ГЛАВА 9
Он все еще был бледен и сильно истощен и все еще страшно меня бесил. Но в какой-то момент я поняла, что не так страшен Адам Боннер, как я себе поначалу вообразила.
Его слова, мимика и жесты, манера одеваться и говорить… все свидетельствовало о ярой мизантропии. Он ненавидел людей. И еще Боннер ошибался, если думал, что больше всего мне интересно знать о том, из-за чего он ненавидел Роджа. О нет. Любопытство, несомненно, восстало в моей душе и пустило корни в мозг, но гадать оно заставляло о другом. Мне безумно хотелось узнать, кто же так обидел господина некроманта. Кто отравил его веру в других людей? Что крылось в его прошлом? Что заставило его стать таким желчным и едким? Или он всегда был таким и никакой загадки нет и в помине?
Казалось бы, какое мне дело до его душевных терзаний и психических отклонений, которых он не замечает в упор? Ну, хамит иногда, гадости говорит, в крайности впадает… так и мне с ним рядом оставаться недолго, детей от него не рожать. Но вопросы жгли изнутри. И если бы Стэфани, которой я звонила раз десять за последние два дня, ответила на вызов хоть раз, то я непременно переадресовала ей свои сомнения и переживания. Уж подружка нашла бы способ узнать что-то стоящее о Боннере. Например, через своего любовника.
Но Стэфани не отвечала, больше того, ее визофон был отключен, а автоответчик уже порядком напрягал. Подруга пропала, как и мой муж. Мне не хотелось верить в их связь, но факты говорили за себя. Что-то общее было между Роджем и той, кого он терпеть не мог…
Каждый день преподносил мне сюрпризы, и не сказать, что приятные. Иногда хотелось просто зареветь в голос от каши в голове и проблем, кажущихся неразрешимыми. Но как только я готова была сломаться, Боннер открывал рот и говорил очередную гадость. И я загоралась вновь, как свеча, всего миг назад угасающая. Душу охватывала буря эмоций, в голове прояснялось, и снова хотелось жить. Хотя бы для того, чтобы доказать адвокату, что я не никчемное, ненужное никому существо, а талантливая, достойная женщина.
Но, как ни странно, эффективность его терапии дошла до меня только этим утром, пока я орала на него в забегаловке с жутким названием «ПоешКа». Боннер сидел напротив и, как обычно, подначивал сказать гадость в ответ. И я сказала… Да так громко, что на нас оглянулись люди вокруг. Но мне в тот момент было плевать на все, даже на годами зарабатываемую репутацию, потерять которую не стоило никакого труда. Когда уже собиралась залепить Адаму пощечину, поняла очевидное: он играет роль. Актер и манипулятор — вот кем был мой адвокат на самом деле.
Как только я осознала это, пришло спокойствие. Да, он умел давить на больные мозоли, но, в сущности, не причинял никакого вреда, скорее, наоборот, приносил пользу. Так, усмирив внутренний гнев, я попыталась вернуть душевное равновесие и тут же поняла, что делать дальше.
Конечно, Боннер не испытал удовольствия от моего финта ушами. Ему явно хотелось ярого продолжения, он даже одну щеку слегка вперед выставил, дабы по ней получить и жутко обидеться на все время полета. Ха! Как бы не так. Ради хоть какой-то ясности происходящего я готова была поступиться гордостью и задвинуть в сторону желание прибить гада немедленно.
В итоге мы возвращались в его каюту, каждый думая о своем. Боннер, судя по загадочному выражению лица и периодически бросаемым на меня косым взглядам, решал, как меня обвести вокруг пальца, ничего не рассказав, но оставшись хорошим. А я просто хотела правды. Любой ценой. В мечтах рассматривались даже пытки…
— Входи, — стоило нам оказаться у его апартаментов, как Адам радостно оскалился. Явно придумал некую потрясающую гадость.
Меня пропустили вперед, после чего дверь закрылась с тихим шипением. Затем мимо пролетела рубашка, приземлившись на стул рядом со мной. Я обалдела, но, быстро взяв себя в руки, прокомментировала происходящее в стиле Боннера:
— Надеюсь, Адам, ты не заставишь меня снова смотреть на твое изнуренное голодом и ненормальным трудоголизмом тело? А то у меня при виде впалого живота и серой кожи появляется желание накормить, укутать и вызвать мага для реабилитации.
Сказать по правде, я переигрывала, еще честнее — врала напропалую. Цвет кожи у Адама был вполне нормальный, а на животе даже без лупы просматривались кубики пресса. Он себя не запускал до того состояния, что я описала. Но… признаваться в том, что рассмотрела те самые кубики и крепкие мышцы на руках и ногах, не стала бы ни за что. Тем более что гаденыш разделся до трусов и теперь щеголял в таком виде. Остановившись у бара, он с непроницаемой миной стал выбирать напиток, отвечая на мой выпад недовольным голосом:
— Каюта моя. Если тебе что-то не нравится, я всегда подскажу, где выход.
— Я знаю, где выход. Выучила наизусть планировку этого помещения, пока ухаживала за обморочным некромантом, заморившим себя едва не до смерти. — Изо всех сил я старалась держаться ровно и смотреть на него без смущения, в упор. Получалось плохо. Ситуация мне совсем не нравилась, но уходить без боя и ответов я не собиралась.
— Ну, Кэтрин, дорогуша, если ты вдруг потеряешь сознание, я тоже в долгу не останусь. — Адам отсалютовал бокалом, полным светло-коричневой жидкости. То ли коньяк, то ли виски. — А хочешь, падай прямо сейчас. Кровать большая, и я в состоянии оказать первую помощь.
— Думаю, ты себя сильно переоцениваешь. — Я намеренно передернула плечами и скривилась, остановив взгляд на его прессе, а затем скользнув выше. — Мне неинтересно подобное предложение. К тому же мы пришли за другим. Или ты самого себя предлагал в роли триллера с нотками драмы?
— Какой у моей клиентки длинный язык! — справедливо заметил Боннер, снова наполняя свой бокал. — Значит, хочешь историю о своем супруге и совсем не боишься голого меня?
— Совсем. Хочу напомнить: твои сахили у меня в заложниках. Я все еще не привела их в порядок.
О том, что остановиться уже не смогу, потому что вещь зовет меня даже сейчас, промолчала. Адам дал мне несколько хороших уроков по недомолвкам, так что решила учиться у него.
Наши взгляды скрестились. Некромант смотрел неодобрительно, но без злости. Он размышлял о чем-то, возможно, взвешивал все «за» и «против» нашей беседы и ее последствий. Я же старалась вложить в свой взгляд максимум решимости, надоело жить в неведении и, как слепой котенок, ждать подачки от зрячих.
— Ладно, — Боннер поставил свой бокал и закрыл бар, — поговорим.
И тут же произошла перемена. Улыбка слетела с его губ, из глаз исчезли озорные огоньки, а на тело вернулась одежда.
— Начнем, пожалуй, с вопроса. Скажи, Кэтрин, каков основной талант Роджера? Я спрашиваю про его магический дар.
— Он маг-техник, — без раздумий ответила я.
— И это — тоже, — согласился Боннер, присаживаясь на одно из кресел и жестом приглашая сесть напротив. — Но я спросил об основном таланте.
— Это он и есть. Роджер унаследовал талант отца.
— Да, этого не отнять. Его папашка был красивым мужиком с умениями средней паршивости. Думаю, мать выбрала его за породистый лик. И не прогадала. Поук вышел красавчиком.
— У меня ощущение, что мы говорим о лошадях, — передернув плечами, я мельком взглянула на голый торс Боннера, не удосужившегося застегнуть чертову рубашку, и сообщила, отводя взгляд: — Мне было бы удобнее говорить, если бы ты оделся.
— Знаю, — довольно осклабился он. — А мне было бы удобнее, если бы ты ушла. Но ты ведь остаешься.
Тяжело вздохнув, я махнула рукой:
— Ладно, просто расскажи мне о Роджере, что знаешь, и я оставлю тебя в покое.
— Он менталист. Как мамашка, — огорошил Адам, выуживая из карманов брюк сигареты. — Я закурю.
Фыркнув, отняла у него пачку прямо из рук.
— Что за бред?! Я жила с Роджем почти восемь лет. Восемь! Это тебе не курортный романчик на пару недель. Или ты думаешь, я настолько тупая, что не заметила бы подобного дара?
— Честно? — Губы Боннера медленно расползлись в ехидной улыбке.
Я вскочила с места и направилась к его бару. Открыв полки со спиртным, прочитала несколько названий и схватила початый коньяк. Затем, подумав пару мгновений, добавила к нему два бокала и вернулась на свое кресло.
— А как же репутация? — вскинул брови Адам, наблюдая за тем, как я наливаю янтарную жидкость.
— Да пошло оно все…
Я отсалютовала ему бокалом, заполненным на треть, и выпила половину, после чего закашлялась и замахала руками.
— Ладно. — Боннер налил себе тоже и выпил залпом, громко втянув воздух. — Аморальная ты женщина, Кэтрин. Спаиваешь собственного адвоката. И, главное, зачем? Если бы потом было надругательство над телом, я бы понял, так ведь сбежишь, прикрывая краснеющие щеки.
— Конечно, сбегу. Я не приемлю секс без обязательств. — После выпитого по телу разливалась приятная слабость, снимая напряжение последних дней. Смущение отступало, и даже наоборот, появлялось желание дразнить Боннера в ответ. — С чего ты взял, что Роджер менталист? Он обвел тебя вокруг пальца, и ты решил, что всему виной его сверхспособности, а не твои слабости?
Адам чуть откинул голову назад, смерил меня насмешливым взглядом, налил себе и мне еще коньяка и ответил:
— Я знаю, потому что наводил о нем справки. Его мать всю жизнь работает мозгоправом, и у нее есть дар проникать в головы других людей, дабы помочь им. Легализованный маг-психолог. Она давала клятву не использовать дар во вред, не навязывать людям свои мысли против их воли, не выуживать их секреты… Что там они еще обещают? За ней установлен жесткий контроль, ее проверяют едва ли не каждый месяц.
— Я знаю все это, мы знакомы с Элен Поук.
— Да-да, восемь лет в браке… А почему ты не зовешь ее мамой? — Адам закинул руки за голову и уставился на меня с иронией.
— Она не приняла выбор Роджера, — вспомнив свекровь, я передернула плечами.
Это была некрасивая, но очень самоуверенная женщина со взглядом инквизитора. Она не имела права копаться в голове у собеседника без его разрешения, но с удовольствием считывала эмоции и обрывки мыслей, лежащих, как она любила выражаться, на поверхности. Надменная, самовлюбленная стерва. Но сыночка она боготворила.
— Еще бы. Элен Поук — властная дама, мечтающая о величии и богатстве. И она как никто понимает, что совершила огромную ошибку, однажды зарегистрировав свой дар в реестре Громдуара. Представь, Кэтрин, сколько возможностей открывается перед менталистом, скрывшим силу! Особенно если при поступлении или, скажем, проверке можно прикрыться другим даром. Для самой Элен время было упущено, а вот перед ее милым Роджем, родившимся от бедного, но красивого мага-техника, открывались потрясающие перспективы.
— Подобное карается законом, — тихо проговорила я, наблюдая за тем, как Адам наполняет наши бокалы.
— Смертной казнью или лишением дара пожизненно! — радостно закивал Боннер. — Но попробуй поймай такого хитреца. Он ведь официально зарегистрирован магом-техником, никогда способности во всю мощь не проявлял, вред никому не приносил. Ну, разве что тем, кого рекрутировал в «Техно Индастриз», мягко подавляя волю и осторожно навязывая свое мнение, куда лучше перепродать патент.
Я потрясенно молчала, пытаясь понять, стоит ли верить адвокату, которого ненавидят все сыскари нашего города, или же…
— Давай вспоминать, — вдруг предложил Боннер, — университет. Ты первая студентка на потоке. Тебя переполняют эмоции, поклонники ходят толпами. И тут появляется Боннер. Теперь скажи, он был самым красивым из всех? Или самым успешным? Как он тебя покорил? Чем?
Я открыла рот, чтобы сказать очевидное — любят человека не за красоту и не за его успешность, а… И тут задумалась. А за что я полюбила Роджа? И чем больше я пыталась вспомнить те милые мелочи, что он для меня делал, тем сильнее болела голова. Все события прошлого были затянуты липким туманом, и ни одно из них я не могла припомнить более-менее точно. Единственное, что помнила на все сто, — всепоглощающее желание выйти за него замуж и стать лучшей женой в мире.
— Он обработал меня, — прошептала, чувствуя, как холодок пробегает между лопаток снизу вверх, устремляясь к затылку. — Обманул разум. — Я вскинула пораженный взгляд на Адама Боннера. — Роджер Поук… он…
— Нелегальный менталист, виртуозный мошенник, профессиональный аферист.
— Да я…
— Ничего не докажешь. Прошло слишком много времени — раз. Ты обиженная жена, которую бросил богатенький муж, содержавший ее восемь лет, — два. Он, может, вообще умер — три.
— Нет, этот так просто не сдохнет! — зло выплюнула я.
— Я тоже так думаю, — легко согласился Боннер. — Но идти в суд без доказательной базы — гиблое дело.
— И давно ты знал? — спросила я, сжав кулаки. — О том, что он сделал. Со мной.
— Я не знал, Кэтрин, — спокойно проговорил Боннер. — Этого нельзя узнать наверняка, пока сам обманутый не захочет покопаться в себе. А ты не хотела. Яростно, отчаянно. Готова была защищать его до последнего… Пока он был рядом. А теперь его влияние слабеет.
Я закрыла лицо руками, затрясла головой.
— Восемь лет! Восемь лет… Карьера, личная жизнь, едва не загубленный дар… Он угнетал меня, а я радовалась! Ждала его возвращения как верная псина под дверью квартиры, отписанной на Элен!
Я вскочила на ноги, перевернув наполненный бокал. Янтарная жидкость растеклась по белой плитке, звонко разбилось стекло на десяток мелких осколков…
— Успокойся! — велел Адам, возникая передо мной. — Мы его найдем. Если меня не подводит чутье, то подонок в Глемшире.
— Ты не понимаешь! — закричала я. — Не хочу его искать. Будь он трижды проклят! Восемь лет я подчинялась чужой воле, и где гарантия, что этого не случится снова?! Я не полечу туда! Я боюсь… Плевать мне на дом и на его деньги! Я вернусь, обращусь в суд, в полицию…
— И ничего не добьешься. Страшно одной, Кэтрин. — Он схватил меня за запястья, встряхнул, заставил посмотреть на него. — Я буду рядом. И поверь, Поук пожалеет обо всем. Если ты мне поможешь.
— Нет! Нет! — Меня колотило не то от холода, не то от ужаса. В голове снова поднимался туман, застилал глаза, выливался дождем из глаз. Я вспоминала прошлое. — Адам, Адам… — Он крепко держал меня, не позволяя уйти. — У меня ведь был парень. И я любила его… Господи, не могу вспомнить его имя. Я не могу!
Сердце клокотало как сумасшедшее, билось о ребра, пытаясь разорвать грудную клетку. Еще немного, и, кажется, голова взорвалась бы от множества невнятных голосов, от тихого шепота, обещающего красивую беззаботную жизнь рядом с Роджером… Я в очередной раз мотнула головой и вдруг была поймана холодными ладонями.
Притянув к себе, Адам припал губами к моим губам, не давая дышать и оглушая резкой сменой событий. Его поцелуй был грубым и настойчивым, язык напористо толкнулся в мой рот, исследуя его, настаивая на продолжении и заставляя податься навстречу. В нос ударил запах дорогого табака и свежей древесной ноты — его парфюм… Руки, сначала сжимающие мои скулы, скользнули вниз: одна остановилась на шее, а вторая двигалась дальше, по спине, чуть нажимая на позвонки подушечками пальцев.
Я замерла в смятении. Притихла на миг, пытаясь понять, что происходит. И боль тут же прошла.
Остались только ощущения: его щетина легко царапает нежную кожу, пальцы обжигают, а губы… отстраняются.
— Ну вот, — шепнул он, — так-то лучше.
Я сомневалась в его словах. Потому что безумно хотелось продолжения. Именно сейчас. Без слов, без просьб… Я согласилась бы даже на более тесную близость. Всего один раз. Но он отстранился.
— Спасибо, — шепнула, прикусывая нижнюю губу и опуская взгляд. — Мне жаль. Я не понимаю, что это было.
— Откат, — пояснил Боннер. — Нам нужно найти хорошего менталиста, который помог бы тебе вспомнить. Аккуратно, без этого вандализма. Поук работал над тобой годами, возвращаться к себе тоже придется не один день. Думаю, на сегодня бесед хватит.
— Да, — я скользнула взглядом по его лицу, споткнувшись о губы, — мне нужно идти. Обдумать. И просто… Увидимся позже, Адам.
Подхватив сумочку, я почти выбежала из его каюты, так и не услышав ни слова в ответ.
Мой мир пошатнулся. И я устояла только благодаря рукам своего адвоката. Или его губам? Тряхнув головой, вошла к себе в каюту и привалилась к стене, упираясь в нее лбом и дрожащими ладонями.
Как это могло произойти со мной? Мой муж — тот, кого я боготворила, оказался преступником. Теперь, спустя несколько дней разлуки, я четко понимала, что не скучаю по нему ни капли и не чувствую сожаления от разлуки. Есть лишь облегчение и страх новой встречи.
А ведь даже Стэф, пережив очень болезненный развод, некоторое время пребывала в депрессии, не понимая, как жить дальше и что делать. Помню, выслушав ее откровения, я поняла одно: привычка — невероятно опасная штука, заставляющая нас терпеть самые нелепые вещи. Например, откровенное неуважение или холодное безразличие. Казалось бы, что мешало ей раньше стукнуть кулаком по столу, высказать обидчику раз и навсегда свои претензии и уйти, хлопнув дверью перед его носом? Страх перемен — вот что. Она думала: «А вдруг станет хуже? Там, за порогом, я останусь совсем одна. Можно еще немного подождать. Обойдется». И терпела, пока не лопнуло что-то внутри.
Это «что-то» называют по-разному. Стэф говорила, что лишилась веры. Веры в любовь, в бескорыстие, в доброту. У меня же…
В моем случае было немного иначе. Я все еще верила, больше того, с каждым днем разлуки словно просыпалась, стряхивая с себя остатки вязкого серого тумана. И я поняла это только теперь. Потому что все было обманом. Понять, что у тебя украли восемь лет… Каково это? Страшно. Жутко. Мерзко.
Не знаю, что Родж делал, но первые годы я его обожала, казалось, жить без него не могла. Затем между нами стали вспыхивать ссоры. Не по его инициативе, а по моей. Мне становилось мало его, чувство было почти болезненным, выжигало меня изнутри. Тогда окончательно пропал дар. И тогда же, видимо, муж потерял ко мне интерес, но зачем-то продолжал держать рядом. Возможно, боялся, что после его ухода я приду в себя и пойму что-то, открою глаза. Этот гад просто выжидал. Как сказал Адам, доказать влияние Роджа теперь почти невозможно.
Восемь лет.
Я схватилась за голову, взъерошив волосы. Присела на краешек стула, положила руки на колени, выпрямила спину до боли в позвоночнике и вперилась взглядом в стену. Способна ли я встретиться с Роджем снова? Он ведь знает меня от и до, изучил, как лабораторного кролика, и способен повлиять снова… Но и прятаться вечно я не смогу. Кроме того, стоило панике немного утихнуть, как проявлялось новое, никогда до этого неведомое чувство: я хотела заставить Роджера Поука страдать. Хотела мстить. Хотела видеть страх на его холеном лице!
Стук в дверь оборвал мои размышления. Только открывать я не собиралась. Не хотела никого видеть. Не сейчас. Стук повторился, а затем донесся голос Адама Боннера:
— Ты там жива?
— Не дождешься, — тихо ответила я и уже громче добавила: — Все хорошо. Уходи.
— Ты кое-что забыла у меня в номере, — не унимался некромант.
Я хотела было сказать, чтобы оставил мои вещи себе, но тут почувствовала зов. Легкая щекотка прошлась по ладошкам, сбилось дыхание. Сахили. Этот гад притащил мне свои бинты. И теперь, оказавшись от меня поблизости, они звали, лишая возможности уединиться.
— Ну ты и наглец, — прошипела я, как только дверь отъехала в сторону. — Видишь же, что я плохо себя чувствую, и все равно приволок свои лохмотья.
— Сахили, — оскалившись, поправил меня Боннер, выставляя у моих ног еще и чемодан с инструментами. — И потом, ты сама сказала, все хорошо. Буквально минуту назад. Так что займись делом.
Бинты перешли мне в руки, а некромант, развернувшись, бросил через плечо:
— Твои туфли остались у меня. И пеньюар, и нижнее белье. Бежевое, ажурное. Не хватает только тебя в нем.
— Издеваешься? — Мысленно я уже продумывала варианты восстановления сильно поврежденного рисунка на бинтах, но возмутительное поведение Боннера оставить так просто не могла. — Я все заберу позже. Вечером, наверное.
— Прекрасно, я зайду за тобой к ужину, — донеслось уже из коридора.
Нормальный человек испытал бы раздражение, а я только кивнула. Потому что полностью переключилась на сахили, уже понимая, какого иероглифа недостает внизу…
Время за работой пронеслось как один миг. Погрузившись в свой мир, я и не заметила, как закончила восстановление вещи. Теперь она выглядела новее, и магия в ней стала заметно сильней. Расстелив сахили на столе, я любовно погладила их с лицевой стороны. Меня распирало от гордости и удовольствия. Только вот стоило выдохнуть и отвлечься, как на организм напала тревожная слабость. Слишком много сил влила в бинты во время работы, позабыв все заповеди артефакторов. Кроме потраченной энергии, чувствовалась и физическая усталость — гудела спина, слегка тряслись руки.
— Нужно искать электронные версии старых лекций и восстанавливать концентрацию, — пробормотала вслух, растирая ноющие запястья.
Взглянув на часы, поняла, что обеденное время давно миновало, а до ужина еще оставалась пара часов. Не знаю, как дошла до кровати, зато ощущение мягкой пуховой подушки под головой запомнила прекрасно. Собственно, на этом воспоминания и оборвались.
— …она спит, — донеслось откуда-то с облаков, по которым я гуляла абсолютно обнаженной.
— Вижу. — Голос Адама раздался, кажется, в самой голове. — Подъем! Кэтрин, тик-так, ужин, все дела.
— Что вас делайт? — Женщина говорила на северном диалекте, сильно коверкая слова. — Вы говорийт, она плохая. Болит. А она спит! Меня уволит из вас!
— Спокойно, Гальтина, никто тебя не уволит. Посмотри, она же глаз открыть не может. Кэтрин, ну-ка, скажи нам с горничной, сколько пальцев ты видишь?
Меня тряхнули за плечи, стащили с лица подушку, которой я пыталась укрыться. Приоткрыв глаза, я увидела длинный средний палец с отличным маникюром. Чуть позади виднелась размытая рожа Адама Боннера.
— Ты что, ногти подпиливаешь? — спросила я, едко ухмыляясь. — Мачо.
— А ты привыкла видеть обглоданные обрубки с забившейся под них грязью и серой из ушей? — осведомился некромант, продолжая светить своим пальцем перед моим носом. — Так сколько?
— Один! — рявкнула я. — И хозяин у него один, идиот!
— А, нет, — задумчиво проговорил Боннер, оборачиваясь к перепуганной горничной — темноволосой женщине средних лет. — Гальтина, с ней все в порядке. Можешь идти.
— Он врайт мне, господиня! — затарахтела женщина, нервно перебирая складки передника униформы. — Говорит, открой дверь, там жена умирайт! Я испуган, открыла. А вы спайт. И даже храпит!
— Я не храплю! — возмутилась, протирая глаза.
— Что?
— Она говорит, что не храпит, — услужливо повторил Боннер, нагло устроившись прямо на моей кровати.
— Ну… — смутилась горничная. — Тогда мне показалась! Это кто-то другая. Другая каюта.
Адам громко хмыкнул.
Я села, с силой выдирая из-под него одеяло.
— Вы жаловайтся? — тихо спросила горничная. — За мой самоуправства. Я своим чип-карта открыйт…
— Нет, я не стану жаловаться, — перебив женщину, хмуро уставилась на забавлявшегося все это время Боннера. — Зачем ты заставил ее открыть мою каюту?
— Иди, Гальтина, — щедро разрешил Адам. — Дальше мы сами разберемся.
— О, так вы и правда женаты, — обрадовалась горничная. — А я испугаться. Мирится вам хорошо! Я не приходить сегодня, а завтра все хорошо убрайт!
Она многозначительно поиграла темными бровями и выскользнула из каюты, абсолютно уверенная в том, что совершила благое дело, дав Боннеру войти.
— Ты обманул горничную. — Я зевнула, откинула одеяло, вспомнив, что уснула одетой и стесняться мне нечего, и встала. — Зачем? Если можно было просто постучать?
— Постучать нужно по твоей пустой голове, — донеслось в ответ. Адам тоже поднялся и подошел к столу. С очень серьезным видом посмотрел на проделанную мною работу, провел рукой над бинтами, прикрыв глаза, и повернулся. — Сколько сил ты влила в сахили? Решила самоубиться оригинальным способом?
— Я немного переборщила, — не стала спорить с очевидным. — Забыла, как контролировать поток и перекрывать каналы с энергией.
— И, понимая это, все равно принялась за работу? — В его голосе слышалась злость пополам с недоумением. — Неужели не понимаешь, что, уснув после такой потери, можно не проснуться? Или нравится ходить по лезвию ножа?
— О, Адам Боннер решил почитать мне нотации, — засмеялась я, сердито разминая все еще ноющие от работы с сахили запястья. — Только он забыл, что сам приволок сахили мне в номер и отдал лично в руки. И плевать, могу я работать или нет, главное, чтобы закончила побыстрее.
— Главное, чтобы не начала снова вспоминать, дура! — рявкнул некромант, приближаясь. — Ты сейчас похожа на бомбу замедленного действия. Любая попытка вспомнить — это все равно что резать проводки наугад. Ясно?
Было бы яснее, если бы он остановился подальше. Но нет, Адам замер в полушаге от меня, отчего мой взгляд то и дело упирался в его губы. И да, я почему-то помнила тот поцелуй настолько хорошо, словно он случился только что. И от этого было неловко. Потому что начинать отношения с собственным адвокатом — верх неблагоразумия, кроме того, Боннер — одиночка. Он беззастенчиво говорил о своих мужских потребностях, давая при этом понять, что обязательств не приемлет.
— Ты прав, — проговорила, лишь бы отделаться от него побыстрее. — Нужно быть осторожнее. Во всем. Так что, пригласишь меня ужинать? Или так и будем стоять здесь?
Что-то промелькнуло в его взгляде, и я, даже не будучи менталистом, четко осознала — он бы остался в номере, но не стоять… Однако уже в следующий миг Боннер небрежно кивнул на дверь ванной комнаты со словами:
— Переоденься, а то помятая вся. Испортишь мне репутацию…
И пошел к дивану, хватая по дороге пульт от визофона.
— Это было бы бесчестно с моей стороны, — съязвила в ответ я, практически убегая в ванную комнату. Задержавшись у чемодана, откинула крышку и выхватила синее платье, после чего скрылась за дверью, не забыв закрыться на замок. Сунув наряд в маг-помощницу, запустила глажку небольшим потоком силы и принялась поправлять макияж. Общие сборы, включая переодевание, заняли не больше десяти минут, но за это время Боннер успел заскучать.
— Долго, — пробурчал он при виде меня.
— Ты, как всегда, просто душка, — качая головой, прошла мимо и вынула из чемодана подходящие туфли. — Я готова.
— Наконец-то.
Боннер заботливо открыл дверь… для себя. Вышел первым и направился к общему холлу. Я шла следом, глядя на его спину и думая о том, что так и не узнала, зачем мы летим на юг и чем Роджер насолил некроманту. А еще не сказала ему про вещи, найденные в сейфе и спрятанные теперь за подкладку сумочки. А ведь это могло быть чем-то важным… или опасным! Тем, к чему я не хотела быть причастной.
— Адам, — поравнявшись с некромантом, схватилась за его локоть и чуть потянула на себя, — давай остановим этот бег и перейдем на прогулочный шаг. Мне нужно поговорить с тобой.
— Не сейчас, — ответил адвокат, хотя и пошел немного медленнее. — Я голоден и зол. Так что вопросы неуместны.
— Ты всегда зол, — проговорила я, отпуская его руку.
В конце концов, с чего бы мне навязываться? Разговор действительно мог подождать, а терпеть очередную порцию хамства настроения не было. Искренне недоумевая, чем же успела насолить Боннеру в этот раз, отвернулась и принялась разглядывать наших попутчиков, так же путешествующих на дирижабле. Я никогда не летала вторым классом и теперь жалела об этом. Здесь было… приятнее, что ли. Люди, проходящие мимо, улыбались, разговаривали между собой, не стеснялись показывать эмоции и не смотрели на окружающих свысока. Одевались они тоже иначе: у каждого имелся свой стиль, во многом совершенно не соответствующий последним модным тенденциям.
А этажом выше летела элита или те, кто, как и мой муж, тряслись за свою репутацию больше, чем за здоровье. Бывало, у нас кончались деньги, и тогда он занимал их у своей матери или моих родителей, чтобы продолжать выглядеть богачом. «Никто не должен знать, что у нас проблемы, — говорил Роджер, оставляя мне сущие гроши на покупку еды. — С нищими не заключают сделок, их предпочитают гнать в шею. Поэтому я пригласил будущих партнеров в „Атлантик-морти“, они должны убедиться в благонадежности своих вложений».
— Добрый вечер, — вдруг произнес высокий пожилой мужчина, одетый в брюки и футболку-поло. Его седые волосы были забраны в низкий хвост, а на длинных загорелых руках красовалось несколько разных браслетов.
Я не знала, как вести себя с незнакомцем, и все еще решала, следует ли ему ответить, когда Адам заговорил, огибая меня и протягивая мужчине руку для пожатия:
— Дорэн, какая встреча. Решил погреть старые кости?
— А как же без этого? — улыбнувшись, мужчина преобразился: все его лицо покрыла сеть мелких морщинок, а глаза сверкнули тревожным огоньком. — На севере меня нынче не слишком любят. Буду искать себя южнее.
При произнесении последней фразы этот Дорэн обвел меня весьма недвусмысленным взглядом, задержавшись почему-то на туфлях.
Зная о врожденной бестактности собственного адвоката, я уже хотела представиться сама, чувствуя большую неловкость от затянувшегося молчания, но тут Адам и вовсе удивил. Загородив меня собой, некромант проговорил:
— Нам пора. Если что — мой номер не изменился, звони.
— Надеюсь, не пригодится, — спокойно ответил мужчина, после чего пошел дальше, даже не прощаясь.
— Ну, знаешь, — раздраженно начала я, стоило знакомому Боннера скрыться, — это было верхом неприличия. Я что же, бесплотная тень, по-твоему?
— Нет, Кэтрин, ты отнюдь не бесплотная. — Адам теперь уже сам положил мою руку на свой локоть и увлек к ресторанам. — И Дорэн это заметил, уверяю.
— И? Это плохо? — Я уже поняла, что где-то был подвох, но не могла разобраться, что именно было не так.
— Он инкуб, — как-то очень спокойно сообщил Адам.
Я резко остановилась и вытаращила глаза:
— Мужчина, способный выделять запах для соблазнения женщины?
— Феромоны, ага. — Адам быстро осмотрелся и потянул меня дальше. — Он питается чувственными наслаждениями.
— Как бы красиво ты это ни называл, суть не изменится. Он опасен!
— Многие теперь так считают, поэтому бедняга такой худой.
— Я не шучу, Боннер. На севере ввели закон против инкубов и их женщин, суккубов. Я слышала о таких! Совсем недавно по визофону говорили об одном шумном деле, вызвавшем резонанс в обществе. Негодяя, соблазнившего девушку из богатой семьи, отпустили, и он теперь где-то среди нас. Это отвратительно!
— Почему где-то? Вот он, мимо только что проходил. Дорэн ит Хапински. Я был его защитником по делу против Коригана.
Хотела снова остановиться, но некромант не дал. В ресторан вошли молча, за столик уселись тоже в полной тишине, и, лишь когда подошел официант, уточнить, будем ли мы что-то заказывать, я отмерла. Взяв меню, пробежалась взглядом и выбрала почти наугад несколько блюд. Боннер к тому времени заказ уже сделал и смотрел на меня выжидающе. Гад понимал, что разбередил во мне улей из сотен пчел-недовольств, жалящих мой мозг изнутри, и ждал, пока меня прорвет.
— Ты, значит, защитил преступника и счастлив? — выдала я, стоило официанту отойти.
— Я защитил человека, не сделавшего ничего криминального, — возразил он.
— Тогда и мой муж не сделал ничего криминального. — Меня распирало от злости.
— Милая, не стоит мешать мух с котлетами. Поук методично навязывал тебе свою волю, восемь лет насилуя мозг, почти лишил тебя дара и совершенно не каялся в содеянном. Скажу больше, он наверняка рассчитывал, что ты просто умрешь однажды.
— В каком смысле?
— Ну, его не было бы рядом, и ты начала бы вспоминать. Рано или поздно. Кровоизлияние в мозг — отличная штука. Ты умерла бы, не поняв, что пошло не так, и даже некромант, подняв тело и вызвав душу на допрос, не нашел бы подвоха. Хотя до некроманта дело и не дошло бы. Просто нервы, развод и смерть. Так бывает, увы.
— Он не может быть настолько чудовищем.
— Может. Но мы говорили о моем клиенте, Хапински. Ты сравнила его со своим чудо-мужем, а это в корне неправильно. Дорэн никогда не берет что-то против воли. Другое дело, что он может немного помочь тебе принять собственные желания и не стыдиться их.
— Это отвратительно. Он внушает женщине желание, и она изменяет мужу или…
— Бред. Его сила не настолько велика, чтобы навязать что-то. Но так уж устроены инкубы, что чувствуют за милю неудовлетворенные желания. Понимаешь? Вот, например, ты…
— Заткнись! — зашипела я, оглядываясь по сторонам в надежде, что нас никто не слышал.
Адам усмехнулся, откинулся на спинку стула и, пожав плечами, согласился:
— Больше ни слова.
Я выдержала в тишине не больше десяти минут. Эта сволочь говорил за это время с официантом, с проходившей мимо девушкой, неудачно уронившей прямо рядом с ним сумочку и даже с собственным стейком. Только не со мной.
— Хорошо! — Отложив вилку и нож, я закатила глаза. — Рассказывай дальше. Вот почувствовал он, что женщина жаждет… ну…
— Секса.
— Да-да… И что?
— И тут природа берет свое, — довольно отозвался Боннер. — Организм начинает выработку феромонов, а тело — небольшое преображение.
— Так это правда? Они еще и меняться могут? Как оборотни?
— Лишь слегка. К примеру, Хапински не сможет стать крупным качком с широченными плечами. Но, если нужно, он помолодеет на время, изменит цвет волос и глаз и даже подкорректирует черты лица. Слегка, но все же… Все для дамы, как говорится.
— А потом?
— Потом он уходит, простившись навсегда. Забеременеть от него невозможно, потому что — это тебе понравится — они могут зачать детей только по любви. Романтика, а?
— Тогда чем же он так не угодил той девушке, что раздула скандал в новостях?
— Как раз тем, что ушел, — хохотнул Боннер. — А она смогла потянуть за нужные ниточки. Пыталась вернуть и заставить быть с ней на веки вечные. Инкубы — потрясающие любовники, Кэтрин.
— Тебе-то откуда знать? — ехидно уточнила я.
Адам даже не подумал оправдываться, загадочно улыбнувшись, он чуть пригнулся и шепнул:
— Среди них, как ты говорила сама, есть и женщины, дорогая. Суккубы.
— Фу-у-у. — Я поджала губы, раздула ноздри и замахала руками. — Эти подробности оставь при себе.
Некромант засмеялся, откинув голову, чуть прикрыв глаза и качая головой. Тихо, но неожиданно заразительно. А я так и замерла, не в силах отвести от него взгляд и глупо улыбаясь в ответ.
— Я не буду рассказывать, — проговорил Адам спустя пару секунд, — но покажу тебе их. На юге. Если захочешь.
— Ты там с ними… познакомился?
— Нет. — Он снова стал серьезным и подал знак официанту. — Пора закругляться. Завтра тяжелый день, и я хочу как следует отдохнуть. К слову, у меня кое-что есть для тебя. Провел небольшой ритуал, пока ты работала с сахили.
— Для меня? — сказать, что я удивилась, — ничего не сказать.
— Угу. В моем номере.
— Если это что-то из твоего бара, а ритуал заключался в распитии начатого нами коньяка, то я пас.
— Идея весьма неплохая, запомню. — Боннер прикоснулся часами к табло счета, принесенного официантом. — Но ты снова ошиблась, Кэтрин. Идем, пока я сытый и добрый.
Мы почти дошли до номера, постоянно соревнуясь в остроумии и стремясь задеть друг друга словом, когда я замедлила шаг, из-за чего немного отстала от спутника. Заболела голова. Это была не совсем обычная боль, а пульсирующая, нарастающая и медленно расползающаяся от висков к темечку.
Адам, едва ли не бегущий впереди, что-то спросил, и я хотела сказать, что не слышу его, когда меня толкнули в плечо. Незнакомец-нахал прошел мимо, даже не думая извиняться за поведение. Я резко обернулась, чтобы высказать свое недовольство, но замерла.
Обоняние уловило некий запах: знакомый и в то же время давно ставший чужим. И тут же мозг, пользуясь этой миниатюрной подсказкой со стороны, услужливо визуализировал картинку. Молодой человек с длинными светлыми волосами стоял ко мне спиной, пропуская чип-ключ между пальцами. Пахло от него почему-то апельсинами и корицей, а рядом с ногами обнаружился чемоданчик наподобие моего, но другого цвета и с иной гравировкой. Такие получали маги-техники сразу после выпускных экзаменов. Блондин говорил с кем-то, и его голос будоражил, рождая внутри нечто давно забытое.
Как же его имя? При попытке вспомнить в голове зазвенело.
Схватившись за виски, я застонала. В следующий миг к носу прижался открытый пузырек, в котором плескалась отвратительно пахнущая жидкость. От начавшегося следом кашля я даже прослезилась.
— Лучше? — спросил Адам, деловито закупоривая нашатырный спирт и убирая его в совершенно плоский внутренний карман пиджака. Явно пространство там было расширено за счет магии. Даже думать не хотелось, что еще Боннер носил с собой таким образом.
— Хуже, — словно немощная, пропищала я, протягивая к нему руку и опираясь на плечо. — Сейчас упаду.
— Сшибает с ног сила моего обаяния или снова решила повспоминать прошлое? — Боннер подхватил меня за талию и повел в прежнем направлении.
— Не знаю. Не уверена.
— Значит, обаяние, — уверенно заявил адвокат.
— Нет, я не уверена, что сама решила повспоминать, — сказала и снова закашлялась. — Меня кто-то толкнул, и я почувствовала запах. Из прошлого. Мне кажется, также пах кто-то, кто был мне дорог тогда, много лет назад.
Боннер бросил взгляд куда-то в сторону, и мне вдруг показалось, что он принюхивается. Даже решила, что издевается над моими словами таким образом, но в следующий миг он прибавил шагу, и теперь я практически бежала, увлекаемая им вперед.
— Хорошего мало, — только и сказал некромант в ответ на мое: «Что не так?»
Остановились мы, лишь достигнув каюты, и я уже практически висела на Боннере. Подхватив на руки, он внес меня в номер и уложил на диван, пробормотав что-то вроде: «С такой отдохнешь только на том свете».
Отреагировать на его слова я смогла только тихим вздохом, признавая свою вину и соглашаясь со всем подряд. Потому что спорить и вредничать не было ни сил, ни желания. Приметив подушку, я сползла из сидячего положения в горизонтальное, уложив больную голову на мягкое и вытянув ноги. Диван показался мне в тот момент пределом всех мечтаний, а вот голос Боннера, не дающий провалиться в сон, раздражал неимоверно.
— Чтоб тебя, — раздалось над ухом, и меня насильно усадили. — Не спать, Кэтрин. Что за наказание. Смотри на меня. Уснешь сейчас и проснешься в лучшем случае идиоткой. Давай, поговори со мной.
Я зевнула, даже не удосужившись закрыть рукой рот. Раскрыв глаза пошире, уставилась на Боннера, тот что-то толковал о подарке и поднес к моему лицу руку. Раскрыв ладонь, показал мне маленькую пуговицу и спросил, где у меня лежат нитки. Я пожала плечами.
— Черт с тобой, бери ее так. Зажми в кулаке!
Пуговица перекочевала ко мне. Зеленая, простая. Кажется, я видела такие на его рубашке.
— Это что, и есть обещанный подарок? — спросила, подавляя очередной приступ зевоты. — Твоя щедрость не знает границ.
— Знаю. — Адам поднялся на ноги, и меня заставил встать с зажатой в кулаке пуговицей. — Идем со мной. Глаза не закрывай. Сейчас я тебя немного отвлеку, нам важно выиграть время.
Я кивнула. Говорить не хотелось, а ослушаться Адама казалось плохой идеей. Потому я послушно шла, хотя ноги стали практически ватными, а веки ужасно потяжелели.
В итоге мы оказались в ванной комнате, где Боннер, настроив душ, обрызгал прижавшуюся к стеночке меня водой. Я вздрогнула, проснулась, выругалась и собралась уходить, сославшись на лопнувшее терпение. Он хмыкнул, схватил меня поперек живота и сунул прямо в одежде в кабину, где лилась ледяная вода.
Ледяная!
Я взвизгнула, дернулась, завизжала. Адам радостно усилил напор. Тварь такая!
Побарахтавшись внутри кабинки с полминуты, а может и больше, я окончательно оглохла от собственных воплей, поскользнулась и едва не упала, потянув некроманта за собой. Он поймал, вытащил и только тогда закрыл воду.
— Полотенце там, — сообщил мерзавец, глядя, как я трясусь от холода и ужаса.
Бросившись к шкафчику, вынула махровый халат, непослушными руками еле-еле надела его, укутавшись полностью, и уже тогда с ненавистью уставилась на Боннера. Тот невозмутимо вытирал лицо и голую грудь. Мокрая рубашка лежала рядом на умывальнике.
— Теперь я умру от восп-пале… апчхи… легких! — сказала, вытирая замерзший нос и поправляя капюшон.
— Зато не прямо сейчас и не на этом дирижабле. Я оттянул твою кончину. Снова! — Боннер кивнул на дверь, и я гордо вышла.
Встретились мы на его кровати. Я под одеялом, он плюхнулся сверху, лицом на матрас. При этом протянул мне руку, и рядом со мной упала все та же зеленая пуговица.
— Ты уронила в душе. Не теряй, — сказал некромант в подушку.
— Это какой-то оберег? — спросила я, поднимая подарок и зажимая его в кулаке.
— Вроде того. Ментальный затвор. Если будешь носить с собой, никто не влезет в голову без спроса и разрешения.
— Но почему пуговица? И почему именно такая? — Я покрутила неказистую вещицу перед носом.
— Что было под рукой… — Адам зевнул, покрутился, лег удобнее. — Пришей ее завтра. А пока положи под подушку. Дверь закрыта, на ней защита. Спи.
— Значит, ты разрешаешь остаться у тебя? — уточнила на всякий случай, даже не думая смущаться или тем более возмущаться. Идти в свой номер одной было страшно, а с некромантом, пусть и с таким, как мне попался, жизнь казалась надежнее.
Вместо ответа Боннер захрапел.
Быстро поднявшись, стащила с себя халат и мокрое платье. Затем надела сухое белье, забытое у некроманта раньше, немного подсушила волосы полотенцем и снова завернулась в халат. Немного подумав, не стала ложиться на диван. Мне было страшно, а Боннер отключился, и ему было абсолютно плевать, кто спит рядом. Поэтому, отвергнув доводы здравого смысла, вещавшего что-то о хорошем тоне, я нагло улеглась под бочок к адвокату и осторожно поднесла к лицу пуговицу. Посмотрела на нее, прикоснулась второй рукой и прикрыла глаза. Магия в ней отозвалась мягкой тягучей патокой. Обволакивающей, словно защитный кокон.
Сколько же сил Боннер влил в эту пуговку, оторванную с собственной рубашки? А ведь он еще не восстановился после недавнего истощения… И мне бы поберечь его нервы, а я только неприятности приношу. Взглянув на адвоката, я вдруг ощутила щемящую грусть от того, что не могу сделать для него что-то хорошее в ответ. Ну, заберет он часть средств Роджера после развода, но сделал Адам уже гораздо больше, чем от него ожидалось. Пожалуй, даже если я отдам некроманту все, что окажется на счете супруга, и этого будет мало…
Засунув под подушку драгоценную маленькую пуговку, я вдруг улыбнулась, подумав, что это действительно настоящий подарок. Ценный и неповторимый. Такой не купить даже в мастерской «Тайферти» за десятки тысяч кредитов… И это согревало душу, отгоняя прочь нехорошие мысли.
— Спасибо, господин некромант, — шепнула я, осторожно накрыв его одеялом и пристроившись рядом, однако оставляя между нами небольшое пространство.
В эту ночь все кошмары обходили меня стороной — ни один не решился связываться с гневом мирно сопящего рядом некроманта.
