Часть четвертая

Я долго лежу на спине в полной темноте. Слушаю вибрирующее нытье дороги. Она разматывается подо мной, а изменения частотного диапазона отражают различие поверхностей и скорость движения. Но я боюсь даже думать об этом. Хотя конечный пункт назначения мне неизвестен, я не хочу создавать ментальную карту, способную выдать мое местонахождение.

К счастью, я, кажется, потерялся в пространстве и времени. Автомобиль, похоже, тащится по бесконечному кругу, и я не могу утверждать, едет ли он вверх или вниз, сворачивает влево или вправо. В итоге я засыпаю. Мне снится, что я космонавт неуправляемого космического корабля, парящего в черном вакууме. Земля становится все меньше и меньше. Я растерян, одинок и словно плыву по течению.

Просыпаюсь, когда открывают боковую дверцу.

Не сразу понимаю, где я, даже когда пара сильных рук поднимает меня с матраса и вышвыривает наружу. Мои запястья связаны, и я не могу смягчить падение.

Я ощущаю холодный гравий. Я лежу, распластавшись лицом вниз. Во рту появляется привкус крови. Мгновение спустя мой рюкзак оказывается рядом. Мужчины возвращаются к фургону. Дверцы захлопываются, заводится двигатель, недолго дразня меня желтым разливом фар.

– Эй! – кричу я, чувствуя, что мои губы распухли. – Эй! А мои руки?

Ответа нет. Только рев мотора и скрип резины – фургон рванул вперед в ночь, оставив меня в облаке дизельных паров и пыли.

– Эй! – зову я. – Подождите!

Слишком поздно. Через несколько секунд две точки – задние фонари фургона – теряются в ночи. Рычание стихает и теряется на ветру. Мне нужно время, чтобы встать. Синтетический шнур, конечно, не развязывали, пока я был в отключке, и теперь он впивается в запястья. Правда, руки я могу развезти в стороны – на некоторое расстояние.

Я дрожу. Тело пронизывают волны боли, мышцы затекли. Я кое-как поднимаюсь на ноги и пошатываюсь. Я с трудом стою. У меня кружится голова. Когда зрение фокусируется, я оглядываюсь. Темно. Темнее, чем я могу вспомнить, будучи в городе. Единственный тусклый источник света исходит от луны.

Я щурюсь и вижу, что нахожусь уже не на шоссе, а в какой-то глухомани. Полчища сорняков прорастают между рыхлыми кусками гравия. Массив леса, вздымаясь по обе стороны от дороги, блокирует обзор, пробуждая во мне древний, детский ужас.

Злая ведьма. Страшные волки. Не слышно гудения машин. Ночь, возможно, «заблокировала» звуки цивилизации. Деревья стонут на ветру. Где-то поблизости раздается стук ветвей. Шорох мертвых листьев, словно что-то царапают подушечки лап неизвестного хищника.

«Не паникуй, – думаю я. – Ты ведь этого хотел. Даже если и нет, то какая разница. У тебя нет вариантов. Ползти обратно к Ксану на коленях? Закончить, как Катя? Как Сара?»

Откуда-то из леса доносится гудок. Поезд?

Пора двигаться дальше. С трудом двумя руками поднимаю с земли рюкзак.

Выпрямляюсь вместе со своей ношей, последний раз оглядываюсь через плечо и начинаю идти вперед.

Я шагаю по дороге уже около двадцати минут. Мне хочется пить. В рюкзаке лежит бутылка воды. Споткнувшись, останавливаюсь и пытаюсь вытащить ее из рюкзака. Сначала у меня ничего не получается, но потом я хватаю ее – и внезапно делаю открытие: она пуста.

Я ощупываю и обнаруживаю трещинку в пластике. Проклятье!

Минуту назад я еще не очень хотел пить. Теперь у меня резко пересыхает в горле.

Я впадаю в панику.

«Я заблудился. У меня нет воды. Я не знаю, куда иду, и не понимаю, что делать. Я совершил ужасную ошибку. Я хочу вернуться домой».

Я расползаюсь от жалости к себе, пока не приходит в голову, что полмиллиарда людей прилипли к экранам своих гаджетов и наблюдают.

Я стараюсь вообразить, какие картинки они сейчас видят. А что они думают о моей попытке сбежать? Они хохочут? Или сочувствуют мне?

Странно. Может, я просто скучаю по ним? А вдруг миллионы подписчиков захотят отключиться. Может, они найдут себе новое развлечение.

Новое шоу с новой звездой. От этой мысли я холодею.

В отчаянии сбежав от Ксана, я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что никто не будет заинтересован в моей жизни. Ведь если никто не будет смотреть на меня, то какой смысл торопиться?

Я заставляю себя сосредоточиться на настоящем. Моя цель – отвлечься от мрачных мыслей. Необходимо составить план. Во-первых, я решил провести инвентаризацию запасов. Хотя синтетический шнур мешает мне, я в конечном итоге успешно вываливаю содержимое рюкзака на дорогу.

Почти все – мокрое, включая одежду и спальник. Фонарик не работает.

Я откручиваю головку для проверки батареи: вода выливается на землю.

Отбрасываю фонарик в сторону вместе с бутылкой и переупаковываю рюкзак.

Не придумав ничего лучше, я опять начинаю идти вперед.

Спустя несколько часов рассвет сменяет ночь. Робкие солнечные лучи раскрашивают небо фиолетовыми и розовыми полосами.

Дорога исчезла. Под моими ногами – мерзлая грязь. Деревья тоже пропали.

Слева и справа – живые изгороди, за которыми виднеются поля.

Я начинаю представлять окрестности Лондона, пытаясь понять, где я мог находиться до того момента, как меня поймали. Хотя чем меньше я знаю, тем лучше. Я продолжаю двигаться.

Мое дыхание учащается, на глаза выступают слезы.

«Скоро это закончится», – думаю я.

Но я не уверен, что так действительно произойдет. По словам Ксана, я – никудышный лгун.

Вдруг я вспоминаю – сегодня Рождество. Праздник, который не так уж много значит для меня. Я не религиозен, и подарки не приносят мне такой радости, как раньше, ведь я, как правило, мгновенно получаю все, что только пожелаю.

Но я думаю о родителях. Без сомнения, сейчас они проснулись. Они рано встают. Возможно, мама уже позвонила мне и выпалила свое несколько бессвязное, если не сказать бессмысленное послание.

Рождество в доме родителей – это не для меня. Выцветшая пластиковая ель и старые украшения удручающе действовали на мою психику.

Я думаю, можно счесть своеобразной иронией фразу моей мамы. Пару недель назад я услышал ее застенчивое объяснение, дескать, они планировали «тихий семейный» праздник, и будет хорошо, если я не появлюсь.

Я не планировал навещать родителей, но тут я сорвался.

«Вот как! – воскликнул я. – Ладно. У меня все равно другие планы».

Сегодня я бы сделал что угодно, лишь бы оказаться там, погреть ноги у старинного электрокамина, обожраться пережаренной индейкой или утолить жажду глинтвейном со специями.

Жажда.

С каждым часом я все больше ощущаю нехватку воды. Мое горло – сухое, язык – толстый и опухший. Дважды я останавливался – покопаться во влажном рюкзаке – и пытался опустошать скудные запасы в свое утешение. Это не получалось.

Зерновые батончики и картофельные чипсы, которые я упаковал в дорогу, практически невозможно проглотить: они мгновенно превращались в опилки во рту. После каждой такой попытки жажда усиливается.

Солнце взошло. От полей поднимается пар: как будто огонь, пылающий где-то в недрах, хочет вырваться на поверхность планеты.

Но в действительности холодно. У меня плотное пальто, но я забыл перчатки, и пальцы уже обветрились и покраснели. Я не в состоянии спрятать их в карманы, поэтому прижимаю саднящие подушечки к губам и дую на них, пытаясь согреть собственным дыханием.

Я шатаюсь. Я не видел ни одного признака жизни с тех пор, как начал идти. Ни одна машина не проехала: нет никакого намека на трафик.

Здесь нет ни единой фермы, ни одной хозяйственной постройки. Нет фонарных и телефонных столбов. Хоть в воздухе и витает кисловатый запах свежего навоза, домашнюю скотину я тоже не заметил.

Где я, черт возьми? На меня наваливается усталость. Мысли еле-еле ползают в голове. Мои ноги как бетонные блоки, каждый шаг – болезненная битва против гравитации. Но я продолжаю путь. Вперед, вперед, вперед, вперед. В этот безлюдный рождественский день мои мышцы ноют, а конечности горят. Рот как пустыня.

Вперед, назло мыслям, которые все же улетучиваются.

Вперед, назло зрению, которое расфокусируется.

Вперед, пока, в конце концов, я не остановлюсь.

Я стою – в одиночестве под ледяной синевой неба – и не в состоянии послать нервный сигнал своим нижним конечностям.

Кажется, я сейчас рухну. Малейшего дуновения ветерка достаточно, чтобы сбить меня с ног.

Падающая ветка. Мертвая древесина в лесу.

Я поворачиваю голову и вижу невысокую каменную ограду. За ней – огромное поле, разделенное колючей проволокой. Что-то бросается мне в глаза – блестящая серебряная полоса. Из последних сил я плетусь к ограде.

Я перекидываю через нее левую ногу, затем правую Я перелезаю через нее и ковыляю к свету.

Вперед.

Вперед.

Вперед.

Шнур на запястьях осложнил покорение изгороди. Миллион мелких колючек вцепился в мою одежду.

Но я выиграл сражение.

Я продвигаюсь вперед, но опять останавливаюсь. Я изумлен: передо мной неглубокий, но бурный речей. Русло проходит возле гладкой серой скалы.

Я падаю на колени и опускаю лицо в воду. Так холодно, что у меня перехватывает дыхание. Но мне все равно. Вода сладкая и чистая. Это вкус надежды. Я пью и пью, пока мой желудок не наполняется настолько, что начинает болеть, выпячиваться из-под пояса, как надутая шина. Наконец я делаю паузу и решаю отдохнуть на пока еще травянистом берегу.

Вот тогда-то я и замечаю маленький домик, спрятавшийся в лощине. Я иду к нему.

Крошечное здание кажется совсем заброшенным.

Четыре стены, покрытые мхом, подпирают ветхую шиферную крышу. Окон нет, вместо двери зияет темный прямоугольный проем. Меня охватывает ощущение дежавю.

И мне осеняет догадка: коттедж выглядит почти так же, как хижина пастуха, которую я когда-то обнаружил в детстве, гуляя с родителями во время нашей поездки в Шотландию.

Та хижина казалась зловещей, поскольку расположилась в одиночестве в самом низу скалистой долины. Я еще не забыл, как моя мама голосила, когда я захотел исследовать домик и проникнуть внутрь.

Она заявила, что здание может рухнуть в любой момент.

Однако сегодня я смело переступаю через порог и вдыхаю густой мускус сырости и гниения. Домик возвели, должно быть, сто лет назад. А может, и больше. Когда зрение привыкает к темноте, я различаю траву и кусты ежевики, проросшие между половицами. Природа берет свое. Гнилые потолочные балки ненадежны, сквозь плитки шифера просвечивают синие квадраты неба.

Здесь ненамного теплее, чем снаружи. Несомненно, комнатку заливает, когда идет дождь.

Я бросаю рюкзак на пол. От этого звука жирный голубь выпархивает из стропил, и от неожиданности я подпрыгиваю. Птица бьется в панике, но потом находит отверстие в ветхой крыше и улетает. Я улыбаюсь.

Первое живое существо, которое я видел за столь долгое время, очутилось на свободе.

Принимаю подобное как предзнаменование. Лачуга мне подойдет.

Вот и мой новый дом.

Отдохнув, я начинаю готовить место для сна. Учитывая, что мои руки связаны, это трудная задача. Я пытаюсь выкорчевывать ногами кустарник – получается медленно и энергозатратно. Впрочем, позже я обнаруживаю ржавые сельскохозяйственные инструменты, лежащие под крапивой, и нечто вроде старинной косы. Лезвие туповато, однако я не сдаюсь, и в итоге мне удается, дергая, разорвать синтетический шнур и стащить его с запястий.

Я смотрю на свои искалеченные руки. Их почти невозможно узнать. Шрам на том месте, где я поранил себя ручкой, окаймлен уродливой желтой корочкой. Кисти словно окольцованы багровыми браслетами. Я дотрагиваюсь до стертой кожи, сгибаю ноющие пальцы, сжимаю их в кулак.

«Они заживут, – думаю я. – И станут еще сильнее, чем раньше».

Я возвращаюсь к расчистке пола. Когда наступает вечер, моя футболка пропитана потом, а руки испещрены порезами. Кустарник и траву я выдергиваю с корнем, после отношу наружу и складываю в кучу. Она все растет и растет. Работа выполнена отлично, и теперь я могу любоваться деревянными половицами.

Я забираюсь в угол и смотрю вверх: тут крыша наименее повреждена. Раскатываю спальник. Затем аккуратно беру косу и использую ее для нанесения нескольких линий в полу, разделяя пространство домика на три части. Спальня. Кухня. Гостиная.

Дни идут, и я постепенно начинаю приспосабливаться к новой жизни. По утрам напоминаю себе, что есть многое, за что мне надо быть благодарным. У меня есть убежище. Свежий воздух. В чистой воде нет недостатка. Каждую ночь я разжигаю печку и греюсь в «гостиной»: я сумел очистить дымовую трубу от многолетнего хлама.

Но дело, конечно, не только в физическом комфорте. В некотором смысле чувствую себя спокойнее, чем раньше. В последнее время я даже не думал о медитации, которой меня научила Алиса. Фактически, с тех пор как покинул город, я не чувствовал в ней особой необходимости. Простые повседневные задачи занимают меня полностью: сбор дров, полоскание одежды в ручье, подметание пола. Будучи погруженным в свой быт, я практически не вспоминаю о своей прошлой жизни.

Но, несмотря на такой прогресс, по-прежнему существует проблема, сильнее заглушающая остальные, – пища. Я уже прикончил свои запасы, и мой желудок ноет, требует хоть какой-то еды.

Раньше я регулярно устраивал себе детокс-диеты и чистил свой организм.

Но сейчас все изменилось. Неприятный запах изо рта и головные боли, которые мучили меня в дни диет, – ничто по сравнению с голодными судорогами.

Постепенно еда занимает все мои мысли. Вчера я с трудом уснул.

Сегодня вскочил спозаранку и отправился на длительную прогулку, надеясь найти что-нибудь съестное. Я несколько часов бродил по полям, но так ничего и не обнаружил. Лежа в спальнике, я вынужден признать, что мои силы на исходе. Я смогу продержаться день или два. Если я ничего не найду и не поем, то буду вынужден покинуть домик.

А что случится со мной в будущем – этого я представить не могу.

Проходит еще один день. И еще. Миновало уже пять суток с того момента, как я в последний раз что-нибудь ел.

Я совсем ослабел. Перед глазами проплывают цветные пятна, в ушах – неумолкающий звон. Я должен продолжать поиски еды, но не могу уговорить себя вылезти из спальника.

Сейчас мой самый дальний маршрут – спуститься к ручью, где я пью воду, пытаясь успокоить ноющий живот.

Иногда ночью мне снится, как уплетаю горячую пиццу, но утром просыпаюсь в тоске и в полном одиночестве – такой же голодный, как и накануне. Я трясусь от холода. В такие минуты меня охватывает уныние и я понимаю, что я допустил серьезную ошибку. Зачем я вообще сбежал? Чего я добился?

Думал, смогу выжить на лоне дикой природы без намека на социальные связи.

Мой мир остался позади. Я все потерял. Ради чего?

Каковы мои принципы? И это – мое эго? Я добровольно расстался с комфортом и со славой. Хотя что толку? Я был знаменитостью, но деньги, которые я мог получить, сейчас я бы не потратил. Бумажки ничего не значат, когда поблизости нет ресторанов или магазинов. Теперь-то я это прекрасно понимаю.

Раньше я просто воображал пиццу с пепперони, и она тотчас материализовывалась у моего порога. Но как же давно это было!

В последнее время мне на ум приходит мысль. Похоже, я наказан за что-то, и кто-то наблюдает за мной, получая удовольствие от моих страданий, как ребенок, пытающий насекомое. Мои крылья и лапки сломаны. Тельце раздавлено, внутренности выпущены наружу. Я не говорю о Боге. Или, кто знает, может, я говорю именно о Боге. В любом случае я не могу избежать чувства, что мои теперешние трудности – своеобразная расплата. Перипетии некой мести. Не только за отказ от МайндКаста. Нет. Все гораздо глубже. Я обрек себя на подобное существование уже в тот день, когда начал снимать свой первый ролик. Тогда-то все и закрутилось. Так и началось мое долгое путешествие, завершившееся в этом домике.

От лихого начала к жизни впроголодь.

И вот я тут. Моя несчастная психика не выдержала, я лежу в спальнике и жду конца.

Но даже если бы я сдался сейчас, уповая на милость Ксана и молясь, призывая его спасти меня, как бы он нашел меня? Я и понятия не имею, где нахожусь. В тысячный раз, с тех пор как меня угораздило сюда забраться, я воображаю мобильный телефон с подключенным интернетом. Мне бы хватило минуты, нет, секунды, чтобы залезть в поисковик!

Хуже одиночества и голода – навязчивые вопросы, которые крутятся в моей голове с утра до ночи.

Вопросы, на которые нелегко найти ответы.

Где я?

Что мне делать?

Сколько требуется времени для выживания?

На следующий вечер я снова лежу в спальнике, тщетно стараясь согреться. Последние несколько дней я чрезвычайно устал даже вставать.

Я собрал древесный уголь, обходясь короткими вспышками печи всякий раз, когда холод становится невыносимым. Внезапно до меня донесся шум в «гостиной».

Сначала я решил, что у меня начался бред – слуховая галлюцинация, вызванная отсутствием пищи. Со мной такое уже бывало. Фантомные мелодии. Оповещения по электронной почте. Поддельные вибрации в моем кармане. Голос матери, зовущий меня по имени.

«Дэвид, – говорила мама. – Иди домой. Возвращайся ко мне».

Но это – другое, более настойчивое, более реальное. Слабое царап-царап-царап действительно исходит из «гостиной».

Мне удается взбодриться и выползти из спальника.

Я хочу понять, где точный источник звука. Дневной свет померк, мне трудно ориентироваться в сумраке. Через некоторое время я понимаю – шум идет из-за дымохода. Осторожно засовываю голову в камин. И в ужасе вздрагиваю: вижу грохочущий комок зеленых и серых перьев.

Чуть отдышавшись, снова заглядываю в камин.

Теперь уже вижу все ясно. Можно подумать, будто толстый дровосек вклинился в узкую грудь дымохода. Птица. При виде меня она снова начинает биться. Однако бесполезно – застряла полностью.

Сперва я размышляю, каким образом мог бы освободить бедного голубя. Вспоминаю тот день с Надимом, когда мы устроили шоу на его кухне.

Еще до безумия МайндКаста. Куриный «вызов». Мы все равно сняли бы видео даже в случае неудачи.

Я смотрю на голубя, а его желтые глаза смотрят на меня. Даже с надутой грудью он выглядит не слишком упитанным. Лучше, чем ничего.

Кроме того, это элементарно – свернуть ему шею.

На самом деле забой оказывается тяжелее, чем я предполагал.

Хотя я запомнил много информации из «обучающих» видео, я оказался не подготовлен к кошмару данной процедуры.

Когда мне удается освободить трепещущую птицу из дымохода – сам по себе болезненный момент, – я охватываю голову голубя большим и указательным пальцами. Делаю глубокий вдох. Затем что есть мочи резко тяну вниз, ломая птичью шею. Но голубь продолжает трепыхаться еще с минуту, даже когда его голова вяло валится на одну сторону. Наконец он затихает. Я с трудом прихожу в себя после шока.

Разделывать птицу – ненамного веселее. Кроме того, вместо ножа я использую острый камень, найденный у ручья. Я делаю неуклюжий разрез в грудной клетке голубя и ковыряюсь в его внутренностях, пытаясь извлечь наружу скользкие органы – и вспоминаю обед в квартире Надима.

Какое счастье, что не надо таращиться в камеру смартфона! Нет необходимости объяснять каждый шаг вслух, беспокоиться об освещении или звуке, говорить что-то смешное… И плевать на то, как выглядят мои волосы.

Инстинктивно я дотрагиваюсь до затылка. «Заплата» почти не болит, и иногда я о ней забываю.

Провожу пальцем по полумесяцу шрама, думаю о подписчиках. Интересно, а они еще смотрят МайндКаст, когда сидят у себя дома или в офисе? Когда стоят в автомобильной пробке? Кто знает?..

После стольких месяцев нервотрепки я сознательно не думаю о шоу. Не хочу развлекать или подвергать цензуре вещи, которые мог бы ранее считать неуместными или спорными. Я могу потерять миллион зрителей в минуту, но это не имеет значения. Мне совершенно все равно, что они обо мне думают.

Ощипывание и разделка закончены, и я кладу куски мяса на портативную газовую плитку. Из-за боязни отравления и от отсутствия масла я пережариваю свой ужин. Мясо сгорает дочерна и получается пресным, но я не обращаю на такие мелочи внимания. Сегодня я могу распробовать свою победу на вкус.

Наевшись, я забираюсь в спальник. Я чувствую себя под кайфом, но потом в мою голову вторгаются мысли о насущных проблемах.

Газ в баллоне уже на исходе. Даже если я буду экономить, его мне хватит максимум на пару дней.

Вопрос пропитания тоже никуда не делся.

Сколько голубей смогут угодить в дымоход?

А если я…

Но я заставляю себя остановиться. Я еще успею вдоволь поволноваться. А сейчас можно полежать и посмаковать приятные воспоминания о жареном мясе.

Я буду благодарен за любую отсрочку от бесконечных страданий, какой бы короткой она ни была.

Утром я полон сил. Безразличие, мучившее меня сутками напролет, временно отступило. Выйдя из домика, чтобы напиться, я чувствую – стало немного теплее. Солнце светит, а небо – точная копия того синего цвета «изумления», который появился на экране после запуска МайндКаста.

Я расцениваю это как знак.

Одевшись, собираю скудные пожитки в рюкзак. Я не могу больше здесь оставаться. Оглядывая домик в последний раз, я испытываю угрызения совести за грязный пол, старые стены и сломанную крышу. Но каким бы ни было мое убежище, оно прослужило мне хорошую службу. Надо признать, что я чувствовал себя тут в безопасности.

Заброшенная хижина стала мне домом, однако мне уже пора уходить.

Или сегодня – или никогда.

Лишь отправившись в путь, я понимаю, что у меня нет плана. Куда мне теперь двигаться?

В конце концов я решаю забраться на пологую ограду, находящуюся прямо за домиком, в расчете, что если смогу подняться выше, возможно, получится лучше разглядеть территорию.

Затем я продолжаю путь. Проходят часы. Солнце медленно движется с востока на запад по изумительному небу. Я уже разделся до футболки, обтягивающей тело. Мой утренний энтузиазм давно угас, сменился привычной опустошенностью. Мышцы затекли, во рту – сухо, зрение расфокусировалось.

Повсюду раскинулись бескрайние поля. Нет ни автомобилей, ни зданий, ни самолетов в небе. И куда же меня занесло? Возможно ли, что я провел в том фургоне не несколько часов, а несколько дней?

Может, я нахожусь в другой стране?!

Мои размышления, как все остальное, кажутся мне совершенно бессмысленными.

Я хочу прерваться на обед. Не то чтобы у меня была еда. У меня даже нет воды: некуда ее налить. У меня ощущение, что если я сейчас не присяду, то могу упасть.

А вдруг за мной до сих пор наблюдают?

Шпионаж. МайндКаст. Судьба, бегущая впереди меня.

Я швыряю рюкзак на землю и растягиваюсь рядом с ним. Кладу руки за голову.

Глядя в небо, я предаюсь тревожным мыслям. Пытаюсь сообразить, что делать дальше.

Я словно прирос к домику и всегда возвращался в него до наступления темноты.

Меня тянет обратно, но я наверняка не смогу найти дорогу. Куда же мне деваться? Где я буду спать? А как быть с едой и питьем?

Постепенно мои мысли начинают замедляться, по спирали угасает паника, как будто кто-то вытащил штепсельную вилку из моего затылка.

Я замечаю, что по чистому небу ползет маленькое ватное облако. Я улыбаюсь. Чем дольше смотрю на него, тем больше оно начинает походить на мое воображаемое облако для медитации. По привычке делаю пару глубоких вдохов.

Вдох – выдох…

Вдох – выдох…

Облако продолжает дрейфовать, не обращая внимания на меня и мою борьбу далеко внизу. Я продолжаю дышать, желая ускорить его ход.

Вдох – выдох…

Вдох – выдох…

Ошарашенно смотрю, как облачко начинает подчиняться моей команде. Темп ускоряется, и оно пересекает небосвод.

Я смеюсь.

– Забавно! – произношу я вслух. – Значит, теперь я – Бог?

Я так давно ни с кем не разговаривал, что пугаюсь своего голоса. Он звучит глухо и немощно, потерянный среди безграничных просторов, и, конечно, совсем не богоподобно. Я опять перевожу взгляд на облако, приказывая ему двигаться еще быстрее.

И оно моментально реагирует: по небу плавно скользит крошечная белая бусинка.

Сердце начинает биться, холодный ужас охватывает меня – я понимаю, что потерял рассудок.

– Хорошо, ты можешь прекратить это сейчас.

И опять облако реагирует мгновенно, зависая на месте, хотя только секунду назад словно участвовало в небесной гонке.

Меня обдувает ветер. В ушах звенит.

– Назад, – говорю я ломким голосом.

Я смотрю в ужасе, как облако отвечает, двигается по пройденному пути назад, откуда пришло.

– Прекрати, – говорю я вслух.

Облако замирает. Я затаиваю дыхание. Молча протягиваю руку, она кажется мне темной на фоне синего неба. Соединяю большой палец с кончиком среднего, прицеливаюсь и щелкаю. Туча ракет мелькает в небе, исчезая за горизонтом. Спустя секунду они появляются с другой стороны. Может, петляли вокруг Земли? Постепенно движение ракет замедляется, они заходят на отдых в том же месте, где и взлетали.

Я привстаю с земли. Мой рассудок мутится. Сердце колотится. Я хочу убежать от своего безумия и не могу оторвать глаз от неба.

Я поднимаю обе руки высоко над собой, обрамляя облако пальцами. Хлопаю в ладоши. Облако сразу же распадается, превращаясь в порошок, который распыляется между пальцами. Пока я смотрю на свои руки, облако исчезает.

Поглядываю на небо с целью поиска другой цели. Я перестаю паниковать. Я отбрасываю мысль о своем безумии.

Наклонив голову, лениво шлепаю ладонью по солнцу. Оно сплющивается и распрямляется, кувыркается, переворачиваясь, как золотой шар для боулинга. По мере его движения мир становится тусклым, неярким.

Затем солнце улетает прочь, и наступает ночь. Появляются звезды россыпью белых точек на черном, восходит луна, осторожно входя в фокус.

Ухмыляясь, я снова взмахиваю рукой, разбрасывая плеяду звезд, перед тем как хлестнуть луну, заставляя ее убраться с небосклона.

После моих пассов на востоке опять восходит солнце, затопляя окрестности яркими лучами.

«Да будет свет. И стал свет».

Пока я лениво бью по небесным телам, светила меняются местами все быстрее и быстрее.

День становится ночью, ночь – днем. Недели и месяцы, мерцая, мелькают перед глазами, пока, наконец, мне не надоедает эта игра.

Я встаю и разрываю небо надвое.

И вдруг я уже больше не стою в поле. Наверное, пролетаю, как супермен – человек-комета – сквозь время и пространство. Назад, назад, назад, назад. Звезды и галактики раскручиваются в облаке водорода и гелия, когда я мчусь назад, назад, назад, назад. Субатомная частица распадается на фотоны, нейтрино, кварки. Все начинает трещать по швам.

Назад, назад, назад, назад. Назад к самой точке зарождения Вселенной. Назад, назад, назад, пока, в конце концов, ослепительный взрыв чистой энергии не отделяет мой разум от тела.

Он дематериализует меня. И тогда я становлюсь ничем.

Я нигде.

Вечность проходит в одно мгновение.

Потом я осознаю что-то. Вокруг меня. Через меня. Во мне. Ткань всего сущего. Это закономерность, я понимаю. Некий код. Я щурюсь и начинаю узнавать формы. Известная система точек и тире из мира, зародившегося около четырнадцати миллиардов лет тому назад.

Отметки на странице. Черные против белых.

Схема фокусируется.

Крестики – нолики.

Крестики – нолики.

Крестики – нолики.

01000001 01101100 01101100 00100000 01110111 01101111

01101011 01110010 00100000 01100001 01101110 01100100

00100000 01101110 01101111 01110000 00100000 01101100

01101011 01111001 01100001 00100000 01101101 01100001

01101010 01100001 01100101 01110011 00100000 01100011

01101011 00100000 01100001 00100000 01100100 01110101

01101100 01101100 01111001 01101111 00100000 01100010

00001010 00001010

Я открываю глаза.