51

Ильяш не погиб от падения, хотя Лада подозревала, что он бы предпочел умереть. Она удивилась, узнав, что Казанци Догана оправдали благодаря информации, которую тюремные стражники выжали из Ильяша. Казанци Доган не участвовал в заговоре и не планировал убийство Мехмеда, а лишь хотел захватить Эдирне в качестве залога для еще большего повышения жалованья.

Осуществить свой замысел Ильяшу было очень просто: он ходил по дворцу, отдавая янычарам приказ бежать в город и разжигать костры. О том, зачем это было нужно, знали только он и его пособники-янычары.

Лада заерзала на своем сиденье. Ноющая боль в боку не прекращалась ни на секунду, независимо от того, двигалась она или нет, занималась чем-то или вообще ничего не делала. Она чувствовала, что сама не своя, у нее болела голова и она быстро уставала. Но она шла на поправку.

Она посмотрела на Раду. Его взгляд блуждал по внутреннему двору.

Главный садовник установил кол и насадил на него Ильяша. Ильяша, который разрешил ей тренироваться с его людьми. Ильяша, который дал ей шанс проявить себя и который гордился тем, что она показала. Ильяша, который дал ей ответственность и власть в империи, в которой она так и осталась бы незаметной.

Ильяша, который ранил ее кинжалом.

Она не знала, на что надеяться – на то, что он умрет быстро или что помучается в своей агонии. Его сообщнику повезло больше: он истек кровью и умер прямо на полу, пока врач сшивал Ладу черными нитками.

– Ты оказал ему услугу, – сказала она Раду так тихо, что ее не услышали ни Мехмед, ни собравшиеся официальные лица. Великий Визирь Халил был здесь. На этот раз он в заговоре не участвовал. Но он также отвечал за замену личного состава тюремных стражников, вытягивающих информацию.

– Кому я оказал услугу? – безжизненно спросил Раду, не глядя на нее.

– Янычару, которого ты убил. Сообщнику.

Раду скорчился от боли.

– Лазарь. Его звали Лазарь.

– Ты его знал?

Раду не ответил. Лада пожалела, что не знает, что говорят в таких случаях, не знает, как люди утешают друг друга. Будь на ее месте Раду, он нашел бы, что сказать.

– Он был первым человеком, которого ты убил?

– Нет. Но это был первый раз, когда я совершил убийство.

Лада фыркнула.

– Он был изменником, а ты избавил его от агонии отстроченной смерти. Он такого даже не заслужил.

– Он пришел, чтобы защитить меня, – горько усмехнулся Раду. – Он беспокоился, как бы мне не причинили вред.

Лада взяла Раду за руку и удивилась, что он позволил это сделать. Она крепко сжала его ладонь.

– Ты спас всех нас.

– Однажды ты сказала мне, что одни жизни ценнее других. Сколько еще смертей случится, пока наши жизни не перестанут перевешивать другие?

Лада не знала, что ответить.

После казни Ильяша появилась официальная версия произошедшего. Согласно ей, янычары подняли мятеж без причины, просто потому, что привыкли это делать. Тем же вечером Мехмед велел уволить Казанци Догана и публично высечь, пока кожа на его спине не превратится в кровь. Он объявил о всеобщем повышении жалованья для янычар, а также о грандиозной военной реформе. Мехмед готовился стать военным главнокомандующим, чтобы все нити власти сосредоточились в его руках.

Через несколько дней после нападения Лада окрепла настолько, что смогла присоединиться к Мехмеду в его размышлениях по поводу изменения структуры войск. Раду был уже с ним. Он выглядел встревоженным и нервно ходил взад-вперед, неподвижно глядя перед собой.

Лада вспомнила лес на склоне горы в Амасье, в который она больше не могла ходить, и ей стало жаль Раду. Она как раз собиралась предложить им перейти в сад, когда они все с изумлением увидели евнуха, сопровождавшего Халиме.

– Халиме-хатун, – объявил евнух. Она поклонилась и, увидев Ладу, робко улыбнулась. Успел позабыть, какая она миловидная, Лада поспешно подавила в себе приступ зависти. Мехмед не захочет женщину, родившую сына от его отца.

Мехмед встал, скрыв свое замешательство за радостным тоном.

– Халиме, чему я обязан честью?

– Вы посылали за мной. Обсудить мое будущее, как сказал посыльный.

– Ах, да, – Мехмед кивнул и предложил ей сесть. Когда она повернулась к нему спиной, он бросил на Ладу и Раду озадаченный взгляд. – Да, ваше будущее. У вас все хорошо?

– Да, спасибо.

– А маленький Ахмет?

Ее лицо озарила живая радость.

– Он очень энергичный. Кажется, они с Баязидом примерно одного возраста.

При упоминании сына Мехмеда Лада почувствовала резкую боль, перекрывшую боль в боку. Она неловко заерзала, желая, чтобы Халиме поскорее ушла.

– О! – Халиме смущенно закрыла рот ладонью. – Я не поздравила с рождением Мустафы. Двое сыновей. Какая удача!

– Еще один сын? – выпалила Лада, не успев сдержаться. Эти слова ранили ее больнее, чем Ильяш.

Еще один сын.

Зачатый после их первого поцелуя, после того, как Мехмед позволил ей почувствовать себя единственной на свете.

Еще один сын.

Раду стал олицетворением притворного восторга.

– На радостях вы, наверное, просто забыли об этом упомянуть.

Мехмед прокашлялся, пряча от них глаза.

– Да, Гульсе пришлось остаться в Амасье. Для нее было небезопасно ехать сюда сразу после родов. Я получил весть только вчера. Как вы узнали?

Халиме заговорщицки наклонила голову.

– Мне сказала Хюма. Она все знает.

– Да, это так. Боюсь, я не смогу сообщить вам ничего официального. Если я могу как-то помочь вам устроить ваше будущее, пожалуйста, дайте мне знать. Вы можете оставаться здесь, сколько захотите. Это ваш дом.

Лада удивилась, почему он до сих пор не отослал Ахмета подальше и не отделил его от матери. Но даже эту мысль быстро затмила другая. Гюльса. Какая она? Как выглядит? Когда Мехмед ее навещал? О чем он думал, погружая свое семя в еще одну женщину?

Халиме мило поклонилась, обрадованная тем, что разговор закончился. После ее ухода Лада не спускала глаз с двери. Она тонула в омуте несчастья и не могла смотреть на Мехмеда. Как она может продолжать делать вид, что гарема не существует, если его жительницы все продолжают рожать ему сыновей?

Все молчали.

В проеме двери, будто привлеченная неотступными мыслями Лады о гареме, появилась Хюма.

– Мама. – Мехмед произнес это слово скорее устало, чем почтительно. – Я за тобой не посылал.

– Так же как ты не посылал за мной, когда Ильяш пытался тебя убить.

– Откуда ты… – Мехмед вздохнул и потер лоб. – Я об этом позаботился.

– Нет, глупый мальчик. Ты не позаботился. Это я обо всем позаботилась.

Измождение Мехмеда сменилось с трудом скрываемой яростью.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты, наконец, поймешь, что тобой не дорожат потому, что есть выбор? Если тебя можно кем-то заменить, они будут пытаться сделать это снова и снова. И для этого хватит одного удара клинка, одной отравленной порции пищи, одного мгновения, когда ты не начеку – и моя жертва окажется напрасной.

– Это не твоя забота.

– Это моя единственная забота! Но не тревожься, мой глупенький малыш. Я сделала то, чего не смогли все твои стражники. Я сделала тебя незаменимым.

Лада выпрямилась. В ее голове вдруг всплыли все ее прежние разговоры с Хюмой. Боль непоправимой ошибки скрутила ее желудок и не отпускала его. «Мехмед не посылал за Халиме», – догадалась она.

Хюма пренебрежительно подняла изможденные плечи.

– Пока она встречалась с султаном, ее сына утопили.

Мехмед рванул через всю комнату и прижал мать к стене.

– Что ты сделала?

– То же, что и всегда. Защитила тебя.

– Нет. Нет. Скажи, что ты не… он ведь ребенок.

– Он был угрозой. А теперь этой угрозы нет.

В течение одного бесконечного мгновения Лада думала, что Мехмед убьет мать. Затем он отпустил ее, шатаясь, вернулся назад и рухнул в кресло.

– Он был ровесником Баязида.

– Я сделала то, чего ты делать не хотел. Я защитила твое наследие. Теперь ты свободен быть султаном, которым был рожден. Султаном, которого я родила. Моим сыном. Моей империей.

– Убирайся вон.

– Нам нужно обсудить…

Мехмед встал. Ярость и отчаяние покинули его, и он смотрел на мать сверху вниз со всей своей ледяной властностью.

– Стража! – приказал он.

Штефан, дежурный янычар, стоял рядом, весь обратившись во внимание.

– Пожалуйста, проводите Хюму в ее покои. Возьмите с собой столько людей, сколько потребуется. Проследите за тем, чтобы она не разговаривала ни с одним из своих слуг, и запретите евнухам с ней общаться. Я отдам все необходимые распоряжения.

Хюма дрожала. Ее тонкие пожелтевшие губы оттянулись, обнажив серые десны и черные дыры вместо зубов.

– Что ты делаешь? Ты не можешь меня отослать! Я – валиде-султан, мать султана!

– Нет, – сказал Мехмед. – Ты меня предала. Ты – никто.

– Предала тебя? Ты понятия не имеешь, что я для тебя сделала! Сколько раз я спасала тебе жизнь. Если ты считаешь, что люди, которые действуют за твоей спиной с целью оставить тебя в живых – изменники, тогда отошли и их! – Костлявым, скрученным пальцем она указала на Ладу и Раду.

Мехмед с отвращением махнул Штефану. Тот взял Хюму под руку и вывел ее, ошеломленную и дрожащую, из комнаты. Лада подумала, что они спасены, но тут Мехмед повернулся к ним.

– О чем она говорила? Что вы оба сделали?

Раду выглядел как кролик, попавший в западню. Лада понимала его страх. Мехмед никогда бы не простил их, узнай он о том, что в первый раз потерял трон из-за них. А у Хюмы теперь не было причин утаивать это от него. У нее больше не было рычагов воздействия, и Лада не сомневалась, что она попытается потопить вместе с собой и всех остальных.

Глаза Раду наполнились слезами, и он обреченно опустил голову. Он больше не был незнакомым мужчиной. Он был мальчиком на льду, мальчиком в лесу, мальчиком в колючках.

Он был ее родным Раду.

– Раду тут ни при чем, – сказала Лада. – Это случилось, когда ты занял трон в первый раз. Я убила янычара и поняла, что покушениям на тебя не будет конца. Раду не сомневался, что ты сможешь быть султаном. Он был глупым и недальновидным, поэтому я пошла к Хюме. Это я придумала спровоцировать восстание янычар и с помощью Халила вернуть твоего отца обратно на престол.

Лада с болью наблюдала, как шок и ярость сделали столь любимое ею лицо Мехмеда далеким и неприступным. Но она не отвела взгляд.

– Как ты могла? Халил получил столько власти! Я потерял столько лет…

Лада выше задрала голову.

– Я сделала это, чтобы спасти тебе жизнь. Я бы сделала то же самое снова.

Мехмед сел, отказываясь на нее смотреть.

– Я не могу… не могу думать об этом сейчас. Только не после того, что произошло. Ахмет. Маленький Ахмет. – Его лицо посерело, как будто он отложил все мысли о предательстве Лады до тех пор, пока сумеет в них разобраться.

Раду положил ладонь на плечо Мехмеда, но посмотрел на Ладу.

– Спасибо, – произнес он одними губами.

Она не приняла ни этого слова, ни безграничной благодарности, отражавшейся в его глазах. Она была ему обязана. Для него не было ничего важнее доверия Мехмеда. Возможно, было бы гуманнее разрушить это одобрение и заставить Мехмеда прогнать Раду. Возможно, тогда Раду освободился бы от своей тяжкой ноши, любви. Но принять на себя весь удар было так легко, что она даже не колебалась.

– Они решат, что это я приказал его убить, – продолжал Мехмед, как всегда не замечая чувств Раду. – Халиме была со мной, когда это произошло. Я должен сказать им, что это Хюма, что это не…

– Нет, – сказала Лада. – Они будут думать, что это твой приказ, что бы ты ни говорил. Если ты объявишь, что это сделала твоя мать, они решат, что ты убийца и лгун.

– И что мне делать?

Лада задумалась, что бы сделала она. Настало время заменить интриги силой. Никто не будет сомневаться, что за это ответственен султан.

– Узаконь это. Ты ведь знаешь, что сделали братья твоего отца. Войны, которые они вели, до сих пор – открытые раны. В конце концов, твоему отцу пришлось их всех убить. Издай указ, согласно которому султан вместе с коронацией получает право убивать своих братьев ради безопасности империи.

Впервые Мехмед посмотрел на нее с неподдельным ужасом. Она сделала над собой усилие, чтобы не отступить назад и не показать своего страха. Страха, что за это короткое мгновение между ее предложением и признанием в измене она потеряла его любовь.

Она не проявит слабость, не постарается избежать его осуждения. Она не такая.

– Думаешь, моя мама была права, что поступила так? – спросил Мехмед.

– Я думаю… – Лада оттолкнула от себя образ окрыленной надеждами и счастливой Халиме, которая сияла, говоря о своем сыне. Сыне, которого убивали как раз в тот момент, когда она о нем говорила. Знает ли она уже, что у нее отняли весь ее мир? – Я думаю, что иногда, ставя на весы народ против жизни одного человека, нужно принимать невозможные решения. Хюма приняла решение. Правильно это ли нет – обсуждению не подлежит. Дело сделано.

– Издавая такой указ, я обрекаю на смерть одного из своих сыновей.

Лада об этом не подумала и съежилась, почувствовав на себе обвинительный взгляд Мехмеда. Вдобавок ко всему он решит, что она настолько чудовищна, что желает смерти его сыновьям. Она покачала головой.

– Не издав такой закон, в будущем ты спровоцируешь гражданскую войну, которая унесет жизни тысяч твоих граждан.

– Это жизни людей, Лада, – произнес Раду. – Как вы можете так рассуждать?

Лада встала, прижав ладонь к ране в попытке облегчить невыносимую боль.

– Потому что рассуждать так – единственный способ не сойти с ума.

– А как насчет наших душ? – прошептал Мехмед.

Прежде чем выйти, Лада задержалась у двери.

– Души и престолы несовместимы.

В тот вечер она сидела рядом с Богданом. В казарменной столовой они были одни. После покушения на убийство она с ним не разговаривала и даже ни разу его не видела. Впервые с того дня она нашла в себе силы прийти поужинать со своими воинами, но большинство из них были на дежурстве. Мехмед доверял им более, чем когда-либо, и теперь они были постоянно заняты.

– Как ты? – спросил Богдан.

Лада закатила глаза, сожалея, что недостаточно сильна, чтобы наказать его физически за столь глупый вопрос.

– Неделю назад меня пырнул ножом и избил наставник, которому я доверяла.

Он ответил таким же тоном:

– Я там был.

Лада не знала, испугался он или разозлился при мысли о том, что она может умереть сразу после того, как они наконец-то воссоединились. Но лицо Богдана оставалось совершенно невозмутимым.

Богдан был дураком, если считал, что она оплакивает смерть сводного брата Мехмеда. Убийство мальчика не привело ее в восторг, однако она не стала бы притворяться, что не видит в действиях Хюмы разумного зерна. Это было бы лицемерием и даже неуважением.

– Все уже об этом знают, да? – спросила она. Раду в записке сообщил ей, что Мехмед собирается издать братоубийственный указ, но она думала, что это будет только завтра. Ее задело то, что Мехмед не спросил ее совета.

Лада боялась, что пройдет целая вечность, прежде чем он сможет простить ее за все, что всплыло на поверхность. Что она будет делать все это время?

Богдан пожал плечами.

– Мне сказал Петру.

Лада нахмурилась.

– Петру сегодня не дежурил. Как он узнал об Ахмете?

– Кто такой Ахмет?

– Сводный брат Мехмеда.

– О чем ты говоришь?

– А ты о чем говоришь?

– Твой отец. – Богдан замолчал. Его челюсть стала каменной. – Они тебе не сказали.

Лада смотрела в лицо Богдана, но не видела его. Она не видела ничего. – Мой отец мертв?

– Мне очень жаль. Петру думал, что ты уже знаешь. Хуньяди и бояре убили твоего отца. И Мирчу.

Лада кивнула. Ее голова раскачивалась вверх-вниз по своей воле, а уши заполнил рев. Рев, похожий на тот, когда ветер спешит вдоль берегов реки Арджеш и тянет за собой растущее у камня дерево.

– Когда?

– Петру подслушал Мехмеда и Раду неделю назад. Прямо перед восстанием.

– Неделя. – Ее рука потянулась к мешочку на шее – но он исчез.

Она этого даже не замечала, не проверяла с того дня, как сразилась с Ильяшем.

Мешочек исчез.