Все мы нуждаемся в «подкачке» энергии от окружающих. Это нормальный, происходящий ежедневно процесс: «подкачивающий» не только забирает чужое, но и отдает часть своего. А в том случае, когда отдавать нечего (или жалко), эту энергию можно просто украсть. Так поступают те, кого принято называть «энергетическими вампирами». Чтобы не было недоразумений, замечу, что энергетической клептоманией время от времени страдает каждый из нас. Но есть категория людей, для которых этот вид воровства - глубоко укоренившаяся привычка.
Вампиры подразделяются на «ос» и «пиявок». «Осы» агрессивно «жужжат», ругаются, постоянно кусают тех, кого угораздило попасть в их поле зрения. «Пиявки» - тихие, нудные, вечно ноют, слезятся, жалуются на жизнь. Они не выносят одиночества. Основная тактика особей из разновидности «пиявок» - умение взять энергетического спонсора измором. Когда кто-либо из окружающих потеряет бдительность, такая персона незаметно к нему подползет, присосется и высосет у него порцию крови. Но кто же отдаст ее добровольно? Поэтому ритуал «поделиться своими бедами» просто обязан включать в себя жалобы на здоровье. Больному доноры отдадут кровь без сопротивления. Поймав кого-то за пуговицу и выливая на него свои страдания, несчастная пиявка на глазах преображается - слабый голос становится звучным, а нездоровая бледность сменяется легким румянцем. Откуда ни возьмись появляются и блеск в глазах, и живость, и красноречие! Пиявка с величайшим наслаждением готова рассказывать о своих бедах часами. Да что часами! Жизнь коротка, и совестливый донор может умереть раньше, чем та закончит.
Пиявка зорко следит, чтобы поголовье доноров не сокращалось. Насытившись, она учтиво интересуется здоровьем жертвы, желает ей скорейшего восстановления и уползает.
Жертвой может оказаться кто угодно. Однако проще всего ей присосаться к тому, кто находится рядом.
На прием пришла молодая женщина. Звали ее А. Она была настолько слаба, что ее в кабинет завела мать. Диагноз - лейкоз. На лице матери отражалась неутешная скорбь.
У меня не было уверенности в том, что этой пациентке я смогу помочь. Однако решил сделать все, что в моих силах.
От сеанса к сеансу А. стала поправляться. Тем не менее маска печали с лица матери не сходила. Во время каждого визита она плакала, пыталась высыпать из мусорного мешка очередной набор симптомов дочери и безапелляционно заявляла, что никакого улучшения нет. Как любящая, принесшая себя в жертву мать, она повторяла: «наша болезнь... мы болеем... нам плохо...».
Я ей объяснил, насколько ее пессимизм отрицательно влияет на состояние А.
Ничего не изменилось. Мама по-прежнему продолжала «жертвовать собой», «жить ради дочери», болеть вместе с ней душой и телом и на каждом сеансе талдычить, насколько плохо они обе себя чувствуют.
Тогда я сделал то, что позволяю себе лишь в крайних случаях: жестко поставил на место мать в присутствии дочери.
Результат - снова нулевой. Дочь поправлялась, но ее мать всем своим видом (правда, теперь уже молча) демонстрировала отчаянье и безысходность.
И тогда я порекомендовал А. оградить себя от «заботы» матери.
Она последовала совету и, как ей ни было тяжело, переехала в другой город.
Результат этого шага был просто невероятным: А. поправилась настолько, что полностью вернулась к нормальной жизни! Она нашла работу за границей и еще дальше сбежала от матери. Вернее, от ее отчаянья и безысходности. Вскоре А. вышла замуж.
Поведение матери А., на первый взгляд, может служить иллюстрацией того, что она «жертвовала собой ради дочери». На самом деле она просто нещадно высасывала из нее силы.
Посмаковать чье-либо страдание - исконное чаяние человечества. В Древнем Риме под ликование публики гладиаторы убивали друг друга, а приговоренных к смерти преступников бросали на растерзание диким зверям. «Хлеба и зрелищ!», «Зрелищ смерти!» - таковы основные удовольствия римлян.
В Средние века этот вид массового наслаждения заменили публичными казнями и инквизиторскими кострами. Детей секли по малейшему поводу, бывало, и вовсе без повода -так, впрок.
Современный человек не считает себя вправе откровенно демонстрировать удовольствие от страдания. Погрязший в вежливости взаимоотношений, он позволяет себе открыто издеваться над собратьями разве что в местах заключения, где наслаждение чужой болью вносит хоть какое-то разнообразие в скучную бессмысленность бытия. Но, с другой стороны, как страдание возвышено в искусстве, литературе, живописи! Страданием пронизано все христианское учение!
Стремление посмаковать страдание - явление исключительно человеческое. В животном мире жестокости сколько угодно, однако хищники удовольствия от мук своих жертв не испытывают -кроме голода и борьбы за лидерство, ими ничего не движет. Их поведение скорее можно сравнить с действиями равнодушного палача, методично исполняющего свой долг.
Человек же с удовольствием смакует не только чужое страдание, но и свое. Физиологический механизм этого явления хорошо известен: испытывая боль, организм начинает вырабатывать эндорфины - вещества, по химической структуре близкие к морфию. Они-то и вызывают «кайф». Поэтому вряд ли существует умственно развитый человек, ни разу не испытавший затаенного наслаждения от собственной боли. А уж впечатлительной натуре доставляет радостное страдание буквально все - и перемена погоды, и удачливые соседи, и телесериалы, в которых «богатые тоже плачут».
Любимое занятие женщины - кого-нибудь пожалеть. Но, жалея других, она прежде всего жалеет себя - орошая подушку слезами, она страдает и получает от этого удовольствие. Удовольствие она получает и тогда, когда «заводит» себе какую-нибудь болезнь.
Печальное и трагикомическое зрелище - видеть страдальца, который кичится своими болячками. Избавившись от одного мучения, он тут же находит себе другое. Чувство страдания настолько органично входит в его жизнь, что ему уже не хочется с ним расставаться. Это - кокон, в который он завернулся. Выйдя из него, он будет чувствовать себя неуютно - то, что вне кокона, находится за границами зоны его невротического комфорта.
Человек так устроен, что ему скучно страдать в одиночестве; свои язвы нужно кому-то продемонстрировать. И сделать все, чтобы окружающие тоже стали несчастными. Если он страдает, страдать должны все! Если он болен, другие тоже должны болеть! Здоровые и счастливые вызывают у него плохо скрываемое раздражение.
Наиболее проверенный способ «онесчастить» собою других заключается в том, чтобы как можно чаще заводить разговоры на тему «все плохо». А чтобы поддерживать степень своего горя на должном уровне, следует перетащить в сегодняшний день то, что мучило страдальца в прошлом. Умерла мама... бросил муж... потеряла работу... Все это случилось много лет назад. И притягивать скорбь в сегодня имеет смысл по одной-единственной причине - получить удовольствие от страдания.
«Мне приходилось выслушивать это каждый вечер на протяжении многих лет, - говорил Ошо. - Посмотрите на их лица - эти лица наслаждаются! Они - сущие мученики. их болезни, их ярость, их ненависть, их бесконечные проблемы, их алчность, их амбиции. Все это -сплошное безумие: они просят, чтобы их избавили от того, чем они так наслаждаются. У них на лицах написана радость. Если все это действительно уйдет, чем они будут наслаждаться? Если все их недуги разом исчезнут, если они станут безупречно здоровыми, о чем они будут говорить? Люди идут на прием к врачу и затем рассказывают об этом друг другу. И с какой радостью они сообщают: “Никто не может мне помочь! В моем случае медицина оказалась бессильной!” Они радуются тому, что очередной врач сел в лужу, - они празднуют свою победу!»
Приведу исповедь об удовольствии от страдания одной моей пациентки.
Моя мама любила моих братьев больше, чем меня. Объясняла она это тем, что они глупые и ленивые, в жизни пропадут, поэтому их жалко. А я, судя по всему, казалась ей крейсером «Аврора».
Я решала за братьев все их проблемы. И всё хотела маме понравиться. Однако, сообразив, что веселая и счастливая я жалости не вызову, я выбрала позицию мученицы.
В первый раз кайф от этого получила, когда сдавала пустые бутылки в компании алкоголиков. И подумалось мне тогда: вот я такая маленькая девочка, так героически добываю копейки на хлеб, чтобы порадовать маму! Вот какая я замечательная мученица! Аж приятно! Ну как меня такую не любить?
И понятие «любовь как бескорыстное чувство» заместилось в моей голове на «любовь как благодарность». Я стараюсь, страдаю, мне благодарны, значит, любят. Я и сама так стала любить. Замуж вышла из благодарности. И тут же принялась страдать. Обделяла себя во всем, думая, что вот за это меня будут любить. Я считала, что достойна любви, поскольку старательно мучилась. Я и себя стала любить исключительно за жертвенность, не давая другим пожертвовать чем-то ради меня. Так это было тяжело принимать...
А потом вдруг пришло ощущение, что, если не буду мучиться тем, что сама себе придумала, мне будут посланы настоящие мучения, с которыми я могу и не справиться.
Вот и получается, что мой садомазохизм мне удобен, что, мучаясь, я, во-первых, ощущаю себя героиней, хвалю себя и глажу по головке, а во-вторых, предохраняю себя от больших напастей. НО ПРИ ЭТОМ Я ПОНИМАЮ, ЧТО ЭТО НЕПРАВИЛЬНО! Однако чтобы вытеснить из головы одни установки, нужно заменить их другими, не менее сильными. Их я, увы, пока не нахожу.
А вам, доктор, известен рецепт?
Известен.
Он находится в этой книге.
Предание гласит: человек изначально грешен. Любой. Даже ребенок.
Коль скоро грешны совсем малые и неразумные, что уж тут говорить о тех, у кого репутация подмочена похлеще пеленок: если постараться, у каждого можно найти такое. Кто-то возгордился, кто-то проворовался, а кто-то возжелал жену ближнего. А на Страшном суде все зачтется.
Но выход есть: можно покаяться и получить отпущение грехов. А можно и так: понести за свои поступки наказание, отмучиться и - глядишь - чист, как ангел. В смысле - прощены тебе грехи по амнистии.
Расплатой за грехи весьма удобно считать болезнь. В этом случае она, дескать, вызвана не каким-то паразитом или колбасой с просроченным сроком годности, а ниспослана самим Всевышним, заботящимся о том, чтобы очистить раба своего от налипшей на него скверны.
Поболел, помаялся - и нет у тебя грехов. Ну, если есть, то на один меньше. Или на два. Или на три. В зависимости от того, как удалось договориться.
Да только договаривается такой грешник не с Высшей Силой, а всего лишь с самим собой. Хотя, может, это ничего не меняет? Ведь в каждом из нас заложена частичка Бога.
В., монах Выдубицкого монастыря г. Киева. Заболел тяжелой формой гриппа - с высокой температурой, судорогами, «съедающим» кашлем. В монастырях запрещено принимать лекарства. Заболел - лечись постом, молитвой, работой... Но не лекарствами.
В. сказал себе: «Я знаю, за какой грех послано мне это наказание».
Он стал молиться. Молился, не поднимаясь с колен, шесть часов.
На следующий день он был здоров.
Для В. это выздоровление послужило знаком того, что его молитва была услышана.
Было бы замечательно, если бы от любой болезни можно было излечиться молитвой. Хотя бы от той, что «на нервной почве».
Увы, молитвой избавиться от недугов удается нечасто. А значит, «болезнь как расплата за грехи» - это всего лишь игра. Скрытый смысл ее заключается в том, что благодаря болезни якобы можно получить прощение за свои неблаговидные поступки.
Все мы пытаемся дрессировать окружающих. А окружающие - нас. Любая дрессировка - это система кнута и пряника, направленная на то, чтобы дрессируемый субъект исполнил, что от него ожидается. Родители воспитывают детей подзатыльниками и конфетками, дети родителей -истериками и хорошим аппетитом. Преподаватели натаскивают учеников двойками и пятерками, те их - кнопками на стульях и насмешками. Начальники муштруют подчиненных выговорами и прибавками к зарплате, те отвечают им усердием в работе или прогулами, узаконенными больничным листом. Что ж, без кнута и пряника ни одна лошадка не будет исполнять нелепые, с ее точки зрения, трюки. По системе Дурова принято дрессировать не только цирковых лошадок, но и целые страны: за хорошее поведение правителю дрессируемой страны разрешат сфотографироваться с президентом США, за плохое - его выловят в погребе и прилюдно остригут бороду.
Ни один человек без соответствующей дрессуры не станет исполнять трюки, угодные окружающим. Вот и приходится прибегать к тем или иным манипуляциям: использовать пряник (хорошее отношение, внимание, подарки...) и кнут (обиды, скандалы, невнимание...). Когда этого недостаточно и субъект по-прежнему не желает плясать под чужую дудку, приходится пускать в дело более убедительные аргументы: отец возьмет в руки ремень; начальник подаст документы нерадивого сотрудника на увольнение, президент США нашлет на погреб с непокорным диктатором парочку-другую стратегических бомбардировщиков.
Чтобы манипулировать другими государствами и получать от этого дивиденды, бедные страны взяли за правило настырно демонстрировать свое убожество. Чтобы манипулировать другими людьми и вынуждать их идти у себя на поводу, бедные невротики взяли за правило настырно демонстрировать свои болезни. Какие - не важно. Главное, чтобы они были.
Если человек болен, ему не нужно подстраиваться под окружающих.
Наоборот! Теперь они должны подстроиться под него! И просто обязаны выполнять его требования.
В. Н., строгая, властная женщина, директор средней школы. Она хорошо справлялась с вверенным ей коллективом, однако никак не могла найти управу на своего сына - женился он без ее согласия на какой-то «проститутке», переехал в другой район города, к матери приходил редко, да и то полчаса посидит - и нет его.
Так продолжалось несколько лет. В. Н. вышла на пенсию. Одиночество стало невыносимым. Что она только ни делала, чтобы вернуть сына в дом! Как ни упрашивала, чтобы он хотя бы почаще ее навещал! Однако сын был непоколебим. Он упорно жил с «проституткой» и не желал вести себя так, как положено.
Что ж, старость не радость. У В. Н. отказали ноги - из-за артроза коленных суставов она больше не могла выходить на улицу. Теперь сын был обязан ходить за продуктами, возить ее по врачам, на физиотерапевтические процедуры. Эх, еще бы на «проститутку» управу найти.
Предыдущая история вполне подходит и для иллюстрации игры «Больных не бросают». Любая болезнь помогает человеку добиться не одной цели, а нескольких. Поэтому и играет больной человек не в одну игру, а в целую вереницу. Когда я предлагаю своим пациентам определить, в какие игры каждый из них играет, они, как правило, насчитывают от трех до восьми. Но есть и такие универсалы, которые участвуют почти во всех играх!
Расскажу типичный случай, демонстрирующий попытку манипулировать окружающими в игре «Больных не бросают».
М. А., мать двоих взрослых сыновей. Старшему удалось найти работу в Италии, и он уехал туда на постоянное жительство. М. А. осталась с младшим сыном. Они жили вдвоем, что ее вполне устраивало.
Шли годы, и сын привел в дом невестку. Приняв ее с виду благосклонно, М. А. принялась делать все, чтобы они разошлись. Однако сын бросить жену категорически отказался, и, понимая, что в одном доме с матерью нормальной жизни у них не будет, молодые переехали на другую квартиру. Но М. А. доставала его и там - обвиняла в невнимательности, постоянно напоминала, что она старый больной человек, мольбами и просьбами пыталась его заставить почаще ее навещать. Когда дело дошло до того, что навещать ее он был обязан каждый день, младший сын уехал с женой в другой город. «Больных не бросают!» - кричала ему в телефонную трубку мать и, не дождавшись ожидаемой реакции, порвала с ним отношения.
После этого ее здоровье резко ухудшилось - ее начали беспокоить мучительные головные боли. Старшему сыну пришлось вернуться из-за границы и добиться обследования матери в Институте нейрохирургии. Опухоль, к счастью, обнаружена не была. Ей был поставлен диагноз «невралгия тройничного нерва». Всего лишь. Однако лечение в лучших неврологических отделениях Киева не дало результата. Пришлось сыну забрать мать в Италию и там продолжить обследование и лечение. Оно не понадобилось - после переезда к сыну головные боли у матери тут же исчезли.
Три месяца ее ничего не беспокоило. Но когда срок визы стал подходить к концу, эти боли возобновились с прежней силой.
Приведу еще один поразительный случай. Поразителен он тем, что «психотерапевтом» оказался ребенок. Ему с помощью болезни удалось сохранить семью. А он-то уж никак не мог манипулировать родителями сознательно.
Стандартная ситуация - любовный треугольник: муж (М.), жена (Ж.) и некто. В данном случае страсть на стороне появилась у жены. Женщины к этому вопросу подходят серьезней мужчин и, увлекшись каким-нибудь обладателем «Мерседеса», норовят поставить мужа (владельца подержанных «Жигулей») перед необходимостью убрать свою персону из места совместного проживания.
Так случилось и в этой семье: Ж. в кого-то там влюбилась, вежливо предложила супругу дать ей развод и вышвырнуться из квартиры. На вопрос: «Куда же мне идти?» - она дала вполне резонный, логичный и, главное, конструктивный ответ: «Куда хочешь. Это не мое дело». Идти М. можно было лишь на помойку - квартира была оформлена на имя жены, в ее руках были и все семейные сбережения.
Переночевав в «Жигулях», на следующий день супруг поставил в гараже раскладушку.
Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы в ситуацию не вмешался их пятилетний сын.
- Мама, я знаю, вы с папой ссоритесь из-за того, что я плохо себя веду, - сказал он. -Пожалуйста, не ругайтесь. Я буду себя хорошо-хорошо вести. Я всегда-всегда буду вас слушаться.
Маму эти доводы не убедили, но, чтобы успокоить ребенка («видишь - мы с папой не ругаемся, просто он решил пожить в другом месте»), она великодушно разрешила мужу иногда встречаться с сыном.
- Папа, что мне сделать, чтобы вы с мамой помирились? - спросил ребенок.
- Все хорошо, сынок, все хорошо... - ответил отец.
Сын догадывался, насколько все «хорошо» между его родителями. Да только не знал, что он мог сделать, чтобы все было действительно хорошо.
Не знал, однако сделал.
Он стал заикаться. По-настоящему. И в детском садике, и дома, и во дворе.
«Это у него на нервной почве», - вынес вердикт логопед.
Папа в дом был возвращен, белый «Мерседес» удалился в неизвестном направлении, мальчик заикаться перестал.
Любые формы общения представляют собой систему поглаживаний и оплеух. Термин «поглаживание» отражает детскую потребность в прикосновениях. Повзрослев, люди по-прежнему стремятся прикасаться друг к другу. Но во взрослом мире физические контакты строго регламентированы, и приходится довольствоваться замещением этой потребности другими формами «поглаживаний» - любезностями, комплиментами, лестью.
Однако в полной мере человека «погладят» тогда, когда он болен. «Болезнь может быть средством завоевать внимание и привлечь любовь, - пишет Владимир Леви. - Когда мы болели -далеко, в детстве, за нами ухаживали, над нами тряслись. Нас любили, как никогда, и мы это запомнили. За такое заплатить можно и кашлем, и насморком, и температурой, и сыпью, и даже болью, да, настоящей болью, лишь бы не слишком и лишь бы вот так посмотрели, погладили. И ни в детский садик, ни в школу. Скучно и грустно здоровым быть-то - сколько всяческих “надо”, сколько обязанностей из этого вытекает. И хуже того - опасно! - одна армия чего стоит - ага, здоров! - ну давай, ать-два, долг выполняй! Болеть я не хочу, сознательно не хочу. А вот подсознательно - тем детским своим нутришком.».
В этом и заключается скрытая выгода от нездоровья.
Заболев, мы гарантированно можем рассчитывать на сочувствие и заботу.
Стремление получить сочувствие и любовь окружающих порой делает совместное проживание с больным человеком удручающим. Разражаясь слезами по малейшему поводу, он ощущает себя отверженным и как бы говорит: «Посмотрите, как мне плохо и как я беззащитен!
Посмотрите, как я страдаю и как меня обижают! Погладьте меня, пожалуйста!» Вместо плача можно использовать мигрень, язву, воспаление легких. Тогда и погладят, и покормят, и чай в постель принесут.
Вот что об этом писал Сирил Н. Паркинсон.
Супружеские отношения зиждутся на том, что в данный момент болеть имеет право только один из двоих. За тем, кто пожаловался первым, закрепляется приоритет, а другой обязан оставаться здоровым, пока на воображаемом светофоре не загорится зеленый сигнал. Впрочем, некоторые нарушители тем не менее едут на красный свет, и орудием преступления им служит, к примеру, такой диалог:
- Ах, Том, мне плохо, голова кружится, я боюсь, что вот-вот потеряю сознание.
- И мне тоже плохо, ну точь-в-точь как тебе, Мэйбл. Может, глотнуть бренди?
- Меня тошнит.
- И меня! Видно, все этот салат с креветками. Я сразу заметил, что вкус не тот.
- У меня сердце еле бьется, с перебоями...
- Да у меня сплошные перебои! Все от несварения желудка.
- Прямо не знаю, как дотяну до вечера. Бог свидетель, борюсь из последних сил, но эта боль в груди меня доконает.
- Как, и у тебя то же самое? А я все думаю, не тромбоз ли у меня.
- Больше не могу. Придется лечь.
- Я и сам ложусь. Только уж ты сначала вызови врача, ладно?
Однако ситуация, в которой произошла эта беседа, явно нереальна. Муж и жена не могут заболеть одновременно. Поведение Тома возмутительно, потому что Мэйбл первая объявила о своей болезни. Когда она начала говорить «мне плохо, голова кружится.» и т. д., он должен был вступить, как по сигналу, и сказать: «Пойди приляг на диван, а я принесу тебе чашку чаю». Но он, пренебрегая своим долгом, разглагольствует о собственных воображаемых недомоганиях. Всему свое время, и ни один муж не смеет болеть, пока жена не выздоровеет.
В местах лишения свободы заключенных регулярно переводят из одной камеры в другую. Потому как чем дольше люди находятся рядом, тем больше у них возникает желания перегрызть друг другу глотку. У заключенных в одной квартире супругов перевестись в другие камеры возможности нет. Они осуждены десятилетиями делить не только общее помещение, но и совместное ложе. На работу им разрешено ходить порознь, но на прогулки - только попарно. Чтобы выжить в таких условиях, нужно обладать искусством компромисса - привыкнуть соглашаться с тем, что никого из них не устраивает. И делать вид, что обе стороны в этом союзе равнозначны.
Однако равенство супругов - вещь вряд ли реальная: кто-то более энергичен, кто-то более рассудителен; кто-то больше зарабатывает, кто-то держит на себе быт; кто-то карабкается по карьерной лестнице, кто-то в курсе театральных премьер и концертов. Две энергичные яркие личности в одной семье - редкость. Обычно - кто-то лидер, а кто-то ведомый. И когда один уж слишком вырывается вперед, а другой за ним (за ней) не поспевает, тогда более активной особи этот союз начинает потихоньку наскучивать. Чтобы его сохранить, у той половинки, что поскромнее, есть два варианта: или подтянуться до планки супруга, или опустить его планку до своей. В жизни чаще встречается второй вариант.
Игра «Не прыгай выше головы, милый» является вариантом игры «Больных не бросают». Но разница между этими драматическими постановками все же есть.
Инструментов «опускания» супруга немало. Один из них - завести себе болезнь.
Молодой кинорежиссер (назовем его NN) снял несколько короткометражных фильмов, которые вызвали большой резонанс и получили ряд призов на международных кинофестивалях. Его фильмы поражали необычностью ракурса, полетом фантазии, тонким вкусом и глубиной раскрытия темы.
В возрасте тридцати лет он женился. Его избранницей стала победительница конкурса красоты, девушка очаровательная, заботливая и верная. Однако, увы, не блиставшая живостью ума. Кстати, женила она его на себе, пообещав, что если он ее бросит, то она наложит на себя руки. Что ж, пришлось жениться.
NN продолжал много снимать. Но его популярность не входила в планы супруги - ведь так недолго его потерять. Сама она, немного помелькав в глянцевых журналах, оказалась не у дел. Чтобы держать под контролем мужа, ей следовало завести себе какую-нибудь болезнь. Не такую уж серьезную, однако достаточную для того, чтобы он не имел возможности надолго ее оставлять. Для этой цели как нельзя лучше подошла вегетососудистая дистония - девушку начали беспокоить приступы головокружения, сердцебиения, затрудненного дыхания...
NN объездил полмира. И в обязательном порядке брал с собой супругу. Он отказывался от выгодных предложений, если продюсер не соглашался компенсировать расходы по пребыванию с ним жены. Они были исключительно вместе - на съемках, на фестивалях, на торжествах и тусовках. Когда у них родился ребенок и супруга не имела возможности «принимать участие» в творческой деятельности мужа, NN нигде не бывал, ничего не снимал, сидел дома.
Эта идиллия могла бы лечь в основу слезливого телесериала. Могла бы. Если бы не одно «но». Маленькое, с точки зрения супруги NN, вовсе не существенное по сравнению с торжеством ее счастья. «Но» заключается в том, что творческая планка NN, постоянно находившегося под влиянием заботливой, милой, однако недалекой жены, фатально опустилась: куда девались свойственные его прежним фильмам необычность, вкус, глубина... В возрасте пятидесяти лет он по-прежнему оставался «подающим надежды талантом» - за двадцать лет он не снял ни одного удачного фильма, а те, которые удалось из себя выдавить, мало кого заинтересовали. Да и сам NN сохранил лишь броский внешний вид, а общаться с ним стало скучно.
Я вовсе не хочу сказать, что стремление с помощью болезни «опустить» супруга - занятие исключительно женское. Отнюдь. Обратных примеров сколько угодно. Но все же чаще в эту игру играют именно женщины.
Ш. и В. Оба врачи. Поженились, будучи студентами медицинского института. Оба живые, общительные, с завидным чувством юмора. Они прекрасно дополняли друг друга, всегда были душой компании, заражая друзей неистребимым жизнелюбием и оптимизмом.
Их жизнь протекала интересно и увлекательно. Динамичной была и профессиональная карьера. Долгие годы они «шли вровень»: Ш., отработав несколько лет офтальмологом, переквалифицировалась в психотерапевты - В. достигал все новых и новых успехов в кардиохирургии. Ш. родила ребенка - В. защитил кандидатскую. Ш. написала книгу - В. стал заведующим отделением. Ш. стала вести популярную рубрику на телевидении - В. стал доцентом кафедры. В общем, устойчивый паритет. В это время в их взаимоотношениях не было заметно ни стремления к лидерству, ни ревности к успехам друг друга, ни чего-то другого, что могло бы пошатнуть их прочный союз.
Но произошло нечто, что эту гармонию нарушило: В. защитил докторскую, его стали приглашать на престижные симпозиумы и конференции. А супруга от него отстала - интерес к ее книге пропал, на телевидение ее больше не приглашали.
Паритет рухнул. Нужно было искать выход. Ш. его, конечно, нашла.
У нее откуда ни возьмись (в 40 лет!) появилась клаустро- и агорафобия - страх закрытых и открытых пространств. Чем дальше, тем сложнее ей было выходить на улицу, пользоваться лифтом, ездить в метро. Сложнее - одной. С мужем - никаких проблем. «Если я знаю, что он рядом, я ничего не боюсь, - говорила она. - А если мне приходится выйти на улицу одной, я стараюсь рассчитать свой путь так, чтобы было недалеко от аптек, поликлиник, больниц. Вдруг мне станет плохо?» Муж был вынужден каждое утро отвозить ее на работу, а после - забирать домой. Чем больше были успехи супруга, тем ярче расцветал невроз Ш. На симпозиумы В. ездить перестал.
Бедняжка совсем слегла, когда супругу предложили должность заместителя министра здравоохранения. Этого Ш. ему простить не смогла.
От этой должности В. пришлось отказаться.
В чем заключается игра «Извините, я уйду, так как плохо себя чувствую» - понятно. Ее примеров каждый может привести сколько угодно. И выгода в ней настолько очевидна, что ее даже нельзя назвать скрытой.
Стоит лишь в который раз подчеркнуть, что поведение играющего вовсе не является симуляцией: симптомы - самые настоящие, состояние - самое ужасное, зрители переживают и лезут на сцену кто с валерьянкой, кто с клизмой, врач обреченно качает головой и выписывает больничный.
Играющего оставляют в покое.
Цель достигнута.
Видимость приличия соблюдена.
Аплодисменты.
И в этой игре все, в общем-то, понятно и очевидно. Вызвана она страхом.
Страх - наиболее частая причина неврозов и психосоматических нарушений. Далеко не всегда он осознан. Однако именно он является основой различных симптомов, задача которых - уберечь человека от опасности. В этом случае болезнь превращается в защиту. В защиту как от опасности, так и от самой жизни.
Не счесть случаев, когда страх или какой-то его эквивалент возникает даже тогда, когда человек понимает: от опасности он защищен на все сто процентов. Если ядовитый паук сидит в банке, которая плотно закрыта крышкой, взять эту банку в руки охотников найдется немного -даже при взгляде на это мохнатое чудовище по спине пробегает неприятный холодок.
Не будем рассматривать «болезни» юношей, которые стремятся уклониться от призыва в армию. Сознательная симуляция не является предметом этой книги. Да и уклонение в мирное время от армейской службы скорее относится не к стремлению избежать опасности, а к стремлению не делать то, чего делать не хочется. Но и в мирное время болезнь можно рассматривать как проявление рефлекса самосохранения, который действительно может сохранить жизнь.
Приведу рассказ Михаила Зощенко «Я лучше ослепну» из повести «Перед восходом солнца».
Умирал мой знакомый. Он был одинокий. И смерть его была страшной, даже ужасной.
Это было в девятнадцатом году.
Он был старый журналист. Воспитанный прошлой жизнью, он был ярый противник новой жизни.
Горе и лишения озлобили его еще больше. Пылая ненавистью, он писал статьи, которые, конечно, нигде не печатали. Он посылал эти статьи за границу, отправлял их со случайными людьми.
Я много спорил с ним, доказывал, что он не прав, что он не видит России, не понимает народа, считает, что народ - это только лишь небольшая прослойка интеллигенции. Что не следует свои мысли отождествлять с мыслями народа. Именно тут его ошибка. И ошибка
многих.
Мы поссорились с ним. И я перестал его навещать.
Но я снова пришел к нему, когда узнал, в каком он положении.
У него был нервный паралич. Правая сторона его тела была неподвижна. Однако он был по-прежнему неукротим.
Свои статьи он диктовал знакомой стенографистке. И по-прежнему пересылал их за границу, понимая, что ему несдобровать, что дело это раскроется. Но он шел на это. Его идеи были выше его страхов.
За месяц до смерти он ослеп.
Я зашел к нему. Он лежал неподвижный, слепой, беспомощный. Я стал с ним говорить. И он отвечал кротко, смиренно, подавленный своим новым несчастьем. Главным образом он жалеет, что теперь окончательно лишен возможности работать - он даже не может прочитать, что написано.
Неожиданная улыбка промелькнула на его лице. Он сказал:
- Зато теперь я в безопасности. Кому я теперь нужен в таком состоянии?
Он умер. И я позабыл о нем. И только теперь вспомнил. Я вспомнил его улыбку, в которой я прочел какое-то облегчение, даже радость. Мне теперь кажется, что он ослеп, чтобы не писать. Этим он защитил себя от опасности.
Нет, я понимаю, что существуют другие, «настоящие» болезни, которые по всем правилам медицины приводят больного к параличу и к слепоте. Но в данном случае мне показалось, что разрушение и гибель этого человека произошли не по установленным правилам науки.
«Зато теперь я в безопасности. Кому я теперь нужен в таком состоянии?» - является выигрышем в игре «Не бейте меня! Я калека!»
Что делать, если вас просят, ну очень просят и даже требуют сделать то, чего вам делать категорически не хочется?
Есть три варианта: а) выполнить требование с презрением и отчаянием; б) пообещать, что вы это сделаете, заранее зная, что никогда этого делать не будете; в) порвать с тем, кто требует, всякие отношения.
Но есть и четвертый вариант: чем-нибудь заболеть.
Гурджиев писал: «Если вы попробуете делать что-то такое, что делать не хочется, вы будете страдать. И если вам хочется что-то сделать, а вы не делаете, вы тоже страдаете».
За страданием всегда скрываются те или иные симптомы. Следовательно, если вы вынуждены делать то, чего делать не хочется, вы болеете. И если вам хочется что-то сделать, а вы не делаете, вы тоже болеете.
Что ж, болезнь - весьма удобный способ избежать исполнения обязанностей. К примеру, как в этом случае, который рассказала Ирина из Нижнего Новгорода.
На первом курсе нас послали на картошку в жуткий колхоз на краю нашей области. Поселили в избе без электричества, но с печкой. Деревенские все пили беспробудно, наши студенты тоже мало в чем отставали. После школы я такую массовку смещенного сознания наблюдала впервые, было некомфортно, прямо скажу. Место мне досталось теплое, но я умудрилась простудиться так, что в ухе то ли стреляло, то ли просто жутко болело. И поехала я назад в город, не дождавшись конца смены.
Очевидно, мой организм это запомнил, и последующие два года 1 сентября я встречала в больнице с очередным фурункулом где-нибудь на лице и заплывшей рожей. Больно не было, но вид впечатлял. Причем я четко ставила перед собой цель: не хочу на картошку, хочу в больницу с чем-нибудь несущественным. И пожалуйста, все организовывалось чудесным образом.
Или вот такой случай.
К. ухаживала за мужем, который страдал от артрита. Каждый день она вынуждена была делать ему компрессы, растирания, инъекции... Это продолжалось полтора месяца и изрядно ей надоело. Но оставить мужа в беде она не могла.
Однажды она почувствовала острую боль в пояснице. Радикулит? Почки? Непонятно. Превозмогая боль, она продолжала ухаживать за мужем. На следующий день боль усилилась. Поднялась температура. На третий день ее состояние ухудшилось еще больше.
Она обратилась к участковому терапевту. Врач заподозрил острый пиелонефрит и выписал направление в больницу.
«Все, дорогой, - заявила супругу К. - Теперь занимайся собой сам. А я займусь собой».
Муж был вынужден получить направление на физиотерапевтические процедуры в поликлинике. А супруга... От ее пиелонефрита не осталось и следа - госпитализация не понадобилась.
Когда человек заболевает, он обретает свободу. Да-да, не теряет, а именно обретает. Свободу не делатьто, чего делать не хочется, но от чего нельзя отказаться, будучи в добром здравии.
Ю. предстояла поездка в другой город на судебное разбирательство по поводу раздела наследства. В завещании родителей было указано, что после их смерти к Ю. должна перейти квартира, а к его брату - дача, машина. Однако брат с таким распределением наследства не согласился и подал иск в суд - договориться полюбовно братьям не удалось.
То, что ему придется судиться с родным братом, Ю. просто шокировало. Росли-то душа в душу! Он постоянно обдумывал, как найти из этой чудовищной ситуации выход. Ведь в суде придется тревожить память родителей, доказывать, что квартира ему завещана неспроста, что он помогал им гораздо больше. Придется искать ответы на унизительные, надуманные обвинения брата в том, что завещание якобы составлено под его диктовку. Придется, как порекомендовал адвокат, обнародовать многие неприглядные факты из жизни брата - его алкоголизм и случаи воровства из родительской квартиры ценных вещей.
Не мог Ю. на это пойти. Не мог! Однако другого выхода не было. Иначе, вопреки завещанию, ему бы пришлось отдать брату все, на что тот претендовал. А претендовал он практически на все.
В общем, Ю. предстояла вынужденная и весьма неприятная поездка.
Когда до отхода поезда оставалось около часа и уже было вызвано такси, у Ю. внезапно начался приступ бронхиальной астмы. Он болел астмой в детстве. Но последние тридцать лет у него этих приступов не было.
Поездку на судебное разбирательство пришлось отложить.
Собственно, какая разница, приступ чего начался у Ю. в этой ситуации? С тем же успехом у него мог возникнуть острый аппендицит, могло подняться артериальное давление, его могла остановить стенокардия (не дай бог инфаркт), он мог полезть на стену от почечной колики. Важно не что у него возникло, а зачем ему это подсознательно было нужно.
«Когда я понял, что никуда не поеду, я почувствовал такую свободу, такую легкость, какую давно, очень давно не ощущал!» - признался он.
Заметьте: эту свободу и легкость он почувствовал во время тяжелейшего приступа бронхиальной астмы.
Астма беспокоила Ю. несколько месяцев. И бесследно прошла, когда с помощью адвоката квартира была продана и он получил за нее деньги.