14

С Грегуаром Ларше, пожалуй, придется потруднее. Если Фостери не любил разговоров, лишенных интеллектуального оттенка, то Ларше вообще не выносил, когда его отрывают от работы, ибо каждая секунда его времени должна служить достижению цели.

Это оставляло мне хоть и маленькую, но лазейку. По сути своей манипулятор, он время от времени выслушивал всякий вздор, лишь бы это способствовало усилению мотивации сотрудника. Сияющий радостью работник — это работник продуктивный, а продуктивный работник выгоден.

Мне без труда удалось навести Ларше на разговор о его семействе, а с этой темы мы плавно перешли на тему досуга. Когда же речь зашла о том, куда лучше всего водить детей, марионетки появились на горизонте, как самая естественная в мире вещь.

До чего же все-таки занятно манипулировать манипулятором!

За день я получил пять эсэмэсок от Дюбре, и в каждой он требовал, чтобы я вышел на улицу покурить. Смысла этих указаний я не понял.

День я закончил в кабинете Алисы, и она снова с увлечением делилась со мной своими соображениями о нарушениях общественных функций. К нам заявился Тома, ненавязчиво размахивая перед нашими носами «BlackBerry» последней модели, который только что приобрел. А меня вдруг одолело непреодолимое желание.

— Вчера у меня был впечатляющий клиент. Шикарный тип!

— Да ну?

Всякий раз, когда в его присутствии заходил разговор о чьей-то удаче, улыбка испуганно застывала на его лице, словно везение другого угрожало его репутации.

— Бывший финансовый директор. Лощеный!.. Невероятно классный!

Алиса смотрела на меня с удивлением.

— Он такую ручку достал, чтобы что-то записать!.. Просто шик! Угадайте какую?

— «Монблан»? — вскинулся Тома.

У него самого была такая ручка. И не мечтай, голубок.

— Мимо! Поднимай выше!

— Сдаюсь, — промямлил он с кислой улыбкой.

— «Дюпон»! С золотым пером! Представляете? Настоящий «Дюпон»!

Для пущей убедительности я вытаращил глаза. Улыбка на его лице завяла.

По лицу Алисы я догадался, что она поняла мою игру.

— Настоящий «Дюпон»? — воскликнула она, сделав вид, что не верит своим ушам.

— Настоящий.

— Ого! Вот это мужик!..

— Да уж… Такого не часто встретишь…

— Победитель в чистом виде! На мой взгляд, у него не будет проблем, он найдет себе суперместо!

Интересно, как далеко я зайду, пока Тома не поймет, что его разыгрывают?

— Уверен, что девчонки падают штабелями.

— Это точно.

Ладно, это уж слишком грубо… Но вид у Тома был все такой же огорченный. Он был настолько убежден, что любая ценная вещь вокруг должна принадлежать ему, что не почувствовал подвоха в наших словах. Они слишком соответствовали его взглядам на жизнь.

Одарив нас улыбкой, он удалился. Мы подождали, пока он отойдет подальше, и от души расхохотались.

Я отправился домой уже около восьми часов. Выйдя на улицу, я по привычке огляделся вокруг. Похоже, меня никто не подкарауливал. Уже спустившись в метро, мне пришлось снова выйти на улицу: Дюбре потребовал, чтобы я выкурил сигарету. Его скрупулезная точность начинала уже надоедать… Я снова огляделся. В этот поздний час пешеходов в деловом квартале было мало, и я не заметил ничего подозрительного.

Тремя минутами позже я снова вошел в метро, решив опробовать синхронизацию жестов, которую до поры до времени отложил. Мне хотелось начать проникновение в миры других людей, стараясь приноровиться к их образу мыслей, воспринимая их заботы и ценности.

К станции подошел поезд, скрежет колес напоминал скрип мела по доске. Дремавший на скамейке клошар пробурчал что-то невразумительное, распространяя вокруг сильный запах алкоголя. Вагоны проплывали перед моими глазами, потом резко тормозили, выплевывали пассажиров и снова уезжали, тряся оставшихся внутри. Но люди привыкли и не обращали внимания на тряску. Я вошел в вагон. Дюбре говорил, что я смогу наладить контакт с людьми совершенно другой культуры и обычаев. Оглядев немногочисленных пассажиров, я остановился на высоком негре в черной кожаной куртке, надетой поверх спортивного костюма. Куртка была распахнута на груди с таким расчетом, чтобы были видны мощные мускулы. Я уселся напротив него и попытался максимально скопировать его расслабленную позу. Встретиться с ним глазами не удалось, ибо его взгляд блуждал где-то далеко. Дабы легче войти в его мир, я сделал усилие, чтобы почувствовать его состояние, но это оказалось нелегко: меня стеснял строгий костюм… Я распустил узел галстука, потом представил себе, что одет так же, как он, и у меня на шее болтается такая же массивная золотая цепочка. Ощущение было забавное. Он сразу поменял позу, я тоже. Надо было не терять контакта…

Я не сводил с него глаз. Спустя несколько секунд он скрестил руки на груди. Я за ним. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы установить связь настолько, чтобы другой тоже стал повторять твои движения? Меня захватил эксперимент… Он вытянул ноги. Я выждал секунду и сделал то же самое. У меня не было привычки развлекаться в метро, но это было так занятно… К тому же мне никогда в голову не приходило ставить себя на место такого отличного от меня человека, вести себя как он и смотреть, что из этого выйдет. Он положил руки на бедра. И я положил. Он смотрел перед собой, но, несмотря на то что я сидел прямо напротив, у меня не было уверенности, что он меня видит. Лицо его застыло в неподвижности, и мне никак не удавалось придать своему лицу то же выражение. Так мы просидели несколько мгновений в совершенно одинаковых позах. Его взгляд был непроницаем, но мне казалось, что нас уже что-то сближает. Несомненно, он должен меня чувствовать на одной волне с собой. Он выпрямился на сиденье, я тоже. Тогда он наклонился вперед, на этот раз глядя мне в глаза и явно стремясь войти в контакт, и я почувствовал, что он намерен выразить себя. У меня получилось, мне удалось установить связь с чужим человеком, не сказав ему ни слова, и он мне открылся. О торжество власти жеста над бессознательным! О превосходство тела над словом! Это удивительно, неслыханно! Он мрачно на меня поглядел и сказал с резким африканским акцентом:

— И долго ты так будешь пялиться?