Иван проснулся с бешенно колотящимся сердцем, с холодной испариной на лбу. Хорошо, что в этот раз хотя бы не кричал, будя спящую рядом Марину, чей сон также спокойным не назовешь. Досталось ей…

Снова этот сон. Снова этот Ангел с двумя абордажными саблямя в руках, одна из которых обломана чуть выше середины, у другой наполовину прозрачное лезвие. Ангел весь в крови. Совершенно весь, с головы и до ног. Кровь стекает и с его сабель, течет по лицу. Только совершенно белые ангельские крылья за его спиной девственно чисты, словно только что выпавший на землю снег.

Он идет по казарме батальона охраны космодрома, аккуратно переступая через части человеческих тел и оружия, через перерубленные шконари и разбросанные табуретки. И опять все это в крови. Даже на потолке брызги крови. На стенах… Пол просто залит ею, завален кусками тел, отрубленными конечностями, головами, вывалившимися внутренностями… Их много. Очень много.

Абордажная сабля с ферритовой полосой по лезвию, так называемой «ферритовой заточкой», в умелых руках – страшная вещь. Ее удар не останавливает ни металл, ни камень, ни кости, ни даже ферритовая броня классом ниже тяжелого космического скафандра высшей защиты, ни тем более мясо. В телах она не застревает, а металлическая основа имеет массу и баланс настоящего, обычного клинка.

Вот только мастеров управляться этой опасной игрушкой мало: легко можно самого себя задеть и отхватить что-нибудь нужное. Слишком уж на больших скоростях она работает. Документально заверенный факт, что в седой древности, тогда еще гусары, похвалялись друг перед другом сноровкой, выходя под ливень и вращая над головой саблю, так что и капля не успевала упасть на удальца.

Современная версия этого оружия, выдавала те же показатели. Но умелых рук было мало.

Ангел идет спокойно, едва шевеля на ходу крыльями. А за его левым плечом видится размытый, расплывчатый, не четкий силуэт девушки в белом платье. Иван не видит ее лица, но чувствует ее присутствие, которое одновременно материально и тут же, совершенно точно выходит за все рамки обычного, плотного мира.

Взгляд Ангела чист и безмятежен, на окровавленном лице не играют эмоции, оно спокойно и умиротворено, ни тоски, ни печали, ни радости…

И Ангел идет к нему. В пяти метрах от него отряхивает резким движением свои клинки. Идет дальше, обломок всаживает в дверной косяк. Подбирает с пола ножны и вдевает в них оставшуюся целой саблю.

Потом делает еще шаг и кладет руку на плечо Ивану. В этот момент обычно Наследник Императорского Престола просыпался в ужасе.

На самом деле, тогда в Меконге, крыльев у Леонида не было. И женский силуэт за левым плечом не маячил. Все это дорисовало потом воображение самого Ивана, но остальное… Остальное было именно так.

Леонид вышел из казармы весь залитый чужой кровью, мозгами и чем-то еще, думать о происхождении чего вообще не хотелось. Вонь была от него и из дверей тошнотворная. Марина сунулась с дуру внутрь здания, но через пару секунд, которых ей хватило на осознание увиденного, выскочила наружу и долго, мучительно опорожняла желудок в ближайший куст.

Леонид же попросил Лену присмотреть пока за ребятами, сходил в душевую этой же казармы, где залез под струи воды целиком, прямо в одежде и снаряжении.

Вышел оттуда минут через пять, мокрый, хоть отжимай, но хотя бы уже не вонял так…

А дальше взял скрипач у Лены заранее приготовленную и, оставленную ей «на подержать», АШК-17 с прикрученным на нее ночным прицелом, и пошел в темноту на охоту…

Потом был короткий штурм, переговоры с Террой, обратный прорыв, взрывы, пожары… В общем после той сцены, в памяти Ивана все смешалось в одну малоинформативную кашу. Видимо психика просто не справлялось с наплывом такого количества травмирующих образов, запахов, звуков и притушило сознание.

Иван вылез из кровати и дошел до ванной комнаты, где сунул голову под холодный кран, прогоняя остатки сна и дурноты.

Потом вытерся, оделся и пошел к отцу в кабинет. Зная его привычку вставать рано и работать с документами по утрам, Иван не сомневался, что тот будет там.

– Здравствуй, отец, – сказал он, входя в кабинет.

– Привет, – отозвался тот, снимая компьютерные очки и массируя пальцами переносицу. – Не спится?

– Кошмары мучают, – признался Иван, усаживаясь в стоящее у стены кресло.

– И что в них? Камбоджа? – предположил отец. Иван кивнул.

– Ты был на войне, пап? – спросил он. – Не на флагмане, на капитанском мостике, не в ставке полевого командования?

– Был, – просто сказал Император. Без подробностей. Но Ивану и этого было вполне достаточно.

– Как ты справляешься с кошмарами? С теми, которые возвращаются снова и снова, с теми, что заставляют просыпаться в холодном поту и потом долго не выходят из головы на яву?

– Никак, – ответил отец и снова потер переносицу. – Как ты и говоришь, они возвращаются снова и снова, как не гони их, как не заливай алкоголем или снотворным.

– И что же делать?

– Жить. И помнить. Помнить и жить. Что же еще? – снова потер переносицу отец. – Расскажешь, что именно тебе снится?

– Казарма батальона охраны космодрома Меконга. Лёня… с саблями.

– Лёня… Занимательный юноша. Знаешь, что интересно, Иван, – взял в руки старомодную перьевую ручку и опустил на нее глаза отец. – Я ведь помню про захват Черным Солнцем орбитальной станции на Терре. Это было незадолго до гибели моего брата и эпидемии «самураев» в СИБ.

– Я не слышал о захвате целой орбитальной станции, – заинтересовался Иван. – Про Черное Солнце слышал, а о станции нет.

– Не слышал, потому что об этом не говорили и не писали. Станцию освободили быстрее, чем об этом прознали журналисты. И сделал это один единственный человек. Агент СИБ под прикрытием, позывной Кашим.

– Занимательно, – расслабил спину на кресле Иван.

– Региональный координатор Терры, ведший переговоры с главарем группы террористов, сказал два слова: «Кашим фас». Прошло меньше часа – и станция свободна. А на полу в коридорах осталось пятьдесят три трупа террористов. Там еще проблема была: ЧС изначально планировали сбросить станцию на Новопитер и уже заклинили маршевые движки вместе с генератором, а подходы заблокировали аварийными переборками. Так этот Кашим, представляешь, влез в учебный истребитель и, обломав под самый корень крылья с хвостом, протащил его по коридорам станции до самого реактора, где взорвал его вместе с переборкой, расклинил движки… И все. Весь захват.

– Звучит просто.

– Примерно также, как «пришли на космодром, перебили батальон охраны, вышли на связь и ушли обратно в джунгли», – усмехнулся отец.

– Ты это к чему?

– К тому, что Звездой Героя я подписал указ наградить именно Кашима. И мне рапортовали о выполнении. И знаешь у кого оказалась эта Звезда в результате?

– У кого?

– У твоего нового друга Лёни Жестянкина. Забавное совпадение? – улыбнулся отец.

– Так, постой-постой, Сонин же рассказывал мне об этом. Точно! Заря-1 станция называлась…

– Именно, – кивнул отец. – В связи с твоим похищением, я не поленился и запросил то дело почитать. Не представляешь, насколько интересным оказалось чтиво.

– В каком смысле?

– В совершенно прямом. Оказалось, что память меня жутко подводит, а спросить не у кого, так как все ответственные лица записались в «самураи».

– И в чем подводит память?

– Первоначально, как я помню, мне докладывали, что все сделал один единственнй Кашим. Но в деле записано, что убивал Кашим, а таранил переборку на истребителе уже тринадцатилетний кадет Лёня Жестянкин, проходивший там практику по пилотированию. За что и удостоен звания Героя Империи. А Кашим продолжил выполнение задания под прикрытием и погиб в теракте, убившем моего брата. Забавно, правда?

– Обхохочешься, – сказал Иван.

– Посвящу тебя в один маленький государственный секрет, сынок.

– Какой же?

– Расследование СБ СИБ показало, что мой брат, твой дядя, и был организатором ЧС. Вместе с директором СИБ (первым «самураем»), военным министром (погиб вместе с моим братом при взрыве), еще шестью «самураями» из СИБ и сошками помельче. Обычный такой заговор, ставящий собой цель дворцовый переворот. Забавно то, что ответственность за теракт взяло на себя само же Черное Солнце. Такой вот казус. Особенно учитывая, что вся силовая группа ЧС была к тому времени уничтожена. За исключением одного человека: Говоркова Ивана Николаевича, позывной Говорун. Его не нашли до сих пор.

– Думаешь он уничтожил ЧС? Этот Говорун?

– Так думает СБ СИБ.

– А ты?

– А я… не стану поднимать это дело снова. Оно закрыто к взаимному удовольствию.

– Но ты же мне сейчас открытым текстом сказал, что Жестянкин это Кашим?!

– Я сказал, что Кашим официально числится погибшим в том теракте. А Говоркова до сих пор не нашли.

– А Звезда Героя?

– Ошибка исполнителя, между прочим покончившего с собой, когда ее осознал.

– Ну, вот к чему ты тогда все это? Совсем мне голову запутал! – прихлопнул по подлокотнику Иван.

– К тому, сынок, что ты лично был свидетелем того, как один единственный человек за двадцать один день сверг одного правителя и посадил другого. И если этот человек считает тебя другом, то не делай так, чтобы он начал считать тебя врагом. Лучше скажи мне, как СОИС умудрилась тебя потерять? Как ты сбросил с хвоста матерых профессионалов?

– Я не сбрасывал. Просто психанул и поехал на Ривьеру развеяться. Не особо прячась. Просто без кортежа и не афишируя принадлежность к Императорской Семье.

– А СОИС тебя смогли найти только при посадке в тот самый лайнер. Причем доложила о тебе рапортом именно Гонцова. Приложив к нему фотографии, прогнанные через программу распознавания лиц с очков Жестянкина.

– То есть, он узнал меня сразу же? Как только я подошел? – дошло до Ивана.

– Именно. Есть о чем подумать, правда?

– Правда…

– Вот и подумай. А я поработаю.