Векс уже почти сутки безвылазно сидел на Выборгской. Все, финита ля комедия, или прощай мечта. Война… Нет, тут, на Выборгской, пока еще было тихо, стреляли и умирали не здесь, но война уже БЫЛА, присутствовала, ощущалась в озабоченных взглядах женщин, сосредоточенном спокойствии мужчин, в испуганных глазах притихших детей. Поговаривали о веганских шпионах, о диверсантах и пятой колонне, готовой ударить в спину защитникам. Все понимали – деваться им некуда, поэтому к войне готовились. Правда, скорее морально: не было на станции ни своего войска, ни мало-мальски серьезного оружия. Да и такого, что имелось в наличии, – кот наплакал. Оно и понятно: зачем лишний раз тратиться, если с одной стороны у тебя военные, а с другой – разрушенная Лесная? Только это пока мир. На войне все по-другому. Выборгская – хороший ключик для Площади Ленина. Веганские стратеги не дураки, прекрасно это понимают. Да, просчитались ленинцы, надо было брать Выборгскую под свое крыло. Иначе – без вариантов – война на два фронта.

Векс не жалел, что не вернулся на Мужества вместе с конфедератами. Веган, в случае чего, и туда доберется, да только когда еще это будет? Если будет вообще. Поэтому он, Векс, очень постарается, чтоб не было, чтоб эти зеленожопые сдохли тут, в Большом метро. Он, как-никак, профи, он может, обязан помочь. Саму станцию не удержать, но хотя бы выиграть время! Хотя бы дать фору женщинам и детям убраться отсюда подальше!

Хреново, что отступать некуда. Туннель дальше разрушен, а уходить через город – форменное самоубийство.

Самый короткий путь не всегда самый верный. Серый Волк послал Красную Шапочку в обход, а сам поскакал по короткой дороге, потому и успел до прихода девицы и полакомиться бабушкой, и переодеться в ее платье, и улечься в ее постель. А потом схарчить и саму внученьку, которая, напевая песенки и никуда не торопясь, шла до любимой бабули дорогой длинной. Да только все равно кончил волчара плохо, застрелили его охотники, а бабулю с внучкой освободили. Мораль: протяженность пути не имеет значения, если на конечной тебя все равно ожидает охотник с ружьем.

Маленькому Кирюше, кстати, этого бедолагу волка всегда было жаль.

Короткий путь до Выборгской – напрямую, между разрушенных домов. Длинный – улицами. Отряд пошел длинной. «Охотников» и там и там хватает. Но искусство сталкера как раз и состоит в том, чтоб не оказаться на месте Серого Волка и на него не напороться. Видимо, на длинной дороге шансов не напороться было больше.

Векс с трудом представлял себе, что ждет его в пути, понадеявшись на свою сноровку и силу. По городу шли молча, след в след, поставив Векса и караванщиков между проводниками. Старший задавал темп, и Векс очень скоро устал. Он несколько раз неудачно наступил больной ногой на скрытый под снегом камень, поскользнулся и чуть не упал.

– Держись, – один из провожатых подхватил Векса под руку и почти поволок за собой.

– Перекур, – старший сделал знак остановиться, – пять минут.

Отдых закончился, не успев начаться. И опять вперед… Держать строй, по сторонам не пялиться, без вас есть кому! А вы что, думали, тут увеселительная прогулка?..

Снег, валивший густыми хлопьями, наконец-то, перестал, и идти стало немного легче. Сугробы, пусть небольшие и недолговечные, прикрыли изуродованное тело мертвого города. Ранние сумерки, любимое время суток… Когда-то, в прошлой жизни, они с бабушкой не включали свет, пока не сядет солнце, сумерничали. Бабушка рассказывала маленькому Кириллу сказки, а он смотрел в окошко. На сугробы, на голубые тени от домов и деревьев, на багровый закат и прозрачный, едва заметный на темно-синем небе диск восходящей луны. Вексу вдруг до жути захотелось снять респиратор, вдохнуть полной грудью морозный воздух. «И схватить дозу. Или не схватить». Но рисковать все равно не хотелось.

Векс любил Питер, часто бывал тут, сначала с родителями, потом один. По поводу и без. Прекрасный, фантастический город. Вот сейчас он лежит перед ним, разрушенный, страшный. А для Векса все равно родной, добрый друг детства, только больной, умирающий. И Векс ничем не может ему помочь.

В этой части города он никогда не был, никогда не ходил по этим улицам, не гулял в парках. Но все равно чувство, что тут все знакомо до последнего камня, не покидало его.

Где-то там, впереди, Храм, спрятался за домами. Именно он был первым, в который Векс когда-то заглянул. И поразился его величественной красоте.

Но сейчас вместо зданий – кучи кирпичей, а вот Храм тяжелые времена не тронули, его стены лишь слегка обожгло огненным ветром. И теперь его купола, подсвеченные закатным солнцем, вознеслись над развалинами и видны издалека.

Там, рядом с церковью, кладбище. По сути, кладбищем сейчас был весь город: сколько их, не успевших добраться до спасительного подземелья, так и остались в своих квартирах, догнивают в машинах, заполонивших дороги, в вестибюлях метро? Кто их считал? Но то кладбище было еще ДО. Именно здесь упокоились с миром те, кто сделал Питер Питером, таким, каким он поражал современников, влюблял в себя раз и навсегда: Растрелли, Трезини, Шлютер… И не дай бог кто нарушит их покой, сам Петр охраняет это место, спускаясь с постамента и прогуливаясь между поваленных деревьев и обходя кучи строительного мусора.

Проблема нарисовалась на перекрестке у Кантемировской. Старший уже вступил одной ногой на проезжую часть, как вдруг ожил светофор: на ближайшем столбе загорелся зеленый, а на переходе, на противоположной стороне улицы – запрещающий красный. Пошел обратный отсчет: двадцать два, двадцать один…

– Черт, во попали…

Сумерки стремительно сгущались, еще немного, и на город упадет ночь.

…Один… И опять – двадцать два…

Действительно, непруха, эдак можно простоять и до морковкина заговенья.

– А обойти?

– Не получится. Пробовали. Это как предупреждение: само не убивает, но сунешься – мало не покажется. Раз счет пошел, значит, рядом опасность. Вот перестанет пикать, все, можно идти. Хоть влево, хоть вправо, хоть вперед. А пока стоим и не дергаемся.

– Долго?

– А я знаю? – Старший пожал плечами.

В этот момент из полуразрушенного дома на противоположной стороне улицы появилось существо. Или, скорее, тень, черная дыра в пространстве. Оно отдаленно напоминало пса, но было ли им на самом деле? Любая живая особь должна, по крайней мере, иметь что-то, куда она будет есть и чем будет смотреть по сторонам. Желательны также уши и, само собой, ноги. У того, кто наблюдал сейчас за людьми, не было ни первого, ни второго, ни третьего. И все-таки Векс ясно почувствовал: тварь видит его, рассматривает, сканирует. Слышит, как тукает сердце, как журчит ручеек пота по взмокшей спине.

Векс попытался отвести взгляд, но монстр продолжал удерживать его. А потом вдруг все исчезло: и жуткое напряжение, и черное пятно на фоне развалин.

И в то же мгновение секундомер на светофоре протяжно запищал и погас.

– Двигаем.

– Что это было?

– Да хрен знает. Ничего хорошего, раз проход закрыли.

Остаток пути прошли без приключений.

В метро спустились через вентшахту на Литовской, так было и ближе, и удобнее.

Прощаясь, Векс спросил у старшего, к чему была эта гонка.

– Лес, хищники. Дневные засыпают, ночные еще спят. Самое время.

– А обратно как?

– Утром. Опять пока одни не проснулись, а другие уже укладываются.

– Страшно?

Сталкер пожал плечами.

– Волков бояться – в лес не ходить.

В этот раз группа ушла сразу, понесла домой страшную весть о войне. Дошли ли?..

Кормили на Выборгской так себе, а вот выпивка была ничего, забористой. В столовке, или, как тут называли это учреждение общепита, – кафе, было тесно, душно и сильно накурено. Публика разномастная, но местных было немного, большинство пришлые, и что их принесло на эту зачуханную станцию, можно было только гадать. Обсуждали новости, войну, какого-то Тарана, удравшего из под носа местных вояк на «малютке». Мнения разделились, кто-то его осуждал, кто-то – восхищался. Чуть не дошло до драки, она бы и случилась, но бармен, он же хозяин забегаловки, каким-то чудом (и с помощью какой-то матери) растащил петухов.

После жизни в подвалах Тосно все это казалось Вексу каким-то космосом. Дома была относительно спокойная размеренная жизнь. Каждый знал, как начнется день и чем он закончится, что будет на обед и когда надо ремонтировать изгородь. Когда начнется гон у местных «стоборов» и как этому противостоять… Наверное, так жили в средневековье, или еще раньше, на заре цивилизации. А тут была жизнь. Странная и страшная. Голодная, полная смертельных опасностей. Но жизнь. Движуха, которой так не хватало ему в родном «болоте».

Кто-то предлагал Вексу выпить с ним, и он пил, кто-то спрашивал, и он отвечал… Обычная кутерьма обычной пивнушки. Ностальгия.

Векс не заметил, как чуток перебрал: крепка бражка, и в ноги дает, и голову кружит. Пошатываясь он вышел из-за стола и пошел к себе в «гостиницу» – палатку в конце перрона, где проплатил себе место.

Векс не прошел еще и половины пути, как споткнулся и упал.

– Черт! – мужчина скривился, потирая ушибленную ногу.

– Зачем нечистого поминаешь?

Высокий костлявый мужик протянул ему руку, помогая подняться.

– Спасибо, – и представился. – Кирилл.

– Сухроб. Подвинься, тут мое место, молиться буду.

Сухроб расстелил коврик, сел.

– А дома что?

– Дома места нет.

Мужчина стал усердно отбивать поклоны. Видно, картина для местных была привычная, на Сухроба никто не обращал внимания.

Векс дождался, пока Сухроб закончит: делать все равно было нечего, а тут хоть поговорить можно. Наверное.

– А восток как определяешь?

– По схеме.

– ???

Вместо ответа Сухроб кивнул на схему метрополитена, висевшую на стене как раз напротив.

– Умно, – Векс улыбнулся. – Выпьем? Угощаю.

– Я не пью, а тебе хватит. И, – заметив, что Векс хочет что-то сказать, упредил его, – не исповедую.

– Вот, значит, как. А я только хотел предложить.

Забавный мужик. Интересный.

– Поболтать не с кем?

– Не с кем. Сутки тут скоро. Намолчался.

– Все бегут отсюда, ты пришел. Зачем?

– Ты же не бежишь?

– Это мой дом. И я мужчина.

– Студент?

Сухроб удивленно вскинул брови: в его-то возрасте? Потом до него дошло.

– Нет, – наконец-то он улыбнулся, точнее, изобразил подобие улыбки. – И не торговец с рынка. И не гастарбайтер. Хочешь узнать, как я попал сюда?

– Да не плохо бы, а то вдруг завтра в бой.

– А ты что, чужак, воевать собрался?

– Ты против? Я солдат, это моя профессия.

Векс почти физически ощутил: настроение его собеседника чуть-чуть изменилось.

– Будет война?

– Сам как думаешь?..

– Воевать пришел, значит. Солдат.

– И не думал. Не поверишь, мечту искал. А меня обломили, в самом начале.

– Ты не похож на метрошного, – и, заметив удивление Векса, пояснил, – кожа обветрена, таких тут нет. Значит, наверху живешь. Муринец?!

– Почти в точку! Жил. Токсово, это в области. Надоела спокойная жизнь, отправился сюда, искать на жопу приключений.

– И как? Нашел?

– А то! С этим тут все в порядке. А про муринцев откуда знаешь?

– Слухи. Сам-то их видел?

На лице Сухроба не дрогнуло ничего, даже глаза смотрели так же устало-равнодушно.

– Ты так спросил, словно я сподобился с живым Дедом Морозом беседовать.

– А ты беседовал?

– Тьфу на тебя! Да хоть улыбнись, чурбан ты, а то сидишь, как на поминках!

– Чурка, не чурбан. А про муринцев расскажи. Интересно.

– Да что рассказывать? Ну, видел я их, люди как люди. Руки-ноги-голова. Что-то вкололи им, перед катастрофой прямо, так они теперь на радиацию начхали. Живут в большом доме, ну, это мне уже северяне рассказали, сам я у них не был. Овощи растят. Придумали, как землю от заразы чистить. С Ратом торгуют, или меняются, хрен знает, не лез я в это. Их старший, вроде как, с ним в корешах. Что еще?

– Злобные? Говорят, им лучше не попадаться, разорвут.

– А, – Векс отмахнулся, – сказки это. Не злее других. Говорю, обычные люди, как мы с тобой. Встретишь в метро – не отличишь.

– Не отличишь, значит. И ты тоже, как муринец, да?

– Только что живем не в метро, фонит у нас на порядок меньше. А так… Муринцы все равно другие. Им радиация нипочем.

– Правду, значит, говорят про них… Везунчики. А я солнца двадцать лет не видел. Грешник. Аллах покарал.

– Анекдот хочешь? Старый, может и слышал его. Проститутка заболела и совсем уж умирать собралась, предстала перед Господом и плачет: молодая я еще, и не пожила совсем. Клянусь мамой – брошу свое занятие, буду праведно жить! Только не дай умереть сейчас. Бог послушал ее, и говорит: «Хорошо, даю тебе три года. Не исправишься, умрешь». Ну, выздоровела она. И тут же забыла про обещание. Проходит три года, поехала она в круиз по морю. И тут ветер, ураган, корабль тонет. Девка вдруг вспомнила, что как раз сегодня три года стукнуло, и стала молиться: «Господи, забери одну мою жизнь, пощади остальных!». Бог из тучи: «Ну уж нет! Я вас, блядей, три года на одном корабле собирал!»

– Смешно. Только ты к чему это?

– Да к тому, что, по твоей логике, все мы грешники, и всех нас бог собрал в одном месте и покарал.

– А не так?

Векс задумался.

– Да черт его знает. Безгрешных не бывает. Только не все же сволочи прожженные, так?

– А не тебе судить о размерах греха.

– Это не поспоришь. Но грехи искупаются.

– Аллах милостив, он простит. Простишь ли ты себя?..

Как описать чувства человека, впервые оказавшегося в космосе? Восторг? Удивление? Счастье? Наверное, все это одновременно и еще чего-нибудь из этой же серии.

Вот и Сухроб, когда впервые ступил на платформу Казанского вокзала, чувствовал нечто подобное. Его, родившегося и выросшего в горном кишлаке, в большой и совсем не богатой семье, все вокруг удивляло и восхищало, как… Как космос. Тысячи людей, сотни дорогих и красивых машин, яркая реклама.

Он бы так стоял и стоял на привокзальной площади, взирая на все с удивлением и восхищением, но его быстро вернули с небес на землю двое бородатых мужчин в серых неприметных одеждах.

– Ты Сухроб?

Молодой человек кивнул головой.

– Пошли, – и незнакомец слегка подтолкнул его в сторону автостоянки.

Сухроба привезли за город, поселили в квартире и все последующие дни никуда не выпускали. Он и еще несколько таких же бедолаг с утра до ночи читали святые книги, молились. Сухроб всегда считал себя верующим человеком, который чтил Всевышнего и соблюдал все его заповеди, а выяснилось, что он заблуждался. И он, и его родители, и большая, дружная семья, они все ошибались!

Сомнения росли как снежный ком: так быть не может! «Может», – говорили ему Ильяс и Ахмед, те самые, что встретили его на вокзале. Учись усерднее, и все поймешь. Только усердием и послушанием ты можешь помочь родным. Есть долг перед соседом? Отработаешь, и долга не будет. И сам попадешь в рай.

И Сухроб старался…

Рассвет только начинался, когда Ахмед разбудил Сухроба.

– Просыпайся, пора.

– Что? Что так рано-то?

– Вставай. Аллах выбрал тебя для великого дела.

– Сегодня? – дрожащим голосом спросил парень.

– Помолись, – Ахмед быстро вышел из комнаты.

Вся жизнь в один момент пронеслась пред глазами Сухроба, все вспомнил. Всех.

Родителей, друзей, братьев и сестер… Котенка, что весной принесла кошка, собаку, что радостно встречала его у дома.

В своей последней молитве Сухроб рассказал Всевышнему о своих страхах, попросил помощи для близких. Попросил прощения у тех, чьи жизни ему предстоит оборвать. Одного он не стал просить: пощады для себя. И вовсе не потому, что ему и так был обещан рай.

Московская погода обманчива. Или Всевышнему не понравились его помыслы. Бог един. Солнечное утро сменил холодный весенний день, ветреный и промозглый, с изморосью, часто сменяемой косым дождем.

А Ильяс сказал, что сам Аллах помогает им: мысли людей будут заняты непогодой, головной болью, мокрыми ногами, желанием добраться до тепла и наконец-то отогреться.

Десять минут инструктаж, рюкзак на плечи, добежать под дождем до автобуса, потом – в метро…

Дорогу Сухроб почти не помнил. Внутри что-то сломалось, он был похож на марионетку, двигаемую чужой волей: своих сил у него не осталось совсем. Чтоб не выдать себя, он молился.

Вот метро, вестибюль.

Краем глаза парень заметил полицейских: один из них что-то говорил по рации, а второй двинулся в его сторону.

– Сержант Головин. Пройдите, пожалуйста, в сторону.

– Что-то не так? – все, что Сухроб смог выдавить из себя.

– Предъявите, пожалуйста, документы. Откройте, пожалуйста, рюкзак.

Дальше все было как во сне. Он еще раз вспомнил всех и со всеми попрощался. Попытался вспомнить что-то хорошее, чтоб с этим и уйти…

– Счастливого пути, Сухроб Салманович, – сержант протянул ему документы. – Да, рюкзак закройте, книги вывалятся.

Все.

– Ты что себе позволяешь, – услышал он знакомый голос рядом. – Быстро вниз.

Оказывается, Ахмет неусыпно следил за ним всю дорогу. Это был обыкновенный экзамен, который Сухроб позорно провалил.

Наказывать его не стали, дали еще одну попытку, возможность исправиться, помочь родителям и навсегда прославить их род.

Сержант Головин с напарником, молоденьким стажером Колькой, скучали у колонны. До развода еще два часа, и, слава богу, пока служба идет без приключений.

– Смотри, опять этот Сугроб, – засмеялся Колька, – Пойдешь к нему?

– Думаешь, надо? С документами у него порядок, в рюкзаке опять книги. Студент, что с него возьмешь.

– Рюкзак больно тяжелый. Смотри, еле идет.

– Книги, они тяжелые, – отмахнулся Головин. – Хочешь, сам иди. Практикуйся.

– И пойду, – Николай уже сделал шаг в сторону Сухроба, как где-то сзади громко закричала женщина.

Наряд со всех ног бросился на голос. Сухроб шагнул на эскалатор…

– Всем постам! Всем постам…

– Не стал я дожидаться поезда. Скинул рюкзак на скамейку и пошел на другую платформу.

Потом узнал, что все случилось на другой станции. Не я один был такой.

Мужчина помолчал.

– Мне повезло. Паспорт был с собой, адрес товарища школьного помнил, он на рынке работал. Нашел его. Тот укрыл на время, я денег заработал и в Питер подался. Подальше от всего. Но для Аллаха нет расстояний, он ничего не забывает. Вот и упрятал меня под землю. Навсегда.

– Да, брат… История, прямо скажу, невероятная. Только ты ж не убил никого?

– Не важно. Желал. И убил бы, только испугался, молодой был еще. Все. Пора.

Сухроб поднялся, протянул Вексу руку для прощания.

– Пошли по домам, солдат. Спать пора.

…Ни Сухроб, ни, тем более, Векс не обратили внимания, что к разговору уже давно прислушиваются трое незнакомцев в одинаковых плащах с капюшонами. Мало ли кто по перрону таскается? Чужих много, за всеми не уследить. Да и зачем?

Идти с мешком на голове до жути неудобно. Особенно, если у тебя связаны руки, особенно, если на дороге то и дело попадаются камни и неровности, и, особенно если каждый шаг отдается острой болью.

– Все, – Векс встал, – Дальше не пойду. Хотите – тащите меня на себе!

– Пойде-ешь.

Толчок в спину. Какой уже по счету?.. На сей раз Векс не удержался на ногах, а похититель не успел его подхватить.

– Черт! Поднимайся!

Опять пинок! Да что ж это такое?!

– Эй, Рональдиньо гребаный, я те че, мячик, что ли?! Сказал, не могу идти! Хоть руки развяжи! И мешок мне нафиг сейчас? Ясно же, что не убегу.

– Слышь, Волков. Может, и правда?.. Куда он сейчас, и так едва ногами перебирает. Не на себе же тащить? А?

– Закончил? А теперь бери и тащи! Что уставился? Не может он идти, значит, тащим. По очереди.

– Мне бы отлить…

– Потерпишь. Я что тебе, нянька? Все, двигаем.

– Дело хозяйское, обоссу – не обессудь.

– Сука! Командир, дай ему отлить! Или сам тащи!

– Развяжи его…

Уф…

Мешок все-таки сняли. Придурки. Куда тут убежать?! Руку свою едва разглядишь.

Похитителей было трое, двое примерно одной с ним весовой категории, а один даже покрупнее будет. Да уж… Интересно, чего они боятся? Что я Рэмбо? Или с ногой притворяюсь?

– Все? Макар, вяжи его.

– Командир, да куда этот чудик колченогий денется?

Волков вспылил. Идиот! Да зазевайся ты чуток, прыгнет этот чувак в сторону, и ищи его потом в темноте! Недостроенный туннель, тут столько всякого!

– Я тебе дома объясню, куда! Вяжи и двигаем!

– Вяжи, Макар, раз командир велит. Эх, прокачусь! С ветерком, надеюсь?

А реакция у этого Макара отличная, и бьет хорошо, профессионально. Язык мой – враг мой…

– Командир, а, командир, – Векс закашлялся, – из меня отбивная паршивая, жилистый больно. Ты скажи своим…

– Волков, давай я ему кляп воткну. Достал.

– Слышь, мужик, ты бы заткнулся. Ребята устали, нервничают.

Ладно, постебались, и будя. А то действительно – себе дороже, всю требуху кулачищами отобьют. Эх, как же это он так вляпался-то, а?..

– Пошли по домам, солдат. Спать пора.

Спать так спать. Действительно, отдохнуть надо. И пора завязывать с выпивкой. Кажется, он дошел до своей станции. Дальше пути нет. Зато есть перспектива сложить тут свою буйну головушку. Ну и пусть. Он солдат, его дело – воевать и, если надо, – умирать. Второе с таким войском и арсеналом более чем реально. Час продержаться – и то чудо будет. А начальник тут – чудило на букву «м». Не поверил. И, если честно, правильно, что не поверил. Явился хрен с горы помощь предлагать. Ему повезло еще – местные безопасники совсем мышей не ловят, иначе сидеть бы сейчас Вексу пред ясными глазами местного Ягоды и строчить на самого себя доносы, а не водку пьянствовать… Но он, Векс, настырный. Завтра опять пойдет.

– Эй, мужик, погоди-ка, спрошу что?..

Векс обернулся на голос… И все. Темнота.

Интересно, что это у них за штука такая? Классно вырубает, с гарантией.