Глава 23
Мой друг, палач
Он прикрыл ладонями глаза от солнца. На первый взгляд антикварная лавка выглядела совершенно нормально. Разумеется, за исключением того, что она была пуста, а дверь заперта на замок.
Стражник обернулся и взглянул поверх голов сопровождавшего его многочисленного отряда на вход в магазин, находившийся на противоположной стороне улицы; там второй отряд городской стражи Хелгабала стоял, глядя на замок. Как и «Мешок сокровищ Микки», «Полный карман Зи» выглядел покинутым.
— Ломайте дверь, — приказал командир отряда, старый дворф по имени Айвэн; он стоял посреди Петли, подбоченившись и сердито поджав губы. — Обе двери!
Воины несколько раз поднажали на двери, и слабые замки поддались. Солдаты ворвались в лавки, вытащив мечи из ножен.
Сразу же за ними последовали жрецы и маги в сопровождении особой охраны, потому что они предполагали встретить в обеих лавках серьезных противников, двух женщин, занимавшихся в Хелгабале торговлей древностями.
Но только эти две лавочницы были не просто женщинами.
Снаружи, на улице, волшебники, жрецы и лучники заняли свои позиции. Предполагалось, что, если драконы выйдут из лавок, их сразу же встретит смертоносный шквал стрел, дротиков и магических снарядов. На крышах были установлены баллисты, готовые стрелять огромными зазубренными копьями, за которыми тянулись тяжелые цепи.
С одной из крыш, находившихся в стороне от магазинов, Дрейлил Андрус наблюдал за происходящим, облокотившись на перила. Он покачал головой.
— Это безумие, — обратился он к своему спутнику, высокому человеку с ястребиным лицом, по имени Рыжий Мэззи, которого называли самым могущественным колдуном Дамары.
— А что такого? Мы выведем из лавок женщин в цепях, станем пытать до тех пор, пока они не признаются в том, что они драконы, и казним на радость зевакам, — ответил чародей. Казалось, ему скучно было даже разговаривать об этом.
— А тем временем ты и твои помощники, разумеется, объяснят, что вы с помощью магии не даете им принять свой естественный облик.
— Разумеется, — подтвердил Рыжий Мэззи.
— Неужели эта ложь не кажется тебе вопиющей?
— Конечно же, кажется, — рассмеялся чародей. — Но я же маг, и я хорошо обучен таким вещам. Мне самому, естественно, прекрасно известна истина: даже если возродится Пряжа Мистры, и я смогу ею воспользоваться, мы вряд ли сможем помешать дракону произвести такое элементарное действие, как переход в свой настоящий облик. Но обычные люди в это поверят — они поверят во все, что мы им скажем. Разве что–либо, кроме этого, имеет значение?
Капитан Андрус не нашелся, что возразить. Маг был совершенно прав.
— Итак, мы арестуем этих двух лавочниц и уведем их в цепях в тюрьму, и это будет живописное зрелище! — продолжал Рыжий Мэззи преувеличенно восторженным тоном.
— И король Ледяная Мантия заслужит титул Драконобора и наконец изгонит призрак, живущий в его замке, — сказал Андрус. — Всего лишь ценой жизни двух ни в чем не повинных женщин.
— Ба, это же просто торговки, лавочницы, они едва ли лучше крестьянок.
Андрус вздохнул.
— Как ты думаешь, есть ли какой–нибудь способ сохранить им жизнь?
— Какая–нибудь военная хитрость, обман? — переспросил Рыжий Мэззи.
— Да это все сплошной обман! — взревел Андрус, и маг рассмеялся.
— Действительно. Сколько лет ты служишь королю Ярину?
— Действительно, — согласился Андрус, не обращая внимания на риторический вопрос.
— Король Ярин получит свою блистательную победу над драконами из лавки в квартале Петля, — сказал маг. — Ты прав, эта победа обойдется ему недорого: всего лишь жизни двух ни в чем не повинных женщин.
Андрус снова вздохнул и, тяжело опершись на перила, посмотрел на двери лавок. Он увидел, как из обоих зданий вышли стражники и обступили командира–дворфа, стоявшего посреди улицы. Они прихватили из магазинов немало любопытных вещей, но, очевидно, женщин там не оказалось.
— Предположим, они действительно являются драконами, — продолжил Андрус. — Что тогда?
— Драконами? Настоящими драконами?
Андрус повернулся к Рыжему Мэззи. Он был доволен тем, что его предположение заставило чародея немного поволноваться.
— Да. Настоящими драконами. Возможно, старая карга сказала правду, когда уверяла, будто те же самые две сестры торговали в этом квартале почти сто лет назад. Уж наверняка в те дни Дамара и Вааса кишели вирмами, ведь тогда в Ваасе как раз правил король–колдун. Возможно, парочка из них под видом женщин пробралась в Гелиогабал и затерялась среди горожан.
— Под самым носом у паладина, короля Драконобора?
— А почему бы и нет? — Андрус пожал плечами.
— И под носом у Ольвена Друга Лесов, и магистра Кейна, и Эмелина Серого, величайшего волшебника Дамары всех времен?
— Допустим.
— Драконы? — Мэззи по–прежнему не желал поверить в подобную возможность.
— А разве все драконы поголовно — воплощение зла?
Чародей рассмеялся и покачал головой, услышав это в высшей степени нелепое высказывание.
В этот момент люк, ведущий на крышу, с грохотом откинулся, и появился дворф, командир отряда, отправленного на поимку драконов.
— Их там нет. И не было уже довольно давно.
— Сегодня хорошая погода, да и торговля идет неплохо, — заметил капитан Андрус. — С какой стати торговке закрывать свою лавку в такой день, тем более если вспомнить, что скоро наступит зима?
— Да дело не только в том, что лавки заперты, капитан, — ответил дворф. — Мы обнаружили туннель, соединяющий их, он проходит прямо под улицей.
Это вызвало интерес у воина и мага.
— Рассказывай быстрее, — велел Айвану Рыжий Мэззи.
— А это еще не все, — продолжил дворф. — Я в этих лавках бывал раньше, мой брат часто покупает всякие штуки у Леди Зи и Микки, и я вам могу сказать, что эти две госпожи прекрасно умеют оценивать товар. У них есть отличные вещицы, высшего качества, можете мне поверить. О, у них там и дешевки немало, конечно, — какой торговец устоит перед соблазном обмануть дурака, который ничего не понимает в старине, а?
— Ну и дальше что?! — раздраженно воскликнул капитан Андрус, решив, что он и так уже достаточно своего драгоценного времени потратил на это некрасивое предприятие.
— Но они сразу умели распознать дорогую вещь, с первого взгляда. И таких ценностей у них тоже на полках было много.
— Ну? — снова сказал Андрус.
— А сейчас ценных вещей нет, ни в той, ни в другой лавке, — объяснил Айвэн. — Осталась только всякая дрянь. Ничего не стоящие побрякушки, на которые только глупец позарится.
— Значит, они распродали ценные товары, — начал Андрус, но Рыжий Мэззи перебил его:
— Ты считаешь, что они забрали с собой самые дорогие вещи. Они бросили свои лавки и смылись, прихватив все ценное?
— Да, по–моему, именно так и было.
— И они просто выехали из Хелгабала среди ночи с телегой, полной антикварных вещей?
— Нет, — одновременно произнесли дворф и Андрус.
— Прежде чем сюда прийти, мы расспросили стражников, охраняющих ворота, — объяснил Айвэн. — Вчера обе женщины были еще в городе, или позавчера, в общем, совсем недавно. Но они не выходили через ворота; по крайней мере никто их не видел.
Рыжий Мэззи обернулся к Андрусу и покачал головой.
— В таком случае они еще где–то в городе, — решил чародей.
— А может быть, они улетели под покровом ночи, — хмыкнул Андрус, но это была не совсем шутка.
— Унося в когтях половину содержимого магазина, а? — подхватил дворф.
Люди промолчали.
— Обыщите город, весь, до последнего дома, — приказал капитан Андрус, и дворф тяжело вздохнул:
— Город велик.
— И поставьте стражников у обеих лавок, а еще несколько воинов пусть дежурят поблизости, на случай, если Микки и Леди Зи вернутся, — скомандовал Андрус.
Затем капитан и Рыжий Мэззи спустились с крыши, оставив Айвэна размышлять о том, насколько далеко зайдет эта абсурдная охота, затеянная по прихоти тупоумного короля Ярина Ледяной Мантии.
— Драконы, — пробормотал дворф, покачивая головой.
Однажды ему приходилось летать на драконе, на огромном красном драконе, в далекой стране, много лет тому назад.
А еще с одним драконом он сражался, с мертвым драконом, драколичем, и это сражение было еще более захватывающим.
Айвэн Валуноплечий широко ухмыльнулся, вспоминая давно прошедшие дни. Он часто рассказывал эти байки в тавернах Хелгабала. И еще много других… Ну кто поверит, что он однажды поймал убегающего вампира в кузнечные мехи?
Но все равно, за эту историю его каждый раз угощали пивом!
Это была замечательная жизнь.
Огриллон торжественно прошелся по сцене, и из–под капюшона палача виднелась хищная усмешка. Тварь одно за другим брала орудия пытки и высоко поднимала, чтобы зрители могли их хорошенько рассмотреть. Вид этих наводящих ужас предметов вызывал волну восторженных воплей на разных языках. От улюлюканья и хохота дрожали стены, и все требовали мучительной и долгой смерти для варвара.
Им нечасто удавалось теперь заполучить на свое чудовищное празднество человека, да еще сразу же после боя. К тому же варвар за последние несколько недель уничтожил немало орков и их отвратительных сородичей.
Огриллон осмотрел амфитеатр. По его оценке здесь находилось несколько сотен орков, огров и гоблинов.
Во много раз больше, чем в прошлый раз. Полукруглый амфитеатр разделял надвое ров, в котором горел огромный костер, и языки пламени вздымались к потолку пещеры. Вокруг костра плясали гоблины и орки, которым не терпелось полюбоваться мучениями пленников.
Огриллон подошел к небольшому костру, разведенному на сцене, и вытащил из кучи тлеющих угольев раскаленную кочергу. Зловеще усмехаясь, тюремщик–садист шагнул к связанному гоблину.
Толпа взвыла, но не слишком восторженно, потому что им много раз приходилось смотреть на смерть ничтожных гоблинов, а этот, казалось, был уже полумертвым. Возможно, он даже не дернется, когда кочерга проткнет его мертвенно–бледную плоть?
Сообразив, что зрители разочарованы, огриллон отшвырнул кочергу, небрежно махнул в сторону гоблина, отвернулся и с явным отвращением наморщил нос.
Толпа загоготала.
Да, этот палач был настоящим артистом.
Огриллон подошел к «алтарю», расположенному посредине сцены, взял мехи с кислотой и поднял над головой. И в то время как взгляды всех зрителей были прикованы к этим мехам, он незаметно извлек из кармана вторые и положил на кошмарный жертвенный стол.
Затем монстр быстро подошел к гоблину, повернулся спиной к амфитеатру, снова помахал мешком с кислотой, а свободную руку сунул за пазуху и вытащил остро отточенный кинжал. Он на мгновение придавил своим весом висевшего на столбе гоблина, отступил на шаг, замер на несколько секунд и грубо начал лить кислоту в глотку жертве.
Раздалось отвратительное бульканье, но несчастное существо даже не задергалось.
Кровавое пятно появилось на горле гоблина. Кровь уже текла из второй раны в районе сердца — это была рана от кинжала. Гоблин был мертв еще до того, как огриллон поднес мехи с кислотой к его губам.
На груди и животе появились новые кровавые пятна; это кислота разъедала тело существа изнутри, растворяла его легкие и желудок.
Но не было слышно ни криков, не было и агонии, которой ждали зрители.
Зрители сообразили, что гоблин уже испустил дух, и со всех сторон послышались грубые вопли, насмешки и брань.
В это время Вульфгару удалось открыть один глаз, и он огляделся по сторонам. Он увидел, как верхняя часть тела гоблина наполовину растворилась и отвалилась, и кислота, внутренности и еще какая–то отвратительная жидкость полились на пол. И на сей раз мерзкие твари обрадовались, принялись подпрыгивать, вопить и хохотать.
Палач тем временем быстро шагнул к столу и взял другие мехи. Снова продемонстрировал их толпе, и некоторые зрители приветственно засвистели. Однако те, кто решил, что кислота убивает слишком быстро и это неинтересно, заорали, чтобы огриллон остановился. Обычно кислоту применяли в самом конце.
Однако огриллон не обратил внимания на крики. Развернувшись, он устремился к Вульфгару.
Единственный уцелевший глаз Вульфгара расширился от ужаса. Он должен драться!
Он попытался поднять ноги, но одна нога не слушалась, она распухла и сильно болела. Человек извивался и дергался, но не мог освободить скованные руки.
Огриллон ударил его по ноге, подошел совсем близко, поднес окровавленную лапу к его горлу, приставил мехи к его рту.
В отчаянии варвар попытался отвернуться. Разумеется, он был готов к смерти, он предпочитал смерть заключению в кошмарной темнице, но в этот миг инстинкт самосохранения взял верх и приказал ему сражаться за свою жизнь до последнего.
Однако огриллон упрямо приставлял мехи к его губам. Вульфгар дернул головой в сторону, и все же немного жидкости попало ему в рот. Он попытался ее выплюнуть, но огриллон помешал ему, залил ему в рот еще.
И Вульфгар невольно сделал глоток, однако вместо жжения он ощутил… тепло.
— Кричи громче, дурак, — прошептал ему на ухо огриллон. Голос его показался варвару странно знакомым.
Палач отступил на шаг. Вульфгар не сразу сообразил, что происходит. На губах и на горле его виднелась кровь, но это была не его кровь. Это палач–огриллон заляпал его своими окровавленными лапами.
Окровавленные лапы, и этот знакомый голос.
И Вульфгар пронзительно закричал, забился в своих цепях. Зрители получили представление, которого ждали с таким нетерпением.
Мехи снова появились у его лица, и он сделал вид, будто пытается отстраниться, но нет: огриллон оказался проворнее, и Вульфгар сделал несколько больших глотков.
Свободная рука огриллона, в которой был зажат какой–то небольшой инструмент, потянулась к наручникам. Палач приблизился к Вульфгару, словно хотел помешать ему отвернуться.
— Не выдергивай руку, — приказал он, и Вульфгар почувствовал, что наручники открылись — это проворные пальцы ловко взломали примитивный замок. — Хватайся за цепь и держи руку над головой.
Огриллон отошел от пленника и развернулся к зрителям.
— И не переставай орать, — сказал он, немного повысив голос, чтобы его было слышно из–за рева толпы.
И Вульфгар повиновался, вопил и дергался, как будто его терзала жестокая, жгучая боль.
Но на самом деле он чувствовал, как кости его чудесным образом срастаются, как затягиваются раны, заживает глаз; в мозгу прояснялось. Он выпил половину содержимого мехов, несколько мощных доз целительного снадобья. Ему даже показалось, что ноги зажили, и что теперь он снова сможет стоять без поддержки.
Мгновение спустя он понял, что так оно и есть!
Палач–огриллон прошелся по сцене, размахивая мехами под восторженные вопли орков и гоблинов. Варвар ревел, изображая агонию. Зрители — орки, гоблины, огры и огриллоны — визжали, свистели, улюлюкали, плевались, изрыгали проклятия, швыряли камни в варвара, прикованного к столбу.
— Притворись, что потерял сознание, — негромко велел огриллон в капюшоне палача, проходя мимо пленника. Вульфгар обмяк, повис на цепях, и казалось, что у него не было больше сил кричать и биться.
Толпа разочарованно взвыла.
Огриллон подскочил к человеку и сделал вид, будто хочет откусить ему ухо, но вместо этого велел ему снова кричать, и Вульфгар закричал.
— Я дам тебе знак, — пообещал палач, отстранился и снова поднес мехи к губам Вульфгара. Он вылил остатки содержимого в рот варвару, а другой рукой открыл замок наручников на второй руке.
Вульфгар взвыл, и толпа оглушительно заревела. Варвар заметил, как палач слегка кивнул, и снова безвольно повис, держась за цепи наручников и делая вид, что ноги не держат его.
Зрители притихли и пристально уставились на сцену, очевидно, решив, что представление окончено.
Но ухмылка палача–огриллона говорила об обратном. Тварь сунула руку под грязную одежду, извлекла из–за пазухи небольшой сосуд и подняла высоко над головой, чтобы все смогли его разглядеть. Те, кто сидел ближе, наклонились вперед, предвкушая очередное развлечение, не понимая, что содержится в этом флаконе. Может быть, какая–нибудь новая штука для пыток? Кислота, яд, а может, это снадобье могло оживить и немного привести в себя обессилевшего человека, чтобы пытать его дальше на потеху толпе?
Но нет, флакон предназначался вовсе не для пленника, сообразили они, когда огриллон резким движением швырнул бутылочку со сцены в зрительный зал.
Она пролетела над головами сидевших в первых рядах гоблинов, провожаемая сотнями изумленных взглядов, и упала в костер. Содержимое взорвалось, во все стороны полетели горящие поленья и сучья, и дождь искр осыпал зрителей.
— Давай! — крикнул палач, который вовсе не был палачом, своему другу–варвару, и Вульфгар твердо встал на ноги и, отбросив наручники, отскочил от столба.
Огриллон снова поднял руку, в которой была зажата пригоршня небольших керамических шариков. Однако лишь немногие из ошарашенных, растерявшихся, разъяренных тварей заметили этот очередной фокус.
Гоблины пронзительно визжали, орки хрипели, и мало кто понял, что происходит, и предпринял какие–то действия.
Однако у кого–то все же хватило на это ума, например у одного могучего огра, сидевшего неподалеку от сцены. Он резко поднялся на ноги.
«Палач» взмахнул рукой, и керамические шарики полетели вперед. Ударяясь о пол, они разлетались на куски. Содержимое их излучало свет, магический, божественный, ослепительный свет.
Последний керамический шарик разбился прямо под ногами приближавшегося огра, и тот возмущенно зарычал и отпрянул, прикрывая глаза, которым многие месяцы не приходилось видеть яркого света.
— За мной! Бежим! — окликнул огриллон Вульфгара, и варвар последовал его примеру.
Однако, сделав всего пару шагов, он остановился, обернулся в сторону толпы, уклонился от брошенного копья и присмотрелся к одному крупному орку. Эта тварь, могучая и жестокая на вид, судя но всему, организовывала остальных, собирала всех под свою руку. Орк поднял оружие над головой, словно штандарт, и оружие это действительно было совершенно необычным.
Огриллон подбежал к правому краю сцены, где находился вход в туннель, ведущий прочь из зала. Заметив, что варвар отстал, палач резко обернулся; и как раз в этот момент Вульфгар, у которого в руках откуда–то взялся Клык Защитника, ударил какого–то огра прямо в морду и отшвырнул вниз, в кучку орков, пытавшихся взобраться на сцену.
Не прекращая движения, Вульфгар швырнул молот в зрительный зал, целясь в самого крупного орка, который так и стоял, непонимающе уставившись на свои пустые руки. Ведь всего несколько мгновений назад в пальцах его был зажат тот самый боевой молот, который сейчас проломил ему череп.
Вульфгар и Реджис, принявший облик огриллона, выбежали из зала и понеслись по коридору в пыточную камеру, а сотни монстров со злобным ревом устремились в погоню.
