49

У Биржи короткая память. Акции «Дюнкер Консалтинг» дней десять продержались на том уровне, на который съехали, потом медленно поползли вверх. Инвесторов мало беспокоила судьба злополучных кандидатов и их ответы на ложные запросы о вакансиях. Нашему президенту достаточно было опубликовать предварительные отчеты, настолько же оптимистичные, насколько смехотворные, чтобы восстановить доверие финансового рынка. Инвесторы не задавали лишних вопросов и ничего не желали замечать, охотно давая себя обмануть насчет реальных возможностей предприятия. Легковерие и жадность всегда соседствуют. В любом случае реальность не так важна, учитывая, что система идет вразнос. К счастью, у меня в запасе был еще один сюрприз, способный всех немного успокоить.

Я позвонил Фишерману в «Эко» как раз перед самой сдачей макета в набор. Меня соединили с редакцией, и я назвался человеку, снявшему трубку.

Журналист согласился со мной поговорить. Может, мой сбывшийся прогноз положил конец его скепсису? Тогда мне надо укрепить возникшее доверие.

— Хочу сообщить вам еще одну информацию, — сказал я доверительным тоном.

Никакой реакции не последовало, однако трубку он не бросил.

— Акции «Дюнкер Консалтинг» послезавтра упадут более чем на четыре процента.

Я снова взял цифры наугад. Мой мизинец сообщил мне, что совокупность скандальной информации должна усилить реакцию Биржи.

— Послезавтра?

Чудеса, он заговорил! Он лизнул крючок кончиком языка…

— Да, послезавтра.

Я дал ему возможность опубликовать предполагаемый курс в завтрашнем номере.

Никакого ответа.

Я повесил трубку, начав уже жалеть о том, что выбрал именно его. Ведь я поставил на него только потому, что он постоянно нападал на нашу ассоциацию на страницах своей газеты. Ошибка моя состояла в том, что я решил, будто он имеет зуб на моего патрона и ухватится за все, что марает репутацию предприятия. Видимо, я приписывал ему собственные чувства… Поразмыслив, я решил, что он вообще лишен всяких эмоций. Он нападал на Дюнкера только потому, что не соглашался с его стратегией.

Этот неожиданный вывод мучил меня весь остаток дня. Вечером мне никак не удавалось уснуть. Весь мой план был рассчитан на Фишермана. Неужели я потерпел поражение?

На следующий день, рано утром, я спустился в киоск купить «Эко». Ни единой строчки о «Дюнкер Консалтинг». Это меня разочаровало.

Обращаться к другому журналисту было уже поздно. Не исключено, что я вхолостую истратил последний патрон. Однако я был вынужден делать ставку на Фишермана. Когда в казино игрок ставит весь вечер на красное, ему никогда недостанет мужества поставить на черное: а вдруг красное все-таки выпадет?

Он же себе этого никогда не простит.

В обеденный перерыв я снова вернулся к незавершенной операции. Закрывшись в кабинете, я разослал во все редакции неопровержимые сведения о том, что «Дюнкер Консалтинг» заранее решил со знанием дела проверить все неплатежеспособные общества.

Чтобы выбрать тему для тренировочного спича, мне понадобилось три дня. Ясно, что лучше всего рассуждать о том, что хорошо знаешь. Следовательно, выбор таков: либо бухгалтерия, знакомая с младых ногтей, либо теперешнее ремесло консультанта по найму на работу. Последний вариант был как минное поле. Слушатели могли припомнить свои неудачные опыты в этой сфере, поскольку многие через это прошли, и бессознательно спроецировать на меня свою злость. И тогда меня ждут не самые приятные минуты…

Значит, надо выбирать сюжет, связанный с бухгалтерией. В конце концов, разве не в бухгалтерии находят прибежище все робкие люди? Конечно, вряд ли мое повествование будет увлекательным, но я обойду опасность раздражить слушателей. А если кто из них и заснет, то я только почувствую себя в большей безопасности.

Выступление я готовил долго. Тому, кто подвержен приступам страха, полезно иметь перед собой написанный текст, к которому можно время от времени обращаться, чтобы не впасть в ступор и не искать мучительно нужное слово пересохшим языком в пустой голове.

На занятие я пришел заранее. Мне было легче наблюдать, как люди входят один за другим, чем сразу оказаться перед полной аудиторией. Я получал время оглядеться и усмирить страх, не дать ему взять меня за горло и полностью мною завладеть.

Эрик, руководитель занятий, который записывал меня в группу, принял меня очень радушно. Мне сразу стало хорошо и удобно. Однако на помост я поглядывал как на эшафот. И очень удивился, увидев микрофон и звуковую аппаратуру. В прошлый раз, когда я здесь был, я не заметил, что зал оборудован подзвучкой.

Слушатели все прибывали. Все тепло здоровались с Эриком и дружески перешучивались, словно были знакомы уже много лет. Это мне понравилось и даже вселило некоторую уверенность. Однако если все здесь свои люди, то, наверное, они уже намного превосходят меня в красноречии.

В назначенный час руководитель решительно закрыл дверь, что само по себе было чудом в Париже, где все считали нормальным опаздывать не менее чем на полчаса. Меня успокоило то, что все присутствующие были не старше двадцати пяти лет. Если бы им было вдвое больше, я бы чувствовал себя не в своей тарелке…

Эрик поднялся на эстраду, взял микрофон и постучал по нему пальцем, проверяя, есть ли подзвучка. В громкоговорителе тоже раздался стук. Эрик заговорил низким, приятным, прекрасно поставленным голосом. В своем деле он был мастер. Он объявил о начале занятий в новом сезоне, который обещает быть очень интересным, назначил день для взносов и напомнил, что на занятия следует приходить вовремя и по возможности их не пропускать.

— Сегодня, — сказал он в заключение, — я имею удовольствие представить вам нового участника…

Сердце у меня сжалось.

— …который сегодня скажет свою первую речь: Алана Гринмора.

Все дружелюбно зааплодировали. Я поднялся на эстраду, а Эрик уселся на табурет среди слушателей. Пульс у меня был не меньше ста пятидесяти. Все взоры устремились на меня. Черт, почему я не могу избавиться от этого проклятого страха! Просто наказанье какое-то… Я взял микрофон в правую руку, а листок с написанным текстом в левую, чтобы подглядывать, если понадобится.

Какой это ужас, сознавать, что все ждут, когда ты начнешь говорить…

— Приветствую всех…

Голос мой звучал глухо, словно застрял в горле. Губы тряслись, а тело одеревенело.

Ведь эти люди только что слушали Эрика, такого уверенного, так прекрасно владеющего и голосом, и телом. Я перед ним — просто нуль без палочки…

— Я хочу поговорить о том, что, с моей точки зрения, не относится к сфере знойного эротизма: об англосаксонской бухгалтерии.

В зале раздался хохот, а следом за ним — гром аплодисментов.

Я был потрясен…

Я больше часа искал юмористический пассаж в американском стиле, чтобы оживить начало спича, но никак не ожидал такого успеха. Я почувствовал, как сердце накрывает теплая волна, и страх наполовину улетучился.

— Я четыре года изучал этот предмет в Соединенных Штатах и… э…

— Когда я приехал во Францию в поисках работы, а по матери я француз…

— …консультант одной крупной фирмы по найму, которую знают все, сообщил мне с широкой улыбкой, что французские методы бухгалтерии резко отличаются от американских и что мой диплом годен разве что для мусорной корзины.

— Он тоже смеялся, когда говорил мне все это. Но мне было не до смеха.

Снова взрыв хохота и аплодисменты. Я не мог опомниться. С ума сойти, как это здорово, заставить аудиторию смеяться! Это вдохновляет, это стимулирует… Невероятно. Теперь я понимаю, почему некоторые занимаются этим профессионально.

— И я решил выяснить, в чем же состоит различие между французской и англосаксонской бухгалтерией.

— Во Франции нормы бухгалтерии диктуются государственными служащими, а в Соединенных Штатах они ведут начало от независимых сообществ, которые преследуют определенные цели. С их точки зрения, бухгалтерия призвана служить интересам инвесторов, поставляя им информацию, в которой они нуждаются, чтобы принимать рациональные решения. То есть приоритеты абсолютно противоположны французским…

Я продолжал говорить десять минут, почти не заглядывая в свои записи. Слушатели явно были захвачены темой, причем захвачены с самого начала. Видимо, мне удалось привлечь их внимание и удержать интерес. Я чувствовал себя на удивление хорошо, все более и более свободно. Я даже позволил себе роскошь ходить по сцене и смотреть в зал. В конечном итоге выступать на публике оказалось занятием вдохновляющим и возбуждающим.

Я закончил выступление под гром аплодисментов и под приветственные возгласы. Несколько человек встали, за ними еще, и наконец поднялся весь зал. Они устроили мне овацию стоя… Я опомниться не мог! Они скандировали мое имя… Я очутился в облаках, в другом измерении, я был счастлив…

Эрик поднялся ко мне на сцену, продолжая аплодировать, и попросил всех написать свои комментарии. Наступила тишина.

Спустя несколько мгновений он протянул мне кипу сложенных вчетверо листков. Я устроился в уголке и принялся с нетерпением разворачивать их один за другим. Мне очень хотелось узнать, какие ошибки я допустил и что мне посоветуют слушатели. По мере того как я разворачивал листки, мое изумление росло: все отзывы были положительные! Все как один! Сто процентов!!! Это невероятно, неслыханно… Я не мог прийти в себя. Что же, выходит, за всеми моими страхами скрывался талант, природный дар, который только и ждал, чтобы заявить о себе?

Эрик посоветовал не слушать других ораторов, а пойти домой, чтобы сохранить свое выступление и все ощущения в памяти и спокойно перечесть все комментарии.

Я попрощался с присутствующими и ушел. Меня окутал свежий вечерний воздух. На крыльях успеха я поднимался по ступеням темной лестницы, как поднимаются во дворец. На поверхность города я вынырнул, напоенный новыми силами, готовый, когда наступит день, выйти навстречу судьбе.