Глава 22
Усмешка под капюшоном палача
Они выли и гикали, наслаждаясь зрелищем чужих страданий. На возвышении, словно актер на сцене, выступал огриллон–палач в капюшоне, скрывавшем морду. Он поднял свои мощные руки, приглашая толпу внимательно следить за представлением.
Затем вытащил из кармана странную перчатку и продемонстрировал ее зрителям.
Реджис, изображавший гоблина на этом сборище, решил, что такая штука вполне подошла бы Тибблдорфу Пуэнту: с тыльной стороны перчатки торчал единственный зазубренный шип. С какой–то страшной небрежностью, которая заставила толпу притихнуть, огриллон натянул перчатку на мясистую руку, затем мерзко ухмыльнулся и повернулся к ближайшему пленнику, полумертвому гоблину, висевшему на столбе. Ноги жертвы находились на высоте двух футов над полом.
Огриллон взмахнул шипом прямо перед глазами гоблина. Несчастное существо начало извиваться и, жалобно похныкивая, попыталось отвернуться.
Огриллон рассмеялся, толпа разразилась хохотом. Жестокий монстр сделал движение рукой, едва заметное, но точно рассчитанное, и шип вонзился гоблину в глаз. Гоблин задохнулся, и собравишеся твари притихли, зная, что сейчас последуют душераздирающие крики. Огриллон дернул руку на себя, зазубрины на шипе зацепились за глазное яблоко, и глаз, вырванный из глазницы, покатился по щеке несчастного.
А затем раздались вопли, пронзительные, ужасные вопли.
А зрители — орки, огры и гоблины — разразились восторженными криками.
Реджис тоже вопил, преодолевая отвращение, потому что он вполне справедливо подозревал, что некоторые из несчастных жертв очутились на арене в лапах огриллона–садиста за меньшие проступки, чем недостаток восторга. Трое были гоблинами; один сейчас вопил, второй был привязан к столу в передней части сцены, и наверняка скоро ему должны были вспороть брюхо, а третий безвольно свисал со столба — скорее всего, он был уже мертв. Четвертым был дворф, он висел неподвижно, и губы его шевелились.
Он поет про себя древнюю песнь своего народа, догадался Реджис, чтобы мыслями унестись прочь, далеко–далеко от этого ада на земле.
Реджису ужасно хотелось отправиться к нему, сражаться и умереть рядом с ним. Или, может быть, просто пронзить рапирой сердце бедняги и покончить со всем этим, потому что сбежать отсюда они не могли. Конечно же, лучше быстрая смерть.
Хафлинг в обличье гоблина очнулся, когда огриллон подошел к пленному дворфу. Палач обернулся к зрителям и показал большие мехи.
Улюлюканье и вопли стали совершенно оглушительными.
Огриллон схватил дворфа за волосы, дернул его голову назад и начал лить жидкость ему в глотку, а орки надрывались от восторга.
Должно быть, это какой–то яд, подумал Реджис, причем особенно быстродействующий и жгучий, судя по тому, как дворф начал дергаться всем телом.
Нет, не яд, понял хафлинг в ужасе, когда борода дворфа задымилась. Это был не яд, а кислота.
Огриллон отошел в сторону, но дворф продолжал бить руками и ногами. Жуткая кровавая рана возникла на горле бедняги, и на пол закапала кровь, затем в обнаженной груди появилась большая дыра — это плоть растворялась под действием кислоты.
Он прожил еще очень, очень долго, издавая булькающие звуки, иногда странные пронзительные вопли, и дико дергал конечностями, обезумев от невыносимой боли. Реджис все это время вынужден был скрывать свой ужас, вынужден был радостно хохотать, свистеть и улюлюкать и притворяться таким же, как все.
Он жаждал выбраться из этих нор, убежать подальше отсюда и сражаться на поверхности. И еще в этот момент Реджису больше всего на свете хотелось пронзить рапирой грудь гоблина, орка или какого–нибудь другого монстра.
Его охватил ужас, но сильнее ужаса была ярость, свирепая, убийственная ярость.
Он, разумеется, не знал имени несчастного дворфа, но в тот миг поклялся про себя, что отомстит за него.
— Ба, ну хватит уже дуться, — обратился Бренор к дворфам, когда дверь была наконец наглухо запечатана, и монстры снова очутились за границами Мифрил Халла, за прочной стеной.
Ясно было, что сейчас дворфы снова сосредоточились на Дзирте. Их явно не обрадовало его появление. Сначала Компаньоны подумали, что дворфы клана Боевого Молота нервничают из–за присутствия невиданного существа, шестисотфутовой черной пантеры, но даже после того, как Дзирт отпустил Гвенвивар обратно в ее астральный дом, дворфы продолжали хмуриться.
— Ты себе шлем сломал, — заметил один из дворфов, и Бренор машинально поднял руку, чтобы ощупать голову.
— Ха, теперь он похож на шлем короля… — начала было женщина–дворф, но резко смолкла и ахнула.
— Эй, гляньте–ка на его щит! — воскликнул третий.
Остальные тоже задержали дыхание, затем окружили Компаньонов, направили на них копья и приготовили мечи.
— Живо говори, откуда вы взялись здесь, — потребовал дворф, заметивший сломанный шлем — шлем, на котором не хватало одного рога, так похожий на легендарный однорогий шлем легендарного короля Бренора, правившего здесь несколько веков назад.
— С запада, с Побережья Мечей, — ответил Бренор.
— Хочешь сказать, из верхних залов Мифрил Халла, — угрожающе произнесла женщина и едва не ткнула копьем в Бренора. — Ты свинья, которая грабит могилы!
Атрогейт повернулся, посмотрел на Бренора, затем на остальных, потом снова на Бренора, пытаясь разобраться, в чем дело.
И все–таки разобрался, потому что проревел свое «ба–ха–ха!».
— Ничего подобного! — воскликнула Кэтти–бри, выйдя вперед. — И мы все объясним, с начала и до конца, и король Коннерад будет доволен этим объяснением.
— Ага, объясните, да еще как, или вы все четверо огребете таких неприятностей, которых даже представить себе не можете, — пригрозил первый дворф, который, очевидно, командовал патрулем. — А сейчас отдай мне шлем и щит, — приказал он Бренору, но затем выпучил глаза и выдохнул: — И этот топор! Теперь все ясно, ты взял его из холодных рук мертвого короля!
— Разве ты достаточно прожил на свете, чтобы помнить этого мертвого короля? — спросил Бренор.
— Я воевал с Обальдом, — резко ответил дворф. — Под командованием самого Банака Браунанвила!
Бренор улыбнулся и снял шлем, затем вышел на свет, приблизился к дворфу.
— Тогда ты должен меня знать, — сказал он. — Если у тебя, конечно, память за последние несколько лет не отшибло.
Дворф в недоумении смотрел на него.
— Все вы! — заорал Бренор. — Никто из вас меня не помнит? Я же тренировался вместе с вашими «Потрошителями» из Фелба…
— Малыш Арр Арр! — воскликнула женщина и хотела сказать что–то еще, но у нее перехватило дыхание.
— Точно, да это же любимчик Рваного Дейна, — сказал командир. — Зачем ты вернулся, коротышка, и… и где ты раздобыл этот шлем и оружие? Судя по твоей репутации, ты не вор.
— Я не вор. И никогда им не был. Отведите нас к вашему королю Коннераду и узнаете всю правду, я вам обещаю.
— Ба, а что, если вы все колдуны и хотите пробраться в крепость, чтобы убить Коннерада? — подозрительно произнесла женщина–воин и снова направила на Бренора копье.
Бренор посмотрел на нее и презрительно фыркнул.
— А откуда нам знать, что это не так? — требовательно спросил командир.
— Ба–ха–ха! — надрывался Атрогейт. — А мы–то думали, что с орками тяжко иметь дело!
— Вы знаете меня под именем Малыша Арр Арра, знаете Реджинальда Круглого Щита из твердыни Фелбарр, друга Мифрил Халла и почетного «потрошителя», — заявил Бренор. — Все это верно, но должен признаться, у меня есть и другое имя, и это имя истинного друга Мифрил Халла, это совершенно точно. Вы даже не представляете, насколько. А теперь отведите меня и моих друзей к Коннераду — и если надо, разденьте нас догола, заткните нам рты и окружите нас вооруженными воинами. Но нам нужно много чего сказать вашему королю, и вашему королю очень важно это услышать.
— Сдайте оружие, — потребовала женщина.
— Да, давайте, — поддержал ее командир.
Бренор посмотрел на Дзирта, который пожал плечами, затем на Атрогейта, который засмеялся еще громче. И, к его изумлению, чернобородый дворф первым отдал свои драгоценные кистени.
— Только не вздумай их облизывать, понятно? — предостерег он дворфа, который забрал оружие. — От одного у тебя зубы сгниют, а второй преподнесет тебе сюрприз в следующий раз, когда ты станешь грызть баранью кость, попомни мои слова.
Бренор протянул топор командиру, затем начал снимать щит, но сначала вытащил из–за него кружку пива, и все в изумлении уставились на него.
— Чертовски удобный щит, — заметил он и, подмигнув, отдал его.
— И шлем тоже давай, — потребовал дворф.
— Нет, шлем не отдам, — отказался Бренор.
— Ба, да ладно, пусть идет в шлеме, — вмешалась женщина–дворф. Она закинула Тулмарил на плечо, на другое плечо повесила пояс с мечами Дзирта.
— Если сейчас придется драться, ты должна будешь отдать мне все это как можно быстрее, — предупредил ее Дзирт, и она кивнула. Она только что собственными глазами видела, как дроу использовал в бою это смертоносное оружие, отгоняя орков от проломленной железной двери.
И они направились прочь, через нижний уровень рудников Мифрил Халла, и наконец вступили в гигантский подземный город дворфов. Атрогейт озирался по сторонам с интересом и некоторым облегчением, явно радуясь тому, что они убрались из внешних туннелей.
Он приходил в Мифрил Халл несколько десятилетий назад в качестве шпиона и тайного эмиссара Джарлакса, с целью уговорить Дзирта и его друзей покинуть крепость.
Для троих Компаньонов возвращение в Мифрил Халл было чем–то большим, нежели просто спасением от орков. Бренор вспоминал свой последний визит в крепость; это было всего несколько лет назад, когда его знали здесь под именем Малыша Арр Арра. Он подумал о могилах, о собственной пустой пирамиде из камней, о могилах своего отца и деда, о могиле старого Гандалуга, первого короля Мифрил Халла, который, подобно Бренору, поднялся из могилы, чтобы снова стать повелителем Мифрил Халла, уже девятым по счету.
Он смотрел на свою любимую дочь, вспоминая две другие погребальные насыпи, под которыми покоились прежние тела ее и Реджиса. «Интересно, что почувствует Кэтти–бри, когда взглянет на собственную могилу», — подумал он. Ведь сам он видел в верхнем парадном зале Гауитлгрима свою пирамиду, где некогда лежало его бывшее тело, и зрелище разрытой могилы потрясло его до глубины души.
Ах, и еще могила Реджиса. Он знал, что Реджису, возможно, скоро понадобится вторая могила…
Эта мысль неотступно преследовала его и заставила горбиться, немного ослабила его решимость и лишила радости возвращения домой. Так было не только с Бренором, но и с Дзиртом, и с Кэтти–бри, и даже Атрогейт ступал тяжелее обычного.
Они оставили в руках врагов двух дорогих друзей и могущественных союзников.
— Верьте в них, — шепнул Дзирт, когда они шли по подземному городу, по туннелям, ведущим в приемный зал короля Коннерада Браунанвила. Он больше ничего не сказал, в этом не было нужды, потому что друзья поняли, кого он имеет в виду.
Да, все они понимали, что им следует верить в Реджиса и Вульфгара. В тех, кто провалился в ловушку в зловещем коридоре, в тех, кто, возможно, был еще жив.
Сейчас для Компаньонов из Халла не время расставаться с надеждой.
Он приходил в себя, снова терял сознание; он уже не понимал, сколько времени прошло с тех пор, как он очутился здесь. Всякий раз, открывая глаза, Вульфгар удивлялся тому, что еще жив.
Иногда его приводил в чувство чей–то пронзительный вопль, иногда громкий металлический лязг, доносившийся из ямы посредине комнаты. Он не знал, какая гадкая тварь там сидит, но она явно была сильной, прожорливой, чудовищной. Когда неизвестное существо начинало биться в своей тюрьме, вся пещера буквально содрогалась.
Оно снова завозилось, и Вульфгару удалось перевести взгляд на палача–огриллона и его слуг–гоблинов — они отошли от ямы. Увидев на краю ямы лужу крови и кучу внутренностей, Вульфгар понял, что жестокий тюремщик только что скормил своему отвратительному «питомцу» еще одного несчастного замученного пленника.
В помещении появился орк в шаманском одеянии и, поспешно подойдя к огриллону, заговорил с ним. Вульфгар не слышал, о чем шла речь, и в любом случае он не понял их бы языка. Однако по какой–то причине у него возникло нехорошее предчувствие — и оно усилилось, когда орк указал на него, Вульфгара, и направился в его сторону, а остальные последовали за ним.
— Кто твои друзья? — жестко спросил орк, ударив пленника по лицу. — Дроу, дворфы и женщина–колдунья? Кто они такие?
— У меня нет друзей, — прошептал Вульфгар еле слышно. Очевидно, ответ не устроил орка, потому что он осыпал варвара мощными ударами кулаков, едва не переломав ему ребра. Злобная тварь была вооружена кастетом, и шипы наносили Вульфгару болезненные раны.
— Кто они?! — снова рявкнул орк. — Как они выбрались отсюда?
Вульфгар с трудом расслышал его слова, он вообще едва соображал, где он и как сюда попал, но последняя фраза прозвучала в его ушах подобно сладкой музыке.
Его друзья спасены!
Несмотря на побои и боль, на его окровавленном лице появилась улыбка.
— Взять его! — заорал орк, обращаясь к огриллону. — На арену. Забирай его. Разорви его в клочья!
С этими словами орк ударил Вульфгара локтем в лицо, и голова варвара дернулась назад. Он ударился затылком о каменную стену, и перед глазами возникла пелена, а в голове все смешалось.
Вульфгар смутно слышал, как его цепи снимают со стены, затем ощутил резкую боль в ногах, когда вынужден был встать. Он рухнул на пол, и его куда–то потащили. Он ухитрился открыть один глаз, когда его швырнули на тележку, но почти ничего не увидел. А потом тело гоблина, брошенное сверху, закрыло ему лицо.
Он видел огриллона у тележки, слышал, как тварь проорала что–то гоблинам, но не понимал слов.
Один из гоблинов крикнул что–то в ответ, и палач яростно заревел.
Затем раздался резкий щелчок — возможно, сломалась чья–то кость, кость Вульфгара или гоблина, лежавшего на тележке.
Огриллон отошел прочь, и, выглянув из–под тела гоблина, Вульфгар заметил, что тот бежит к центру комнаты. Потом он что–то крикнул, вроде бы поскользнулся и упал лицом вниз.
Но все это происходило слишком далеко, и Вульфгару было почти ничего не видно, к тому же гоблин мешал ему смотреть. Он услышал какие–то вопли: это кричали огриллон и гоблин, решил он. Потом раздался грохот.
Новые крики, крики ужаса, душераздирающие, страшные, и комната содрогнулась, а монстр в яме забился, как бешеный.
Вульфгар не знал, что думать. Он попытался приподняться, но не смог, попытался повернуться, чтобы разглядеть, что же творится, но даже на это не сумел найти сил.
Однако несколько мгновений спустя оказалось, что это не имело значения. Палач–огриллон вернулся к выходу из пещеры, а с ним орк–шаман и еще несколько его отвратительных друзей, и все они сердито орали. Огриллон поднял ногу гоблина и посмотрел на Вульфгара, ухмыляясь из–под капюшона палача, который он нацепил.
Затем он исчез, и все вокруг погрузилось во тьму, а тележка поехала куда–то.
