55
Человек удобно устроился в беседке, поставив рядом с собой чашку с дымящимся кофе, достал из пачки сигарету и зажал ее в губах. Он чиркнул спичкой о коробок, но спичка сломалась, и он небрежно бросил обломки на землю. Вторая загорелась сразу, он зажег сигарету и выпустил первый за сегодняшний день дымок.
Это было лучшее время дня. Маленький участок живой природы перед домом еще спал, и цветы еле заметно пахли росой. Капли росы, как маленькие жемчужины, еще виднелись на оцепеневших со сна лепестках. Солнце только начало подниматься по еще бледному утреннему небу. День обещал быть жарким.
Человек открыл газету «Прованс» и просмотрел заголовки на первой странице. Никаких особых новостей в конце августа не наблюдалось. Еще один лесной пожар возле Марселя, быстро ликвидированный после вмешательства самолетов. Ясное дело, какой-то пироман или безбашенные туристы, устроившие пикник вопреки запретам. Повысилось число посетивших летний фестиваль, при проведении которого выручка никогда не покрывала расходов. Ну вот, опять мы должны оплачивать концерты парижан из своих местных налогов.
Он отпил кофе и перевернул газету, чтобы взглянуть на последние страницы.
Ему в глаза бросилась фотография, под которой жирным шрифтом было набрано: «Молодой человек в двадцать четыре часа был избран президентом одной из крупнейших компаний по трудоустройству».
Сигарета выпала у него изо рта.
— Вот это да! Жозетта! Иди-ка посмотри!
Не ряса делает монаха, и не работа делает человека. Но она неумолимо меняет взгляд на вас других людей. Мое появление в бюро на следующий день после избрания привело всех в замешательство. В холле собралась целая толпа. Видимо, коллеги были настолько ошарашены поворотом дела, что не поверили и решили удостовериться сами. Каждый здоровался по-своему, но все до одного говорили со мной как-то необычно. Чувствовалось, что тут не обошлось без личной заинтересованности, чего бы мне, конечно, очень не хотелось. Одни явно осторожничали, другие, наоборот, спешили установить более близкие отношения, в надежде рано или поздно иметь с этого профит. Тома больше всех старался подольститься, что меня не удивило. Одна Алиса вела себя как обычно, и, похоже, ее радость была искренней.
Я вовсе не спешил себя увековечить, а потому поднялся в свой кабинет. Не прошло и пятнадцати минут, как там появился Марк Дюнкер.
— Ни к чему тут вилять, — заявил он с порога, даже не поздоровавшись. — Все равно вы меня уволите, так лучше сделать это сразу. Подпишите, чтобы быстрее с этим покончить!
И протянул мне бумагу с грифом нашего общества. Я прочел ее, не беря у него из рук. Это было уже отпечатанное письмо относительно того, что его судьба решена и он освобожден от занимаемой должности. На том месте, где должна быть подпись, он написал: «Алан Гринмор, генеральный директор».
Вот ведь человек! Настолько привык всем командовать, что даже вопрос собственного увольнения взял в свои руки. Я взял письмо и, прежде чем выбросить его в корзину, порвал. Он удивленно на меня уставился.
— Я долго об этом думал, — сказал я, — и решил, что буду только президентом, а должность генерального директора передам другому человеку, вместо того чтобы исполнять обе должности самому. Предлагаю этот пост вам. Вы отличаетесь культом эффективности, страстью к результатам. Мы повернем эти качества на пользу благородным целям. С этого момента ваши функции, если вы, конечно, согласитесь принять пост, будут состоять в том, чтобы сделать наше общество гуманным предприятием. Его службы должны работать очень качественно, в режиме полного уважения к клиентам, служащим и смежникам. Как вы уже знаете, я побился об заклад, что счастливые люди будут работать более эффективно, а смежники, если с ними обращаться как с партнерами, постараются быть на высоте оказанного доверия. Что же касается наших клиентов, то они по достоинству оценят все, что мы им предложим.
— Это долго не протянет. Вы же видели: акции упали еще на одиннадцать процентов!
— Ничего страшного. Просто еще один крупный акционер продал свою долю. Теперь общество состоит только из мелких держателей акций, и это заставляет нас пересмотреть свой взгляд на предприятие. Давление со стороны крупных инвесторов, которые диктовали свои законы, кончилось! Теперь мы все как одна семья…
— Вы сами подставляетесь, чтобы вас съели с потрохами. Я и шести месяцев не дам до того момента, когда какой-нибудь конкурент в пику вам объявит о тотальной публичной распродаже акций. И не дам пятнадцати дней до момента, когда объявится какой-нибудь мажоритарный акционер и вас отправят в отставку.
— Тотальная распродажа акций ничем не кончится. При тотальной распродаже обычно стремятся перекупить акции у части акционеров по ценам выше, чем на Бирже. Но напоминаю вам: они голосовали за меня уже после того, как я предупредил, что акции будут набирать обороты значительно медленнее, чем при вас. Следовательно, они присоединились к проекту, отказавшись от надежды на прибыль в короткий срок. Держу пари, что они договора не нарушат и не поддадутся на пение сирен.
— Вы просто не хотите видеть простых вещей. Они не устоят. Пока в игре деньги, человек слаб.
— Вы так и не поняли, что ситуация изменилась. Ваши акционеры плевать хотели на судьбу предприятия. Им нужна была только прибыль, вот и вся мотивация. Потому вы и стали рабом рентабельности их вложений. Все, кто остался со мной, теперь объединились вокруг настоящего проекта предприятия на основе философии ценностей. Им нет никакого смысла отказываться от этих ценностей. Они останутся.
Дюнкер смотрел на меня в полном замешательстве. Я открыл лежащее на столе досье, достал оттуда листок и протянул ему:
— Вот, возьмите, это ваш новый контракт. Держатель контракта тот же, с той только разницей, что теперь вы не президент и генеральный директор, а просто генеральный директор.
Несколько мгновений он с большим удивлением меня рассматривал. Потом в его глазах мелькнула хитрая искорка. Он достал из кармана ручку, облокотился на стол и подписал контракт.
— Хорошо, я согласен.
В этот момент зазвонил телефон.
— Да, Ванесса?
— У меня на проводе журналист. Соединить вас?
— Да, пожалуйста.
Дюнкер кивнул мне и вышел.
— Месье Гринмор?
— Это я.
— Эмманюэль Вальгадо из BFM TV. Я хотел бы пригласить вас на передачу во вторник утром. Было бы хорошо, если бы вы поделились со зрителями закулисной стороной вашей победы на выборах. Как вам удалось захватить власть?
— Я не расцениваю это событие как захват власти…
— Именно это нас и интересует. Съемка назначена на понедельник, на четырнадцать часов. Вы сможете прийти?
— Э… только вот что… Будет ли присутствовать какая-нибудь публика?
— Самое большее, человек двадцать.
— А я могу пригласить еще пару человек? Я обещал…
— Без проблем!
Марк Дюнкер вышел из кабинета Алана Гринмора с хитрой улыбкой на губах. Этот юный прощелыга рвется к власти, но у него кишка тонка справиться в одиночку. Вот почему он позвал его, Дюнкера, на место генерального директора. Сам он был неспособен управлять предприятием и прекрасно это знал…
Перепрыгивая через две ступеньки и потирая руки, бывший президент миновал два марша лестницы, ведущей на этаж, где располагался его кабинет. Уж с этим-то мальчишкой, который не удосужился даже подстраховаться, он справится одним махом. У парня нет ни малейшего представления о власти. В конечном итоге ничего ведь не изменилось. И командовать будет он, Марк Дюнкер, генеральный директор. А президент будет послушно идти за ним. В конце года он представит отчет, и, когда генеральная ассамблея поймет, что это он проделал всю работу, он потребует, чтобы его переизбрали открытым голосованием…
Он подошел к двери своего кабинета, и лицо его вдруг сморщилось, а потом налилось кровью: его внезапно поразила одна мысль. Его парашют… его золотой парашют в три миллиона евро, заготовленный на случай краха… Вот в чем дело!!! Вот почему Гринмор попросил его остаться!!! А он… подписал контракт…
Марк Дюнкер вошел в кабинет, даже не заметив Эндрю. Слова вылетали сами собой, он не отдавал себе отчета, что говорит.
— Похоже, мальчишка во второй раз меня облапошил!
Секретарь поднял бровь:
— Простите, что вы сказали, месье?
