Следующие два дня Дариан проспал в зимнем стойле. Ару, Кейрр и я были рядом. Отец мягко отчитал нас за авантюру, но как только Беллуа, присутствовавший при выговоре, принялся изрыгать гневный поток фраз о том, какое оскорбление ему этим нанесли, отец хитро улыбнулся и подмигнул мне. Мерихем долго и придирчиво изучал метку Дариана, но работу Мабира не прокомментировал и ни разу не взглянул на мою шею. Делать насечки вокруг раны он уже не пытался, хотя всякий раз приносил с собой инструменты, а мой брат был по-прежнему бледным и недвижимым. Означало ли это, что Беллуа видел улучшения? Или он просто решил держаться в стороне и позволит моему брату умереть?

Я почти все время проводила рядом с Дарианом и отходила лишь для того, чтобы покормить дитей или справить нужду. Еду мне приносила Джем, к нам постоянно заглядывали отец и Томан. Мы часто пытались разбудить Дариана и влить в него хоть немного бульона – отец очень волновался, что после столь долгого голодания Дариан совсем ослаб и не сможет окрепнуть.

Ару, впрочем, чувствовал себя гораздо лучше. Если раньше он был потерянным и несчастным, то теперь мирно лежал между нашими койками и порой затевал игривую борьбу с Кейрр, как и положено всякому дитю. Это меня утешало. В какой-то момент я осознала, что чувствую его точно так же, как и малышку Кейрр. Поначалу я думала, что дело было лишь в моей любви к ней, которая становилась сильнее день ото дня. Но благодаря Ару я поняла, что метка нас действительно объединила – хотя объяснить, как именно, я не могла. Когда я начинала зевать, обоих драконят можно было найти в их постельках. Когда у меня урчало в животе, они как раз выпрашивали еду. Когда один из них собирался поскрести лапкой за ушным гребнем, я чувствовала, как у меня чешется за ухом. Если я слишком крепко об этом задумывалась, то меня бросало в дрожь. Впрочем, я замечала и разницу – связь с Ару казалась не столь сильной, как будто он и в самом деле наш общий дить, а не только мой. Помешает ли это как-то в будущем? Внесет ли раскол? Или же сплотит еще сильнее? Ответа не знал даже Мабир.

На третий день я заметила, что щеки Дариана порозовели, а отек на ноге слегка спал. Исчез и запах гниения – исцеляющие насечки справились со своей задачей. Мабир провозгласил, что Дариан на пути к выздоровлению. Присутствовавший при этом Беллуа промолчал и не появлялся в гнездовье до самого заката.

На следующее утро меня разбудил смех. Дариан сидел на постели, а вокруг него бешено прыгал Ару. Я мигом выбралась из одеяла и обняла Дариана за плечи, еле сдерживаясь, чтобы не стиснуть его изо всех сил.

Кейрр потянулась и, выбравшись из коробки, свернулась у меня под боком. Дариан почесал ее за ушным гребешком. Кейрр приветственно заурчала.

– Я дома! Но когда я здесь очутился?

– Четыре ночи назад. Мы вызволили тебя из Храмового лазарета и…

– Вызволили? Из Храма? Последнее, что я помню, это падение. И Ужаса в пещере. Я пробежал мимо него…

– Ты не помнишь, что было снаружи, когда мы спаслись от Ужасов? Ты за меня вступился.

Дариан покачал головой, но в его глазах мелькнуло осознание, и он кивнул.

– Да, точно… Кажется, я вспоминаю и про Храм тоже, – Дариан дотронулся до своей шеи. – Сколько я проспал?

Он оглядел зимнее стойло, как будто увидел его впервые.

– Больше недели. Я должна многое тебе рассказать, но только поклянись, что будешь молчать. У нас творятся странности. – Я не могла отвести от него взгляд.

Щеки впали, да, но когда Дариан улыбался, то сразу становился похож на прежнего себя, я не могла сдержать ответной улыбки.

– Запасы еды, надеюсь, не кончились? Умираю от голода.

Я рассмеялась.

– Еда никуда не делась, Дариан! Сиди… а я сбегаю за отцом.

Я бросилась к выходу, но Дариан успел поймать меня за рукав.

– Майя… спасибо, – голос брата сорвался.

– За что?

Дариан покачал головой с озадаченным выражением лица и вдруг расхохотался.

– Не знаю! Я ведь все проспал. Но спасибо тебе. Уверен, что ты обо мне заботилась.

Я улыбнулась и чмокнула Дариана в щеку.

– Ты даже не представляешь как.

С тех пор как Дариан очнулся, Мабир стал навещать нас чаще.

Он даже провел с нами в зимнем стойле две ночи. Впрочем, о таинственных речах Френа он ничего не рассказал, а я боялась о них упомянуть, ведь мы с Мабиром никогда не оставались наедине, да и Беллуа мог подслушать. Пару раз я ловила на себе пристальный, изучающий взгляд Мабира, но он сразу же отворачивался и делал вид, что занят чем-то совершенно другим.

Однажды я улучила момент и тихонько спросила его:

– Когда? Когда мы сможем поговорить?

– Скоро, – ответил Мабир. – Но не здесь. И не сейчас.

Для прогулок Дариан был слишком слаб, но ел он как здоровый дить, а щеки его начали вновь округляться. И раз уж состояние его улучшилось, я могла оставить дежурство у постели брата и начать работу с Кейрр.

Когда наши метки зажили, перед нами встала очередная задача: сделать в крыльях малышки прорези, которые позволят пропустить через них седельные ремни. Отец позвал меня во двор, и к нам присоединился Мабир с инструментами для насечек наготове – у его ног лежал мешок.

Отец стоял рядом с «режущим станком» – так называлось изобретение, напоминающее козлы для пилки дров, с деревянной основой, на которую ложилось крыло дитя. От мысли, что мою малышку будут резать, у меня внутри все сжалось, и Кейрр, ощутив мой страх, начала вырываться из моих рук. Я машинально прижала ее крепче, чтобы усмирить, но отец цокнул языком, подражая драконице.

– Хватит постоянно ее тискать и расцеловывать. Она быстро растет. Кейрр – прирожденный хищник. Пора тебе научиться обращаться с ней как со взрослым зверем, которым она очень, очень скоро станет.

Я кивнула.

– Знаю. Но… – я грустно посмотрела на отца.

Он усмехнулся.

– Не думай, что я не понимаю твоих чувств, Майя. Из-за метки связи они углубились, хотя казалось, дальше некуда… Но мы должны сделать то, что надлежит. Поэтому давай-ка выполним все как следует. Сперва разместим дитя, а потом ты ее придержишь. Прояви твердость.

Вдвоем мы поставили Кейрр рядом со станком и вытянули ее крылышко над деревянной частью. Мабир сжал мое плечо и ободряюще улыбнулся. Раскрыл мешок, извлек кусок льда и уложил его на крыло Кейрр – там, где оно соединяется с туловищем. Кейрр забилась, но мы ее успокоили.

Отец вытащил нож для свежевания с коротким изогнутым лезвием – остро заточенный и омытый спиртом – и принялся им указывать.

– Обрати внимание на вены за крылом и вот здесь – перед задней лапой. Они питают перепонки и чрезвычайно важны для молодого зверя, поскольку его крылья будут расти в течение долгого срока – по крайней мере, по сравнению с остальными частями тела. Всегда следи, чтобы между венами и надрезом оставалось как минимум два пальца. У Кейрр вены расположены превосходно, поэтому проблем возникнуть не должно. А когда крылья вырастут окончательно, вены утратят свою важность, – отец занес нож, и я вздрогнула. – Не переживай, у нее это место не такое чувствительное, как тебе кажется, а шкура из-за льда уже онемела. Мы справимся в мгновение ока.

Я, сама того не замечая, принялась напевать убаюкивающую мелодию Мабира. Он присоединился ко мне, а минуту спустя я услышала и голос отца.

Мабир убрал лед, и отец осторожным, но выверенным движением вонзил нож в мембрану крыла и вырезал тонкий кусочек в форме ромба. Кейрр почти не шевелилась, но задергалась, когда Мабир обработал рану вымоченной в спирту тряпицей. Впрочем, нам удалось мягко ее удержать и убаюкать, после чего Мабир нанес необходимые руны. Они окаймляли раны и уходили на несколько дюймов дальше на мембрану, словно наконечники стрел.

– Насечки сделают рубец упругим и крепким, – пояснил Мабир.

– Я чувствую! – воскликнула я. – В боку прямо покалывает!

Отец кивнул.

– Так работает твоя метка.

Мы повторили процедуру и со вторым крылом, а в конце пропустили через прорези чистую перевязку, чтобы они не затянулись. И, конечно, наложили компрессы, чтобы снять боль и предотвратить кровотечение. Процедура заняла максимум двадцать минут, но теперь моя Кейрр была готова к полетам в небесах со мной – мной! – на спине. Радость, которую я испытала от этой мысли, похоже, умиротворила малышку: внезапно Кейрр повернулась и лизнула мое лицо, а ее серебристые глазки засветились доверием.

Отец похлопал меня по плечу.

– Молодец, справилась! Отдохни немного, а затем сделаем прорези и Ару.

И они с Мабиром унесли станок в зимнее стойло.

Я обхватила головку Кейрр ладонями и чмокнула ее в нос.

– Не тревожься, маленькая. Какой бы большой ты ни стала, ты всегда останешься моей малышкой.

Кейрр моргнула.

– Моуп?

Следующие несколько дней я провела на седьмом небе от счастья: ведь Дариан выздоравливал, и Ару воспрянул духом. Моя связь с Кейрр оставалась неизведанной землей, которая, однако, росла и ширилась с каждой минутой, проведенной вместе с малышкой. Иногда в гнездовье заглядывал Мабир – в основном чтобы проверить состояние Дариана или переговорить с моим отцом. Обсуждать речи Френа он по-прежнему отказывался. Я рассказала Дариану почти все, что он пропустил, но умолчала и про Ашу, и про общую метку: отчасти из страха, что Дариан расстроится, отчасти потому, что я пришла к выводу: если брат чего-то не знает, то он не сможет случайно сболтнуть об этом недоброжелателям.

Беллуа и капитана Роува мы видели редко – бо́льшую часть дня они скрывались в пещерах или отсиживались в доме. Беллуа не покинул наше гнездовье, хотя говорил, что поступит так, когда Дариан поправится. Впрочем, хвала Авар, он попадался нам на глаза гораздо реже, чем раньше. Я редко задумывалась о капитане Роуве и о Беллуа, однако, когда последний порой шнырял по гнездовью, я старалась держаться от него подальше.

У меня и так было хлопот по горло.

Растить юных драконов – нелегкая работа. Помимо кормления и купания, их необходимо обучить массе вещей. Начинали мы с уроков языка – примитивные команды, определенные слова и фразы, которые пригодятся им на всю жизнь: стой, ко мне, вперед, замри! А их любимым вскоре станет команда взлететь – «ввысь!». Но эти дни нам еще предстояли.

Первым делом имена. Драконы понимают, что это такое. Они охотно их используют и даже изобретают собственные, как, например, было с Кейрр и ее отцом. Шуджа называл моего отца «Маджа», что драконы выговаривали с легкостью, но «Т» в имени «Томан» давалось им сложнее, и Ранну, принадлежащий моему брату, называл его «Доман». А Одакс, к примеру, произносил «Джем» с мягким знаком… ну и так далее, везде имелись свои нюансы. Шуджа именовал Томана «ма-чик», к стыду последнего, а Джем – «деочкх», или «девочка», как мы смогли расшифровать.

Драконы понимали и что такое статус в обществе.

– Май-я, – произнесла я, похлопав себя по груди.

Кейрр вынюхивала очередной кусок лосося.

– Май-я.

– Моуп, – возразила она.

– Как меня зовут, Кейрр? Вот ты… Кейрр, – я потрепала ее по груди и указала пальцем на себя. – Май-я.

– Моуп.

Голодной она не была: ее совсем недавно накормили. Просто слишком любила лосося. Я вытянула кусочек так, чтобы она не могла дотянуться, и повторила:

– Майя.

Кейрр села и глянула на меня, склонив головенку. Такую позу она принимала всякий раз, когда глубоко задумывалась.

– Майя, – четко произнесла она и категорично добавила: – Моуп!

Я рассмеялась и отдала ей угощение, почесывая ее за ушным гребешком. Я чувствовала, какую роль сыграла наша метка связи – она каким-то образом помогла Кейрр понять, что я от нее хочу. Храмовое искусство насечек – впечатляющая наука. Ну, или мой дить весьма умен. Или и то, и другое. Я часто гадала, как мои предки справлялись с драконами безо всяких насечек, или же сие искусство появилось раньше? Но тогда зачем? Насколько мне известно, эта наука стара как мир.

Впрочем, меня интриговала драконья речь. Я внимательно вслушивалась, когда взрослые особи пощелкивали языками и что-то урчали друг другу. В памяти всплывали материнские рассказы и то, как отец Кейрр велел дочери уходить и оставаться со мной, использовав лишь несколько гортанных звуков.

Я понимала, что звуки эти были отнюдь не случайными, хоть и отличить один от другого оказалось сложно. Тем не менее я продолжала прислушиваться и подражать драконам, когда что-то улавливала. И чаще всего взрослые особи в такие моменты смотрели на меня как на чокнутую. Возможно, они не ошибались.

Однажды я стала свидетелем того, как Кейрр играет с тушкой курицы, которую я достала из хранилища малышке на обед. Кейрр попятилась от курицы на несколько шажков, припала к земле, приготовилась к прыжку и зажмурилась. Цокнула языком, распахнула глаза и уставилась на свою пищу, наклонив голову.

– Что ты задумала, девочка?

Кейрр опять пригнулась, крепко зажмурилась и подползла ближе к цели. Вновь щелкнула языком, распахнула глазенки и, вскинув голову, наклонила ее в другую сторону. Я расхохоталась, но Кейрр не обратила на меня внимания и повторила все в третий раз: присела с закрытыми глазами, подобралась ближе, щелкнула и вскинула головку с каким-то изумлением на мордочке.

И все. Наконец, Кейрр набросилась на добычу и методично ее растерзала. А я и не поняла, что произошло. Мне было жаль, что я не могла влезть в ее мысли во время драконьего охотничьего ритуала. Позже я опять увидела это зрелище – на сей раз в роли невольной жертвы выступил Ару, после чего у малышей разразилось игривое сражение.

Больше я ритуал не наблюдала.

Кейрр поразительно быстро запоминала слова, Ару тоже следовал ее примеру. Они охотно общались. Ару почти сразу научился выговаривать имя Кейрр, зато ей почему-то его имя давалось с трудом. Постоянно выходило нечто вроде «Ау-у» или сплошное драконье рокочущее «Р-р». Но мы не сдавались.

Курицу мы теперь называли «бак-бак-бак», телятину – «м-му!», а рыбу – «спш-ш», «хвш-ш», или я произносила любой другой звук, имитирующий плеск, ведь до изучения конкретных видов нам было еще далеко.

Эти «словечки» я выбрала потому, что Кейрр их легко выговаривала.

Дариану звукоподражания были не по душе. Он упорно пытался научить Ару произносить полноценные слова на человеческом языке, но вместо «курица» дить выдавал в лучшем случае «р-рца». А вот «корова», к облегчению моего брата, вызывала у Ару меньше сложностей.

Однажды Дариан сидел, хмуро потирая шрам на ноге. Вдруг брат уставился на меня и сердито заявил:

– Твой дракон нелеп. То кудахчет как курица, то мычит как корова. Не надо, чтобы рядом с твоим дитем бегал мой Ару. Мне это не нравится.

Филигрань рун вокруг шрамов их отнюдь не украшала. Нога у Дариана, вероятно, по-прежнему ныла, но я была совсем не в настроении делать ему поблажки.

– Когда сам будешь его кормить, тогда и будешь учить чему угодно. А я уже за двоих отдуваюсь.

Дариан начал возражать, но я тотчас развернулась к нему спиной и демонстративно направилась в амбар. Кейрр и Ару потрусили за мной. Когда я подняла из ледяного хранилища корзину с их вторым завтраком, состоящим из курицы, которую так любил Ару, они принялись с голодным видом кружить около съестного.

Я продемонстрировала им, что корзина полна до краев. Кейрр вежливо попросила, тихонько закудахтав.

– Бак-бак, – произнесла она, и я бросила ей тушку.

Кейрр поймала ее еще в воздухе, слегка потрепала и слопала по кусочку. Ару пристально смотрел на корзину.

– Надо попросить, – сказала я ему. – Смотри, как делает Кейрр. Эй, малышка, хочешь еще?

– Бак-бак-бак, – согласилась та и вновь получила вознаграждение.

– Понял? – спросила я у Ару.

Он глянул на меня и озадаченно склонил головку набок.

Потом попытался сунуть нос к мясу, но я его отпихнула.

– Бак-бак, – настаивала я.

– Ба, – выдал Ару.

– Неплохо. Попробуй еще: ба-а-ак-бак-бак-бак.

– Ба-а-ак-бак-бак-бак, – деловито подхватила Кейрр, и я бросила ей очередную курицу.

Кейрр оторвала у тушки ногу и, глядя на Ару, с явным наслаждением покатала ее в пасти. Кейрр его дразнила! Я рассмеялась.

Ару потоптался на месте, уставившись сперва на Кейрр, а затем на стремительно убывающее содержимое корзины и вдруг заорал:

– Ба-а-ак-бак-бак-ба-а-ак!!!

Я на мгновение замерла и громко расхохоталась. Кейрр насмешливо закряхтела: так делают драконы в минуты веселья.

– Ох, молодец! – я угостила и Ару, с тушкой он расправился молниеносно.

– Ба-а-ак-бак-бак-ба-а-ак! – потребовал Ару опять.

Получив вторую курицу, он весело завилял хвостом и тоже покряхтел.

От смеха у меня разболелись бока.

– Ба-а-ак-бак-бак-ба-а-ак!..

Я подозревала, что Дариан меня прибьет.

Ару начинал кудахтать, как только меня видел. Неважно, намеренно я сделала так или нет, однако мои действия заставили Дариана встать с постели. Он начал постепенно разрабатывать ногу и медленно ковылять по зимнему стойлу с тростью, причем Ару бешено носился вокруг него. Уже через несколько дней Дариан совсем окреп и начал выходить со мной в загон, хотя и продолжал сильно хромать. Мне он уже ничего не говорил, но упорно пытался заставить Ару забыть про кудахтанье.

Но было уже поздно. Когда никто не видел, я поощряла Ару дополнительными порциями курицы. А Кейрр поняла, что произносить «Бак-бак» ей куда проще, чем «Ару», и начала его именовать именно так. Следом за ней это подхватила Джем. Даже Томан не чурался возможности подразнить Дариана о размерах его «цыпленочка». Отец нас ругал, правда, чуть-чуть.

А Дариан от злости чуть ли не наизнанку выворачивался.

– Ты моего дракона в курицу превратила! – вопил он, хоть и знал, что сам напросился.

Да и вообще, нам было весело.

Отец не забывал и о моем обучении. Пока я носилась по загону, играя с Кейрр и Бак-баком в догонялки, чтобы их лапы стали сильнее, отец мог заглянуть к нам и спросить:

– Что значит «небо как шкура дракона»?

– Ясное, но холодное. Выше, чем летают драконы.

– Верно. А «рваное небо»?

– Дождь и отсутствие воздушных потоков.

– А что такое «наковальня»?

– Тучи с опасными завихрениями, смешанный воздух.

– А что у нас сегодня?

– Рваные облака, в центре драконьего диапазона или выше, восходящий воздушный поток под ними, нелетный – внутри, но в целом погода хорошая. Но при движении на восток облака могут стать наковальнями.

И так далее. Бо́льшую часть мы уже давным-давно усвоили, но отец вознамерился вбить знания в мою голову еще глубже, чтобы я понимала, каких воздушных потоков избегать и как предсказывать погоду. Занятиями я наслаждалась – они приближали тот день, когда мы с Кейрр впервые полетим. К середине зимы, ко дню Менога, она будет по-настоящему крупной драконицей. Однако сейчас, когда Кейрр по-прежнему шалила и играла, как котенок, я и вообразить себе не могла, что она действительно станет огромной. Но драконы – хищники, жизнь которых немало зависела в том числе и от их габаритов.

За первый год они растут как на дрожжах и увеличиваются в шесть раз, если не больше.

Когда крылья дитей зажили, отец принес учебную сбрую с миниатюрными седлами. Они крепились ремнями, которые обхватывали талию драконенка через прорези в крыльях и уходили на грудь и плечи. К седлу, расположенному перед самыми крыльями, над передними лапами, крепился груз, имитирующий всадника, который однажды это место займет. Мы с Дарианом по очереди привязывали к кольцу на грудном ремне длинную корду и гоняли наших дитей по кругу. Сперва штуковина на спине им не понравилась, но благодаря награде в виде «бак-бак-бак» и «спш-ш» они быстро о ней позабыли и принялись с раскрытыми крылышками носиться галопом по загону, пофыркивая и резвясь. Летать они еще не умели, однако усвоили, как наклон крыльев вперед или назад влияет на их движения.

Кормление Дариан считал делом принципа и стремился им заниматься – и не только потому, что хотел отучить Ару от «бак-бак-бак».

Как-то раз я увидела, что Дариан, хромая, поднимается из ледяного хранилища.

Когда я начала разгружать для него корзину, он меня отстранил.

– Мне надо разрабатывать ногу. А ты иди, поиграй с Кейрр. Ты это заслужила. – Дариан опустил взгляд на ямку, которую успел выкопать носком сапога. – Я перед тобой в долгу, Майя. Просто по уши в долгу, – он покраснел. – Прости меня. Если честно, я ужасно тобой горжусь, милая, и понимаю, что вел себя как скотина.

К горлу подкатил ком, и я его сглотнула.

– Глупости, – я чмокнула Дариана в щеку. – Но спасибо тебе.

Лето казалось мне размеренным, спокойным – впервые с тех пор, как умерла мама. Выделялся лишь тот поразительный день, когда я увидела Гетига и бросилась за ним. Я осознала, что наша крепнущая связь с Кейрр удивительным образом перекликалась с этим ощущением. Я чувствовала и Ару с Дарианом. Мы лучше взаимодействовали и много смеялись. Каждую ночь мы ложились спать, измотанные донельзя, но счастливые.

Если б только Беллуа вернулся к себе, как и обещал. Но, увы, я слишком часто покрывалась мурашками и поворачивала голову ровно в тот миг, когда Беллуа отводил взгляд. От его воинственного настроя не осталось и следа, теперь Беллуа выглядел едва ли не потерянным. Но он не покинул Риат, наблюдая за происходящим и наверняка выжидая.