Этих идей о переселениях и тройственности человека придерживались многие из ранних христианских отцов. Только путаница в вопросах души и духа, созданная переводчиками Нового Завета и древних философских трактатов, вызвала многие недоразумения. Это также одна из многих причин, почему Будду, Плотина и многих других посвященных теперь обвиняют в том, что они стремились к полному уничтожению своих душ – к «поглощению божеством» или к «воссоединению со вселенской душой», что, по мнению наших современников, означает уничтожение. Животная душа, конечно, должна дезинтегрировать свои частицы, прежде чем она будет в состоянии соединить свою более чистую сущность навсегда с бессмертным духом. Но переводчики как «Деяний», так и «Посланий», заложившие основание Царствия Небесного, и современные комментаторы буддийской «Сутры Основания Царства Праведности» исказили смысл слов великого апостола христианства так же, как и великого реформатора Индии. Первые настолько затемнили слово ψυχικος, что никакой читатель не догадается, что оно имеет какое-либо отношение к душе, и при таком смешивании понятий душа и дух читатели Библии получают лишь искаженные представления обо всем, что касается этого предмета; а интерпретаторы второй [т. е. буддийской сутры] не поняли смысла и назначения буддийских четырех степеней Дхианы.

В писаниях Павла сущность человека разделена на три части – плоть, психическое существо, или душа, и осеняющая – и в то же время внутренняя – сущность, или ДУХ. Фразеология Павла очень определенна, когда он учит анастасису, или продолжению жизни после смерти. Он утверждает, что существует психическое тело, которое сеется в тленное, и духовное тело, которое возвышается в нетленную субстанцию. «Первый человек из земли и земной, второй человек с неба». Даже Иаков [III, 15] признает душу, говоря, что «это не есть мудрость, нисходящая свыше, но – земная, душевная, бесовская». Платон, говоря о душе (psuché), замечает, что «когда она вступает в союз с nous (божественная субстанция, бог – как psuché есть богиня), она все делает правильно и удачно, но дело обстоит иначе, когда она привязывается к Annoia». То, что Платон называет ноус, Павел называет Духом; то, что Павел говорит о плоти, Иисус относит к сердцу. Природное состояние человечества называлось по-гречески αποστασια; новое состояние – αναστασις. С Адамом пришло первое (смерть), с Христом – последнее (воскресение), так как он был первым, кто открыто учил человечество «Благородному Пути» к Вечной жизни, как Гаутама указывал тот же самый Путь к нирване. Для осуществления той и другой цели был, по обоим учениям, только один путь.

«Я ничего не могу творить Сам от Себя» [Иоанн, V, 30]. «Заботы века сего и обольщение богатства заглушают слово» [Матфей, XIII, 22], – говорят христиане; и только путем освобождения от всех заблуждений буддист вступает на «Путь», который ведет его «прочь от неугомонных мечущихся волн океана жизни» и приведет его «в спокойный Град Мира, к действительной радости и покою нирваны».

Подобным же образом и греческие философы благодаря стараниям слишком ученых переводчиков превратились из мистиков в мистификаторов. Египтяне почитали божественный дух, один-единственный, как Ноут. Совершенно ясно, что именно с этого слова Анаксагор взял свой термин ноус, или, как он называет его, Νοΰς αυτοκρατης – Разум или Дух само-сильный, αρχητης κινησεως.

«Все было хаос, – говорит он, – затем пришел Νοΰς и установил порядок».

Он также обозначает этот Νοΰς как Единого, который правит многими. По его идее Νοΰς был бог, а Логос был человек, эманация первого. Внешние силы воспринимали феномены; только ноус один различал нумены, или субъективные явления. Это чисто в буддийском и эзотерическом духе.