50

— Среди нас завелась паршивая овца!

— Простите, месье?

Эндрю опять нарисовался в проеме двери.

Дюнкер пустил ему по столу две развернутые газеты и откинулся на спинку кресла. Лицо его застыло, как обычно бывало в худшие времена.

Эндрю подошел к столу.

Заголовки «Трибюн» гласили: «„Дюнкер Консалтинг“? за фальшивыми вакансиями — фальшивые клиенты?»

«Фигаро»: «За вакансиями без вакансий — клиенты без денег».

— Это не есть хорошо для нашей антрепризы, — заметил Эндрю со своим резким акцентом.

Взгляд Дюнкера был подобен выстрелу.

— И много у вас в запасе таких потрясающих анализов, Эндрю?

Англичанин не ответил, только слегка покраснел. Надо было молчать с самого начала. Когда босс в таком расположении духа, он весь на нервах и может повернуть против вас любое сказанное слово…

— В стаде завелась паршивая овца, это очевидно! — повторил Дюнкер. — Акции опять упали…

Подкрепив свои слова выразительным жестом, он повернулся к компьютеру и нервно забарабанил по клавиатуре.

— Вот вам пожалуйста! Не успеешь оглянуться… Вот банда тупиц… Ведь достаточно, чтобы пошла гулять любая хреновая сплетня, и все эти заморыши тут же ударяются в панику и бегут продавать… Трусы! Тряпки! Пока два процента! Но это только цветочки! Что бы ни было…

— Ну да… именно так!.. Нет, тут вы хватили через край!

— Вы сказали «с улыбкой», я и нарисовал улыбку…

— Так… с улыбкой, он улыбается!.. Прекрасно… меня это убедило. Очень хорошо!

Я заплатил, как договорились накануне, и ретировался, с трудом протолкавшись сквозь группу зевак, собравшихся посмотреть, как рисует художник.

В этот теплый и солнечный вечер на площади Тертр, под деревьями, испускавшими нежный аромат лета, было людно. Туристы заказывали портреты уличным художникам, устроившимся вокруг площади со своими мольбертами, держа в одной руке палитру, в другой кисть. Интереснее всего было следить за глазами художников: они цепким взглядом впивались в лицо заказчика, мысленно убирая с него дежурную улыбку и ища то выражение, которое точнее передаст характер человека.

Влюбленные позировали парами. Родители каждые тридцать секунд повторяли детям: «Не вертись, а то дядя тебя заберет!» Маленькая старушка с застывшей улыбкой умоляла того, кто был на пороге бессмертной славы, позволить ей пересесть в тень. А он отвечал, что уже почти закончил, и продолжал рисовать как ни в чем не бывало.

Зеваки сновали среди художников, норовя сравнить портреты с живыми моделями, и у каждого в запасе имелся свой комментарий… Некоторые из позировавших были явно горды тем, что привлекают к себе внимание незнакомых людей, кто-то смущался и краснел, а кто-то проявлял признаки раздражения.

По дороге к дому я сделал крюк, чтобы забрать заказанный рисунок. После закрытия Биржи я парил в облаках: акции «Дюнкер Консалтинг» упали почти на пять процентов. Это необычно много. И я вдруг решил быть щедрым…

Двумя минутами позже я постучал в дверь мадам Бланшар:

— Кто там?

— Месье Гринмор, ваш сосед.

Она открыла.

— Возьмите, это вам, — сказал я, протягивая ей пакет.

— Мне? — спросила она, не скрывая удивления. — Но за что такая честь?

— Просто так. Я был очень тронут, когда вы пришли ко мне с подарком. И мне тоже захотелось вам кое-что подарить.

Она развернула пакет и несколько секунд любовалась рисунком.

— Очень красиво. И очень хорошо нарисовано. Большое спасибо, месье Гринмор.

Я чувствовал, что она хочет что-то спросить, но не решается.

— Вам понравилось?

— Да, очень. А… кто здесь изображен?

— Мадам Бланшар, как же так! Ведь это Иисус Христос!

— О!..

Глаза у нее стали как блюдца. Надо было ее срочно успокоить.

— Конечно, непривычно видеть его таким…

Она молчала.

— Сознайтесь, ведь это недостойно, когда его изображают только на кресте, с искаженным мукой лицом… Вот вы были бы довольны, если бы вас сфотографировали на смертном одре, в агонии, а потом растиражировали снимок по всему миру после вашей смерти?