – поднял брови Плюх. – А почему именно в том? Мы ведь рассчитывали на то, что излучение проделает эту «дыру». Но если оно проникло сквозь слой, то почему бы и «дыра» не оказалась столь же сквозной? Оставшееся нам наследие «Ревды».

– Для красного словца сказал или правда так думаешь? – с прищуром посмотрела на него Забияка.

– Конечно, правда. Слова нам теперь не помогут, хоть красные, хоть зеленые.

– Блямс, – сказал «богомол».

– Прости, я не тебя имел в виду. И, кстати, дорогой ты наш, на тебя теперь вся надежда. Мы, как понимаешь, никаких дырок, провалов, расщелин и прочих входов-выходов увидеть не сумеем. Так что сейчас пообедаем, и начинай внимательный осмотр этой местности. Походи здесь, покружись, каждый камень пощупай-понюхай. Только будь осторожен, сам в какую дыру не свались.

– Это дело, – кивнула Илона. – Доставайте провизию, хотя бы поедим напоследок не ужимаясь.

– Зачем ты так? – с укоризной посмотрел на нее косморазведчик.

– Как? Ты что это, подумал, небось, что я с жизнью проститься решила? Напротив, в удачу верю. И коль уж мы скоро окажемся в твоем благословенном мире двадцать шестого столетия, то о запасах пищи нам заботиться не придется, накормят.

– Двадцать второго, – сухо поправил Егор, понимая, что Забияка ерничает. «Боится, наверное, – подумал он. – Да и как тут не бояться. Вот и прогоняет страх такими высказываниями. Пусть. Лишь бы ей стало лучше».

На самом деле ему тоже было страшно. Он был почти уверен, что никакого выхода Блямс не найдет. А это значило, что они останутся в Зоне навсегда. И времени этому «всегда» осталось, может, день, может, час, а может, уже и последние секунды. «Интересно, почувствуем мы что-нибудь в мгновение «икс»? Скорее всего, нет. Просто все погаснет. Не только все вокруг, но и само сознание, поскольку исчезнет его носитель. Ну и ладно. Ну и хорошо. В конце концов, до рождения было то же самое. И ничего ведь, не жили как-то. Не жили – не тужили. Вот только успокаивать любимую подобными сентенциями лучше не стоит. Да и вообще, не жить мы всегда успеем. Сейчас бы выжить…»

Обедали не спеша, будто специально оттягивали миг, когда жестокая реальность убьет остатки надежды. Но рано или поздно все заканчивается. Остатки снеди вновь сложили в рюкзаки, и Забияка скомандовала:

– Давай, Блямсик, найди нам выход.

«Богомол» стал неспешными прыжками описывать большой круг.

– Ты что, по спирали потом будешь сужать? – крикнул наблюдавший за другом Плюх.

– Блямс-блямс-блямс! – замахал тот лапами.

– Говорит, что нет. Что ему с такого расстояния до центра описываемой окружности как раз все видно.

– Я же говорила тебе, что можно не дословно толмачить, – буркнула Илона.

– Так я и не дословно. Но чтобы суть была ясна. Ясна ведь?

– Ясна твоя суть. Ясна-красна.

– Ты не кручинься, – приобнял девушку Егор. И та не отстранилась!

– А чего кручиниться? Я, знаешь, о чем подумала? Ну не станет нас, и что? Сколько лет существует Вселенная? Миллион? Миллиард?

– Почти четырнадцать миллиардов.

– Тем более. Четырнадцать миллиардов лет нас не было, и ничего же. Вот ты чувствовал что-нибудь, когда тебя не было? Боль, тоску, голод, жажду? Нет ведь.

– Я тебе больше скажу, – улыбнулся Плюх. – Мне и до этих четырнадцати миллиардов неплохо себе не жилось. – Он не стал говорить ей, что подобные мысли посещали его совсем недавно.

– Потому и кручиниться не о чем. Наша жизнь – нечаянное и весьма краткое недоразумение, только и всего.

– Я бы с тобой согласился, если бы не один важный нюанс. Сколь бы краткой моя жизнь ни была, она не напрасна, если в ней есть ты. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты это знала.

– Я тоже тебя люблю, – серьезно и строго произнесла Забияка. – Только вот когда не станет ничего и никого, любовь тоже исчезнет. Бессмысленно все это, Егорушка.

Сердце Плюха сладостно сжалось. Так любимая его еще никогда не называла. Ему до невозможного сильно захотелось прижать ее к себе, обнять, покрыть поцелуями, но при Блямсе, который, к тому же, в отличие от них занимался делом, это показалось ему неприемлемым. Впрочем, рука его по-прежнему лежала на талии девушки.

– Не бессмысленно. Не может любовь быть бессмысленной. Тогда и вся Вселенная – одна большая глупость.

– А так оно и есть. Ты не знал?

Косморазведчик не успел узнать, шутит подруга или нет. Блямс, ускакавший метров на двести от них, замахал издали лапами:

– Блямс! Блямс-блямс-блямс!..

Плюх нахмурился.

– Что? – свела брови и Забияка.

– Далековато, видать. Устройство ерунду какую-то переводит… «Похоже… кого потеряли… плавает…»

– А ближе подойти тебе высшее образование не позволяет? Про религию не спрашиваю, извещена уже, что атеист.

– Скорее агностик, – засмеялся Егор. – Как же я люблю твои шутки! Идем к Блямсу.

– Шутки? – зашагала рядом Илона. – Я всегда полагала, что не умею шутить.

– А разве есть что-то, чего бы ты не умела?

– А вот я в тебе не люблю этот твой подхалимаж!

Неизвестно, до чего бы их довели подобные препирательства, только «богомол» заблямкал вдруг столь истерично, что оба они даже вздрогнули.

– Стой! – вскричал Плюх. – Блямс говорит, что дальше оно.

– Что еще за оно?

– То, что раньше не мог связать переводчик. Наш зеленый друг сказал, что дальше перед нами дыра в земле, похожая на ту, в которой мы потеряли Тавказакова. Только она не стоит на месте, а плавает. И медленно сужается, скоро, наверное, совсем исчезнет.

– «Дно Зоны»… – проговорила Илона и вопросительно посмотрела на Плюха. – Хоть какой-то да выход.

– А больше никаких «дыр» нет?

Блямс помотал головой.

– Егор, если мы не сделаем это сейчас, то потеряем последний шанс.

– А если…

– Да плевать на «если»! Нет здесь больше ничего, а скоро и «ничего» не станет. Идем! Блямс, ты с нами?

– Блямс! – допрыгал до них «богомол», обогнув невидимую «дыру».

– Тогда направляй.