ГЛАВА 19
— Просыпайся…
Поцелуй в уголок губ заставил меня сонно улыбнуться.
— Который час?
— Время ехать в Глемшир, — тихо проговорил некромант, продолжая гладить подушечками пальцев мое плечо.
Сначала я не поняла, о чем он толкует, зато когда смысл сказанного дошел, распахнула глаза и уставилась на него, гадая, что это значит.
— Я хочу посадить твоего мужа за решетку, — заговорил снова Адам, поняв, что от меня вопросов не дождется. — Хочу сделать все в соответствии с законом. Хочу лично присутствовать на суде и содействовать обвинителям. Он многих убил, не меньше людей покалечил и теперь должен понести заслуженное наказание.
— И поэтому я должна поехать в приготовленную им ловушку? — шепнула, понимая, что во мне говорит страх пополам с эгоизмом. Больше всего на свете хотелось забиться в уголок огромного дома Боннера и тихо отсидеться там, делая вид, что ничего не понимаю и помочь ничем не могу. Соблазн поступить именно так был настолько велик, что я практически не рассматривала других вариантов…
— Мы можем поступить двумя способами. — Адам сел рядом со мной, отчего кровать жалобно скрипнула. Он был предельно серьезен и смотрел на меня, не отводя черных глаз, полных понимания, а не осуждения. — В первом варианте мы приедем вместе. На тебя наденут прослушку, и ты войдешь в дом, где попытаешься вывести бывшего мужа на разговор. Нам нужны признания. Все это время я буду совсем рядом, вместе с десятком стражей порядка. И все мы рванем внутрь, как только почувствуем, что ты нуждаешься в помощи. Но есть и другой вариант. Я могу поехать в Глемшир один. Проникну в дом и вытащу Мари, убив Поука. Просто усыплю его тьмой, никто не поймет, а если и поймут, это еще нужно будет доказать. В любом случае свободным оттуда он не выйдет. Я так решил.
Он так просто говорил об убийстве, что я невольно задумалась: кто передо мной? Нахмурилась, сжала кулаки и опустила взгляд. Прислушалась к себе. Но не ощутила ни страха, ни осуждения.
Возможно, Роджер все-таки сломал что-то во мне, высвободив наружу черствость и надорвав человечность. Больше того, поняла: будь у меня шанс — сама бы попыталась избавить Громдуар от Поука. Потому что он зло, а зло должно быть наказано в назидание другим. Только вряд ли мне хватило бы силы духа на то, чтобы отнять жизнь, пусть даже у такого негодяя, как Роджер. Да и Адам не походил на того, кто стремится убивать во благо. Не зря столько лет он пытался найти способ прижать Поука легально…
— Мне не нравятся оба варианта, — сообщила наконец Адаму, после чего взяла его за руку, сжала длинные пальцы, проследила за одной из линий многочисленных татуировок, что тянулась от запястья к шее. Дотронулась до его лица, скользнув по скуле, заросшей колючей щетиной, и, чуть подавшись вперед, поцеловала плотно сжатые губы.
Он собирался продолжить начатое мною, но я тут же оттолкнулась, поднялась с постели и, кутаясь в простыню, отошла к окну. Какое-то время так и стояла молча, а Адам не спешил продолжить начатый разговор. Улегшись на бок, он подпер голову рукой и смотрел на меня, ожидая, не торопя и не пытаясь давить.
Я чувствовала, что Боннер примет любое мое решение и никогда не осудит, даже если скажу, что хочу прятаться здесь, пока он будет разбираться с моими проблемами, и даже если сбегу потом, осудив его за убийство.
Но я не стану прятаться. Хватит.
— Я поеду с тобой, Адам, — сказала решительно, оборачиваясь к нему. — Потому что предпочту, чтобы ты не убивал его. Я не желаю для Роджера такой смерти. Это слишком… просто. Ты прав, его должны судить. Должны озвучить имена тех, кто пострадал от его дара. И, возможно, пора поднять вопрос об ужесточении надзора за магами… Я выступила бы свидетелем, меня не пугает огласка. Нельзя просто убить его, потому что он может быть не первым, не единственным и не последним.
Боннер улыбнулся. Мягко и совершенно непривычно. Поднявшись, он подошел ко мне, обнял и потерся кончиком носа о мою щеку. И только я разомлела от нежданной ласки, как услышала язвительное:
— Это тебе мое вино смелости придало. Не зря я его берег столько лет. Может, еще бутылочку перед отъездом? Будем разить противника наповал разъяренным взглядом и дыханием.
— С дыханием все в порядке, не надо наговаривать, — пробурчала я, не совсем уверенная в своей правоте. — И не смей жалеть ту кислятину, что я употребила в качестве лекарства. А не то все твои запасы опустошу. Из принципа.
— Обожаю твою принципиальность, — усмехнулся он. — Отныне мой погреб — твой погреб.
— Я запомнила эти слова, — сообщила довольно.
— Прекрасно. Вернемся из Глемшира — припомнишь мне их. А сейчас пора отправляться, Кэти. Пуговицу не забудь, — уже серьезно проговорил некромант. — Я проверю.
Кивнув, решительно направилась к шкафу, куда успела сложить все свои вещи. Но, уже снимая с вешалки блузку, не выдержала и снова подняла тему, от которой бежал Боннер.
— Скажи мне, — быстро глянув на него, отвела глаза и стала сосредоточенно одеваться. — Ты ведь знаешь, какой на самом деле Поук, как он опасен, но… я никак не могу уловить твоей тревоги от того, что Мари с ним. Пойми, я не хочу нагнетать и понимаю, что ты волнуешься. Просто… по Донне было видно, насколько она боится. А ты будто и забыл…
Я прервалась, потому что на талию легли горячие ладони Адама. Он развернул меня к себе и стал застегивать пуговки на блузке. Молча. От понимания, что промолчит и в этот раз, стало горько и обидно. Неужели он совсем не считается с моим мнением? Может, он тоже считает, что я способна только ждать, не думая и не задавая вопросов? Так думал Роджер, так почему бы и Адаму не сделать подобные выводы?
— Она молодец, — внезапно проговорил некромант, застегнув последнюю пуговку и подняв взгляд. — Мари не такая, как те десятилетние, каких ты знаешь, Кэтрин. Она… другая.
— Мари — ребенок, — нахмурилась я, — каким бы даром ни обладала.
— Да, ребенок, — согласился Адам. — Но не дай бог Роджеру разозлить этого ребенка.
Это было произнесено спокойно, но в глазах Боннера стоял такой холод, что у меня мороз прошел по коже.
— Ты хочешь сказать, что Мари может… может…
— Постоять за себя, — подсказал Адам. — Она уже владеет силой, Кэтрин. Школа нужна ей для того, чтобы учиться владеть собой. Там учат контролю и сдержанности, ритуалам и обрядам. Школа шлифует алмаз, понимаешь?
— И что она умеет в свои десять лет?
— О, многое. — По лицу Боннера скользнула надменно-гордая улыбка. — Эта девочка превзойдет многих. Только ей нужно научиться видеть разницу между правильным и неправильным. Как учился в свое время я. И многие до и после меня. Нужно самой понять, что такое хорошо. Потому что на чужих ошибках учиться неинтересно.
— То есть ты допускал, что Родж однажды ее найдет? И сознательно игнорировал это?
Он поморщился. Моя формулировка ему не нравилась.
— То есть я несколько лет назад рассказал ей об отце. О том, кто он и чем живет. Она выслушала, приняла к сведению, но не перехотела увидеться лично. Как ты и сказала, в первую очередь Мари — ребенок, и кое-что человеческое ей не чуждо. К тому же она женского пола…
Последние слова Адам сказал недовольно, отчего я вскинула брови:
— Это что еще за замашки? Женщины-то тебе чем не угодили?
— Неуемным любопытством. — Он даже отпираться не стал. — Любопытство — ваша основная слабость. Мари не терпелось увидеть папочку, мне это очевидно. Если бы он не пришел, то со временем она нашла бы его сама. Просто для того, чтобы посмотреть, послушать, узнать, какой он. Глупое любопытство. Ей недостаточно моих рассказов, хотя я не сомневаюсь, что она поверила каждому слову.
— Вполне нормальное человеческое желание, — фыркнула я, — знать свои корни. Тем более, говорят, они с Роджером очень похожи. Значит, ты уверен, что ей ничего не угрожает? А если Роджер попытается ментально воздействовать на ее волю?
— Это вряд ли, — Адам помрачнел, — она нужна ему живой и здоровой. Но ты права, нам стоит поторопиться, Кэти. Идем.
Всю дорогу до Глемшира меня инструктировали о том, как вести себя рядом с Поуком, что говорить и чего ждать.
Я слушала, кивала, трижды демонстрировала пуговицу, приколотую с изнаночной стороны к юбке. Иногда повторяла за Адамом целые предложения, доказывая, что внимаю только ему, а не смотрю на виды из окна и не думаю о своем, игнорируя важные советы.
Несколько раз Боннер порывался вернуться и оставить меня дома, предлагая дождаться его возвращения там. Пришлось пояснить, что моя позиция не менее твердая и решения своего я не поменяю.
Не знаю, чем бы все завершилось, скорее всего — крупной ссорой, но меня позвал артефакт. Рука сама потянулась к заднему сиденью и схватила обыкновенный пакет, скрученный в несколько раз.
— Что ты делаешь? — Адам сбился с очередной нотации и сурово сдвинул брови.
— Не знаю, — ответила, с интересом распаковывая свою находку. — Просто захотелось вдруг… О, это часы? А фонарик?
— Там же, — недовольно ответил Боннер, сбавляя скорость.
Мы оба понимали, что противиться призыву магического предмета бесполезно.
— Осторожно, — только и сказал Адам, когда я осторожно погладила циферблат.
Все повторилось, как и раньше.
Я завела механизм, включила фонарик и посветила вперед, разрывая тьму лучиком света.
Чуть поодаль увидела дом — один в один как с фотографий, что показывал мне Адам в своем кабинете. Мы как раз проезжали мимо старого фонтана, возле которого стоял уже знакомый по видениям мужчина. Сотрудник Отдела по борьбе с магическими преступлениями. Он смотрел на часы, хмурился. Ждал.
И тут из подворотни выбежала женщина. Глаза огромные, испуганные, волосы растрепаны, на юбке кровь… И это была я. Протянула ему пакет, подняла заплаканное лицо, и видение исчезло.
Мы наехали на кочку.
Машина подпрыгнула так, что у меня челюсти клацнули, едва не отхватив часть языка.
— Ты это специально! — обиженно выпалила я, обличительно тыча пальцем в идеально ровную дорогу, оставшуюся позади. — Зачем?!
— На обочину въехал, — признался Боннер. — Чуть шею не свернул, хотел увидеть то же, что и ты. Но не судьба. Что ты видела?
Чуть помедлив, я все же сменила гнев на милость, подумав, что глупое любопытство свойственно далеко не одним женщинам.
— Там был Гордон Морти. И еще там была я.
На меня уставились внимательные черные глаза.
— Я принесла ему этот пакет, — ответила на невысказанный вопрос, — и на моей юбке была кровь.
— Потому что я расквашу нос Поуку, — последовало уверенное заявление Адама. — Кто ж его отпустит «на сухую»? Не переживай, Кэти.
Спорить или делиться соображениями о том, что видение дано не просто так, а, скорее всего, как предупреждение, я не стала. Даже выдавила из себя подобие улыбки, чтобы Адам не понял, насколько я боюсь.
Что-то явно пойдет не так. Но что? Кто его знает…
Когда мы остановились, нужного мне дома видно не было, зато прямо рядом с нами стоял большой белый фургон, из открывшихся дверей которого вылезла недовольная наглая морда.
— Опаздываете, — проговорил незнакомый мне мужчина, хмуро осматривая меня с головы до ног.
— Скажи спасибо, что вообще приехали, — припечатал Адам, отбирая у меня пакет, в который я спрятала артефакты. — Кэти, знакомься, это Юлиан. Юлиан, это миссис Кэтрин Поук. Прошу не любить, но относиться с должным уважением.
— Поук? — переспросил мужик, моментально напрягшись.
— Пока — да, — подтвердил Боннер, выскакивая из машины и маня меня за собой. — Она все инструкции получила, будет действовать строго по оговоренной схеме, а если что-то пойдет не так — мы тут же вмешаемся.
Последнюю фразу я слышала, кажется, в пятый раз.
Адам нервничал, но очень старался не показать этого. Он проводил меня в фургон, выгнал оттуда шестерых мужчин в форме и оставил нас наедине с молоденькой девушкой-офицером. Та прикрепила на мое тело несколько миниатюрных устройств, позволяющих слушать все, о чем будет говорить Роджер, и вновь проинструктировала о тактике поведения. Я кивала как болванчик, с каждой минутой все больше чувствуя себя не в своей тарелке.
Когда же пришло время идти в дом, Адаму попытались запретить меня провожать. Не смогли. Но даже это короткое время близости кончилось слишком быстро. Стоило увидеть нужную калитку, мой посеревший от нервозности некромант остановился.
— Дальше тебе нужно идти одной. Он наверняка смотрит в окно, следит. Ждет тебя.
— Все будет хорошо, — внезапно сказала я, обхватывая его лицо двумя руками. — Не переживай так. Я не стану рисковать понапрасну.
— Обещаешь? — И столько отчаянной злости, столько невысказанной тревоги было в его голосе…
Ни одно признание в любви не дало бы мне больше уверенности в чувствах Адама.
— Честное слово.
Поцеловав уголок его губ, улыбнулась и вышла на дорожку, освещенную фонарями.
Каждый шаг давался с трудом, и ужасно хотелось обернуться, чтобы увидеть очертания фигуры Боннера в тени ветвистых деревьев. Сумерки уже накрыли улочки небольшого южного города, по дорогам гулял теплый ветер, развевая мою юбку, забираясь под блузку, осторожно касаясь пакета с артефактами, зажатого в моей руке.
Мне было страшно, но в тот момент, когда прошла в гостеприимно приоткрытую калитку, вдруг подумала, что Адаму еще тяжелее. Он вынужден оставаться в стороне, быть непричастным, лишь надеясь, что все пойдет по продуманному плану.
Сразу за калиткой раскинулся сад. Неухоженный, даже одичавший. Но его прежняя прелесть угадывалась даже теперь. Когда-то им занимались умелые любящие руки. Жена Доминика Тафта наверняка обожала их дом, теперь же здесь была разлита атмосфера непередаваемой печали. Все пришло в запустение.
Внезапно я подумала, что не хочу этот дом. Даже если все уладится, даже если закончится хорошо… Здесь мне не найдется места.
Преодолев три аккуратные ступени, небольшую веранду и остановившись у мощной дубовой двери, я тихо постучала, внутренне замирая от ужаса.
Мне ответил женский голос. Мягкий, сломленный, безучастный.
— Входи.
Толкнув преграду, вбежала в просторный холл и завертела головой как ошалелая.
— Стэф! — позвала громко, отчаянно. — Где ты?
— Сюда.
Обернувшись на голос, я сделала ровно десять шагов и прошла в высокую арку, после чего остановилась, растерянно осматриваясь.
Небольшое помещение окутано сумерками, свет льется лишь из бра, висящего далеко от входа.
Окна зашторены, на большом полукруглом диване в центре лежит девочка лет десяти. Не связанная, без видимых повреждений, с закрытыми глазами. Стоило подумать о самом плохом, как Мари поморщилась во сне, перевернулась на другой бок и снова затихла.
У меня отлегло от сердца. Но едва сделала глубокий вдох, закашлялась, подавившись воздухом. Потому что разглядела еще двоих присутствующих. И растерялась.
Роджер был связан по рукам и ногам. Он сидел в мягком кожаном кресле с заклеенным ртом, глядя в пол.
А подруга стояла чуть дальше. Спокойно опиралась на спинку кресла и смотрела на меня пустыми глазами.
— Пришла, — сказала она, нетерпеливо кивая. — Принесла артефакты? Покажи.
Я не пошевелилась. Просто не могла сориентироваться в происходящем.
— Покажи часы! — закричала Стэф, а в ее руках блеснул нож. Обычный тупой столовый нож. — Иначе перережу ему глотку!
— Кому? — не поняла я.
— Роджеру, разумеется. — Стэф схватила моего супруга за волосы и потянула на себя. Тот вскинул голову, и тут же к его шее прижалось стальное лезвие.
Я перевела ошалевший взгляд на лицо Поука. Свет от лампы падал как раз на него. Спокойное, с широко открытыми глазами. Не знаю, боялся ли он, но дергаться или просить о помощи не пытался. Казалось, Роджер несколько заторможен и потерян.
— Что с ним? — спросила тихо, совершенно позабыв план, которого нужно было придерживаться. Сбитая с толку, ткнула пальцем в девочку. — Она под наркотиками? Что ты сделала, Стэф?!
— Заткнись! — Блондинистая голова дернулась в сторону, взметнулись выбившиеся из прически пряди, перекосился рот. — Дай сюда часы! Неси их мне!
Я подалась вперед. Шаг, еще один. И сердце стучит прямо в горле.
Остановилась.
Вспомнила слова Адама: «Вытяни из него признание. Пусть скажет хоть что-то, порочащее безупречную репутацию». Нельзя просто подойти и отдать артефакты.
Подумав, решила зайти с другой стороны.
— Что с тобой стало? — Я прижала руки к груди, шмыгнула носом. — Как ты довела себя до такого состояния? Скажи, как мне помочь? Это ведь я, Стэф. Помнишь? Ты можешь доверить мне любую тайну.
Стэфани качнулась, схватилась за спинку кресла, прикрыла глаза. Роджер побледнел, а по его шее потекла тоненькая струйка крови. Мое тело сотрясла крупная дрожь.
— Перестань, — шепнула я, глядя на ярко-красную дорожку, бегущую под ворот рубашки. — Пожалуйста! Я ведь знаю тебя…
Она вскинулась, открыла глаза, посмотрела на меня и поманила к себе свободной рукой.
— Отдай, — прочитала по ее губам.
— Неужели ты все это устроила только ради того, чтобы получить часы? — спросила, снова делая несколько шагов вперед. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, а вопросов в голове становилось только больше.
— Ты ведь знаешь, что это не простые вещи, — зашептала Стэф. Лихорадочно облизнув верхнюю губу, она передернула плечами, оставляя на шее Роджера новый росчерк, и снова зашелестела: — Я смогу все исправить. Все, что натворила, Кэти. Все! Хочешь, сделаю так, что ты его не встретишь? — Она засмеялась, хватая Поука за скулу той же рукой, в которой был нож. — Эта тварь заслуживает смерти, но нам-то какое дело? Я просто сделаю так, что он пропадет из наших жизней. Не придет ни в мою, ни в твою. Хочешь? Ты хочешь? Я поверну время вспять, исправлю все. Только дай мне их, Кэти.
По моей щеке скатилась горячая слеза. Я понимала, что происходит что-то неправильное, противоречащее моим внутренним убеждениям, и отчаянно не хотела верить в причастность подруги к происходящему. Этот спектакль был продуман Поуком до мелочей, и я всего лишь очередное звено, что приведет его к новой цели.
Но так ведь нельзя. Не должно быть.
Стоя передо мной, Стэф протягивает трясущуюся руку, кивает, распахивая и без того огромные глаза. И взгляд у нее стеклянный, и голос предательски дрожит.
А где-то там, всего в паре домов от нас, в большом фургоне сидят люди в форме и записывают каждое ее слово, чтобы потом вынести приговор.
Перевожу взгляд на Поука и вижу его лицо, оно словно маска — ни единого выражения, ни одной живой эмоции. А взгляд у него затуманенный. Скажет, что она его накачала чем-то… Тварь.
Решение приходит почти мгновенно. И я тут же задираю юбку, отстегивая от шва булавку с заговоренной пуговицей. Делаю последний осторожный шаг и прошу:
— Возьми. Сожми в руке. Я прошу.
Она не противится, протягивает ладонь и зачарованно смотрит на мое странное подношение.
— Что это? — спрашивает, не отрывая взгляда от пуговицы.
— Твое спасение, Стэф. Скажи, зачем я здесь?
Я улыбаюсь. Плевать, если Поук прямо сейчас заставит меня вспоминать. Адам — мой якорь, я не утону. Он всегда надежно удержит меня в реальности. Главное — помочь Стэф. Сейчас. Потому что еще через минуту будет поздно.
Но радостное возбуждение, переполняющее мою душу, быстро сменяется непониманием, а затем и ужасом.
Потому что выражение лица Стэф не меняется, она направляет нож на меня.
— Зубы решила мне заговорить? — кричит, прищурившись. — Мое спасение в часах! Отдай мне их, Кэтрин! Иначе я за себя не отвечаю! Отдай!!!
Она вскидывает руку быстрее, чем я понимаю, что происходит. Успеваю только заметить, как блестит нож в свете единственной лампы, а потом вижу глаза Роджера. Он вскакивает, подставляет собственное плечо под удар, разворачивается резко и толкает Стэф с такой силой, что та отлетает к столику. Глухой удар от соприкосновения ее головы с углом мебели заставляет меня забыть, что нужно дышать.
А следом слышатся треск, шум и топот множества ног.
Что-то кричат мужчины, рычит Адам, бросаясь на Роджера.
Только я так и стою, глядя на подругу, замершую на полу сломанной куклой.
И в руках у нее все еще зажата моя пуговица — немое свидетельство того, что все действия были добровольными, без ментального принуждения.
— Кэти! — Адам появляется передо мной, загораживая Стэф. — Ты не ранена? Что с тобой? Как ты? Ну же, говори со мной!
Он трясет меня за плечи, и я вдруг хватаюсь за соломинку.
— Помоги ей, — прошу Боннера, глядя умоляюще. — Верни ее, Адам! Это не она! Я точно знаю, это не она. Ты ведь можешь? Ты все можешь! Прошу тебя!
Он переводит взгляд туда, где лежит моя единственная подруга. Смотрит долго, кажется, целую вечность. Затем отпускает меня, пересекает расстояние до нее, садится рядом, склонив голову набок, и выразительно кивает на нож в ее руке.
— Это ничего не значит, — шепчу, торопясь высказать все, чтобы убедить его не отступать. — Она не стала бы делать ничего ужасного. Я знаю. Я… верю.
— Вы должны пройти в фургон, — вклинивается между нами Юлиан. — Здесь все будут осматривать, а снаружи наши люди возьмут показания у вас и у девочки. Ее как раз приводят в чувства.
— Где Поук? — спрашивает Боннер, прикладывая пальцы к запястью Стэф. — Глаз с него не спускайте. И дайте мне мой рюкзак. Я верну вам еще одну свидетельницу, пока есть возможность.
Адам быстро оборачивается, и наши взгляды встречаются. Всего на миг. Но я успеваю заметить в его глазах осуждение. Он не верит в невиновность Стэф, но все равно поможет ее вернуть.
— Идите в фургон, миссис Поук, — снова просит Юлиан.
И я киваю. Медленно разворачиваюсь и бреду к выходу. Диван уже пуст, да и Роджера нигде нет, только снуют всюду какие-то люди, несколько раз мелькают вспышки фотокамер. От одной из них я вздрагиваю. Поднимаю глаза, смотрю на выход. Еще один шаг — и покину чертов дом.
Но кто-то тихо зовет меня. Это плохой шепот. У меня от него холод по позвоночнику. Но отказать просителю я не могу, потому что пуговица осталась в руках Стэфани.
В себя прихожу, проделав длинный путь. Место не узнаю, и дома Доминика Тафта нигде не видно. Вокруг три стены, а передо мной — Роджер Поук. Мой муж. Мой страх. Моя скорая гибель.
— Привет. — Он улыбается. — Мы так и не поздоровались сегодня, родная. Это нарушает правила приличия. Мне даже от медиков сбежать пришлось, чтобы увидеться с тобой снова.
Я отступаю еще на шаг, упираясь лопатками в каменную кладку.
— Ну-ну, не дури, детка. — Роджер шелестит отобранным у меня пакетом, в котором лежат артефакты Тафта. Открыв его, удовлетворенно кивает. — Умница, принесла мне все, что нужно. И спасибо за ремонт часиков. Доминик что-то подозревал перед смертью, сломал механизм. Жадная тварь, он не хотел делиться. Как и ты, противился моему воздействию при малейшей возможности.
— Ты убил изобретателя анкер-таймера, — выдохнула, еще не веря в то, что слышу. Не может человек так легко признаваться в убийстве.
— Не я, а его упорное нежелание подчиняться. — Роджер поморщился, как от зубной боли. — В итоге его хватил удар, а мне пришлось импровизировать.
— Ты обчистил его карманы, снял с него кольцо! — вспомнила я рассказ Адама по дороге сюда. — Теперь дух не может обрести покой!
— Вот как? Не ожидал такого. Впрочем, если честно — плевать. Я сделал это потому, что не знал вторую составляющую анкер-таймера. Пару, с которой работают часы. Вот и все. Но ты нашла ее для меня.
Роджер потряс перед моим носом пакетом.
Услышав эти слова, я осторожно коснулась своего ребра — там раньше был приклеен один из микрофонов. Но не теперь.
— Я их снял, — заметив мое движение, подтвердил худшее Роджер. — Нам ведь не нужны свидетели, родная? Они всегда были лишними.
— Но зачем?! — Я всхлипнула. — Для чего ты делаешь все это?! Что тебе нужно от меня? За что ты отнял у меня столько лет?!
— Тшш. — Он приставил указательный палец к своим губам. — Не надо истерик, малыш. Ты ведь знаешь, я не одобряю эти твои всплески. Вот так, спокойней. И тогда я отвечу. Хочешь знать почему?
Я кивнула, обнимая себя за плечи и стараясь перестать дрожать.
— Расскажу. Только быстро, потому что медики — в ментальной коме, и мне нужно вернуться до того, как они отойдут в иной мир. Алиби, знаешь ли, никто не отменял. Мы сейчас вроде как едем в медицинский центр, и мне только что залатали плечо. Так что здесь с тобой задерживаться никак не могу, сама понимаешь. Но не будем отвлекаться. Так вот… Почему столько лет? И почему ты? Я и сам не знаю. Увлекся. Сначала ты чуть не сломала мне игру. Думаю, понимаешь, о чем я.
— Трой, — шепчу я, вспоминая инкуба, притворившегося моим бывшим возлюбленным.
— Он самый. Трой Фрэнчи… Ты была так одержима им. Помнишь? Нет? Значит, я хорошо поработал. Мне не нравилось, что придется тратить на тебя время. Очень не нравилось. Но когда я начал менять тебя, то получил неожиданно сильный отпор. Это раззадорило, подстегнуло. Мне не хотелось ломать тебя, как других. С тобой я провел практически ювелирную работу, продвигаясь осторожно, шаг за шагом. Так увлекся, что не заметил, как пролетел первый год. Второй тоже оказался неплохим. Ты не мешала мне, не пыталась навязывать своего мнения…
— Потому что ты подавлял мою волю! — выкрикнула, забывшись.
И тут же сильная рука сжала мой подбородок.
— Ай-ай-ай, нехорошо быть такой непослушной. — Роджер покачал головой, сдавил сильнее и отпустил, продолжая стоять очень близко. — Нужно было прикончить тебя раньше. Но я слишком щепетилен в этих вопросах, предпочитаю все делать продуманно, родная.
— Как это было на дирижабле? — вспомнила я. — Это ведь ты подослал инкуба.
Роджер снова скривился:
— Хапински не оправдал надежд. А те, кто меня разочаровывает, долго не живут.
— Что ты сделал? — Я испуганно дернулась, ударившись головой о стену. Зашипела, из глаз брызнули слезы бессилия. — Он тоже мертв?
Роджер изогнул губы, притворяясь испуганным, а затем просто пожал плечами. «Одним больше, одним меньше — какая разница?» — говорили его глаза.
— Ты и Стэф подставил, — обвинила его я. — Мерзкое чудовище. Ты убил ее!
— А кто докажет? — Поук показал открытые ладони. — Я чист. Я чертов гений, Кэти. И так жаль, что не с кем поделиться своими победами. Вот только ты и удостоилась чести.
— Поделись со своей матерью! — предложила и тут же сжалась в комок от пощечины, обжегшей щеку.
— Не смей говорить о маме! — недовольно прокомментировал свой поступок он. — Не вмешивай ее во все это!
— Хочешь сказать, Элен не знает, что ты собой представляешь? — Я выпрямилась, вздернула подбородок.
Пусть бьет снова — плевать. Лучше так, чем трястись у его ног.
Но Роджер только усмехнулся:
— В твоих глазах она демон во плоти. Но правда в том, что мать просто верит в меня, в мой дар мага-техника, в мою удачливость. И я не стану ее разочаровывать.
— Готов убивать всех на своем пути, топтать чужие судьбы и при этом боишься разочаровать мамочку? — Я горько рассмеялась. — Ты жалок, Роджер.
— Своенравничаешь? Мне даже нравится. — Он коснулся костяшками пальцев моей скулы, и тело содрогнулось от неприязни. — Всегда нравилось, как ты сопротивляешься. Так сладко тебя ломать. Даже жаль будет прощаться. Не то что со Стэфани, она смертельно мне надоела. Бесконечные чувства вины за обман, стенания и недовольства… Брр. Я даже нож сам дал ей в руки. Так легко было внушить бедняге, что часы смогут повернуть время вспять и избавить от встречи со мной. Но ты и сама все слышала, как и полицейские, что вы с Боннером привели за собой. Она говорила то, во что верила. И сняла с меня вину. На этом роль мисс Кирк была окончена, и я ее списал.
— Кем ты себя возомнил?! — Я сжала кулаки. — Ненавижу тебя! Достану тебя даже с того света! Слышишь?!
— Это будет забавно. Попробуй воплотить обещание в жизнь. Я буду ждать. Ну а теперь пришло время расходиться, Кэти. Мне на процедуры, а тебе — сразу в мир иной.
— Адам допросит меня, и я все ему расскажу, — прошептала, понимая, что остановить Поука не в силах, даже если наброшусь на него. Борьба будет быстрой и неравной.
— Это если он найдет тело, — ответил Роджер. — И если на тебя не будет надета вот такая побрякушка. Кольцо-отражение. Душу найти не сможет никто, дорогая. Так что не волнуйся, обеспечу тебе полный покой, ты заслужила.
Сердце стучало у меня в ушах, оглушая. Я собиралась закричать, попытавшись хоть так призвать на помощь. Последний шанс… Но меня прервал звонкий девичий голосок:
— Не надо.
Мы с Роджером одинаково удивленно уставились на тень, отделившуюся от стены. Невысокая хрупкая девочка с двумя длинными косичками, в черном форменном платье до колен смотрела на нас с непередаваемым спокойствием.
— Мари? — Поук нахмурился, и это подарило мне надежду. Значит, что-то в его расчетах пошло не так. — Как ты здесь оказалась?
— Пришла, — пожала плечами она.
Роджер громко вздохнул.
— И давно ты здесь?
— Достаточно, чтобы понять, кто ты. Адам был прав.
Я вскинула брови. Девочка говорила так, словно была намного старше своего возраста. Вот только я помнила, что она ребенок и нуждается в защите. И если для собственного спасения я не сделала ничего, то теперь, глядя на Мари, приготовилась к борьбе.
В конце концов, вгрызусь в его шею зубами, но дам ей возможность бежать.
— Я все тебе объясню, — услышала голос Роджера и начала считать до трех.
Один.
— Ты поймешь, когда мы поговорим… — продолжил Поук.
Два…
— Остановись! — вскрикнула Мари, и я подпрыгнула на месте от испуга.
Поук обернулся, увидел, как близко я подкралась к нему со спины, и, схватив за шею, швырнул о стену. Я нелепо кувыркнулась в воздухе, разодрала бедро и колено. Порвалась юбка, на ней проявились пятна крови…
— Ах ты, дрянь! — кричал Поук, не давая мне опомниться и занося надо мной ногу.
— Беги, Мари! — хрипела в это время я. Колено и бедро, ободранные о камни, жгло огнем. — Беги!
Еще немного — и ботинок Роджа заткнул бы мне рот. Я даже лицо закрыть ладонями не успела, только зажмурилась. Но ничего не случилось.
Секунда, вторая. И снова ничего.
Медленно раскрыв глаза, увидела перед собой любопытное детское личико.
— Сильно ударилась? — спросила девочка, трогая припухшую от пощечины кожу. — Синяк будет. Адам расстроится.
Я лежала, не в силах вымолвить ни слова, из горла вырвался лишь слабый истеричный писк.
— Не бойся. — Мари чуть отодвинулась, открывая обзор на своего отца. — Я его обезвредила.
— Что ты сделала? — спросила тихо, осторожно усаживаясь и ошалело разглядывая замершего рядом с нами Поука.
— Остановила. Но этого мало, — безмятежно ответил ребенок.
И в следующий миг Роджер побежал, чтобы врезаться в каменную кладку всем телом. И еще раз. И снова.
Без криков, без мольбы о помощи. Тихо и жутко.
— Вот так хорошо, — убежденно сообщила Мари. — А то в полиции с ним будут осторожничать, получается, так и уйдет «на сухую». Это неправильно.
Я попыталась проглотить огромный ком, застрявший в горле, чтобы снова начать дышать. Со второй попытки мне это удалось.
— Ты не убила его? — наконец спросила, очень стараясь перестать дрожать и выглядеть как взрослая.
— Нет, он же стоит сам. Разве не видишь?
И тут я поняла, что такое детская непосредственность по-некромантски. Поук действительно стоял. Хоть и нетвердо, сильно пошатываясь, истекая кровью и глядя куда-то вдаль совершенно стеклянными глазами. Но ведь стоял.
Приблизившись к нему, я придушила жалость в зародыше и уточнила у милой племянницы Боннера только одно:
— Так, значит, ты унаследовала его ментальный дар?
— Да, — подтвердила она, как ни в чем не бывало. — Только не его, а, скорее, бабушкин. Я намного сильнее. Но мы с Адамом пока держали это втайне.
— Прекрасно. — У меня вырвался нервный смешок. Смахнув со лба прилипшую челку, я протянула руку своей нежданной спасительнице и, кряхтя, присела на корточки. — Меня зовут Кэтрин. Нас ведь так и не представили друг другу.
— Марианна, — очень степенно кивнула малышка, после чего неожиданно крепко пожала мою ладонь. — Ты бы не уходила далеко, не предупредив Адама, Кэтрин. Он же будет волноваться.
— Больше не буду, — легко согласилась я. — А теперь давай вернем Роджера к месту происшествия. И нужно будет сказать, что он сделал с медиками.
— Я отведу его, — легко отмахнулась она, — это совсем рядом. Буквально за стеной. А вот фонтан, что ты видела в видении, вон там. Слева. Думаю, сейчас самое время поспешить, чтобы отдать часы и фонарик.
С этими словами Мари подняла с земли пакет с артефактами и подала мне, после чего пошла прочь. За ней послушно плелся Роджер, сильно смахивающий на зомби.
И я вдруг вспомнила слова Адама о том, что лучше не злить его маленькую племянницу. Только вот Поука предупредить об этом забыли…
Гордон Морти ждал меня на назначенном месте. Смотрел на часы и нервно качал головой.
Подбежав к нему, я протянула пакет и улыбнулась:
— Ну, здравствуйте. Вот мы и встретились. Забирайте.
— Добрый вечер, — ответно улыбнулся он. — Я ждал вас немного раньше. Все хорошо?
— Смотря что вы имеете в виду. — Я передернула плечами. — Думаю, после сегодняшней ночи мне еще долго придется искать ответы на некоторые вопросы, ну и к психотерапевту ходить как домой.
— Обойдется, — уверенно ответил Гордон, — вы намного сильнее, чем думаете.
— Ну, спасибо. — Я озадаченно моргнула, гадая, откуда бы этому мужчине вообще меня знать. — Мне пора. Адам, наверное, уже в розыск подал. Да и за девочку переживаю…
— За Марианну? — Гордон внезапно расхохотался, и я нахмурилась. Уж больно он напомнил кого-то знакомого мимикой и характерным прищуром глаз. Где-то я его уже видела. Но где? — Вот уж за кого волноваться не стоит. Она за себя постоять сумеет. Но вам действительно пора. До свидания, Кэтрин.
— Прощайте, — ответила, отворачиваясь и направляясь к знакомому дому.
— До свидания, — повторил Гордон мне в спину. — И простите, что так напугал вас при первой встрече.
— Вы не напугали… — Я повернула голову, собираясь договорить, только Гордона Морти и след простыл.
Пожав плечами, я бросилась вперед, мечтая поскорее увидеть Боннера и пересказать ему все, что случилось. Уж вместе мы точно разберемся, что к чему.
Он встречал меня у калитки. Злой, уставший и жутко бледный. Позади маячил мужчина в белом халате и настоятельно просил моего некроманта присесть.
— Ваше состояние еще нестабильно, — вещал медик, — сколько можно уговаривать! Дайте мне делать свою работу…
— Нагулялась? — не обращая на него внимания, спросил Адам.
— Я больше не буду, — сообщила с готовностью уже отработанную фразу.
— И меньше — тоже, — хмыкнул Боннер, но я заметила, как смягчилось выражение его лица.
— Мари вернулась? — тут же задала самый волнующий вопрос.
Он кивнул, привалился к забору и поманил меня к себе.
— Чья на тебе кровь? — спросил чуть слышно, а у самого черные вены по вискам бугрятся.
— Роджера, — соврала я, вспоминая ободранные колени. — Все хорошо. И… я видела Морти. Передала ему все.
Адам задумчиво покачал головой.
— Мне звонил Фил. Я просил его узнать что-нибудь про этого Гордона.
— И?
— И его не существует. Нет такого работника в том отделе. Так что с этим еще предстоит разобраться.
— Да, но зачем бы ему лгать? — опешила я.
— Не знаю. В любом случае дальше с этим будет разбираться полиция. Не мы.
— Вот именно! — снова вмешался медик. — Теперь можем заняться вашим состоянием? У вас же энергетическое истощение!
Я испуганно ахнула, вспомнив, за каким занятием оставила Адама. Молча подняла глаза, спрашивая о Стэф без слов.
— Жива. Но сильно ослаблена. Дальше будет бороться сама.
— Спасибо.
— Для тебя — все, что угодно. — Он вдруг улыбнулся и облегченно выдохнул. — Теперь, кажется, можно и расслабиться.
— Конечно, можно, — закивал мужчина в белом халате. — Ведите его к машине, повезем на реабилитацию!
Я улыбнулась, притянула Адама к себе и шепнула:
— Идем. И я останусь с тобой.
— В «скорой»? — уточнил мой дотошный некромант.
— И в «скорой», — кивнула я.
— И на реабилитацию со мной пойдешь? — хитро улыбнулся он.
— Обязательно.
— А если не пустят?
— Не посмеют. — Я нахмурилась. — Скажу им, что жена. Только умолчу чья.
— Хорошо. — Он притянул меня к себе и поцеловал в висок. — Мне нравится твой план, Кэти. Почти уже Боннер.
