– Знакомиться будем? Это – Макар, я – командир, Волков моя фамилия.

– Александр.

Протянутую Волковым руку Алекс проигнорировал. Также, еще в Мурино, они с Вексом договорились, что никаких Алексов и Гринов. Просто – Александр, Саша. А то мало ли что. Может статься, что Алекс Грин – личность известная не только в пределах Конфедерации.

– Кхм. Дружбы не будет, значит. А зря. Как, к маршброску готовы?

– Может, как другим путем двинем? Напрямик-то покороче.

Идея пройти дорогой, которую проложил для своей группы Родька, принадлежала Грину. Были у него на этот счет кое какие соображения, которые он Вексу пока не сказал. Саму дорогу Алекс не запомнил, да с такой-то картой проложить ее… Тьфу, а не вопрос!

– Ноги о битый кирпич ломать?

– Командир, мужики дело говорят. Если через дома, то мимо перекрестка можно. Что-то я очкую.

Волков задумался. Он и сам мыслил про другой маршрут, гребаный перекресток уже забрал одного из них, и где гарантия, что Иван Иваныч был последним? На это инфернальное чудовище, видать, ничего не действовало. Или действовало, да только не так, как на тварей из плоти и крови: все-таки, тронул-то он только одного из них. А мог бы и всех с собой в ад забрать.

– Ладно. Развалинами так развалинами.

Много времени проложить маршрут ему не потребовалось: на самом деле, Волков уже прикинул маршрут.

Алекс с удивлением заметил, что идут они как раз Родькиной дорогой. Тем лучше: месть, которую он задумал, была из разряда мелких, но очень пакостных.

– Командир, передохнуть бы. Хоть минут пять.

Волков посмотрел на солнце.

– Десять минут.

Макар тут же брякнулся на битый кирпич, Волков – тоже. Сам Алекс садиться не стал, уперся локтями на разрушенную стену, разгрузив ноги. Так было даже удобнее, чем сидеть. Векс, заранее предупрежденный Грином, тоже пристроился с ним рядом.

Долго ждать не пришлось.

– Бляха муха! Тут кто-то кусается! Черт, и больно как!

Макар вскочил, похлопал по заду, потом залез рукой в штаны, пытаясь вытащить неизвестного обидчика, но ничего не нашел.

– Волков! Посмотри, что там?

Но Волкову было не до этого: паук добрался и до его задницы.

– Ч-черт! Мужики, вы чего ржете? Помогайте!

Кончилось тем, что бравым сталкерам пришлось спускать штаны и осматривать их и друг друга, выискивая кусачих тварей. Ничего не нашли. Да и все равно – было поздно: яйца у Волкова стремительно распухали, а левая «булка» Макара посинела, и он ее совсем не чувствовал.

Векс и Грин ржали, не скрываясь.

– Волков, у тебя как яйца, не звенят?

– Звенят, походу. Смотри, как осторожничает, боится – на звон муты набегут.

Волков молчал. Больше потому, что ему тоже было смешно. Больно, неприятно, но при этом, стоило только представить, как он, выставив вперед свои причиндалы, осторожно перебирает ногами, как разбирал смех. В конце концов, он не выдержал.

– Мужики, хватит смешить! Мне смеяться яйца мешают! Болят, заразы!

И захохотал.

– Полизать надо. Коты как лечатся? Лижут. Не, надо полизать!

– Саня, сука. Если сейчас не перестанешь, самого мне их вылизывать заставлю!

– А ты сначала догони.

Общего веселья не разделял только Макар: онемение перешло на ногу, и теперь он ее не чувствовал, и мало того, подволакивал.

– Все, не могу больше.

– Давай, за шею держись. Один хромой плюс один хромой равняется один здоровый.

– Это равняется два хромых!

Но помощь Векса Макар все-таки принял.

К Выборгской отряд подошел чуть позднее, чем планировалось. Дежурный, глянув на Волкова, присвистнул.

– Ну, мужик, ты и влип.

Волков побледнел, ожидая услышать никак не меньше, чем дату собственной смерти.

– Последнюю тарантеллу, можно сказать, схватил. Дня через три она на покой отправится, и до весны уже.

– Кого?!

– Паук это. Маленький, чуть больше мухи. Но зловредный. Если кусает, то всегда как раз в яйца норовит. Мягко ему там, что ли?

– Медом намазано! Лучше скажи, что делать.

– К доктору надо. И поскорее. Тут – чем быстрее, тем лучше. Иначе распухнет так, что ссаться слезами будешь. И аккуратнее в другой раз.

По перрону Волков с Макаром шли, сопровождаемые насмешками.

– Никакого сочувствия у людей, никакого сострадания!

– А ты, Макарушка, поплачься еще. Сами виноваты, вот народ и прикалывается. Ты бы сам первый, если что, ржать начал.

Мишка был в «баре», когда Волков и Макар зашли на станцию. Горшок заметил их первым, испугался, и уже начал ругать себя последними словами: столько стараний, и все псу под хвост, но сталкеры прошли мимо заведения, и в его сторону даже не взглянули. А вот их попутчики уселись как раз за соседний с Горшком стол. Одного из них он узнал, тот самый Кирилл, которого притащил Волков. Второй, получается, муринец? Разговаривали эти двое громко, не скрываясь, и Горшку не составило труда подслушать весь разговор.

– Мстя удалась на славу. Лично я доволен.

– Как тебе только в голову такое пришло? Не, поржали, от души. Я все боялся, потекут у тебя слезы, краска смоется.

– Я следил. Да и морковку на всякий прихватил. Хотя, нам бы тебе только противоядие получить, и хрен с ним, с этим маскарадом.

– Нет, Сань. Нам бы оттуда потом живыми уйти. И этих двоих все равно не надо бы со счетов списывать.

– Уйдем, Кирюха, уйдем. Я не Пашка, конечно, но кой-чего умею. Да и ты не лыком шит. Прорвемся.

– Прогуляться не хочешь? Пока эти чудики свои причиндалы лечат?

– До Сугроба? Да, пошли, конечно.

Горшок чуть с табуретки не свалился. Получается, этот второй и не муринец вовсе? Дела-а.

– Привет, Сухроб. Узнаешь?

– Не забыл, привет. Все нормально, значит, у вас? Все живы.

– Живы.

– И куда вы теперь?

– На Петроградскую.

– Спасать человечество? – Сухроб рассмеялся.

– А что? Может и так.

– Удачи. Возвращайтесь.

– Куда мы денемся.

Если уж играть в шпионов, так играть до конца. И Горшок отправился к медпункту.

Как такового доктора на Выборгской не было, зачем, если рядом целая станция медиков? Но фельдшера держали. В очереди к нему сейчас как раз и сидели Волков с Макаром. Вернее, сидел один Волков. Макар стоял. Они так были заняты собой, что не заметили бы Горшка, даже если бы он продефилировал у них подносом. Просто подумали бы – глюки. Под действием паучьего яда.

– Макар, да сядь ты! Надоел над головой торчать. Раздражаешь.

– Командир, а, командир, ты бы заткнулся. Без тебя тошно.

– А мне хорошо, так что ли?

Сталкеры помолчали.

– Волков, а, Волков? Тебе не кажется, что эти двое нарочно нас подставили?

– Не выдумывай, Макар. У тебя от паучьего яда паранойя пошла. Признай: сами мы с тобой лопухнулись.

Волков был мрачнее тучи: мало того, что причиндалы раздулись и болели, так еще и жутко хотелось «до ветру». А никак! Он уже два раза бегал. Без толку. Хоть доильный аппарат приставляй.

– Как хочешь. Паранойя, не паранойя, только смотри: ты да я – оба трюкнулись, а эти прислонились к стеночке, удобнее им так. Нас эти суки и покусали, а они смеются. Вот теперь и делай выводы.

– Да успокойся ты уже! Запомни: хорошо смеется тот, кто смеется последним! Вообще, радуйся, что эти двое целыми остались. Витек бы нас с тобой живьем сожрал за муринца! Так что будь доволен, что у тебя голова на месте останется, и принимай жизнь, как она есть. А жопа – дело наживное, пройдет.

– С нормальными яйцами ты так не философствовал.

– Вот видишь, ты уже и шутить начал.

Они опять замолчали. Горшок хотел уже уходить, ничего интересного эти болезные рассказать не могли. Жопы, яйца… Урок анатомии какой-то.

В этот момент неугомонный Макар опять подал голос.

– И чего мы этого Кирилла с собой тащим? Кончили бы прямо там. Все равно к одному финалу.

– Хранитель сказал – люминий, значит, люминий… Велел живым его привести. Поэтому живым и приведем. А что он с ним сделает – не наше дело. Ты, главное, моего сигнала не пропусти, а то забудешь со своей задницей все на свете.

В этот момент полог палатки приоткрылся.

– Ну, кто первым?..

Мишка застыл, переваривая информацию. Получается, Витек Кирюху кончить так и так хочет? Тогда что выходит? Ему, Мишке, совсем не надо спасать никакого человечества, а только этого самого Кирилла? Одного? Ну, или с этим, с муринцем. Так это же совсем другое дело, против этого Мишка совсем не возражает. Это можно. Это он точно справится. Один или двое – это не все человечество сразу…

– Что, когда компот пить будем?

– Не дождетесь.

– А раз так, может, двинемся? И так подзадержались.

И опять туннели, темнота, пыль, камни под ногами. Сампсониевская, мрачная и наводящая жуть. Шли медленно: Волкову каждый шаг причинял боль, а у Макара нога хоть и прошла, но поднялась температура, его знобило и всего ломало.

– Мужики, а, мужики. Волков?

– Чего пристал?

– Может, передохнем. Макар вон еле идет, шатает его.

– Один раз уже передохнули, что на сей раз придумали?

– Ты чего, командир?! Сам не видишь, что человеку худо?

Волков видел, но останавливаться не хотел. Извини, Макар, придется тебе потерпеть.

Ни Векс с Алексом, ни, тем более, Волков с Макаром не обратили внимания на то, что сзади них кто-то идет. Мишка осторожничал, но свет от фонарика не скроешь. Страха Горшок не испытывал, он и раньше не боялся тут пройти, а уж после его недавних приключений даже Сампсониевская казалась милым уютным местом.

Мишка понятия не имел, что и как будет делать, но совсем не беспокоился: будет день, будет и пища. Что сейчас загадывать, если совсем, ни капельки не представляешь, как поведут себя твои враги?

Враги? Мишка от этой неожиданной мысли застыл на месте. Он думает про Волкова, Макара, Виктора как о своих врагах?! Как о каких-нибудь там, господи прости, веганцах?

Но почему?! Тогда и Аркадьевна – враг? И Ильич тоже? И Пинцет? Все обитатели Петроградской – его враги? Получается, так? Нет, Мишка этого совсем не хочет! Они другие, Мишка – другой. Но нигде Горшку не было так хорошо. Совсем как дома. Наверное.

И Мишка заплакал. Всхлипывая, что-то бормоча себе под нос, растирая слезы по чумазому лицу. Горько-прегорько.

Кот, все это время посапывавший у него на шее, выполз со своего места и перебрался на руки. Заурчал, требуя ласки, а потом, словно угадав настроение хозяина, стал слизывать с его лица слезы.

– Мультик… Хороший мой, спасибо.

Горшок перестал плакать так же неожиданно, как и начал. О том, что Горшок только что буквально обливался слезами, теперь напоминали только грязные разводы на лице, опухшие глаза и забитый соплями нос. Теперь Мишка знал, что надо делать. Он спасет их всех, и этих двоих чужаков, и Аркадьевну, и Ильича. И, может быть, на самом деле, все человечество. А эти двое чужаков ему помогут.

И Горшок побежал, спотыкаясь и падая.

– Постоим немного, а то глаза слепит после этой кишки.

Свет на Ботанической был тусклый, но после черноты туннеля и к нему надо было немного привыкнуть.

– Можете даже присесть, тут никого не водится, не бойтесь.

– Да уж ладно, пешком постоим.

Вот они и дошли. Вексу вдруг отчаянно захотелось курить. С чего? Он уже забыл, когда выкурил последнюю папиросу. Бросил, перетерпел, не соблазнился даже ядреным самосадом. И вот тебе на, после стольких-то лет. Алекс тоже бы закурил. Он-то как раз с табаком никогда дружен не был. А вот сейчас бы курнул. Может, потому, что курносая где-то тут, рядом, ждет?

Оба они были напряжены, и думали, что-то ждет их впереди, тут, на этой недостроенной станции? И пропустили то, что было рядом, прямо сейчас: укол, как комариный укус, и…

Черт возьми! Все-таки отличное средство, классно вырубает. Гарантированно.