45

Мехмеду вручили саблю его предка Османа Гази. Он с благоговением подержал ее перед собой, затем убрал в ножны и повесил на талию. Теперь он был носителем того, о чем мечтала его страна на протяжении всей своей истории.

Наблюдавшая за этим Лада не знала, что чувствовать. Это был не тот Мехмед, который пылко говорил о мечте, когда они были одни. Этот Мехмед был завернут в шелка и окутан броней, его голову закрывал тюрбан, а выражение лица было острым, как сталь, и таким же непроницаемым. Он стоял на возвышении, отделенный от всех остальных. Рядом находился мужчина, единственная роль которого заключалась в том, чтобы носить подставку для ног Мехмеда и подавать ее, как только она потребуется. Еще был специальный мужчина, ответственный за тюрбаны Мехмеда. Слева стоял слуга с духами и веером на случай, если вдруг какой-нибудь скверный запах осмелится приблизиться к неприступному султану.

Потому что именно таким и стал Мехмед.

Бесконечные церемонии, перечисление всех визирей по именам, выражение признания и подношение подарков… Мехмед оставался на месте, но при этом отдалялся от Лады все больше и больше.

Лада думала о том, сможет ли прибор для обнаружения яда уловить клокочущую ревность, заполнившую ее вены, пока она стояла на страже и смотрела, как мечта Мехмеда пускает корни.

Лада не предполагала, что ее ждет еще более ненавистное и неприятное задание, помимо наблюдения за бесконечной коронацией. Мехмед, расположившись во внешних покоях Мурада, встречался с каждой женой и наложницей отца. По требованию Лады у каждой двери дежурил стражник, и кто-то из ее людей находился в комнате с Мехмедом неотлучно.

Сегодня была ее очередь охранять Мехмеда. Женщины, смущенно опустив плечи, входили одна за другой, начиная с тех, что лишь недавно превратились из служанок в полноценных жительниц гарема, и Ладе пришлось признать реальность этой стороны султанства. Ее ладонь не отпускала рукоятку сабли. Хотя она точно не знала, кого хочет убить.

Очередная дрожащая наложница ушла, и ее место заняла знакомая Лады. Мара по-прежнему носила одежду, не подходящую ко двору – пышное платье со сложной вышивкой, без вуали. Ее волосы были зачесаны назад и тщательно завиты. Во всем ее облике не было ни намека на османский стиль. Она не поклонилась Мехмеду, а лишь вопросительно подняла бровь. – Доброе утро, – произнесла она по-латыни, в отличие от других женщин, говоривших по-турецки.

Он улыбнулся, явно пораженный.

– Мара Бранкович.

– Моя слава шествует впереди меня. – Разложив юбки, она с достоинством села на диван сбоку от Мехмеда, а не напротив него.

– Я рад, что вы в порядке.

– Вдовство идет мне на пользу.

Лада прыснула со смеху. Мара удостоила ее взглядом и холодно улыбнулась.

Мехмед прокашлялся, пытаясь вернуть себе внимание Мары.

– Я не знаю, что с вами делать. – Большинство других женщин были отправлены в разные имения, в зависимости от их положения в гареме и от того, кому они приходились родственницами. Дочери из знатных семей были отпущены домой, некоторых из них Мехмед и их отцы уже собрались выдать замуж. Как раз в этот момент Раду по просьбе Мехмеда обсуждал брак одной из наложниц с каким-то известным пашой. Женщины переходили из рук в руки, как разменные монеты.

Пальцы Лады крепче сжали эфес сабли.

– Я получила предложение от Константина, – сказала Мара.

Мехмед не смог скрыть удивления.

– Константина?

– Полагаю, он считает, что это смягчит ваш союз с моим отцом и Сербией, поскольку мой отец остался в стороне от конфликта в Варне во многом благодаря моему влиянию. Учитывая ваше недавнее восхождение на престол, вам сейчас было бы крайне нежелательно потерять Сербию в качестве вассального государства. Европа многого от вас не ждет.

Мехмед кивнул, теперь уже прилагая все усилия к тому, чтобы его лицо оставалось невозмутимым.

– Я поражен дерзостью Константина. И его скоростью. И я восхищен вашей мудростью, подсказавшей вам рассказать мне об этом.

Лада чувствовала, что Мара что-то замышляет. Она была слишком умна, чтобы упустить удобный случай.

Мара пожала плечами и наклонила голову.

– Бог меня освободил. Я больше не выйду замуж. Я уже написала Константину отказ, который я подпишу и отправлю по пути домой в Сербию.

У Мары не было сабли, но она успешно использовала в качестве оружия себя. Мехмед не мог ей навредить, не рискуя потерять союз с ее отцом. А если бы он ее разозлил, это могло бы укрепить связи Константинополя с другими союзниками. Мару нельзя было использовать никаким образом, кроме выбранного ею самой.

Ладу вдруг охватила яростная зависть. Терпение Мары окупилось: она написала свою собственную судьбу, свободная от мужчин, пытавшихся решить ее судьбу за нее.

Мехмед встал и с уважением наклонил голову. – Я немедленно отдам все необходимые распоряжения. Завтра утром вы отправитесь в путь с подарками для вас и вашего отца и с обновленным мирным договором, который вы передадите вместе с моим благословением.

Мара поднялась с дивана и присела в изящном реверансе. На этот раз ее улыбка, обращенная к Ладе, была искренней. Затем Мара вышла из комнаты, не поблагодарив Мехмеда за освобождение, которое она организовала своими силами.

– Я буду по ней скучать, – сказала Лада.

Мехмед рассмеялся.

– Я не удивлен. Она всегда была самой грозной из всех жен моего отца.

– Только мы вспомнили про грозных жен… – Лада кивнула в сторону двери, где, опираясь на евнуха, ждала Хюма.

– Наложницей, а не женой. – Голос Хюмы дрожал, чего с ней прежде никогда не случалось. Ее кожа приобрела неприятный желтоватый оттенок, а полное тело, которым она так гордилась, растаяло. Платье висело на ней, как на вешалке.

– Мама. – Мехмед встал, чтобы помочь ее усадить. – Тебе не обязательно было приходить.

– Конечно же, я пришла. Ты мой сын. Султан.

Лада ожидала уловить в ее тоне гордость или даже торжество, но Хюма произнесла эти слова так, будто от них у нее стало горько во рту.

– Твое будущее не вызывает вопросов, – настаивал Мехмед. – Ты остаешься здесь, во дворце.

– Мое будущее тревожит меня меньше всего. Нам нужно обсудить кое-какие планы. Мы помогли тебе занять трон. Теперь мы должны убедиться в том, что ты его удержишь.

Мехмед покачал головой и взял ее ладони в свои.

– Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я хочу, чтобы ты занялась своим здоровьем.

Как будто не слыша его, она продолжала. – С Орханом мы пока ничего сделать не можем, но есть еще маленький Ахмет, твой сводный брат. Он – угроза, о которой не стоит забывать.

Мехмед отодвинулся от нее.

– Я отдам распоряжение, чтобы его отправили в имение за городом, где он будет в безопасности.

Хюма закашлялась. Что-то задребезжало и загрохотало между ее сморщенных грудей.

– В безопасности? Ты хочешь, чтобы твой ближайший соперник и претендент на престол оставался в безопасности?

– Он – ребенок.

– Таковым он будет не всегда. Вспомни об отце, о том, сколько лет он потратил на борьбу с братьями. Они едва не разорвали империю на куски. Нельзя допустить, чтобы подобное случилось с тобой и Ахметом!

Мехмед рассердился. Он отпустил ее ладони и встал.

– Никаких мы не существует, мама. Я отдаю себе отчет в опасностях, которое таит в себе будущее. Я сделаю так, чтобы Ахмет жил в безопасности – подальше отсюда, от всех, кому захочется использовать его против меня, подальше от своей несчастной матери Халиме и от всех, кто ставит его интересы выше моих собственных. Он будет расти заключенным. Прости, но я не хочу больше об этом говорить.

Лицо Хюмы дышало такой же яростью, как и лицо Мехмеда, и Лада вдруг поняла, как они похожи. В их лицах была сила, а в их глазах что-то такое, что пронзало все, на что падал их взгляд.

Затем Хюма поникла, отдавшись своей болезни и усталости.

– Хотя бы скажи мне, что у тебя готов план для Халиме. Найди ей хорошее применение.

Мехмед потер переносицу.

– Да, да. Скоро я с ней встречусь. Думаю, я отдам ее за Ишак-пашу. Я отправляю его в Анатолию, где он станет новым бейлербеем. Я хочу убрать его подальше от Халила. Вместе они слишком сильны.

– Это мудрое решение. Однако я все же считаю, что Халил послужил бы тебе лучше, будучи посаженным на кол. – Хюма встала и вытянула руку. Сопровождавший ее евнух поспешил к ней. – На твоем месте я бы поступила с маленьким Ахметом иначе. Но ты должен делать то, что считаешь нужным.

– Так я и поступлю.

Хюма ушла, и Мехмед вздохнул.

– Тяжело видеть ее такой слабой.

– По-моему, она никогда не была слабой. Она наводит на меня такой же страх, как и всегда. И… она права. – Губы Лады скривились. Ей было неприятно соглашаться с Хюмой. Ей даже было жаль Халиме. – Если Константинополь шантажирует тебя дальним кузеном, только представь, что они сделают, добравшись до родного сына Мурада. Халил попытается его использовать.

– Я буду держать его подальше от Халила. А к тому времени, как Ахмет подрастет, мы уже разделаемся с этим гнусным пашой.

– Визирем, – поправила его Лада. – Помни, это была идея Раду. Если бы ты послушал меня, Халил был бы мертв.

– Знаю, знаю. Но мы должны смотреть далеко вперед. Мы строим основу. Нужно учитывать каждый камень. Сначала мы разберем стену, которую возвел Халил, а потом уже уберем его самого. Иначе брешь заполнится новыми камнями, а стена будет по-прежнему на моем пути. Раду прав.

– А что мудрейший Раду думает об Ахмете? Кто он – камень или брешь, которая ставит под угрозу все здание?

Мехмед не ответил.