В воздухе засвистели арбалетные болты, но хародийцам, быстро погибшим от когтей и клыков, они не помогли. Однако на смену павшим из мрака высыпали новые. Моему отцу с Роувом пришлось отступить: драконы их прикрывали.

Что-то показалось мне слишком подозрительным.

Хародийцы как будто от чего-то удирали сами, причем в панике.

Болт угодил в грудь ополченцу, и тот рухнул на спину. Выпавший из рук арбалет со стуком прокатился по камням. Я кинулась к раненому, оставив Мабира с Беллуа. Ополченец поднял на меня взгляд и выдохнул:

– Спасайтесь, госпожа.

Я подняла арбалет и, закинув его на плечо, помогла ополченцу сперва сесть, а затем и встать. Он застонал от боли, но справился.

Роув отбивался, выпуская череду стрел из лука. На пол рухнул и второй ополченец – с болтом в шее. Мой отец выстрелил прямо в лицо воину, проскочившему мимо Шуджи, и вновь наложил на тетиву стрелу. Я вскинула арбалет.

Из арки Вэйджес донеслись рокот и панические вопли, а потом оттуда выскочили еще несколько насмерть перепуганных хародийцев. Вдруг стало очень холодно. И в зал вплыло нечто.

Это была исполинская, неосязаемая, крылатая тень: воздух внутри нее колыхался, подобно жару над раскаленными углями.

Хародийцы, не успевшие удрать от смертельного касания, рухнули на колени и схватились за головы.

Мабир вскрикнул. Они с Беллуа замерли.

– Бегите! – заорал моей отец, оглянувшись на нас.

Они с Роувом и драконами отступали, удерживая хародийцев.

Однако нечто не устремилось в погоню. Оно казалось зыбким, изменчивым. Оно то ли шагнуло, то ли перекатилось в угол между Гетигом и Вэйджес и припало к полу, как хищник, готовый броситься на жертву.

Теперь хародийцы получили возможность рассредоточиться и окружить моего отца, Роува, Шуджу и Чейена. Я взвела арбалет ополченца. Мужчина молча протянул мне болт из колчана, и я вложила его в паз. В криках моего отца и приказах Роува тоже послышались нотки паники.

Внезапно все кошмары, с которыми я столкнулась в пещерах в прошлый раз, взорвались у меня в голове. Не просочились и растворились, как делали это прежде, но ворвались в мой разум единым потоком, словно их кто-то подстегнул извне. Я оцепенела, ошеломленная и ослепленная вспышкой боли. Отовсюду доносились испуганные возгласы. Я смутно различила, как Шуджа и Чейен яростно с кем-то сражаются. Взгляд скользнул дальше, к тому, что зависло в воздухе – к сумрачной тени, в которой клубился сам воздух. Я чувствовала, что это нечто смотрит в мою сторону. Оно не имело глаз, но я знала: оно видит меня насквозь. Вглядывается в самую сущность. Я вспомнила выразительный взор Гетига – вот только если он дарил тепло и надежду, то это гнусное нечто вселяло ужас. В нем как будто была и гноящаяся нога Дариана, и огонь, и боль, и истощение. Последний вздох доблестного дракона. Почерневшие оболочки, из которых струилось и струилось зеленоватое сияние. Чудовище с рваными ранами, которое почему-то все никак не умирало. Муха, ползущая по глазному яблоку.

Мои собственные страхи обернулись оружием против меня.

Угасающий Ару. Бессознательный Дариан.

Моя мать на спине Грюс, с презрением в голосе и разочарованием на лице. Вина кольнула меня, как игла, и я пошатнулась, вскрикнула.

Оно со мной заговорило? Или, испытывая, заставило меня произнести эти слова? Неважно, ведь оно не могло явить мне страх, с которым мне еще не приходилось бороться. Я и раньше смотрела в глаза демонам, сумела выкинуть их из головы и вырвала у них малышку Кейрр.

Дрожащими руками я выстрелила из арбалета. Болт пролетел сквозь тень и врезался в противоположную стену. Ополченец заорал от боли, но вжал мне в ладонь второй болт. Я, хватая воздух ртом, взвела и зарядила арбалет. Прицелилась и сразила воина, подбирающегося к моему отцу справа. Что-то просвистело у моей головы. Я опять взвела арбалет, и в мою ладонь лег следующий болт. Я выбрала цель, но промахнулась. После каждого выстрела я встречалась взглядом с безглазой тенью и пересиливала ослепляющую вспышку боли в голове. И стреляла, стреляла – пока на ногах не остались лишь трое хародийцев. Затем двое. И, наконец, ни одного.

Мы все застыли, тяжело дыша, ожидая. Я поняла, что отец успел поднять ополченца и оттащить в сторону. Шуджа попятился и встал справа от меня. Чейен – слева.

Нечто вытянулось, зависло в воздухе и вроде бы слегка уменьшилось, но продолжало изводить меня моими же страхами. Я заставила себя думать о Кейрр, и в мои мысли хлынули новые образы. Мои сломанные кости, скорчившаяся Кейрр, брошенная, как куриная тушка.

Я и правда пыталась в это поверить.

– Боги, миледи! Бегите! – донесся слабый голос ополченца.

Шуджа упрямо взревел, ему вторил Чейен. Беллуа и Мабир преодолели изрядное расстояние и были в относительной безопасности. В зале оставались лишь я, раненый ополченец, мой отец, Роув и наши драконы.

Мы уже сталкивались с нашими страхами и победили. Мы знали, что не провалим и это испытание.

Тварь швырнула в меня утренним кошмаром, смешанным с тем, что явился мне прошлой ночью, – падаль, кровь, огонь, искаженные криком лица, череду моих худших снов.

Тень вздыбилась. Дымчатые крылья раскинулись в стороны, заполняя пространство между Гетигом и Вэйджес.

– Я тебя не боюсь! – заорала я.

Оно показало мне, как я стою в пещере, маленькая и напуганная и невидимая сила сминает меня в кровавое месиво. Я вскрикнула, но сумела выстрелить последним болтом в облако черного тумана. Оно закружилось, свернулось кольцом и бросилось в атаку.

Шуджа и Чейен с рычанием метнулись ему наперерез. Там, где в него вонзались их когти и клыки, оно взвивалось и тотчас опадало. Когда оно наносило удар, наши драконы ревели от боли и смятения, но на них не оставалось ни следа черной тени.

Чейен ненадолго отступил под натиском твари, а Шуджа наотмашь ударил по туманным крыльям. Когда тень развернулась к Шудже, Чейен быстро напал на безглазого врага. Тень истаяла, как влага испаряется над огнем, а затем вновь забрезжила в воздухе и метнулась назад.

Наши боевые драконы неумолимо шагнули следом.

Тень померкла, а потом и вовсе исчезла. Мы прождали несколько минут: тишину нарушали лишь наше тяжелое дыхание и неизменный плеск воды. Наши лица блестели от пота. Чейен вырвал зубами болт из передней лапы. Шуджа, серьезно раненный в левое крыло, зарычал. Я еще никогда не слышала у него такого тона – ярости на грани страха.

– Милостивые Авар, что это, во имя всего святого, было? – выдавил мой отец.

– Хлад, – произнес Шуджа. – Хлад-огонь.

– Как Ужасы, – добавила я.

Остальные промолчали, а меня, как ударом драконьего хвоста, накрыло осознанием: тень побывала у меня в голове, она считывала мои воспоминания, дразнила меня ими. В правой ноздре что-то защекотало, стекло к губам. Я коснулась их пальцами и увидела кровь.

Вытерев пальцы о штаны, я развернулась. Отец сидел, устроив на коленях голову раненого ополченца. Тот, не сводя с меня взгляда, протянул дрожащую руку.

– Юная госпожа, вы невредимы?

Я кивнула, поразившись тому, насколько он бледен. Ополченец с трудом улыбнулся.

– Вы храбрая, – произнес он и закашлялся.

На кожаную куртку брызнула кровь, алые струйки потекли по его подбородку и шее. Ополченец в последний раз содрогнулся и обмяк. Мой отец накрыл его глаза ладонью и взглянул на меня. Я сдержала слезы. А я ведь так и не узнала, как его звали.

Роув опустился на колени рядом с лежащим неподалеку хародийцем:

– Он еще жив.

Из груди мужчины торчал арбалетный болт, обрамленный алым пятном.

Беллуа, спустившийся к нам, наклонился к хародийцу, от кровопотери ставшему совсем призрачным:

– Что это был за дух? – требовательно спросил он.

Роув повторил вопрос на странно звучащем хародийском языке, и чужеземец сбивчиво ответил, бегая взглядом между Роувом и Беллуа. Изо рта хародийца стекала струйка крови.

– Он говорит, что оно каким-то образом их принуждает.

Беллуа нахмурился.

– Бессмыслица. Они просто впадали в неистовство.

Роув опять заговорил на чужом грубом языке и встряхнул хародийца, когда тот едва не потерял сознание. Раненый промямлил ответ.

– Оно гонит их вперед. Как псов. Наполняет их чем-то… не знаю слова. Чем-то, связанным… не с голодом, но снеданием. Он говорит, что оно не с ними заодно, и умоляет о пощаде.

Хародиец еще что-то пробормотал.

– Что еще? – рявкнул Беллуа.

Роув казался расстроенным.

– Он хочет домой.

Дыхание хародийца оборвалось. Сочащаяся из раны кровь остановилась. Нас вновь окутала тишина, только у меня в ушах отдавалось мое же бешеное сердцебиение.

– Как оно забралось к нам в головы? – спросила я.

Беллуа медленно повернулся ко мне. Он был мертвенно-бледен и явно потрясен тем, что ему довелось узреть.

– О чем ты?

– Каким образом оно?.. Разве оно не?.. Оно влезло мне в голову, использовало мой страх как… разве с вами такого не было?

Меня охватила паника – я вдруг осознала, что тень напала лишь на меня. И я проговорилась – при Беллуа! Я сама вручила ему оружие, которым он не преминет воспользоваться.

Однако он уставился на меня с потрясением. Или со страхом. Или с ужасом.

– Значит, решено, – заключил Роув. – Мы запечатаем пещеры как можно скорее. Выходит, Маджа, я никуда не отправлюсь. Я должен остаться здесь. Мне жаль, но я буду вынужден отправить Томана в Авигал с приказами о нуждах драконерии, – он отошел ко второму павшему ополченцу и закинул его тело на свое широкое плечо одной рукой.

Роув поморщился, и я увидела, что из другой его руки торчит арбалетный болт.

– Давайте-ка вынесем наших людей на поверхность.

Отец кивнул и подхватил мертвого ополченца на руки. Беллуа еле-еле поднял третьего. Я взяла Мабира под локоть. Мы покинули зал через арку под изображением Менога. Шествие замыкали Чейен и Шуджа. Пока мы не оказались под яркими лучами солнца, никто не проронил ни единого слова.