46

Придворный писец нервно барабанил перепачканными чернилами пальцами по своим ногам. Его голос дрожал, и он запинался, как будто разучился говорить.

– Вы хотите взглянуть на налоговые записи?

Лицо Мехмеда представляло собой маску терпения.

– Да. Я хочу видеть отчетность о налоговых поступлениях.

Раду было жаль клерка, над бровями которого скопился пот. Он подозревал, что этого мужчину еще ни разу в жизни не вызывали к султану.

– Какие налоги вас интересуют?

Мехмед не улыбался.

– Все.

– Вс… все?

– Все. Я хочу проследить путь каждой монеты, упавшей в казну, и каждой монеты, покинувшей ее. Я хочу видеть, что делает каждое государство и каждый город, кто за это отвечает, как они тратят мое золото и что могут мне предоставить в ответ. Хочу видеть жалованья. Довольствия. Платежи иностранным государствам. Платежи, сделанные вассальными государствами.

– Но… пройдут недели, прежде чем я соберу достаточно данных, чтобы все проверить, и это будет очень трудоемкий процесс.

– Тогда вам лучше к нему приступить. Прямо сейчас.

Мужчина выскочил из комнаты, как будто слова Мехмеда хлестали его по пяткам. Мехмед вздохнул и потер лоб.

– Мы потеряли так много времени! На то, чтобы навести порядок, у меня уйдут месяцы, а то и годы. Когда я думаю о том, как далеко бы продвинулся, если бы мой отец не вернулся на трон, если бы меня не отослали обратно в Амасью…

Раду чувствовал ярость Мехмеда, и язык прилип к его небу. Хотя они никогда об этом не говорили, Раду часто думал о том, не жалеет ли и Лада об их поступке. Возможно, имелся другой выход. Способ, который позволил бы Мехмеду остаться на троне в первый раз, когда он его унаследовал. Они были напуганы. Они были детьми. И они приняли решение, повлиявшее на будущее Мехмеда, не посоветовавшись с ним.

– Ты в порядке? – спросил Мехмед.

– Да! Да. Просто я нервничаю. Сегодня я встречался с Кумалом и Назирой.

– Почему ты из-за этого нервничаешь?

Раду внезапно осознал, что хотя они с Мехмедом встречались каждый день, они не вернулись к той легкости общения, которая была у них прежде, когда они рассказывали друг другу все. У Раду было слишком много тайн, которые он не мог позволить себе раскрыть. Поэтому он старался говорить как можно меньше. Это было легко. Мехмед всегда был окружен людьми. Даже сейчас в комнате присутствовали двое стражников и приземистый мужчина с толстыми пальцами, державший подставку для ног Мехмеда. Их присутствие не располагало к интимности, и если прежде это огорчило бы Раду, то теперь шло ему наруку.

– Я разве тебе не говорил? Кумал хочет, чтобы я женился на Назире.

Мехмед откинулся на спинку стула, как будто получив пощечину. Мужчина с подставкой для ног метнулся к нему, но Мехмед махнул рукой.

– Жениться на ней? Ты меня оставишь?

В груди Раду что-то затрепетало – то ли надежда, то ли ее более мрачная, более отчаянная сестра, отчаяние. Возможно, удивление и досада Мехмеда объяснялись ревностью.

– Мне нельзя жениться? Я знаю, что янычарам нельзя, но я не уверен, кем я здесь являюсь.

Лицо Мехмеда смягчилось.

– Ты – мой друг, а не раб. Если хочешь на ней жениться… – Мехмед умолк и посмотрел на Раду так пристально, что Раду стало трудно дышать.

– Я ее не люблю. – Слова вырвались из него, как галька в бурном ручье – холодные и дребезжащие. Он не знал, куда они приземлятся, но продолжил говорить. – Я о ней забочусь, и Кумал был ко мне очень добр. Но я не уверен, что я хорошая пара для Назиры. Она вполне может выйти замуж за кого-то выше званием и лучше устроить свою жизнь. А мой первый долг – мой единственный долг – всегда быть рядом с тобой. Этого у меня никто не отнимет.

Пожалуйста, подумал Раду, пожалуйста, пойми меня.

Мехмед распахнул глаза, задумался на мгновение и улыбнулся.

– Тогда решай сам. Кумал-вали – хороший человек. Я сделаю его Кумал-пашой. Ты волен поступать как хочешь, главное, чтобы Назира знала, что ты нужен мне.

Раду сжал кулаки за спиной, чтобы не видел Мехмед, так крепко, что стало больно.

– Никакое другое место меня не интересует.

Раду хотелось сказать еще многое, но слова застряли у него в горле. Раду знал, что если он начнет говорить, то не сможет остановить поток искренности, и он потопит его.

Поэтому он поклонился и вышел из комнаты, прерывисто дыша, с колотящимся сердцем.

Любовь – это чума.

Он встретил Назиру и Кумала в том же саду, в котором впервые увидел Мехмеда.

Когда они подошли, Раду стоял напротив фонтана и думал: если бы он не повстречал здесь плачущего мальчика, смог бы он полюбить Назиру?

– Раду!

Он обернулся, все еще плутая в прошлом, и обнял Кумала. Его друг сильно похудел. Затяжная борьба со смертью углубила тени под его глазами и провалы на щеках. Но он был жив.

– Я так рад, что у тебя все в порядке. – Раду легко обнял его и отпустил.

– Все это только благодаря тебе.

Раду повернулся к Назире. Поверх черных волос она надела розовый, как восход солнца, шарф. Внешние уголки ее темных, мягких глаз рвались вверх, придавая лицу приятно-насмешливое выражение. Ее губы были такими полными, что составляли почти круг, но она разделила их и улыбнулась.

– Раду.

Раду поклонился. Он был счастлив видеть ее, но не знал, как с ней обходиться. Если прежде их связывали легкие дружеские отношения, и они даже были как брат и сестра (как Раду представлял себе нормальных сестер, не таких, как Лада), то теперь их разделяла пропасть, и он не знал, что с ней делать – преодолеть ее или бежать от нее. Он хотел бы, чтобы она была ему сестрой. А она хотела большего.

– Какой интересный куст там, наверху, – указал Кумал, излучая радость. – Пойду, взгляну на него.

Раду не вынес бы, если бы остался сидеть у фонтана, поэтому он повел Назиру к каменной лавочке под раскидистым деревом. Его ветви оголились, готовясь к зиме. Они сели, скрытые от посторонних взглядов. Раду не знал, о чем говорить.

Глядя прямо перед собой, Назира произнесла.

– Я хочу за тебя замуж.

Ее прямолинейность обескуражила Раду, привыкшего к изворотливым беседам при дворе.

– Я… ты очень… видишь ли, я…

Она повернулась к нему и улыбнулась, положив ладонь на его руку.

– Раду, милый Раду. Когда ты смотришь на меня, в твоих глазах нет огня, нет голода. Я долго наблюдала за мужчинами и за тем, как они смотрят на женщин. Ты не смотришь на меня как на женщину, которую желаешь.

Бутон страха широко распустил свои лепестки.

– Ты очень красивая, я…

Она сжала его ладонь и покачала головой.

– Голод мне не нужен. Вот почему я выбрала тебя. Ты добрый и умный и ты… один. По-моему, тебе всегда придется быть одному. – В ее голосе звучал осторожный вопрос, а глаза всматривались в его в поисках правды, которую он не хотел, чтобы они там нашли. – Ты помнишь наш танец?

Раду покачал головой.

– На свадьбе Мехмеда и Ситти-хатун.

– Ах, да.

– Половина женщин в зале наблюдали за твоими движениями, жаждали твоего внимания, ожидали своей очереди. А ты не смотрел ни на одну из них. И тогда я все поняла. Я поняла, каково этого – смотреть на то, чем ты вроде бы должен хотеть обладать, и ничего не чувствовать. – Немного помолчав, она прошептала. – Я тебя понимаю.

Раду почувствовал, что его глаза наполнились слезами.

– Понимаешь?

– Понимаю. Став твоей женой, я буду ожидать с твоей стороны только дружбы. Больше ничего. – Она посмотрела на землю, и ее щеки порозовели. – И я попрошу тебя, чтобы моя служанка, Фатима, была со мной. Всегда.

– Фатима. – Раду откинулся назад, припоминая. Как взгляд Назиры всегда следовал за служанкой, куда бы она ни пошла. День, когда он застал их в саду, задыхающихся и возбужденных и растрепанных из-за того, что за ними гналась пчела.

Облако открыло солнце, и они окунулись в тепло и свет. Вместе с солнцем пришла удивительная ясность. Раду улыбнулся.

– Ты была счастлива, что тебя тогда, в саду, укусила та пчела. Тогда ты нашла свое счастье.

Она кивнула.

– Нашла. Пожалуйста, помоги мне его защитить. Позволь мне быть твоим другом, верным другом, который знает и любит тебя.

Раду прислонился лбом к ее лбу и закрыл глаза. Его помимо воли захлестнула волна зависти. Назира нашла свое счастье, и, чудесным образом, Фатима чувствовала то же самое. Но его горечь смыла искренняя любовь к Назире. У нее было то, чего, как он боялся, никогда не будет у него, и он сделает все, чтобы ей помочь.

– Назира, стать твоим мужем для меня – огромная честь.

Она рассмеялась от облегчения и, с трудом сдерживая слезы, обняла его за шею.

– Спасибо, спасибо, миленький Раду. Спасибо тебе.

Он нежно поцеловал ее в лоб.

Когда они подошли к Кумалу, он с тревогой посмотрел в ее заплаканное лицо, но потом увидел, что они держатся за руки.

– Брат! – Он обнял их обоих. Назира дрожала, улыбаясь и плача, а Кумал приступил к обсуждению свадебных планов.

– Мы можем пригласить султана! – предложил он.

– Нет! – выпалил Раду, слишком поспешно и слишком громко. Назира понимающе подняла брови. Раду едва заметно кивнул, так, что это движение уловила лишь она. Она сжала его руку, и он удивился, почувствовав, как это приятно, когда тебя понимают.

На этот раз Раду следил за тем, чтобы его голос звучал спокойно и беспристрастно.

– Он сейчас так загружен! Он будет чувствовать себя виноватым, если не сможет прийти. Лучше его не приглашать. Я попрошу его выделить мне имение поблизости, но не в городе. Поближе к тебе. Назира будет дышать свежим воздухом, а я легко смогу ездить из нашего дома к султану для выполнения своих обязанностей. Я бы хотел жениться со скромной церемонией и как можно скорее.

– Я тоже этого хочу, – слегка покраснев, сказала Назира, затмевая своим сиянием солнце.

Кумал добродушно рассмеялся.

– Судя по всему, вы оба прекрасно знаете, чего хотите.

– Знаем, – согласился Раду. Но иметь это было суждено лишь одному из них.