Глава восьмая. «Можно будет наживать миллиарды и миллиарды…».
Анатомия финансового пузыря в романе Эмиля Золя «Деньги»

Сюжет романа «Деньги» (1891) навеян открытием в 1869 году Суэцкого канала. Его строительство началось в 1858-м, когда французский дипломат де Лессеп получил концессию от правителя Египта Саида-паши. Для строительства была учреждена Compagnie Universelle du Canal Maritime de Suez (Объединенная компания Суэцкого морского канала), в которой контрольный пакет принадлежал Франции, а миноритарный – Египту. Канал, сильно сокращавший путь из Европы в Азию, стал популярным с первых же дней и оказался очень успешным коммерчески. Его открытие повысило интерес европейцев к Ближнему Востоку. Всемирный банк из романа Золя развернет бурную деятельность на Ближнем Востоке, развивая там инфраструктурные проекты, правда, будет прокладывать не канал, а железные дороги.

Другой прототип Всемирного банка – банк Societe de Union Générale, за крахом которого в 1882 году последовали падение всего фондового рынка Франции и экономический спад, длившийся шесть лет. Union Générale был основан в 1878-м инженером Поль-Эженом Банту, ранее работавшим на железнодорожную компанию Ротшильдов. За несколько выпусков акций Банту удалось сформировать капитал банка в размере около миллиарда франков (примерно 2 млрд современных евро). Для привлечения средств французских католиков использовалась антиротшильдовская риторика. Через три года «дочка» банка в Вене получила финансовые привилегии от Австро-Венгрии. Та, как и Россия, стремилась к доминированию на Балканах, которые стали свободной экономической нишей после поражения Оттоманской империи в войне с Россией в 1878-м. Через Union Générale должны были пойти инвестиции в железные дороги региона.

Падение развернувшего недюжинную активность Union Générale было вызвано внешним триггером: Австро-Венгрия отказала другому французскому банку – Banque de Lion – в концессии на создание морского банка в Триесте. Бумаги Union Générale, стоившие на пике 5 января 1882 года 3040 франков, сползли к концу месяца до 1400. Банту вынужден был закрыть банк 30 января и объявить о банкротстве, что опустило котировки до 400 франков. Вскоре после начала падения котировок Union Générale посыпались все банковские акции на французских биржах. Впоследствии вскрылось, что капитал банка был дутым, большая часть акций не была размещена и оставалась у него на «книжке». Биржевой крах вызвал и коллапс реальной экономики: во Франции ВВП 1882 года был превышен только в 1888-м.

Одни считают, что падение Union Générale было вызвано скоординированными действиями масонов и немецких банков под контролем еврейского капитала, другие не находят оснований для этого предположения. Золя скорее верит в теорию заговора, но в его романе спекулянты начинают игру против Всемирного банка, только получив инсайд, что это – колосс на глиняных ногах. Основным мотивом ставок на понижение является не желание свалить банк, а стремление заработать. А в этом случае заговор – не совсем заговор.

В «Деньгах» описаны все важнейшие составляющие финансового пузыря: харизматичный лидер игры на повышение; объект спекуляции, перспективы которого выглядят очень привлекательными, но их чрезвычайно сложно оценить; грамотный пиар; благоприятная ситуация в экономике; проявление стадного инстинкта и массовое вовлечение в игру непрофессионалов. Пожалуй, научной книги с таким полным и глубоким описанием пузыря нет. Загадка, как это удалось Золя: он не был ни финансистом, ни, строго говоря, психологом, да и основные труды по психологии толпы еще не были опубликованы.

Мелкий аферист по имени Саккар приезжает в Париж. У него грандиозные планы: создать в Средиземноморье и Малой Азии ряд коммерческих предприятий и крупный банк. Всеобщая компания объединенного пароходства с капиталом 50 млн франков призвана «завладеть» Средиземным морем, этим «синим морем, вокруг которого расцветала цивилизация», и обеспечить широкую дорогу на Восток. При помощи Общества серебряных рудников Кармила с капиталом 20 млн – «небольшого предприятия в Сирии» – планируется «мимоходом выручить несколько миллионов» и привлечь акционеров: «Мысль о серебряных россыпях, о деньгах, валяющихся прямо на земле, так что их можно собирать лопатами, обязательно воодушевит публику». Затем понастроят заводов в Сирии, что поднимет в цене местные «залежи каменного угля у самой поверхности», начнут эксплуатировать обширные ливанские леса…

Идея «нового мира» – ключевая для формирования пузыря. Саккар фантазирует: «В ущелье Кармила… где одни только камни да колючки… вырастет сначала поселок, потом город… Океанские пароходы будут приставать там, где сейчас не могут пристать лодки. И вы увидите, как возродятся эти безлюдные равнины… когда их пересекут наши железнодорожные линии. Да! Земля будет распахана, будут проведены дороги и каналы, новые города вырастут как из-под земли…»

Отсюда недалеко и до планов покорения всего Ближнего Востока. «Может быть, Наполеон хотел восстановить необъятную империю, короноваться в Константинополе императором Востока и Индии, осуществить мечту Александра, стать выше Цезаря и Карла Великого?» – Саккар явно примеряет на себя его образ. Он собирается оживить «рай земной посредством пара и электричества», восстановить в Малой Азии «центр старого мира, точку пересечения больших путей, соединяющих между собой континенты», – тогда «можно будет наживать… миллиарды и миллиарды». Доходит до мечты о перенесении папского престола в Иерусалим, окончательной победе католицизма, «когда папа будет царить в святой земле». Нужно только придумать название для организации, которая воплотит эту идею. Саккар замахивается на Всемирный банк: «…это просто, величественно, охватывает все, покрывает весь мир».

25 млн франков, необходимые для начала дела, легко собираются по закрытой подписке. Инженер Гамлен, партнер Саккара, привозит с Востока хорошие новости: концессии получены, компании созданы. Гамлен воодушевлен идеей, и тот «новый мир», в который он искренне верит, еще краше. Всеобщая компания объединенного пароходства монополизирует весь транспорт Средиземного моря: «Централизация капиталов позволит построить стандартные пароходы небывалой роскоши и комфорта, движение участится, будут созданы новые гавани, Восток превратится в пригород Марселя… после открытия Суэцкого канала можно будет наладить сообщение с Индией, Тонкином, Китаем и Японией!» Содержание серебра в кармильской руде высокое, и «древняя поэзия святых мест» превратит это серебро «в чудесный дождь, осиянный божественным светом». В свете таких перспектив второе размещение акций Всемирного банка проходит на ура. Он начинает котироваться на бирже, курс его акций достигает 700 франков.

Начинается масштабная кампания по раскрутке Всемирного банка. «Большие желтые афиши, расклеенные по всему Парижу», рассказывают о начале эксплуатации рудников, кружат головы, опьяняют публику. Специально нанятый менеджер, редактор газеты «Надежда» Жантру, скупает десяток финансовых листков, которые распространяются по подписке за два-три франка в год, что не окупает почтовых расходов, а зарабатывают они на советах подписчикам. Из множества листков Жантру выбирает те, которые еще не совсем изолгались и не полностью потеряли авторитет. Нацеливается и на единственную честную газету – «Финансовый бюллетень». Оплачивает бесплатными акциями новых эмиссий хвалебные статьи в серьезных политических газетах, молчание некоторых обозревателей покупает. Подробная брошюра в «увлекательной форме повести» рассылается бесплатно «в самые глухие деревни». В инвестировании в рекламу огромных средств, говорит автор, скрывается «безграничное презрение… умных деловых людей к темному невежеству толпы, готовой верить всяким сказкам и так мало смыслящей в сложных биржевых операциях, что самая бесстыдная ложь может обмануть ее и вызвать целый дождь миллионов». В игру начинают вовлекаться все слои населения.

Однако вторая подписка распродана не полностью. Невыкупленные акции общество не аннулирует, а оставляет за собой, что незаконно. Они записываются на фиктивные счета подставных лиц и используются для спекуляций на бирже самим банком. Он напоминает «паровоз с набитой углем топкой, который мчится по дьявольским рельсам до тех пор, пока все не взорвется и не взлетит на воздух от последнего толчка». Эта горячка должна «одурманить толпу, вовлечь ее в эту безумную пляску миллионов», «каждое утро должно было приносить с собой новое повышение».

Гамлен развивает бурную активность, и поначалу дела идут хорошо. Первый баланс Всеобщей компании объединенного пароходства обещает быть превосходным: «Новые пароходы, благодаря их комфортабельности и большой скорости, привлекают множество пассажиров и приносят большой доход. На них плавают просто ради удовольствия, порты наводнены… завсегдатаями парижских бульваров».

Кармильское ущелье преобразилось: «Дикая местность приобщилась к цивилизации… там, где росли мастиковые деревья, появились возделанные нивы; целый поселок возник близ рудника – сначала скромные деревянные хижины… а теперь маленькие каменные домики с садами, зачаток города… Там уже около пятисот жителей; только что закончена постройка дороги… С утра до вечера грохочут буровые машины, катятся телеги… поют женщины, играют и смеются дети…»

Саккар решает построить «настоящий дворец» для штаб-квартиры банка. Готовое здание напоминает одновременно храм и кафешантан, а его вызывающая роскошь останавливает прохожих. Пышность внутренней отделки создает впечатление, что миллионы, лежащие в кассе, просачиваются сквозь стены, «струясь золотым потоком». Саккар надеется, что, увидев дворец, люди «преисполнятся восторгом и почтением, и тот, кто принес пять франков, вынет из кармана десять». Он прав: благочестивые мелкие рантье из тихих кварталов, бедные сельские священники восхищенно разевают рты перед входом и радуются, что они имеют здесь вклад.

Предпосылка формирования финансового пузыря – бум в реальной экономике. Вальтер Беньямин в эссе «Париж – столица XIX столетия» (1935) пишет: «Фантасмагория капиталистической культуры достигает ослепительного расцвета на Всемирной выставке 1867 года. Империя находится в зените мощи. Париж подтверждает свою славу столицы роскоши и моды. Оффенбах задает ритм парижской жизни. Оперетта – ироническая утопия непоколебимого господства капитала».

Для Золя 1867 год – время «процветания империи, колоссальных построек, преобразивших город, бешеного обращения денег, неимоверных затрат на роскошь», они неизбежно должны привести к горячке спекуляции.

Преобразившие город постройки возникли в результате деятельности барона Жоржа Османа, префекта департамента Сена в 1853–1870 годах, который, имея неограниченные полномочия от Наполеона III, перестроил большую часть Парижа, снеся множество старых домов и проложив бульвары. Перестройка затронула около 60% недвижимости Парижа. Беньямин пишет, что деятельность Османа «создает благоприятные условия для финансового капитала. Париж переживает расцвет спекуляции. Игра на бирже оттесняет пришедшие из феодального общества формы азартной игры… Игра превращается в наркотик. Проведенная Османом экспроприация вызывает жульнические спекуляции».

Экзальтация по поводу акций Всемирного банка находится в полном соответствии «с непрерывными празднествами, дурманившими Париж с самого открытия Выставки»: «С мая… началось паломничество императоров и королей… около сотни государей и государынь, принцев и принцесс прибыло на Выставку. Париж кишел величествами и высочествами; он приветствовал императора русского и императора австрийского, турецкого султана и египетского вице-короля… Приветственные салюты не умолкали… Наполеон III пожелал собственноручно раздать награды шестидесяти тысячам участников Выставки. Это торжество превзошло своей роскошью все прежние: то была слава, озарившая Париж, расцвет империи. Император, окруженный обманчивым феерическим ореолом, казался властелином Европы».

В то время каждый «ставил на карту свое состояние, чтобы удесятерить его, а потом наслаждаться жизнью, как многие другие разбогатевшие за одну ночь. Флаги, развевавшиеся в солнечном свете над Выставкой, иллюминация и музыка на Марсовом поле, толпы людей, прибывших сюда со всех концов света и наводнявших улицы, окончательно одурманили Париж мечтою о неисчерпаемых богатствах и о безраздельном господстве. В ясные вечера от громадного праздничного города… поднималась волна… ненасытного и радостного безумия…»

Саккар уловил этот общий порыв и удвоил суммы на рекламу. Пресса ежедневно била во все колокола, прославляя Всемирный банк. Результаты впечатляли: «В скромных квартирках и в аристократических особняках, в клетушке привратника и в салоне герцогини – у всех закружилась голова, увлечение перешло в слепую веру». Сказочные доходы кармильских рудников сподвигли одного проповедника упомянуть о них с кафедры собора Парижской Богоматери как о «даре Бога всему верующему христианству». «Всевозрастающая удача, превращавшая в золото все, к чему прикасался банк» – нет причин не купить акции очередной эмиссии. Особенно восторженно относятся к банку дамы, которые со страстью твердят мужчинам: «Как, у вас нет еще акций Всемирного банка?.. Скорее покупайте их, если хотите, чтобы вас любили!» А дальше песня о «новом мире»: «…это новый крестовый поход, завоевание Азии, которого не смогли добиться крестоносцы… Багдад находится недалеко от Дамаска, и если железная дорога дойдет до тех мест, то Персия, Индия, Китай будут когда-нибудь принадлежать Западу… Это будет… освобождение святой земли, торжество религии в самой колыбели человечества… обновленный католицизм… обретет новую силу и будет властвовать над миром с вершины горы, где умер Христос».

Саккар использует весь свой талант убеждения, чтобы обработать сомневающихся. Акции выросли колоссально, и некоторые собираются зафиксировать прибыль. Он уговаривает разорившуюся графиню, которая питается святым духом, сама штопает платье и не покупает новых шляпок, вложить в акции приданое дочери – последние деньги – и перезаложить под их покупку поместье, обещая сделать из воздуха миллион.

«Никогда не спрашивайте у парикмахера, нужна ли вам стрижка», – сказал как-то Уоррен Баффетт.

Какие грезы навевает этот миллион! Особняк на улице Сен-Лазар будет выкуплен из-под залога, дом – снова поставлен на широкую ногу, забыт кошмар людей, имеющих карету, но не имеющих хлеба, дочь получит порядочное приданое и выйдет замуж, а мать восстановит прежнее высокое положение в свете и сможет платить жалованье кучеру. Тем более что приятельницы графини в восторге от Всемирного банка и завидуют тому, что она – одна из первых «акционерок». Да и «это завоевание Востока так прекрасно». «Саккар тщательно следил, чтобы муха, пойманная в его сети… не ускользнула бы в последний момент», – пишет Золя.

Другой герой, бывший рассыльный, сидящий без работы, вложил свои деньги в акции Всемирного банка с целью сколотить приданое для дочери, которую любимый ею переплетчик без этого замуж не берет. И вот бумаги выросли настолько, что приданое собрано. Но вдруг они вырастут еще? Отец спрашивает совета у Саккара, а тот сообщает рассыльному по секрету, что сам он не продает, ведь цена не остановится даже на 1300 франках.

Саккар несется на гребне воображения подобно старухе из «Сказки о рыбаке и рыбке». Он задумывает еще одно увеличение капитала и сначала хочет размещать акции по 850 франков, потом решает, что акционеры «так же охотно дадут тысячу сто». Однако и этого кажется мало: «Это было бы слишком глупо… нужно всегда действовать на воображение. Гениальность идеи именно в том и состоит, чтобы вынуть у людей из карманов деньги, которых там еще нет. Им сейчас же начинает казаться, что они ничего не дают, что, напротив, это им делают подарок».

В XIX веке промоутеры уже хорошо знали, что раскрутке акций помогают агрессивные прогнозы, у Саккара это – «предварительный баланс». Он ожидает, что при его появлении во всех газетах «биржа придет в неистовство» и цена акций превысит 2000. Баланс представляют на экстренном общем собрании акционеров, которое посещают 2 тыс. человек: «…миллионы от Всеобщей компании объединенного пароходства, миллионы от Общества серебряных рудников Кармила; миллионы от Турецкого национального банка…» Плюс к этому «стоит только нагнуться, чтобы подобрать серебро, золото и драгоценные камни». Жантру приберегает для этой минуты последний залп рекламы. Поговаривают, «будто он уговорил некоторых дам полусвета вытатуировать на самых сокровенных и нежных частях тела слова „Покупайте акции Всемирного банка“».

Курс акций за две недели достигает полутора тысяч, потом переваливает за две. В игру вовлечены уже поголовно все: «Отцы, мужья и любовники, подстрекаемые неистовым пылом женщин, давали теперь маклерам ордера на покупку акций под неумолкаемый крик: „Так угодно Богу!“ А потом пошла мелкота, шумная, топочущая толпа… Азарт перекинулся из гостиных в кухни, от буржуа к рабочему и крестьянину и теперь в эту сумасшедшую пляску миллионов бросал жалких подписчиков, имеющих одну, три, четыре, десять акций: швейцаров, собравшихся на покой, старых дев, пестующих своих кошек, мелких провинциальных чиновников в отставке, живущих на десять су в день, сельских священников, раздавших беднякам все, что у них было, – всю эту отощавшую и изголодавшуюся массу полунищих рантье, которых каждая биржевая катастрофа убивает… и одним махом укладывает в общую могилу». Массовый выход на рынок непрофессионалов – верный признак приближающегося пика пузыря.

Семья разносчика, заработавшего двадцать тысяч вместо запланированных шести, теперь хочет годовую ренту не меньше тысячи франков, а свадьба отложена до времен, когда курс перестанет подниматься: «Нельзя же заткнуть источник, когда из него льется золото». Да и у невесты на уме не замужество, а финансовые новости. Она читает газеты каждый вечер, «ведь все, что они обещают, так прекрасно». Во сне к ней приходят картины разбросанных на улице пятифранковых монет, которые она гребет лопатой.

Чтобы поддерживать горячку, приходится все чаще прибегать к скупке акций самим банком. Саккар понимает, что на бирже усиливается противодействие, уже появились игроки на понижение, которые пока действуют робко. Наконец, игру на понижение начинает самый влиятельный биржевой игрок – еврей Гундерман, у которого «в подвалах хранится миллиард». Он мыслит рационально, руководствуется принципами стоимостного инвестирования и опирается на понятие справедливой стоимости акции, определяя ее как номинал плюс процент, который может дать акция и который зависит от успеха предприятий. Следовательно, существует какая-то максимальная оценка, выше которой акция подняться не должна, «если же, под влиянием всеобщего увлечения, она все-таки бывает превышена, то это повышение искусственно, и тогда разумнее всего играть на понижение, которое наступит рано или поздно».

Все больше людей начинает продавать, Гундерман еще и шортит. Избавляются от акций и члены совета директоров самого Всемирного банка. Усиливаются тревожные слухи. Саккар не прекращает игры на повышение, курс непрерывно растет и доходит до 2700 франков. Экономическая логика отступает, его мотивы уходят в другую плоскость: «Да, пусть пропаду я, и пусть все пропадет вместе со мной, но я добьюсь курса в три тысячи!»

И вот цель достигнута, Саккар – король, и мало кто понимает, что он голый король. Напротив, ходят слухи, будто Гундерман, потеряв обычную осторожность, рискнул огромными суммами и теперь несет небывалые потери. Начали поговаривать, что он может свернуть себе шею. Золя показывает, что на финансовом пузыре могут погореть и «медведи», потому что могут отшортить слишком рано, много потерять и вынужденно прекратить игру до того, как цены начнут снижаться. Саккар наслаждается последними часами триумфа: лакей по-прежнему расстилает на тротуаре ковер, когда его карета подъезжает к Всемирному банку.

История показала, что в момент схлопывания пузыря акции по большей части переложены на простую публику. Так и в «Деньгах». Курс зашатался, в Париже продают, но из регионов продолжают поступать ордера на покупку. Внимание маклера привлекает телеграмма сборщика ренты в Вандоме: он «приобрел весьма многочисленную клиентуру среди мелких покупателей – фермеров, богомольных прихожан и священников своей провинции».

Для повышения необходим ускоряющийся рост: спекулянты понимают, что их риски растут, и в противном случае игра не стоит свеч. У Золя начало конца именно такое: курс не меняется в течение часа, потом «Всемирные» понижаются на пять франков, и толпа начинает волноваться. Потом на десять, пятнадцать и падают до 3025 франков. Саккар рассчитывает повлиять на настроения телеграммой с лионской биржи, где «повышение было несомненно», но телеграммы все нет.

Баронесса Сандорф, любовница Саккара, интересуется у него, не продать ли ей акции. Вопрос выводит Саккара из себя, он груб с баронессой. Гундерман уже собрался выйти из игры, он никак не может добить «этого ненасытного зверя, который сожрал у него столько золота и упорно не желает околевать». Но в его конторе появляется обиженная баронесса. Она жаждет мести и приносит инсайд: Саккар истратил почти все средства банка на поддержку курса. Гундерман решает «раздавить рынок продажей огромного количества акций». Он пустит теперь в ход свой миллиардный резерв: «Логика восторжествует, ибо всякая акция, поднимающаяся выше стоимости, которую она представляет, обречена на гибель».

Начинается обвал «Всемирных». В первые часы Саккар не показывает виду, что этим озабочен: «Я просто в отчаянии. Во время этих ужасных холодов забыли во дворе мою камелию, и она погибла». Но разгром на бирже становится необратимым всего за три дня. «Всемирные» падают до четырехсот тридцати франков, ниже номинала, а падение все продолжается. Саккар оказывается в тюрьме за мошенничество: махинации с неоплаченными акциями и т. п. Его воодушевленность и вера в проект превращаются в безумие: «…когда меня выпустят, когда я вернусь и снова возьму дело в свои руки, вот тогда вы увидите, да, вы увидите… <…> Все рассчитано, вот все цифры, смотрите!.. <…> Вернулся же Наполеон с острова Эльбы. Так и я, – стоит мне показаться, как все деньги Парижа потекут ко мне рекой <…> Мой план математически точен, рассчитан до последнего сантима…»

Отсидев положенное, Саккар выходит из тюрьмы и затевает новую аферу – осушение необъятных болот в Голландии. В выборе страны он прав. Процветанию Франции скоро придет конец – в 1870-м начнется Франко-прусская война. Недаром в романе на парижских балах маячит Бисмарк.