Я стояла на парапете, обхватив себя руками, хоть вечер и был теплым, и наблюдала, как Джем провожает Томана. Вскоре они скрылись в вечернем небе.

Мы с Дарианом покормили дитей и увели их в зимнее стойло – укладывать на ночь. Я, поглаживая ушные гребни Кейрр, рассказала Дариану о случившемся в пещерах. Он молча слушал, лежа рядом с Ару, задумчиво хмурился и сжимал губы. В какой-то момент я поняла, что Дариан заснул. Он еще не совсем оправился, и ежедневная работа его выматывала. Ару и Кейрр тоже дышали размеренно.

А я продолжала говорить с сумерками.

– Грюс сегодня нужно немного полетать, – внезапно до меня донесся шепот отца, и я вздрогнула. – Хочешь с нами?

Я кивнула.

Отец вывел Грюс из зимнего стойла к амуничнику. Место, где обычно хранилось седло Ранну, пустовало, что породило пустоту и во мне. Мы быстро оседлали Грюс, отец забрался ей на спину и протянул мне руку. Я села впереди него, и мы пристегнули ремни.

Грюс нетерпеливо взмыла в темнеющее небо. Воздушные потоки были холодными, нисходящими, поэтому, чтобы набрать высоту, ей приходилось с силой взмахивать крыльями. В конце концов, мы поднялись к закатным лучам солнца и принялись кружить.

Я летала с отцом с раннего детства. Я любила бесконечное, свободное небо, свежий, бьющий в лицо ветер, ощущать движения драконьих мышц и чувствовать взмахи гигантских крыльев. Но сегодня нас охватывала меланхолия, в немалой степени потому, что Грюс тихонько подвывала, оплакивая выводок, который у нее украли. Из наших самок она оказалась самой чувствительной, и я не сомневалась, что ей передалось и напряжение, царившее в поместье.

Риат, раскинувшийся в тени гор, было почти не видно – лишь мигали огоньки в окнах домов. Пики, на которых расположилось гнездовье, торчали из темноты, как призрачные пальцы. Дальше, на востоке, грозно клубились тучи – точно так же, как в ночь после явления Гетига. Сквозь них и должен пролетать Томан.

– Мы растим драконов уже двадцать поколений, – произнес отец. – Задолго до того, как империя захватила нашу провинцию. В нашей семье издавна передаются знания о драконах, которые тебе еще предстоит усвоить, – Грюс «зацепила» лучик света, который блеснул на ее чешуе, и отец помолчал. – Драконы чутко улавливают перемены в круговоротах, подстраиваются под грядущие нужды. Когда настают тяжелые времена, они откладывают больше яиц. И, разумеется, рождают больше драконят – чтобы хоть кто-то все-таки выжил. Они не задумываются, для них это естественный процесс, как для кошек или лошадей – отрастить густой мех в преддверии лютой зимы. Дикая драконица откладывает два, может, три яйца. Обычный выводок для гнездовья – пять, иногда шесть. В нынешнем году наши самки отложили семь, восемь и даже девять. Поэтому я тоже получил свое предзнаменование, подобное тому, как ты увидела Гетига. Грядут перемены, и неважно, какую веру нам навязывает Беллуа.

Отец обнял меня, и я прижалась к нему, пытаясь выбросить из головы случившееся сегодня. Ничего не получилось.

Я помрачнела.

– А кто же такие Авар?

Отец помедлил с ответом, но затем прерывисто заговорил, подбирая нужные слова:

– В молодости, когда я служил в драконерии, я стал другом наемника из далекого уголка Теламона. Он настаивал, что Авар лишь являют себя в виде драконов – или это мы их так видим, поскольку именно драконы занимают в нашей жизни столь важное место. А в его стране, рассказывал он, драконов нет, ведь там пустыня, где хищникам подобного размера не выжить. Поэтому там Высочайшие принимают облик громадных лошадей. Тот наемник предполагал, что Авар, возможно, не боги, но создания природы или, как он выразился, «отражения большего потока». Важно не что они такое, а что они есть. Во многом напоминает представления Ашаани, верно? Мерихем назвал бы это кощунством, но согласился бы, что Высшие драконы – загадочные духи, не принадлежащие нашему миру. Иногда они остаются здесь и направляют нас, как поступил Коррузон. А иногда они появляются и исчезают… и кто разберет, что это означает.

Я поежилась.

– Помню, как рыбаки говорили, что увидели в потоках Хордада, но им никто не поверил. А спустя несколько дней в их сети попалась уйма рыбы. А кузнец, не помню его имя, сказал, что увидел в огне Вашиту, и через неделю сгорел в своей же кузнице.

– Гроген. Его звали Гроген.

Я представила вселенную, что движется как жернов, а мы в ней – зерно для помола, и насупилась.

– Значит, мы – игрушки для таинственных драконов и лошадей?

– О-хо-хо. Иногда мне так кажется.

– И никто не знает наверняка, кто они такие.

Отец хранил молчание и, наконец произнес:

– В тот единственный раз я увидел Коррузона. Он был великолепен. Громадный, темный, внушающий и надежду, и страх одновременно. А если бы я его не узрел воочию, то поверил бы в болтовню, что Высшие драконы – глупая сказка, придуманная, чтобы держать слабовольных в узде. Дхаллы и мерихемы читают вычурные фразы в своих священных писаниях и используют их для порабощения остальных. Храм зиждется как на камнях, так и на словах, – отец распалился. – Даже его окна из цветного стекла не позволяют нам видеть мир таким, каков он есть, а показывают иллюзии, вымысел, который им выгоден. Настоящий мир нельзя так просто объяснить, как их…

Отец бессильно зарычал и чмокнул мой затылок.

– Прости, Майя. Я не из тех, кто может дать тебе ответ. У нас редко обсуждали вопросы веры, и теперь я знаю почему. Вероятно, вся моя семья пошла на компромисс, чтобы сохранить гнездовье, пусть ради этого мы были вынуждены поддержать завоевателей. Не представляю, что и думать по этому поводу, но, по крайней мере, мы поддерживаем нашу деревню. Мы сохранили то, что у нас есть, и у нас не отняли нашу землю и наше гнездовье. Но я не должен отравлять тебя своим неверием. Только не после всех тех испытаний, которые выпали тебе, девочка. И я тоже сбит с толку. Я не понимаю, что это было за чудовище и что оно с тобой делало, – отец вздохнул. – Хотел бы я разобраться, во что верю.

Я всегда восхищалась витражами, которые изображали, как Коррузон статно возвышается над множеством верных ему ипостасей – Авар, из наших историй. Был ли среди них Гетиг? Я не могла вспомнить. А теперь на витражи пала тень не только откровений Мабира, но и слов моего собственного отца. Его искреннее признание тронуло меня и обеспокоило.

Я тоже глубоко вздохнула.

– Мабир говорил, что сомнение способно привести туда, куда не сумеет уверенность.

– Он прав, – отозвался отец. – Но такой путь гораздо сложнее.

– Может, мы и не должны знать. Что, если мы должны только задавать вопросы?

– Так поступали Ашаани, да?

Грюс поймала восходящий поток, и несколько минут мы плавно парили в воздухе. Я откинулась на сиденье, радуясь, что отец крепко меня держит.

Но вскоре тишина стала неуютной.

– Мне жаль, что Роув решил запечатать пещеры, – произнесла я. – Хочу узнать о них что-то еще, но пока идет война, нам туда не попасть. Остаются лишь рисунки Туло. А вдруг ответы на наши вопросы остались там, в пещерах, и мы утратим их навсегда?

– Роув поступает так, как должно военному. Я его понимаю. А вот кого тебе надо остерегаться, так это Беллуа. Он раздосадован и зол. И наверняка обратит свой гнев против тебя.

Я вновь ощутила себя обузой. Опять. Глаза защипало от слез.

– Я боюсь за тебя, Майя, – продолжил отец. – Меня пугает одна мысль, что он тебя избрал своей целью… Даже не знаю, как сказать. Если бы наш мир был другим, правильным, то в поисках ответа мы могли бы обратиться и к Беллуа.

– Мы ведь можем спросить у Мабира.

– Так и поступим, хоть и придется делать это тайком, – отец прижался щекой к моей голове. – Аша… Если честно, сегодня я услышал это имя впервые. Но мне нравится идея, что существует ничем не приукрашенная Истина. А еще меня приятно удивила перемена в Мабире. Очередная твоя заслуга, между прочим. Ты открыла ему глаза – причем лишь тем, что была сама собой. Майя, ты увидела Летнего дракона! Дорожи своим воспоминанием. Пусть оно будет для тебя противовесом – тебе еще многое предстоит пережить. И не забывай его. Надеюсь, однажды ты поймешь его значение.

– Джем сказала то же самое.

– Серьезно?

– Ну, если точнее, что-то происходит, а причину мы узнаем лишь потом. Или вообще не узнаем никогда.

– Джем права. И ее слова во многом похожи на идеи Ашаани. Быть может, когда-нибудь мы все действительно поймем.

Я задрожала от ветра, и отец обнял меня еще крепче. Повернув голову, я взглянула на него. Волосы упали мне на глаза: все плыло из-за подступивших слез. Но мне казалось, будто я никогда еще не видела отца так ясно.

Джем вернулась уже после заката. Я с ней даже не столкнулась, лишь услышала, как она отворила двери зимнего стойла, чтобы впустить Одакса, а потом сразу ушла. Одакс свернулся в своем гнезде с Колувер, и они что-то поурчали друг другу перед сном. На протяжении нескольких дней Джем буквально превратилась в невидимку. Извинился ли перед ней Томан, как всегда неловко и запинаясь? Или укоризненно молчал? Или, может, он искупил вину? Я пыталась отыскать Джем, как только появлялась свободная минутка, но, похоже, она не хотела, чтобы ее нашли.

По ночам отец и Роув по очереди дежурили в загоне и следили за небом. А я лежала в постели, ожидая, когда же от усталости меня, наконец, сморит сон. Мои мысли бесконечно кружили от проклятий к Ужасам и духам. Я надеялась, что отец сумеет отвезти меня тайком от Беллуа к Мабиру, чтобы я задала ему вопросы, лишавшие меня покоя. Однако днем отец пропадал с Роувом в пещерах. Он рассказывал, что «та штуковина» – мы до сих не представляли, как ее называть, – ни разу не показалась, пусть никто и не знал почему.

Слабое утешение.

Иногда я по ночам пыталась возносить Гетигу простенькие молитвы о понимании. Я верила, что обращалась к верному Авар, и неважно, был он ипостасью Коррузона или же Аши. Но делала ли я все правильно? Да и как вообще понять, что на твою молитву ответили? Вряд ли в наш загон заглянет курьер с посланием.

Днем я старалась ни о чем таком не думать, зато Дариан как будто помешался.

– Отец стоял и стрелял в хародийцев из лука?

– Да. Я тебе уже говорила.

Мы тренировали наших дитей во дворе – гоняли кругами на корде. Сейчас наступил черед Ару.

– Да, – отозвался Дариан, – но пытаюсь это вообразить. Он не уклонялся, не крутился?

– Не помню. Наверное, но…

– А Шуджа защищал его крыльями?

– Кажется. Все произошло молниеносно…

– Прямо как тот дикий дракон прикрывал нас с тобой. Он словно знал, что так делают в драконерии. Как думаешь, у них инстинкт такой?

– Может, и инстинкт. Честно, ну откуда мне знать?

Дариан покосился на меня.

– А та штуковина, то есть тень, она…

– Дариан, пожалуйста… ты меня об этом как минимум три раза спросил. Подбери корду, Бак-бак об нее спотыкается.

– Не называй его так!

Дариан повернулся к Ару, но натянуть корду до конца не успел. Ару ухватил свой край зубами и, по-собачьи встряхнув головой, дернул на себя.

Дариан потерял равновесие и упал на колени. Стоящая рядом со мной Кейрр насмешливо засопела, забив хвостом по земле.

За месяц наши дити стали в два раза крупнее и в четыре тяжелее. Плечи Кейрр уже доходили мне до колена, а Ару – до середины бедра. У них прибавлялось сил, а размах крыльев теперь достигал длины наших с Дарианом рук, вместе взятых. Я гордилась своей малышкой и одновременно грустила, что она чересчур стремительно превращается в настоящего дракона. Я уже не могла держать ее на коленях и тискать, хотя она по-прежнему верещала, как малютка, и дулась, когда я ее отчитывала.

Из-за своих размеров Ару лучше бегал и выше прыгал. Зато Кейрр быстрее училась, и Ару часто следовал ее примеру. Дариан видел в этом личный вызов, и такое соревнование помогало нам всем совершенствоваться.

Что, конечно, крайне радовало нашего отца. «Ох, каких замечательных дитей они будут нам делать!» – восклицал он.

Причем очень часто.

Впрочем, сейчас Дариану было не до того. Ару снова потянул за корду, и мой брат рухнул на локти, вскрикнув от боли и злости. Я подбежала к Ару и, выдрав у него из пасти веревку, схватила дракона за ушной гребень.

– Ару! Как тебе не стыдно, негодник! – и я цокнула языком, как недовольная драконица.

Дить сразу поник. Рано или поздно он научится различать и слова, и тон. Однако сейчас было важно, чтобы он понял одно: я им недовольна.

Мимо проскакала Кейрр.

– Бак-бак! – позвала она и тоже цокнула, дразня его.

– Кейрр! А ну тихо. Тс-с! Не делай так больше.

Она виновато опустила голову, но затем глянула на Ару и в последний раз тихо-тихо цокнула. Я еле сдержалась, чтобы не захихикать, и подчеркнуто нахмурилась.

Дариан сидел в пыли и потирал шрамы на ноге. Они его еще беспокоили. Хромал он уже меньше, но былые силы пока не вернулись.

– Он лучше слушается тебя, чем меня.

Отразившееся в глазах Дариана смятение заставило меня проглотить заготовленную шутку. Я хотела рассказать ему о том, что мы с Мабиром сделали, но дхалла дал мне четкие указания: помалкивать при Дариане.

Я подвела к брату Ару, и Дариан щелкнул дитя по носу, тоже укоризненно цокнув.

Ару плюхнулся на землю и приуныл.

– Ты как?

– В порядке.

Я опустилась рядом и приобняла Дариана за плечи. Он стряхнул мою руку.

– Сказал ведь, я в порядке.

Он рывком поднялся на ноги и продолжил заниматься с Ару.

Свой гнев я выместила на куриных тушках, которые подготавливала Кейрр на обед.

Дариан был не только моим старшим братом, но и моим вдохновителем и повелителем. То, что я следовала за ним, он принимал как само собой разумеющееся. Гетиг подарил ему недолгую возможность побыть в центре внимания, пока все предполагали, что Летний дракон явился именно Дариану. После наших злоключений брат, конечно же, вступился за меня, но наверняка впервые ощутил себя менее значимым, нежели я.

Я разрубила последнюю тушку на две части так, что топорик засел в доске, и уставилась на кости, мясо и кровь.

– Ему ведь тоже снятся кошмары, – вдруг произнесла я вслух. – Дариана тоже терзает то, что мы пережили, но он слишком горд и не хочет признаться.

Кейрр глянула на меня с любопытством.

– И как я раньше не догадалась? А он слишком хорошо все скрывает. Или не так уж хорошо…

Кейрр моргнула.

– Можешь сказать «Дариан»?

– Не.

– Все ты можешь. Скажи «Дариан».

– Мачик.

– Зараза! – я сдержала смех. – Скажи «Дариан»!

Кейрр покрутила головой.

– Др-р-рм!

И Кейрр мелодично протянула «р-р-р». Такой приятный звук способны издавать лишь драконы.

– Отлично! А ты, Кейрр, пройдоха. Можешь сказать «пройдоха»?

Она на мгновение задумалась.

– Дя.

Теперь это было ее любимое слово. Все хорошее было «дя». Хвш-ш, Майя – дя. Бак-бак-бак – дя. Почесать за ушами – дя-я-я. Для большей убедительности Кейрр еще и кивала. Она прекрасно понимала, что значит «да».

Я рассмеялась, несмотря на дурное настроение. Меня впечатлило, что Кейрр – и неважно, способна она произнести слово или нет, – понимала фразу «Можешь сказать?». У нее были врожденные навыки, как и у всех драконов. Во время кормления я прислушивалась к их беседам, к странным предложениям из щелчков, рычания, урчания и посвистывания. Я вспомнила, как Кейрр подкрадывалась к куриной тушке, зажмурившись и раскрыв ушные гребни, как она цокала языком и странно реагировала, открыв свои глазенки. Дело явно было в звуках. Я задумалась и о том, как Шуджа громко цокнул, после чего возвестил: «Ш-шаги. Быстр-р-рые». Отец Кейрр, Малик, издавал тот же звук, когда преследовал нас в пещерах. А наши драконы цокали так единожды, лишь вдали от гнездовья. Дома же у них после первого щелчка обычно следовала еще пара-тройка, постепенно затихающих, быстрых или размеренных, а затем урчание. Они были важны, однако я не понимала почему. И намеревалась разобраться. Интересно, как много успела выяснить мама и что она могла бы рассказать мне о драконьей речи?

А еще я думала о двух матерях, которые жили в моей голове: о той, что болтала с драконами, и той, что прокляла меня перед смертью.

Вскоре пришла весть, что Френ, по мнению Мабира и Беллуа, полностью оправился от ран и может отправляться домой. Я расстроилась: он ведь должен был остаться у нас в гнездовье.

«Френу нужно увидеться с семьей и кое-что уладить, – пояснил отец. – Он скоро вернется. Я ведь перед ним в долгу».

Лошадь Френа, которую мы разместили в амуничнике, как оказалось, давным-давно забрал его сын, Дому, но я этого вообще не заметила. Мне по-прежнему хотелось поговорить с Мабиром, но я подозревала, что Беллуа обязательно вмешается.

И вот однажды на дороге, ведущей из леса к нашему двору – именно здесь ехал Френ несколько месяцев назад, когда он вез нам опилки, – показался он сам.

Френ.

Я бросила лопату с ведром и побежала к нему. Кейрр потрусила следом.

– Френ!

Я хотела обхватить его руками и крепко стиснуть, но переживала, не повредит ли это его зарубцевавшейся ране, поэтому остановилась и протянула ладонь.

– Юная госпожа! Рад тебя видеть! – воскликнул Френ и притянул меня к себе. – Объятия не помешают, миледи, буду благодарен.

И я охотно его обняла, но отстранилась, чтобы его оглядеть. За те недели, что он провел в Храме, почти не приходя в сознание, у него отросла борода, но сейчас он успел ее сбрить почти полностью. А еще он очень похудел. В Храме его худоба не была столь заметна. Рубашка и жилет на Френе были новыми – за них заплатил мой отец.

Я, наконец, ощутила, что вот оно, мое искупление. Гнездовье стало по-настоящему родным.

– Как твоя тень, Френ? – бодро поинтересовалась я.

Он усмехнулся и стер с моей щеки слезинку.

– Моя тень в порядке.

– И моя. Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть.

Как хорошо, что очистилась от сажи дурных знамений Беллуа!

– Прибыл, чтобы работать… – начал Френ, но вдруг широко распахнул глаза, глядя на что-то позади меня.

Обернувшись, я увидела Кейрр. Она вежливо сидела, склонив голову набок.

– Неужели эта серебристая прелестница – тот самый дикий дить? – спросил Френ. – Ох, как вымахала!

Я цокнула языком, приглашая ее приблизиться.

– Ее зовут Кейрр. Кейрр, познакомься с Френом. Пожалуйста, скажи Френу «привет».

Кейрр шагнула вперед и снова села, как прилежная маленькая леди.

– Пр-р-ривет, Фр-р-рем, – произнесла она с прекрасным раскатистым драконьим «р-р-р».

Френ изумленно покачал головой.

– Если бы моя лошадь такое выдала, я бы рухнул с нее наземь!

Я почесала Кейрр подбородок.

– Кейрр, если бы не Френ, тебя бы тут не было. Мы встретились благодаря его ранам.

Кейрр взглянула на меня. Френ заулыбался, вокруг его глаз залегли морщинки.

– Ох боги… Френ… сможешь ли ты когда-нибудь простить…

– Нечего прощать. Я выжил, познакомился с твоим серебристым дитем и опять встретился с тобой, юная госпожа.

Я наклонилась к нему поближе:

– Ты помнишь, как заговорил со мной в Храме?

Улыбка Френа померкла, и он наморщил лоб.

– Жаль, но нет, юная леди. Мабир мне об этом поведал. Я сказал правду: я буду носить свои шрамы с гордостью. А насчет остального… не знаю, что я там болтал, но не тревожься. Работа поможет мне восстановиться.

– Я так хочу об этом с тобой поговорить. Но…

– Но что?

– Не хочу вовлечь тебя в неприятности.

На лице Френа отразилась тревога.

– Но в какие неприятности ты можешь меня…

– Беллуа, – понизила я голос, хоть и понимала, что его нет поблизости. – Ему не нравится ни Аша, ни старые легенды. Он следит за каждым шагом, записывает каждое слово. Если он узнает, что ты старейшина запрещенной церкви, я не знаю, что…

– Значит, Мабир посвятил тебя в кое-какие детали, – перебил меня Френ с натянутой улыбкой, которая не сумела скрыть его беспокойство. – Может, оно и к лучшему, – он нахмурился еще сильнее. – Я уже долго храню свою веру в тайне, с позволения Мабира. А если действительно Беллуа стоит опасаться, то я бы не хотел привлечь его внимание к своей персоне. Я знаком со многими собратьями по вере…

– Я даже Дариану не сказала. – И еще кое о чем умолчала.

– Сожалею, но думаю, что ты правильно поступила. По крайней мере сейчас надо молчать.

– Никто ничего не знает, кроме Мабира, моего отца, тебя и меня. Пусть все так и остается. Не надо давать Беллуа повод наблюдать и за тобой.

– Если, конечно, я не сболтнул лишнего, пока был не в себе, и он не подслушал. – Френ уставился на свои ботинки.

– Но я хочу узнать про Ашу!

Он поднял взгляд.

– Везде есть те, кто любит подслушивать, юная госпожа. И у нас нет причин проводить время вместе. Я не умею ни растить, ни тренировать драконов, а тебе не нужны ни пилы, ни топоры. Придется скрываться. Но для меня нет большей чести, нежели стать для тебя наставником, Майя – для тебя проявился сам дух Гетига!

– Все как-то рискованно, – пробормотала я.

Френ поморщился.

– Я буду неподалеку. Хочу просто приглядывать за гнездовьем.

– Ладно, согласна. А когда придет время, я тебя найду, хорошо?

Он кивнул.

– Тебе приходится скрывать свою веру… так нельзя.

Френ вновь стиснул меня в объятиях.

– Пойдем, – произнес он, выпустив меня. – Надо бы потолковать с твоим отцом.

Жизнь в гнездовье вошла в колею. Лето сменилось осенью, Гетиг уступил место Вэйджес. Листва у кромки леса окрасилась багряным и золотым на фоне темнеющих сосен. Стало прохладнее, ветер все чаще сгонял тяжелые тучи. Отец с Роувом продолжали следить за небом по ночам.

Ару и Кейрр опять увеличились в размерах. Отец достал для них новую учебную сбрую и прикрепил к ней тяжелый груз. «На воле они уже проверяли бы свои крылья, – объяснил он. – И они вполне могут попытаться улететь из гнездовья. А нам нельзя этого допустить. Смелый молодняк постоянно травмируется. Поэтому такие упражнения одновременно и отбивают у них охоту, и помогают укрепить лапы и крылья».

С Френом я пока не общалась. Иногда замечала его среди деревьев, но не решалась и взмахнуть рукой. Вот что меня злило. Раньше Френ мог усадить меня на лошадь и прокатить. А теперь из-за Беллуа мы вели себя друг с другом, словно даже не были знакомы.

Мерихем тоже залег на дно и не мешал нам, зато с удивительной нежностью заботился о Зелл. Впрочем, логично – она была его единственным другом. Правда, меня всегда поражала глубина его любви к драконице. К людям он подобных чувств, похоже, никогда не испытывал. У меня промелькнула мысль, что, возможно, мне стоит пересмотреть свое мнение о нем, но я быстро от нее отмахнулась.

Вскоре наступил день Вэйджес. В деревне зажглись костры, и в честь смены времени года, во имя равновесия, крестьяне устроили пир для нищих. Мы с отцом, Джем и Дарианом накрыли праздничный стол для Кайси, ее семьи и всех, у кого не было родни, но кто в течение года помогал нам – как товарами, так и трудом.

Мы с Дарианом следили за дитями в компании самок, а помимо этого успели приготовить блюда для торжества. Повара из нас были не ахти, но мы следовали рецептам родителей нашего отца – рагу из оленины и корнеплодов, приправленное травами, пилав с рисом, ягодами, чесноком и луком, батат и печеные яблоки с медом.

Роув отвез угощение и часовым у пещер. Беллуа, Мабир и Туло готовили трапезу для нищих в Храме. В конце концов, неважно, что блюда получились не слишком изысканными.

Главным для каждого стал дух пожертвования.

Когда праздник завершился, вновь потянулась обычная, размеренная жизнь.

Но вскоре, спустя три дня после Дня Вэйджес, небо заполонили драконы.