Глава 12
Прототип покушения

В документах американской агентуры МВД Российской империи содержится отчет о необычном событии, произошедшем за океаном ровно через десять дней после покушения на Распутина.

«По сведениям от агента Анатоля, бывший иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) созвал к себе 26 декабря 1916 года представителей английских, еврейских и русских газет г. Нью-Йорка, сделав сообщение о своих отношениях к Высочайшему Двору и покойному Распутину. По сообщениям агентуры, сообщение это носило столь возмутительный характер, что агентура не считает для себя возможным передать содержание этого сообщения. Речь шла о значительном влиянии, которым пользовался Распутин на Особы Их Величеств».

Характер заявлений Илиодора был максимально враждебным царской чете и Распутину. И неудивительно, что схема, по которой, собственно, и было организовано убийство Распутина, возникла благодаря иеромонаху-эмигранту еще в начале 1916 года. В нем уже были дама-приманка, ночь, увоз на автомобиле неизвестными людьми в неизвестном направлении, гарантированная амнистия убийцам. Схема эта явно появилась давно. А не была спонтанно придумана соучастниками событий 16/17 декабря 1916 года.

Это было еще одно покушение на Распутина. Его детали раскрыл агент полиции в среде петроградской прессы – журналист Гейне. К конспиративной работе его когда-то привлек Борис Ржевский, сам бывший журналист, ставший чиновником для поручений при министре внутренних дел Хвостове. Гейне был, видимо, не только агентом, но и любовником супруги своего начальника, так как он «постепенно вошел в доверие у жены Ржевского, и та как-то сказала ему следующее: „Хвостов поручил Ржевскому проехать в Христианию и войти в соглашение с проживающим там Илиодором об убийстве Григория Распутина и высоких лиц, ему протежирующих. Белецкому Ржевский заявил, что едет в Англию по личному поручению Хвостова, затем он получил пять тысяч рублей на эту поездку валютой по распоряжению не то Хвостова, не то Белецкого“».

Тогда же весьма информированная газета «Биржевые ведомости», выходившая в Петрограде, помещает на своих страницах сенсационное сообщение из Копенгагена, в котором и идет разговор об организации покушения на Распутина. Эта заметка настолько интригующая, что ее помещает в своих агентурных обзорах контрразведка Петроградского военного округа: «Норвежское „Афтенкостен“ напечатало интервью с Илиодором. Рассказав свою биографию вплоть до побега за границу переодетым женщиной и изложив далее некоторые подробности подготавливаемой им к печати книги, Илиодор переходит к визиту Ржевского. Последний явился под вымышленным именем, однако в беседе назвался истинным, представил документы, письма, удостоверения о близости к Хвостову, затем предложил совершить совместно исторический подвиг, устранив посредством убийства известное лицо, которое, по словам Ржевского, старается привести к сепаратному миру с Германией, мешает борьбе с немецким засильем, играет министрами как пешками, словом, делает невозможной правильную деятельность Правительства. Илиодор сначала отказался, потом решил согласиться, чтобы выведать планы Ржевского, написав записку, что согласен за шестьдесят тысяч, столько, дескать, нужно заплатить помощникам. Тогда Ржевский изложил план убийства. Знатная дама должна вызвать лицо. Последний поедет в присланном автомобиле, в котором шофером будет Ржевский, завезет в определенное место, где будут поджидать убийцы. После убийства Илиодор получит амнистию».

«Монах» Илиодор представляется весьма важной фигурой в истории с покушениями на Распутина, но шлейф его мрачных идей невольно указывает нам на международный характер деятельности религиозного авантюриста.

Латинский мост в Сараево и проезжую улицу в селе Покровском, где родился и проживал Распутин, разделяют тысячи километров. Места эти весьма непохожи друг на друга. Единственное, что кажется общим, – это то, что на протяжении столетий тут была тихая провинциальная глушь. Сараевский мост был важной частью переправы в квартале, населенном преимущественно католиками, а под окнами дома Распутина происходила дорожная перепряжка лошадей.

Тем не менее эти две точки связаны кровью и тайной, явно не провинциальной, а мировой.

15 июня по старому стилю (28 по новому) 1914 года в Сараево для участия в военных маневрах прибыл наследный принц Австро-Венгрии Франц Фердинанд. Но дата визита была выбрана неудачно, в этот день сербы отмечали День святого Витта – мрачную годовщину битвы на Косовом поле, где сербское войско было разбито турками. В 10:10 кортеж из шести машин с австрийским эрцгерцогом и его женой, приветствуемый толпами народа, миновал центральное отделение полиции. Террорист бросил в его машину гранату, но ее, встав во весь рост, Франц Фердинанд отбил рукой! Бомба отлетела и убила шофера идущего следом автомобиля эскорта, ранила его пассажиров, полицейского и случайных зевак из толпы. Террорист поспешил проглотить цианистый калий, но большая доза вызвала тошноту. Покушавшийся попытался прыгнуть в реку, но его схватила толпа и передала в руки полиции. Покушение как будто провалилось, и кортеж на большой скорости устремляется к городской ратуше, где Франц Фердинанд, к удивлению свиты, принимает роковое решение: ехать в больницу и навестить раненных при покушении. Его жена объявляет, что едет с ним. И вот в 10:45, когда шофер эрцгерцога сделал правый поворот на улицу Франца-Иосифа, ему объяснили, что он едет неправильно. Тот разворачивает машину, но неожиданно двигатель глохнет. Это замечает еще один заговорщик – покупавший крендель в ларьке Таврило Принцип. Он, улучив момент, решительно подбегает к автомобилю и дважды стреляет в живот жене эрцгерцога, а затем и Францу Фердинанду в шею.

Принцип также пытается отравиться и также безуспешно. Он пытается застрелиться, но у него отбирают пистолет. Франц Фердинанд и его жена умирают по пути в резиденцию: с перерывом в несколько минут.

В тот же день шифрованная телеграмма об убийстве приходит в Петербург, в Отдел генеральной квартиры Главного управляющего Генштабом России.

Но, зная о произошедшем покушении на австрийского эрцгерцога, отвлечемся, чтобы посмотреть и на первое, почти удавшееся покушение на Распутина 16 июня 1914 года не только с позиции события в сибирском селе Покровском, где оно произошло, но и с позиции мировой истории, к которой оно имело прямое отношение.

«Из рапорта Прокурора Омской Судебной Палаты Министру Юстиции, № 2521

Имею честь донести Вашему Высокопревосходительству, что 29-го (16-го) минувшего июня, около 3 часов дня крестьянин с.[ела] Покровского, Тюменского уезда, Тобольской губернии Григорий Распутин, вернувшийся накануне из Петербурга в названное село, вышел из своего дома на улицу за ворота. В это время к нему подошла мещанка города Сызрани Симбирской губернии Хиония Козьмина Гусева и, выхватив из-под платка кинжал, ударила им Григория Распутина в живот. Распутин бросился бежать по улице. Гусева погналась за ним, но Распутин, схватив с земли палку, ударил ею Гусеву по голове. Сбежавшимся на крик народом Гусева была задержана. Распутину оказана медицинская помощь сначала врачом села Иевлева Высоцким, а затем, по доставлении Распутина в Тюмень, хирургом Тюменской городской больницы Владимировым, но степень тяжести причиненного Распутину поранения пока не определена».

В своих показаниях, данных уже 30 сентября 1914 года, Хиония Гусева так объясняла мотивы своего покушения: «Я считаю Григория Ефимовича Распутина ложным пророком и даже антихристом, потому что он в Синоде имел большую славу благодаря Гермогену – епископу и батюшке Илиодору, а в действительности его пакостные дела указали, что он развратник и клеветник».

Из ее слов выходило, что мотивом нападения была, как ей представлялось, безнравственность Распутина. Сведения о нем Хиония Гусева получила от своего духовного наставника батюшки Илиодора (а в миру Сергея Михайловича Труфанова). Бывший иеромонах, издатель газеты «Гром и молния», был вождем религиозной секты в духе «Аум Синрикё». Ее адепты были вооружены финками и даже намеревались производить теракты.

За несколько лет до своих кровожадных планов, в 1905 году, наставник Гусевой Илиодор окончил духовную академию, преподавал в Ярославской семинарии, пытался соперничать с Распутиным в области политического влияния. Но в духовных исканиях вышел за рамки православия, за что решением Синода был переведен в Тульскую губернию, однако отказался ему подчиниться.

В своих показаниях, данных следствию еще в 1913 году, один из членов его организации, Иван Иванович Синицын, мещанин Борисоглебска, дополняет образ вождя секты важными деталями: «Бывшего иеромонаха Илиодора, Сергея Михайловича Труфанова, по лишению сана я знал хорошо и бывал у него на хуторе Большом в то время, когда он проживал в доме своих родителей, и затем, когда он отделился от них и переселился в свое собственное здание, которое он назвал „Новая Галилея“. В то время, когда Сергей Труфанов проживал в доме своих родителей, я находился при нем безотлучно месяца два и могу удостоверить, что приверженцы и поклонники его приезжали к нему на краткое время, не более суток. Здесь Сергей Труфанов возлагал хулу на Иисуса Христа и Приснодеву Марию, говоря, что Иисус Христос не Бог, а простой человек, родившийся от простой женщины, зачавшей не по наитию Святого Духа, а от плоти обыкновенного человека, что мать его имела и других детей, кроме Него, что Иисус Христос был распят, но не воскрес, а что воскресла только вечная истина, которую проповедовал Иисус Христос и которую теперь проповедует он, Труфанов, что мир существует миллионы уже лет, что мир этот создан Богом, но Бог, создав мир, отшатнулся от него и не вмешивался более в дела людей, что люди живут только на земле и, умирая, совершенно исчезнут, так как загробной жизни нет, и не будет никогда воскресения из мертвых; что православная вера не что иное, как колдовство и суеверие, а священники – колдуны, дурачащие людей; что он, Труфанов, создает другую религию, отринув из православия все лишнее: как браки, таинства; что Богом предопределено, что явится он, Илиодор, который создаст новую религию, и что благодаря этой новой религии совершенно изменится вся жизнь людей и все государственные законы».

Но помимо этих весьма оригинальных взглядов Труфанов, по словам Синицына, занимался созданием склада взрывчатых веществ и оружия. Он утверждал в своих показаниях органам следствия: «…я убедился, что он не проповедник какой-либо религии, а политический революционер, злоумышляющий производство взрывов и убийство должностных лиц г. Царицына и бывших своих поклонников – богачей, как то: Рысиных, Лапшина, Меркурьева и др. Я знал, что названная выше Кистанова собрала в один месяц до 2000 рублей на приобретение взрывчатых веществ для производства бомб, каковые деньги и передала Сергею Труфанову. Кистанова собирала деньги „на святое дело“, не зная, что эти деньги она собирает на покупку взрывчатых веществ. Что деньги эти собираются на приобретение взрывчатых веществ, я узнал от Кузьмы Киреева (живет во 2-й части города Царицына), бывшего послушника иеромонаха Илиодора, собиравшего деньги в октябре месяце, но, узнав это, я и указал полиции местопребывание Сергея Труфанова в Накладке, убедившись, что Сергей Труфанов революционер.

По-видимому, Сергей Труфанов должен был заготовлять бомбы с Надеждою Перфильевой, которую, чтобы более связать с собою, и взял себе в жены. У меня имеются шесть писем Сергея Труфанова и две телеграммы. Телеграммы эти я завтра представлю вам, следователь, и объясню их содержание, но не подробно, так как не все мне известно из этих телеграмм».

Более того, лидер секты Труфанов, оказывается, был связан с революционными террористическими группами. О чем также делает важное заявление Синицын: «Добавлю, что я узнал от Василия Иванова Воронина, проживающего во 2-й части г. Царицына за женским монастырем в доме № 33, что он, Воронин, по поручению Сергея Труфанова ездил в минувшем ноябре месяце, ранее 21 числа, в Петербург и в Москву за получением инструкций от революционных партий».

Еще 28 декабря 1913 года Синицын явился к Распутину и сообщил ему о том, что Илиодор готовит на него покушение. Собственно, с этого и началось дело против Илиодора. Сам он был арестован и, казалось бы, должен был понести наказание за столь очевидные приготовления к нападению и другим террористическим актам. Однако в скором времени один из главных свидетелей – Синицын – был отравлен, а сам Илиодор был выпущен из тюрьмы министром юстиции Щегловитовым.

В своих мемуарах «Святой черт» Илиодор пишет о Гусевой: «В течение 1913 года она два раза была у меня в „Новой Галилее“. Во время бесед о причинах моей ссылки и ее последствиях я много рассказывал ей, как и другим гостям, о „блаженном“ Распутине. Она часто прерывала мои речи и горячо-горячо говорила: „Дорогой батюшка! Да Гришка-то настоящий дьявол. Я его заколю! Заколю, как пророк Илья по велению Божию заколол 450 ложных пророков Бааловых!“»

Более того, Илиодор описывает, как уже вооруженная ножом Хиония Гусева совершила в конце мая весьма затратное железнодорожное путешествие в поисках Распутина из Царицына в Ялту, оттуда в Санкт-Петербург и оттуда в Тюмень и Покровское. Для себя же отметим, что эти действия она совершала параллельно с подготовкой сараевских террористов, которые 28 мая вышли из Белграда в направлении боснийского Сараево, куда окольными путями им уже было отправлено оружие и взрывчатка.

Почему же возникла идея покушения на Распутина еще в 1913-м, а затем и в 1914 годах? Ответ прост: он стал бы помехой в случае, если бы маховик войны начал раскручиваться. И так уже было.

В 1914 году, буквально накануне покушения в Покровском, Распутин дал интервью писательнице Екатерине Радзивилл. Его высказывание было зафиксировано чиновником особых поручений при Департаменте полиции, откомандированным в распоряжение главного управления по делам печати.

«Я пояснила ему, – пишет Радзивилл, – что не ищу никаких материальных услуг, но прошу оказать мне любезность и рассказать для одной из газет, представительницей которой я состою, действительно ли правда, что Россия объявила бы Австрии войну в прошлом году, если бы он, Распутин, не помешал этому?

– Кто тебе это сказал? – спросил он.

– Так говорят вообще в Петрограде, – отвечала я, – и многие говорят, что вы правы.

– Конечно, прав, конечно, я действовал правильно, – отвечал он с явным раздражением. – Все эти идиоты и болваны, которые окружают царя, только и хотят, чтобы он наделал глупостей. Они думают только о себе и как бы устроить свои делишки. Но война – преступление, которое может совершить одна страна против другой. Властитель, объявивший войну, – преступник. Я сказал только правду, когда сказал царю, что он пойдет навстречу своей гибели, если позволит себя уговорить начать войну. Наша страна не подготовлена к войне, да и, кроме того, Бог запрещает войну. Если Россия начнет войну, то на нее обрушатся самые ужасные несчастья.

Я сказал только правду, и я рад, что мне поверили… что касается войны, то все это болтовня, войны не будет, а если и будет, так я наведу порядок так, что она скоро кончится».

Тяжелое ранение Распутина сыграло на руку черногорским принцессам. И как воспоминал тесть Феликса Юсупова, великий князь Александр Михайлович: «Во время последнего приезда президента Французской Республики Пуанкаре в Петербург в июле 1914 года, Милица Николаевна напала самым нетактичным образом на Австро-Венгрию и заявила, что „радуется“ предстоящей войне. Царь сделал ей тогда строгое замечание, но ничто не могло остановить „черногорок“ от вмешательства в государственные дела и не выступать в ролях передатчиц пожеланий различных балканских интриганов».

Близость двух покушений наталкивает на закономерный вопрос: а кто-либо был знаком и с сербскими террористами из «Молодой Боснии», и с сектой попа-расстриги Илиодора?

Да. Этим человеком был известный народоволец, активный подпольщик и эсер: так называемый «охотник за провокаторами» – русский политэмигрант Владимир Львович Бурцев. Он встречался в 1914 году с одним из важных деятелей «Молодой Боснии» Гачиновичем, который напрямую обращался к нему в поисках оружия и боеприпасов.

И Бурцев же вел потом переговоры с тайным посланцем Департамента полиции Манасевичем-Мануйловым, уполномоченным купить находившиеся за границей компрометирующие царскую чету и Распутина документы Илиодора, доверенным лицом которого он выступает. Кем же был в действительности этот революционер? Оставим этот вопрос открытым. Но укажем и еще на одно совпадение: марка пули для пистолетов, которыми были вооружены сербские террористы, и пуля, которую определил эксперт уже в связи с осуществленным убийством Распутина, совпадают – это браунинг /F.N./ калибра 7,65.

Покушение Гусевой хоть и нанесло Распутину серьезную рану, однако после излечения в больнице Тюмени Григорий Ефимович отбыл в Петроград, который уже был столицей страны, ввергнутой в войну.

Там Григория ждал другой заговор, завершившийся событиями ночи с 16 на 17 декабря 1916 года, которые переполошили весь Петроград.

Другой заговор ждал и Хионию Гусеву. 29 марта 1917 года ее документы затребовал к себе новый министр юстиции Керенский. И уже через двадцать дней, 19 апреля 1917 года, из Советского подъезда Зимнего дворца полетело в Тобольск личное распоряжение министра об освобождении Хионии Гусевой от пребывания в психиатрической лечебнице, куда она была помещена. Фактически очевидная преступница выходила на свободу.

А после Октябрьской революции, 29 июня 1919 года, на паперти Храма Христа Спасителя в селе Покровском, но Московской губернии, эта же женщина нанесла ножевой удар патриарху Тихону. И за это… она тоже была амнистирована. Но на этот раз уже не как сумасшедшая девственница-сифилитичка, а как мать двоих красноармейцев.