Глава 8
Бьорн Толстый. Повелительница сокотов
Кто такие сокоты – ни Ухо Дятла, ни Касалан внятно объяснить не сумели. По их словам выходило, что это такие кошки, которые ходят огромной стаей, охотясь на всех встречных без разбора. А точнее контуперы сказать не могут, потому что все упомянутые встречные были сокотами сожраны – после них очевидцев или свидетелей не оставалось. И костей очевидцев – тоже не оставалось.
Водятся же сокоты как раз в этих местах, перед перевалом… Мы с Энди выразили сомнение: раз стая, значит, не кошки. И если они слопали всех их видевших, то откуда о них известно? Но контуперы упорно стояли на своем, а Ухо Дятла даже обиделся: «Кошки, кошки, да. Не убежать и не отбиться, да. Прадедушка говорил, а ему, да, его прадедушка, а тому… Что же, столько прадедушек врать будут, да?!»
Я сидел, положив пятки на бревно и откинувшись спиной на мешок. Задранным босым ногам было хорошо… Сегодня мы вышли еще затемно, часов в пять утра, и остановились на отдых только в полдень. Если верить нашему выдающемуся проводнику – до вожделенного перевала оставалось уже не так много. К ночи мы должны через него перебраться, а там сокоты не водятся.
День выдался отличный, прохладный и пасмурный, и идти было легко. Рана моя почти совсем зажила, немилосердно чесалась, и я наслаждался, скребя ее сквозь повязку. Это причиняло приятную боль и взбадривало – иногда я понимаю мазохистов. И спать не так хочется. В конце концов, чуть больше суток не сплю, терпеть пока можно.
Всю дорогу местность заметно поднималась, и лес вокруг изменился. Лиственные сосны, преобладавшие у обрыва, постепенно исчезли совсем. Зато появились сосны нормальные, и росли они куда чаще. Мха вокруг оставалось все еще много, но появилась трава и папоротники. Попадались заросли орешника, еще какие-то кусты, участки смешанного леса с березами и дубами. Почва стала более песчаной, а кое-где из земли торчали огромные валуны.
Костерок догорел совсем, остались одни угли. Сваренный мной суп мужики умяли за пять минут, супчик удался, но не стоило мне его есть – уютное тепло расползалось от набитого брюха по всему телу, лишая желания двигаться. Минут через двадцать предстояло подняться и шагать дальше, об этом лень было даже думать.
Может быть, не надо было отказываться от предложения Касалана. Тогда я бы не клевал сейчас носом. Но откуда я знаю, как подействует на меня незнакомый отвар? Пробовал я эти средства против сна: всего колбасит, сердечко колотится, глаза не закрываются, а в голове крутится одна мысль, да и та совершенно дебильная, например – зачем на свете медузы и дизентерия? И обдумывается в течение многих часов. В итоге делается вывод, что все чепуха и суета сует. Впрочем, когда человек долго не спит, он неизбежно тупеет и становится склонным к философии.
Тяжелее всего вот так вот сидеть, гнать от себя сон и чувствовать, как твою защиту пытаются продавить Росомаха и откуда-то издалека Тор. Все это тоже, конечно, чепуха, не продавят, а вот хотел бы я знать, где сейчас Елена. Такое ощущение, что совсем рядом, вот-вот появится из-за куста, раскрасневшаяся, в своем зеленом охотничьем костюме… Ножки-ручки гудят, я уже потерял в результате всей этой катавасии килограммов несколько. Если так пойдет дальше, скоро ни у кого язык не повернется назвать меня толстым…
Нет, я никогда не был нытиком, хотя, может быть, и не отличался излишним мужеством. Еще в юности пришел к простому и оптимистичному выводу: любое даже самое гнусное мероприятие имеет свои положительные стороны. Повешенный перестает дрыгать ногами и отправляется в спокойное небытие; предательство любимой предвещает душевную пьянку с другом; путешествие способно порадовать остановками и, рано или поздно, заканчивается. Все это, разумеется, тоже чепуха.
– Ну, чего пригорюнились, дорогой друг? – спросил граф, расположившийся напротив меня и пытающийся отмыть опустошенный котел с помощью пива из фляги и пучка травы.
Мыть котел у графа не больно-то получалось, поскольку делал он это впервые в жизни. После обеда он уговорил меня сыграть в кости – моя удача оказалась сильнее. Как раз на мытье котла мы и играли. Граф попытался увильнуть и перепоручить мойку Уху Дятла – мол, подобное занятие может уронить его королевское достоинство в глазах подданных. Я, однако, настоял: если бы проиграл я, то котел бы отдраил. Дружище граф догадывается, наверное, что мне, сыну Одного, – того-этого на его достоинство с высоких небес?..
– А вы в курсе, что все чепуха и суета сует? – пробурчал я.
– Ну а как же! – сказал граф, скептически рассматривая стенки котла, – кто же не в курсе? Если позволите, дорогой друг, я расскажу вам по этому поводу одну поучительную историю…
– Надо собираться, – сказал я быстро, – куда это мой мешок запропастился? Граф, а историю вы лучше потом расскажете. Например, Касалану… И возьмите песка вместо травы, а то до утра не отмоете!
– Мешок у вас за спиной, дорогой друг… Ладно, так и быть, не буду вас забалтывать, – улыбнулся граф, оглядываясь в поисках песка. – А истории хорошо Уху Дятла рассказывать. Вот благодарный слушатель!
– Это он для Острого Топора сведения собирает, гаденыш, – подал голос Крыс, обыгрывая в очередной раз Маленького Дика в крестики-нолики. – Ну, подставляй лоб…
Крестикам-ноликам Крыс научил пирата только что, но радовался выигрышам, как ребенок. Дик же, наоборот, сидел мрачно-задумчивый и грыз конец палки, причем тот конец, которым он, играя, царапал землю. Мне казалось, что я слышу, как она хрустит у него на зубах. Играли они на щелбаны.
– Бьорн, – сказал Энди, – ты, помнится, хотел «Зажигалке» научиться. Не передумал?
Маг лежал рядом со мной, также закинув ноги, как обычно уткнувшись в свою бумагу с заклинаниями.
– Да, конечно. Полезная вещь… – Я зевнул. – Получится вряд ли, но отчего не попробовать? Учи.
– Тогда смотри, братушка… Все проще простого. Нужно проговорить коротенькое заклинание. Прочитаешь отсюда. – Энди придвинулся, держа пальцем нужную строчку на листе. – Показать рукой на то, что должно загореться. На эту веточку, скажем. И, почему-то, сказать слово «Ом».
– Насчет «Ом» – это как раз понятно: все маги им заклинания заканчивают. Слово силы как-никак.
Я присмотрелся к написанному.
– Хоть буря снежная ярится… хоть ветер обдает дождем… из искры пламя возгорится. М-да… однако, давно я таких потешных отглагольных рифм не видал. Слушай, если это стихи, то явно не хватает строчки. Хотя бы одной.
– Не надо строчки! Ты не сказал «Ом» и не показал на ветку. Попробуй еще раз!
Я попробовал. После чего дотянулся до валяющейся сухой веточки, которую пытался заколдовать, и потрогал ее. Веточка была даже не теплая.
– Что за черт, – удивился Энди, – еще утром работало! Дай-ка я сам…
Он пробормотал свои вирши, омкнул – и веточка сразу зажглась.
– Странно, что у тебя не выходит. – Кажется, Энди расстроился. – Должно работать… ты ведь тоже на истинном говоришь?
– На нем. А странного ничего нет. Ты маг, тебя истинный язык сам выбрал, по доброй воле. Я бог, и в меня его насильно запихнули. Вот он и не больно-то слушается.
– Блин… а как его в тебя запихнули?
– Как и во всех богов. – Я пожал плечами. – Папаша Один заклял как-то свое семя, с тех пор мы и рождаемся. В магии не сильны, зато как боги кое-чего стоим. Ну что, не пора ли нам пора? Собираемся?
– Блин, давай еще минут десять отдохнем? А?
– Давай, – пожал я плечами.
– Слушай, Бьорн… Как ты думаешь, нарисованные тобой я и Елена живы еще? Переживаю за них что-то… Представляешь, они мне сегодня даже приснились.
– Я не думаю, я знаю… Живы-здоровы. А что именно приснилось?
– Да чепуха какая-то, – сказал Энди. – Я сны забываю моментально.
– Завидую вам, дорогой друг, – вздохнул граф. – Бьорн, а что вы про них знаете, если не секрет?
– Да, – оживился Энди, – расскажи!
– Нормально все у них. Сначала хотели на пшеничном поле поселиться, даже шалашик соорудили. Но там опасно было – птицы хищные, да и контуперы скоро урожай убирать будут. Так что я твоей копии подсказал путь к амбарам. Там, в закромах, им всяко поудобнее…
– Как подсказал?
– Мысленно. Все-таки я их создатель. Теперь они, демон меня того-этого, молятся мне о любой чепухе. Не слишком отвлекают, конечно. Так, зудят на краю сознания, если не прислушиваться. Но неловко как-то, я к такому не привык…
Я закрыл глаза, сосредоточился и посмотрел, как там у них дела.
– Ну? – забеспокоился Энди. – Не томи!
– Все в порядке. Кто бы мог подумать – нарисованный ты запаслив оказался, как хомяк. Столько натащить успел! В амбаре, где они устроились, щель под полом удобная. Темновато, но зато крыша над головой и вообще довольно уютно.
– А молятся они тебе о чем? Бьорн, ты откликайся! Ты за них в ответе!
– Да так, чепуха. У них словарный запас слов в пять пока, не всегда понимаю… Нарисованный Энди называет себя Э, а Елену – Е, это я разобрался. Еще есть слова: «бо» – это они ко мне так обращаются, «хо» – имеется в виду хочу, «мо» – подразумевается мое, «ша» – означает прячься, и слово «ы» – заменяет все прочие слова. Знаешь, не слишком легко откликнуться на просьбу «бо мо Е хо ы», да и не мое дело – сам Э пусть Е и уламывает, если «ы» – «хо»!
Энди глубоко задумался, потом поморщился и спросил с надеждой:
– А Е о чем молится?
– Примерно о том же. Из того, что я разобрал, она «хо» новое платье, ребенка и жареную лягушачью лапку.
– Блин, – расстроился маг. – Ну, блин, грустно как-то…
– Ничего, они развиваются. Утром сегодня новое слово, кстати, появилось. «Мы».
– Мы? Мы – это замечательно! – обрадовался Энди. – Это огромный шаг вперед. Мы! Коллектив! Человечество! Верю, они станут родоначальниками новой цивилизации!
Маг отсалютовал мне флягой и сделал торжественный глоток.
– «Мы» – сказал я, – это значит мышь. Видишь ли, я им тут мышку приручить помог.
– Блин… зачем?
– Ну как – зачем? Представь: утром просыпаешься – муку у контуперов из соседнего амбара притырить на пироги или уголек из их костра позаимствовать для очага – а она, твоя Е, тебе полную ореховую скорлупу молочка парного подносит. Прямо из-под мышки!
– Даже завидно, – заулыбался граф, – вы так аппетитно это рассказываете, дорогой друг. А сейчас они что делают?
Я мысленно посмотрел и сразу отвернулся. Э сумел-таки уговорить Е на «ы».
– Не важно, что именно они делают. И мне смотреть не стоит… Там личное. Видите ли, бывают ситуации, которые не касаются никого, даже создателя. Ну, если он мало-мальски воспитан…
К нам, со своеобычным бубном в обнимку, подошел Касалан. Из-за спины его с опаской выглядывал Ухо Дятла – после вчерашних враждебных вихрей он стал бояться Огненного чародея еще больше и старался не попадать тому на глаза.
– Дым, Великий! – сурово объявил Касалан. – Ухо Дятла утверждает, что заметил дым.
– Какой еще дым? – поинтересовался Энди, в отличие от меня откликающийся на кличку «Великий», бережно складывая и убирая в карман лист с заклинаниями.
Ухо Дятла попытался жестами изобразить дым.
– У бедолаги припадок? – забеспокоился Энди.
– Кто-то развел костер неподалеку от нас, – объяснил Касалан. – Если, конечно, Ухо Дятла не ошибся.
– Красноглазые? – забеспокоился Маленький Дик, вскакивая и непроизвольно прикрывая пах.
– Костры красноглазых не дымят, – мотнул головой Касалан. – Я не знаю, кто это, но боюсь, что гонители Великого.
– Похоже, по местным необитаемым лесам бродят толпы людей, – заметил Маленький Дик. – Главное, что не красноглазые. Сейчас поглядим, что это за дым…
Он подошел к большой сосне и сноровисто полез на нее.
– Красноглазые тоже следят за нами, – возразил Касалан. – Двое. Я пробовал зачаровать их, но они ведут себя слишком осторожно. Если бы я смог подобраться к ним достаточно близко… но к красноглазым не подберешься.
– О, с этим могу помочь, – оживился Энди, – хочешь, я тебя заколдую? Есть одно подходящее заклинание, как раз хотел попробовать…
– Только не это!
Касалан побледнел, заслонился бубном и сделал шаг назад.
– Да, дружище, – заступился я за старика. – Ты уж новые заклинания пробуй на неодушевленных предметах. Ну либо на себе, как Один…
– На себе так на себе, – сказал Энди. – «Крадущийся в толпе» – полезнейшая штука… в результате я на время стану для всех невидимым. Раньше она прямо так и называлась – «Невидимка».
– Невидимым?! – восхитился Крыс. – Какие замечательные возможности это открывает для работы! Неужели такое возможно?
– Сейчас проверим. Только ты, Бьорн, смотри за мной внимательно, пожалуйста. Расскажешь, что было, вряд ли я стану невидимым сам для себя. Договорились, братушка?
– Мы все будем смотреть, дорогой друг, – успокоил граф. – Это действительно любопытно.
– Ну, – волнуясь и обнимая себя за плечи, сказал Энди, – поехали… «Невидим и неосязаем – ни в темноте, ни светлым днем – пройду меж адом я и раем. Ом!»
Увы, с Энди ничего не произошло. Сидел рядом со мной, как раньше, вполне осязаемый и зримый. Кстати, чего я на него уставился? Во-первых, неприлично, а во-вторых… Уж на кого, а на Энди и раньше не стоило обращать внимания. Увы, как бы ни пыжился Огненный чародей, как был пустым местом, так пустым местом и остается.
– Ну как, братушка? – спросило пустое место. – Заработало?
– Отстань, – сказал я. – Не до тебя… Дик, ну что там?!
Дик уже одолел сосну и теперь раскачивался на ее тонкой вершине.
– Действительно, дым! – крикнул он. – Тонкий такой дымок, кабельтовых в тридцати от нас…
– Погоди, братушка. – Энди заерзал рядом со мной и даже похлопал меня по животу ладошкой, добиваясь внимания. – Что значит – «отстань»?!
Разумеется, эти нелепые приставания я проигнорировал. Тогда он привязался к графу:
– Ваше контуперское величество, вы меня видите?
Граф досадливо приподнял брови, отмахнулся, как от мухи, и крикнул:
– Дик, слезайте! Какая нам разница, кто там дымит? Пора в путь!
– Ухо Дятла! – тем временем продолжил донимать окружающих маг, похоже не способный понять, насколько он всем сейчас безразличен. – Ухо Дятла, пойди-ка сюда!
Контупер поморщился и остался стоять, как и стоял, за Касаланом. Тогда невесть что возомнивший о своей важности чародей вскочил, подбежал к ним – Касалана ему пришлось обежать, старик и не подумал подвинуться, – схватил Ухо Дятла за грудки и затряс. Наш проводник не сопротивлялся – трясся, конечно, но трясся с самым скучающим видом.
– Как освободишься, – сказал Касалан Уху Дятла, – сбегай за топориком. Я оставил его у расколотого дерева, не забыть бы.
Вздохнув, – обидно, но рассиживаться нам действительно не стоило, – я потянулся за сапогами. Тучи сгущались, начал накрапывать дождик. Граф все еще возился с котлом. К нам подошел грустный Энди.
– Колдонул на свою голову, – сказал он. – А все-таки оно действует…
Я поглядел на него вопросительно.
– Игнорите? – мрачно усмехнулся маг. – Бойкотируете? Ну игнорьте, игнорьте… Подождем, пока пройдет. Башка вот только побаливает…
– Дружище, с тобой все в порядке? – удивился я. – Ты сейчас вообще о чем?
– Да что с тобой говорить… Я же для тебя пустое место, отставной козы барабанщик…
Ахинея какая-то… Какая коза, почему барабанщик? Я бережно усадил Энди на свой мешок, пощупал лоб – жара вроде не было. Тогда я забрал у графа флягу и всучил ее бедолаге.
– Попей, дружище, попей… авось отпустит. И толком скажи, что стряслось? Кто тебя обидел?
– А ты что же, не помнишь ничего?
– Я-то как раз все помню! – сказал я. – Могу через несколько дней нарисовать увиденного один раз мельком человека. Я таким макаром много пари выиграл в свое время… а почему спрашиваешь?
– Забей, братушка. – Энди засмеялся. – Забей… Граф, как ваши успехи?
– Ну, кажется, я его более-менее отчистил, друг мой. Никогда не думал, что это так хлопотно. Что с ним дальше делать?
– Что делать, что делать! – раздался сзади до боли родной голос. – Ноги делать, что же еще? Собирайтесь, быстро! А где этот подонок? Вот ты где!
Я отскочил и встал так, чтобы между мной и непонятно откуда взявшейся Еленой оказался сидящий граф. Глаза богини гневно сверкали. Раскрасневшаяся, в своем зеленом охотничьем костюме, она была очаровательна. Как всегда, впрочем, но я уже успел отвыкнуть. Даже не предполагал, что так ей обрадуюсь…
– Привет, – сказал я, стараясь эту свою радость не слишком выказывать. – Что-то ты долго, подруга. Спорим – я нашел бы тебя быстрее?
– Ах, ты… – задохнулась она от возмущения, пытаясь обежать графа справа, но я быстро переместился в другую сторону. – Ах, ты…
– Да, я тоже очень соскучился, – признался я, продолжая лавировать.
– Простите, я вам не очень мешаю? – поинтересовался граф, который чуть не свернул себе шею, пытаясь уследить за нашими перемещениями и поворачивая здоровенный котел то ко мне, то к Елене.
– Нисколько, – успокоил его я. – Знакомьтесь: моя Елена, богиня любви, – я вам, кажется, рассказывал.
– Подлец! – Елена наконец-то обрела голос, вырвала у графа котел и попыталась запустить им в меня.
Получилось плохо, котел для нее был тяжеловат и до меня не долетел. Елена перепрыгнула через него и попыталась залепить мне пощечину.
– Лживая тварь! Похотливая тупая свинья! Ничтожество! Ходок! Пастушек ему подавай!
– Да не было ничего! – сказал я, привычно уворачиваясь и перехватывая ее руки. – Тебя обманули! Какие пастушки, с чего ты взяла?!
– Не ври! – крикнула Елена, неудачно пытаясь пнуть меня ногой. – Я все знаю! Сама видела! Негодяй!
– Опять смотрела мои сны? Ты мне что обещала? – возмутился я, прижимая Елену к себе – так она была наименее опасна, если, конечно, кусаться не надумает. Да и что-то слишком давно я ее к себе не прижимал…
– Мало ли что я обещала! Думала, тебе можно верить, дура, но теперь все! Нет, но каков ходок! Да я тебя… Да я не знаю, что я с тобой… Отпусти меня! Не смей хватать меня своими грязными лапами, похотливый самец!
– Ну уж нет уж! – сказал я, прижимая ее к себе еще крепче. – Вот теперь-то я тебя больше не отпущу!
– Пусти! Пусти, ничтожество! – Она боднула меня в подбородок. – Пастушек ему! Кольцо миров ему!
– Ай, – крикнул я, отскакивая, – больно же! Совсем сдурела?!
– Сдурела? Это я-то сдурела?! А кто с магами связался? Кто в другой мир от меня, – Елена ударила мне в грудь обоими кулачками, – сбежать надумал? Думаешь, я не поняла смысла твоего издевательского письма? Кольцо миров! И в каждом наверняка по гарему пастушек у него!
– Малышка моя, – я снова обнял ее и покрепче прижал к себе, – я же звал тебя письмом этим, неужели ты не почувствовала?
– С-скотина! – Елена попыталась вырваться, но я ее не отпустил. – Почему ты со мной хотя бы не поговорил?! Не попрощался?! Что я тебе сделала, что ты со мной так? Ну разлюбил, ну объясни все, я пойму…
– Глупенькая, не плачь, солнышко, ты мне ближе всех…
– Хочу и плачу… Почему ты ушел, горе мое? Только о себе думаешь! Знаешь, каково мне пришлось, когда узнала… Выходки твои дурацкие вечные, совсем никакой ответственности ни перед кем!
– Знаешь, хотел зайти – да ты очень занята была! – не удержался я от маленькой мести.
– Смотрите, какой тактичный, – протянула Елена. – И руку где-то поранил, совсем нельзя одного оставить… Не ври, чем это я занята была?
– А кто это с Учителем ворковал? Извиваясь перед ним, словно кошка в течке? – Я слегка отстранился от нее.
– Ой, дурачок ревнивый… Учитель просто старый друг, ты же знаешь!
– Слушай, еще раз такое увижу… короче, чтобы я больше такого не видел! Поняла?!
– Котенок, нельзя так. Не могу же я ни с кем не общаться, кроме тебя, ну или увези меня куда-нибудь, где нет никого…
– Это мысль. Увезу, обязательно увезу!
– Да? А что я там буду делать? В кольце миров твоем? Увез один такой! Похудел-то как… Ты меня любишь?
– А то ты не знаешь…
– Очень-очень?
– Соскучился я по тебе очень-очень, вот что. Не могу так долго без тебя, оказывается.
– Соскучился он… За птичку с письмом спасибо, – прошептала она, – очень приятно было… А у меня из-за тебя волосы седые появились. Не смотри, вырвала я их, еще чего не хватало!
– Я из-за тебя тоже лысею… Смотри, орешник какой густой! Давай спрячемся?
– Давай… И я соскучилась, не могу, как соскучилась… Ой, нет! Быстро, где там твои собутыльники? – Она решительно потащила меня обратно на поляну. – Что ты натворил, алкоголик? Я за тобой в Черные Ямы не пойду! А эта выходка с Ларсом зачем?!
– Росомаха, видимо, твой новый друг, – проворчал я, – то-то ты с ним увязалась. Жалко бедолагу?
– Мне тебя жалко! Убьет тебя он, и что я тогда делать буду? Эгоист, только о себе, только о себе! Думаешь, защитят тебя драконы?! Да плевать они на нас хотели, драконы эти! У них своих проблем хватает… Впрочем, надо попытаться. Драться с Росомахой последнее дело, не справимся, силен он… Господа! – крикнула Елена, хлопая в ладоши. – Собирайтесь! Форы у нас почти никакой, Ларе очень скоро доберется сюда!
– Да кто он такой, этот Ларе, что мы от него все бегаем? – возмутился Крыс. – Давайте устроим засаду и прищучим падлу!
– Ларе – бог войны, – сообщила Елена.
– Бьорн уже говорил, что бог войны! Стрелу гаду в затылок, и концы в воду. Что он такое умеет, этот бог войны?
– Убивать он умеет, понятно? У-би-вать!
– А то мы не умеем! – не сдавался Крыс. – Мне бы к нему только поближе подобраться…
– Вы – просто мелкая шпана, – сказала Елена, презрительно глядя на Крыса. – Что касается стрелы, то вы не попадете в Ларса и с метра. Увернется, я видела его в деле! Добавлю, что Ларе гонится за вами… за нами, простите, в составе отряда морских пехотинцев, возглавляемых неким подадмиралом Будом. Человек тридцать, не считая отставших. Короче, хватит спорить, пойдемте, наконец!
– Да я что, – сказал Крыс, – всего лишь предложил. Нет так нет.
– Я только хотел спросить… – в своей неторопливой манере начал Касалан.
– Я тоже! – воскликнул граф.
– А по дороге спросить нельзя? – нетерпеливо поинтересовалась Елена.
– Хорошо, по дороге, – согласился покладистый граф.
– Нет, надо сейчас, – вздохнул Касалан. – Я хотел спросить, где Ухо Дятла.
– Это такой – в шкурах, с топориком и с фингалом? – уточнила Елена.
– Да! – подтвердили мы хором.
– А там, под сосной расщепленной валяется.
Дик с Касаланом рысцой побежали в указанном направлении.
– Приветствую. – К нам подошел смущенно улыбающийся бледный Энди. – Рад встрече. Вы, как всегда, прекрасно выглядите.
– Благодарю, – сказала Елена, кокетливо щурясь, – новенький бог. Вы-то как с моим оболтусом связались? Впрочем, вы же, кажется, поэт, так что неудивительно. Но когда вы успели спеться? Или правильнее было бы сказать – спиться?
Ответить Энди не успел, из леса показался Касалан с Диком, ведущие Ухо Дятла. Ухо Дятла семенил, руками держась за причинное место, теперь у него был подбит и второй глаз.
– За что, – ныл контупер, – смотрю, чужой идет, стой, говорю, кто такая…
– Врет! – сказала Елена. – Он набросился на меня молча, как дикарь!
– Заткнись, – добавил я, так как Ухо Дятла явно вознамерился что-то вякнуть, – а то еще и я добавлю! Веди давай, у перевала мы тебя отпустим, как обещали.
Ухо Дятла, всхлипывая и ноя, двинулся вперед. Походка у него стала странная, он сильно косолапил, но двигался быстро. Мигом расхватав манатки, мы было ломанулись за ним гурьбой, но снова были вынуждены растянуться один за одним. Я не отпускал Ленкину руку из своей.
– Прошу прощения, – окликнул нас граф, – если отвлекаю, но я хотел спросить. А как вышло, что пресловутый Ларе оказался в отряде нашего бравого подадмирала?
– Я бы не сказала, что он в отряде. – Елена споткнулась о торчащий корень, и я поддержал ее. – Демон меня полюби, чуть каблук не сломала! Так вот, правильнее было бы сказать, что он с отрядом вашего подадмирала, а еще правильнее, что отряд – с ним. Видите ли, одних солдат опасаться нечего, мы с Бьорном легко управились бы с ними. Бьорн просто напоил бы их до полусмерти и передружился со всеми, а я… А у меня свои методы.
– Я тебе дам свои методы! – сказал я, крепко сжимая ее руку.
– Больно, – сказала она, – перестань. Я совсем не то имела в виду. Скажем, они бы дали бал в мою честь на какой-нибудь прелестной полянке и отплясывали бы еще целый месяц после того, как я откланяюсь…
– Морские пехотинцы – бал? – усомнился граф. – Жуткое, должно быть, зрелище! Но я спрашивал, как они оказались вместе с богом войны.
– Долгая история, – сказала Елена, – впрочем, извольте, расскажу. Ларе сразу вычислил город, куда Бьорна врата отправили. Ну, мы туда и перенеслись вместе, я одна еще плохо умею это делать. Злая тогда была, хорошо, что Бьорн мне под руку не попался, так легко не отделался бы! – Она ущипнула меня за бок. – Перенеслись мы, значит, а в городе переполох, облавы на улицах, а моего, как всегда, уже и след простыл. И след этот простывший в порт ведет. Говорят, преступники яхту угнали, за ними шхуну королевскую снаряжают. Ларе смерч вызвал, я помешать не успела, думала – все, но нет, вижу, жив Бьорн, Ларе на радостях вина потребовал… Тоже увидел… Не бежать же за вами пешком – далеко, да и волнение сильное, я вообще по воде ходить недолюбливаю. Ну, к королю местному на аудиенцию – так, мол, и так, куда преступники подевались?
– Хорошо, – галантно вставил граф, – что вас, прекрасная Елена, наша королева не видела, а то ее величество уж постаралось бы этой аудиенции воспрепятствовать!
– Она и пыталась, – не оценила комплимента Елена, – но тогда его величество приказал сослать ее величество в монастырь и, узнав, что я хочу присоединиться к погоне, вызвался сам возглавить отряд. Однако с ним случилась неприятность, примерно такая же, как недавно с Ухом Дятла, и пока он временно лишен возможности передвигаться…
Ларе ветер попутный нагнал, мы быстро доплыли, а вот обломки вашей яхты поискать пришлось. Высадились, и на нас сразу дикари напали, на свою беду. Пока Буд с солдатами оборону налаживал, Ларе вперед выбежал, пошептал что-то, знаете, как боги войны любят, – часть дикарей на куски разлетелись… Противно вспоминать… Потом он и меч достал…
– Как разлетелись? – раздался сзади испуганный голос Энди. – Они умерли?
– Умерли! – резко сказала Елена, оглядываясь. – Вы что думали, Энди, в сказку попали? Тоже умрете, если нас Ларе догонит и если за Бьорна заступаться сдуру решитесь!
– Бьорн, – обратился ко мне Энди, – снял бы ты с Ларса заклятие свое!
– В самом деле, – поддержала его Елена, – что за мальчишество! Уже погибли люди!
– Брось, – сказал я, выпуская ее руку. – Что – в самом деле? При чем здесь я? Богам войны первыми нападать на земле Один не велит, вот они и ввязываются в ситуации, когда им вроде бы защищаться приходится. Росомаха часто на Землю наведывается, он в крови по уши, не этих, так кого еще бы поубивал!
– Но эти-то выжили бы! – воскликнула Елена. – Не обижайся, я правду говорю!
– Не правду! Я ни к чьей смерти не причастен, – сказал я и сразу вспомнил убитого при побеге из башни солдата. – Ну, по крайней мере, я три жизни спас – это я знаю точно…
– Мою даже дважды, – сказал справа Крыс, – когда меня на яхте балкой хлопнуло и за борт несло – Бьорн мне в шевелюру вцепился…
– Ты бы помолчал лучше! – сказал я в сердцах.
Перед глазами стояло лицо задушенного Крысом человека, и мне снова стало нехорошо…
– Котенок, – прошептала Елена, догоняя меня и нащупывая мою ладонь, – ну, прости бабу глупую. Но ты тоже не прав. Что толку в твоем заклятии? Ларе просто злее стал, вот и все!
– А что еще можно сделать? – спросил я. – Убить его?.. А заклятие пусть остается. Через год сниму, если цел буду. Пусть болван на своей шкуре прочувствует, каково оно, когда плохо.
– Бьорн, – окликнул меня Энди, – а ты не мог бы сделать так, чтобы все, что он выпьет, превращалось в какой-нибудь цианид?
– Добрый ты человек! – сказал я. – Кстати, мне сначала самому цианид придется попробовать. Я должен представлять вкус.
– Замяли тему, – вздохнул Энди.
– С ядами все не так просто, – сказала Елена, оборачиваясь. – Ларе – бог, на нем может не сработать. Я и сама думала уже…
– Я тебе подумаю! – возмутился я.
– Бьорн, если он тебя прикончит, заклятие само собой исчезнет, какой смысл рисковать? Может, отстанет от нас на радостях…
– Не должно исчезнуть.
– У тебя, случаем, мании величия не появилось? – с беспокойством поинтересовалась Елена.
– Появилась, как же не появиться, – похвастался я. – Я, как выяснилось, теперь картины оживающие рисовать могу!
– Ох, – Елена остановилась, – правда? Как Ила Маз?
– Не сбивай темп, – сказал я. – Лучше. Я углем рисовал, наброски.
– Слов нет, – сказала Елена и глубоко задумалась.
– А как ты с нами оказалась, дорасскажи уж, – попросил я.
– Так, на чем я остановилась? – Елена тряхнула головой, отбрасывая назад непослушные волосы. – А, ну сдались контуперы в плен. Ларе с их предводителем поладил, они вроде подружились даже, некий Острый Топор, знаешь? Вот он и рассказал, куда вы двинулись, и сам с нами увязался. Ларе его обещал на обратном пути к красноглазым вывести и в разборках помочь. Острый Топор, демон его зацелуй, оказался следопытом изрядным, почти не останавливаясь за вами чешет, даже ночью. Ларс-то тебя не может нащупать, аж из себя выходит. Молодец, котенок, грамотно закрылся. Давно не спишь?
– Давно. Вторые сутки.
– Бедный мой… хотя это и не так давно. В конце концов половина солдат отстала, темпа не выдержали, а другая половина наотрез идти отказалась, да и Острый Топор этот падал уже. Остановились. Заснули все, где попадали, а тут от тебя и птица прилетела с весточкой… Я и слиняла по-тихому, чую, рядом ты совсем… Мне следопыт не нужен, сам знаешь!
– Знаю, – сказал я и остановился, чтобы обнять ее.
– А все-таки что это за кольцо миров такое?
– У Энди надо спросить, он мне листик подарил, на котором эта надпись уже была нарисована. Представляешь, оказалось, что на самом деле он – маг из другого мира.
– Точно из другого? – восхитилась Елена. – Взаправдашний маг? Энди, мой оболтус не фантазирует?
Ответа не последовало. Я удивленно обернулся – оказывается, маг умудрился отстать от нас шагов на двадцать. Он с явным трудом переставлял ноги и покачивался, как пьяный. Мы побежали ему навстречу.
– Что стряслось, дружище, демон меня того-этого?
– Ничего… – простонал Энди, морщась и растирая затылок ладонью. – Дрянь эта ваша невидимость: действует всего ничего, а отходняк после – врагу не пожелаешь…
– А ну-ка, – приказала Елена, – нагнитесь ко мне. Ниже, ниже, здоровяк вы эдакий.
Энди нагнулся, Елена взяла его за уши, притянула к себе и нежно поцеловала в лоб.
– Ну что, полегче? – спросила она.
– Не то слово! – радостно отозвался Энди, бледное лицо которого порозовело. – А можно еще пару раз?
– Хватит! – пробурчал я. – Хорошенького понемножку… Лучше расскажи еще раз – из какого ты там кольца миров?
Энди открыл рот, чтобы ответить, но ничего сказать не успел: раздался истошный, полный ужаса вопль Ухо Дятла. Мы, все трое, подскочили от неожиданности.
– Сокоты! – Ухо Дятла бежал прямо на нас. – Мы все погибнем, да! Сокоты!
– Стоять! – наперерез контуперу метнулся граф, и я увидел, что обе ноги Ухо Дятла исполосованы кровоточащими царапинами. – Без паники! Отобьемся! Подумаешь, кошки!
– Кошки? – радостно воскликнула Елена, устремляясь вперед. – Где кошки, хочу кошку!
Я побежал рядом, но споткнулся об корень и упал, пребольно долбанувшись коленкой. Помянув демонов, поднялся и, прихрамывая, поскакал догонять свою красавицу.
– Бьорн, назад! – надрывался сзади граф, – Крыс, вернитесь, не теряйте головы, вы им уже не поможете!
Весь лес вокруг наполнился шипением и мяуканьем, хотя зверей видно не было, казалось, шипят и мяукают окружающие меня деревья. Я заметался, испугавшись, что потерял ориентацию при падении, забежал за огромный валун, к верхушке которого прицепилась чахлая мяукающая сосенка, и наткнулся на Елену. Около нее теснилось несколько десятков серых кошек, очень похожих на обыкновенных помоечных, может быть, несколько крупнее. Одну из них Елена ласково прижимала к груди.
Я кое-как пробился к этой сумасшедшей через урчащий серый ковер, несколько раз неловко наступив на лапы, и был чувствительно кусаем в ответ. Наконец, я оказался рядом с любимой. Огляделся. Сокотов сильно прибавилось, теперь их тусовалось вокруг никак не меньше сотни. Все они старались протиснуться к Елене поближе, однако вели себя прилично, не дрались и по головам не лезли.
– Посмотри, какая прелесть! – гордо сказала Елена, скребя нежно прижавшуюся к груди зверюгу за ухом. – Я самую крупную поймала! Славная кошечка, милая, ласковая…
Я посмотрел. Прелесть, как и следовало ожидать, оказалась вовсе не кошечкой, а котом. Второе ухо отсутствовало, вместо него имелись какие-то разорванные в лоскутки ошметки, вся морда была в шрамах. Морда трудолюбиво терлась о Ленкину щеку, глаза на морде блаженно щурились, жесткие белые усы боевито топорщились. Прелесть нахально прижималась к Елене всем телом, трясущимся от урчания, крупные передние лапы с полувыпущенными когтями по-хозяйски лежали на Ленкиных плечах. Когти то прятались в подушечки пальцев, то снова вылезали, чтобы коснуться богини.
– Кисонька, – сюсюкала тем временем Елена, – лапочка, солнышко, радость моя, милашечка, красотюнечка…
– Это кот, – сказал я.
– Да? – поразилась Елена. – А как ты разглядел?
– Морда тупая.
– Сам ты… – обиделась Елена. – Мордочка у нас очень даже умная, красивая у нас мордочка, смышленая, сообразительная…
– Да не в том смысле, – объяснил я, – форма тупая. Ты что, кота от кошки по физиономии отличить не можешь?
Котяра внезапно перестал тереться, отклонился и лизнул Елену прямо в губы.
– Ух ты, – отдернулась Елена, смеясь, – не хулигань, я не твоей породы! Да, теперь вижу, правда, кот… Котик-котофейчик-котяшечка…
– Воротник можно неплохой сделать, – буркнул я.
– Это Бьорн так шутит, – объяснила Елена котяре, чеша ему лоб, – не слушай, Бьорн кошечек любит… просто он деспот и ревнует вообще ко всем…. Он у нас старый кошатник… Бьорн, котенок, а давай кошечку заведем, как устроимся, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…
– Здравствуйте, – сказал я, – ты же раньше собачку просила?
– Собачку тоже. Сенбернарчика… И кошечку…
– Нам идти надо, – напомнил я, – погоня и все такое. Не могла бы ты от них как-нибудь избавиться?
– Да, правда пора, – вздохнула Елена, отлепляя от себя котяру и держа его перед собой на вытянутых руках. – Слушай меня внимательно, котище, ты здесь вроде главный! Забирай свою шоблу и уматывайте подальше. Понятно тебе?
Котяра жалобно мяукнул – ему было понятно, но не хотелось.
– Нечего мявкать! За нами бог войны идет, он плохой, злой, всех вас поубивает… И хватит спорить! Я приказываю – убегайте!
Котяра затрепыхался в Ленкиных руках и потянулся к ней с явным намерением снова облизать.
– В последний раз! – строго сказала Елена, подставляя щеку. – Ну, бегите!
Она нагнулась, освободила от трущихся об ноги сокотов клочок земли и опустила котяру. Котяра громко и протяжно взвыл, распушил хвост трубой и неторопливо потрусил прочь. Остальные сокоты расступались перед ним, пропуская, и пристраивались котяре в кильватер. Серый поток плавно утекал в лес.
– Драконья магия, – сказала Елена задумчиво. – Стражи перевала. Хотела бы я знать, зачем драконам это понадобилось…
– Чтобы дураки не лазили, – предположил я.
– Туда или оттуда? – подыграла Елена.
Мы стояли, обнявшись и смеясь, и тут из-за валуна показался кончик меча. Меч медленно выдвинулся навстречу нам, и за ним оказался прилагающийся к мечу граф. Плечом к плечу с ним крались Энди, держащий перед носом знаменитую бумагу с трехстишиями заклинаний, и Маленький Дик с саблей наголо. За их спинами скрывались остальные, тоже в полной боевой готовности: Крыс с арбалетом, вцепившийся в бубен Касалан и даже Ухо Дятла с топориком.
– Какие все-таки забавные эти смертные! – сказала Елена.
– Слава Одному, вы живы! – воскликнул граф. – Мы уже и не надеялись! А где твари?
– Богиня попросила их удалиться, – объяснил я. – Разоружайтесь. Все бы вам железками махать!
– Да ладно, – с досадой сказал Дик, засовывая саблю в ножны, – не было бы прекрасной Елены, посмотрел бы я на тебя…
Кажется, за то время, что Елена была с нами, Дик успел поменять себе кумира. Ну и отлично, мне не слишком-то нравится, когда на меня смотрят с подобострастием…
– Нелегко бы пришлось, – сказал я, – столько валерьянки творить, а я не сплю демон знает сколько… Ухо Дятла, Касалан, где обещанный перевал?
Но Касалан не стал рассказывать, где перевал. Растолкав графа и Энди, он подбежал к нам и плюхнулся перед Еленой на живот.
– О, великая повелительница сокотов, – возвестил старик, – спасительница малых сих! Прими преданность недостойного Касалана!
– Видишь, – Елена пихнула меня локтем, – как пожилой человек старается. А ты как за мной ухаживал, шут гороховый? Байки травил да вином накачивал!
– А кто твой портрет писал? – возмутился я.
– Ну да, портрет он писал… Кающуюся грешницу ты писал, а не портрет! Не дождешься! Ну, вставайте. – Она пихнула Касалана носком сапожка. – Мы и так здорово задержались. Где вещи бросили? В путь, в путь, или преследователи будут у перевала раньше нас…
Перевал оказался не совсем перевалом. Конечно, окружающие горы были гораздо выше, и их действительно разрезало ущелье, но метров на триста вверх, по почти отвесному склону, нам все же пришлось карабкаться. Мы предложили Уху Дятла уйти, как и обещали, но он отказался – во-первых, боялся все-таки попасться сокотам, а во-вторых, поклялся в вечной преданности Елене и объявил, что теперь ее не оставит. Елену эта перспектива не слишком обрадовала, а меня привела в ужас – я представил, как Ухо Дятла путается у нас под ногами долгие годы, и попытался немедленно отделаться от него. Не тут-то было… В итоге долгой ругани было решено, что он идет с нами до драконов. Контупер мог пригодиться, все-таки он кое-что знал о землях, где нам предстояло пройти и куда уже долгие годы не ступала нога человека. Я со своими возражениями оказался в одиночестве и вынужден был уступить.
Никакой тропы на так называемом перевале не имелось, пришлось лезть по сплошному нагромождению камней. Я карабкался вверх первым: форсировав очередной трудный участок, крепил веревки и падал отдохнуть, пока лезли остальные, способные залезть.
Потом мы все вместе впрягались в веревку и поднимали поклажу, Елену, Касалана и в последнюю очередь стокилограммового Энди. Потом я лез дальше.
Местами камни лежали сплошной ненадежной грудой, время от времени я серьезно опасался устроить обвал, но все обошлось. Сил и времени на подъем тратилось кошмарно много; мне казалось, что скрюченные, дрожащие, с обломанными ногтями пальцы мои уже никогда не распрямятся. И все-таки в конце концов через пять часов мы оказались на вершине ущелья.
Это была почти горизонтальная, довольно ровная площадка, длиной шагов в десять и в пять шагов шириной. Справа и слева вверх уходили склоны горы. Большой замшелый обломок скалы занимал часть этой ровной площадки, немного нависая в ту сторону, откуда мы залезли. Он не закрывал от дующего здесь сильного ветра, и сначала это было даже приятно, но к тому времени, когда поднялись остальные, я успел продрогнуть до костей.
Отсюда открывался величественный вид на драконьи горы – горы настоящие, а не мелкое недоразумение, что окружало нас сейчас. Черная тень скрывала их заросшие лесом мрачные подножия, резкими полосами выделялись впадины и щели на сером граните освещенных солнцем склонов. Сверкали, слепя глаза, покрытые снегом, вознесенные в небо вершины, которых с этой точки было видно пять, но за ними угадывались и другие. Большое серое облако пыталось вскарабкаться на ближайшую вершину, но не долезло и до начала снегов, безнадежно застряв. Лесистую долину, лежащую между нами, пересекали многочисленные синие ниточки рек, а далеко, очень далеко справа голубела дымка огромного озера, сливаясь с бледным небом.
– Вы назад посмотрите! – посоветовал Крыс, и мы посмотрели.
Из языка леса, подобравшегося к нашему ущелью, выходил отряд солдат, среди которых я без труда опознал Острого Топора по огромному топору на плече и Росомаху – по его своеобычным вороненым доспехам. Солдаты тоже заметили нас; Росомаха остановился, задрал голову и начал что-то кричать, бешено жестикулируя, солдаты побежали вперед и неумело, но решительно полезли вверх. Что именно кричал Росомаха, слышно не было. Казалось, он просто беззвучно разевает рот, но я чувствовал, как текут рядом волны злобы. Бог войны, не надеясь пробить меня, целился по моим спутникам, а я слишком устал, чтобы прикрыть всех. Тупые иголки боли вкрутились в кости, когда я, пытаясь защитить друзей, стянул всю ненависть Росомахи на себя. Касалан, плача, схватился за голову, но тут рядом встала Елена, и сразу стало легко. Росомаха упал, сначала на колени, а потом вытянулся на земле всем телом.
– У дурака совсем крыша поехала, – сочла нужным объяснить Елена, – по мне саданул. Ну, ему обратно все и вернулось, кто же так с богинями обращается!
Над валяющимся Ларсом склонился Острый Топор, к ним подбежало несколько солдат, которые небольшими группами продолжали выходить из леса. Солдаты скрыли от нас бога войны, а когда расступились, Росомаха уже стоял на ногах. Он качался, как пьяный, его поддерживали, но к плечу Росомаха прижимал арбалет.
– Берегись! – крикнула Елена, хватая и заталкивая под прикрытие обломка скалы Касалана. – Ложитесь!
– Да он и правда дурак! – смеясь, крикнул Крыс, перекрикивая ветер. – Арбалет ни за что не добьет до нас!
Росомаха выстрелил, стрела вспыхнула, загоревшись в полете, а я вскочил и бросился к оставшемуся стоять смеющемуся Крысу. Я успел сбить его с ног, короткая арбалетная стрела свистнула над нами, вонзившись в висящий на спине Крыса мешок. Крыса снесло в сторону, словно ударом дубины, я опять прыгнул за ним, хватая за волосы, – как тогда, на яхте, однако теперь под рукой не было каната, и я ехал на брюхе по наклонному краю площадки к обрыву. Падать было невысоко, метра два, но на крутой склон, где не задержаться… а дальше подстерегал обрыв уже серьезный. Крыс, с искаженным лицом, перевернулся, хватаясь за меня, и тут на мои ноги навалилась тяжесть, сначала затормозившая, а потом и остановившая нас. Я обернулся. Мои ноги обхватил Энди. На щеке у него кровоточила свежая ссадина, глаза были закрыты от страха.
– Лезь по нам, – сказал я Крысу, который уже висел над уступом, – лезь, я тебя не затяну.
Крыс кивнул и полез, осторожно перехватывая меня за одежду и стараясь резко не дергать.
– Нет, ну каков, – бормотал он, видимо, мысленно беседуя с Росомахой. – Ладно, ладно, я поближе-то подберусь, тогда и глянем, кто чего стоит…
– Ноги отпусти, – сказал я Энди, который так и не открыл глаза, – спасибо, дружище, спас.
– Бреи и демоны! – раздался панический Еленин крик. – Скала! Всех осколками посечет, отойдите от нее! Бьорн, я не знаю, что делать, придумай что-нибудь!
Обломок скалы, за которым мы пытались укрыться, угрожающе раскачивался, покрываясь мелкими трещинами, – с Росомахой скучать не приходилось.
– Чего там думать! – проорал я, бросаясь к камню. – Толкать, толкать надо!
Рядом со мной тяжело задышал граф, пытаясь найти хороший упор, через секунду к нам присоединились остальные. Скала, уже целиком покрытая трещинами, накренилась, не торопясь, словно задумавшись, постояла накрененной и ухнула вниз. Несколько секунд она просто летела, набирая скорость, потом ударилась о склон, ее швырнуло вперед – и скала взорвалась. Веер осколков навис над ущельем; обвал, которого мы так опасались при восхождении, набирал силу.
Снизу засуетились. Задирая голову, солдаты бросились обратно в лес, за солдатами Острый Топор потащил спотыкающегося Росомаху. Они упали, Острый Топор вскочил и побежал дальше, а Росомаха остался лежать… Я не видел, накрыли ли кого камни, все скрыла сухая плотная пыль. Грохот стих, облако пыли медленно расползалось, поднимаясь выше, к нашим ногам.
К счастью, тот склон, по которому нам предстояло спуститься, выдержал сотрясение и на нем обвалов не произошло. Выждав для надежности, мы полезли вниз.
Пыль упорно не желала рассеиваться, и что творится с той стороны, мы не знали.
Я замыкал процессию. Лезть вниз всегда труднее, если, конечно, лезешь не по веревке. Но веревки, когда все спускались, я отвязывал и сбрасывал, а сам потихоньку полз, ежеминутно рискуя навернуться. Сначала ребята ждали меня, поглядывая с тревогой, потом, видимо, решили, что уж я-то не упаду, успокоились, ждать перестали и спускались дальше, лишь только веревка оказывалась у них, – как раз тогда, когда я понимал, что сил не осталось совсем, окостенелые пальцы уже не держат и я вот-вот сорвусь в самом неподходящем месте. Веревку теперь крепил Маленький Дик, в результате мне добавилось хлопот всякий раз распутывать его хитрый узел…
Мы вышли из ущелья, когда уже стемнело. К счастью, последний участок оказался довольно пологим, хотя все равно труднопроходимым. На ночлег остановились, едва-едва углубившись в лес, на первой же подвернувшейся поляне. Кашеварить взялся Ухо Дятла, я был не в состоянии. Я был вообще не в состоянии… Все, что мог, – это бродить взад-вперед в каком-то полуобмороке. Елена, маленькая моя, так измоталась, что заснула, не дожидаясь ужина. Ее примеру последовал оглушительно всхрапывающий Крыс.
Демон меня того-этого… при мысли о еще одной бессонной ночи хотелось выть на гадкую бледную луну… Как и следовало ожидать, кашеварство Ухо Дятла едва не закончилось линчеванием последнего, народ уже привык к моей стряпне.
Я есть тоже не стал, было не до того… все давно улеглись, а я все бродил и бродил. Может, разбудить кого? Страж из меня сейчас никакой… Впрочем, я знал, что случись чего – почую. Чуйка-то наследственная. Ничего, поброжу, раз надо…
– Бьорн, друг мой, – негромко спросил граф, – а как вы стали художником?
– Долго рассказывать, – пробурчал я. Вот ведь не спится ему… – Кровь Одного, наверное, свою роль сыграла. И потом, мне, если честно, здорово помогли…
Однако ассоциации заработали, и я стал вспоминать – и родные горы, и винную лавку, и Линду, и совсем молодую тогда маму…
…В первый раз я влюбился, когда мне шел четырнадцатый год. В соседку, дочку известного в наших краях винодела. Ничего особенного в ней не было – просто симпатичная девчонка, но мне она казалась созданием неземным. Я тогда женщин не понимал вовсе и не умел с ними общаться… Стеснялся, что толстый. Не то что девчонку за руку взять не смел – заговорить боялся… В общем, вместо того, чтобы сделать так, чтобы Линде со мной было интересно и смешно, я по-мальчишески безумствовал. Лазил на самые неприступные скалы, если знал, что она может это увидеть, глубже всех нырял и прочими опасными для жизни способами демонстрировал дурную удаль. Ей это, понятно, нравилось, мне же никаких желанных бонусов не перепадало. Помнится, больше всего мечтал я в своих грезах о невозможном блаженстве – о поцелуе в губы…
Тогда, чтобы почаще встречать любимую, я надумал понравиться ее отцу. Сделать на его лавку новую вывеску вместо скучной старой – с безликим кувшином и названием заведения над ним. Раздобыл новые краски и кисти, сколотил деревянный каркас и обтянул его холстом. А вот что нарисовать – не знал. Ступор какой-то напал, ничего из придуманного мне не нравилось.
Я начал писать, надеясь, что в процессе меня осенит. Рисовать-то я любил с детства, и получалось у меня похоже – мама была похожа на маму, гора на гору, закат и виноградники на закат и виноградники… Но чего-то не хватало. Ускользала суть, пропадало самое главное. Меня хвалили, но сам я доволен не был. Ерунда у меня получалась, по собственным ощущениям. Потом я всю эту чепуху сжег самым безжалостным образом.
Итак, я сидел во дворе, в тени старой оливы, и малевал тот же кувшин, но покрасивше, и еще придумал рядом с ним несколько виноградных кистей. Не то чтобы меня это сильно вдохновляло, но уж всяко лучше старой вывески. Старику виноделу точно должно было понравиться…
Увлекшись выписыванием виноградинок, я, как обычно в таких случаях, забыл обо всем на свете и очень удивился, когда меня сзади дружелюбно потрепали по плечу. Обернувшись, я обнаружил, что за мной стоит сухощавый дядька лет сорока. Высокий, крепкий, но уже весь седой. Глаза под белыми бровями веселые. Щеки румяные, губы тонкие, нос крючком. Одет как купец, в синее…
– Привет, парень, – сказал он. – Уже полчаса наблюдаю за твоими потугами. Неужели тебе это нравится?
– А почему нет? – обиделся я немного. – Отличный виноград. Правда, сорт не винный, а столовый, но он крупнее и выглядит аппетитнее.
– Ну-ну, – засмеялся дядька. – Тут не в сорте винограда дело, неужели ты не видишь? Кстати, тебя как зовут?
– Бьорн, – проворчал я.
– Рад, – сказал он.
– Чему тут радоваться? – спросил я. – Что не получается? Критиковать все мастера, а вот как подсказать и помочь – что-то никого не видно!
– Рад – это зовут меня так. Подсказывать я тебе ничего не стану, а помочь – помогу. Я в основном этим и занимаюсь – разыскиваю таких, как ты, и помогаю.
– Помогай! – разрешил я.
– С удовольствием. – Он снял недорисованную вывеску с подставки, решительно подошел к мусорному ящику и засунул в него мой шедевр.
– Ну спасибо! – сказал я, вставая и сжимая кулаки. – Помог так помог!
– Ты обо мне еще сто раз вспомнишь, – засмеялся Рад, – грозный сердитый Бьорн. Ладно, меня другие ждут, пора.
Он шагнул ко мне, крепко взял за плечи и пристально посмотрел мне в глаза.
– Хочу, – и его руки вдруг стали нестерпимо холодными, – хочу, чтобы у тебя получилось, парень. Делай только то, что лучше тебя не сделают другие.
Меня зазнобило, словно я упал в ледяную воду.
– Спасибо за совет, – сказал я, отступая и стряхивая руки Рада со своих плеч. – То есть ничего не делать. Мысль, конечно, соблазнительная…
– Делать! – Он опять засмеялся. – Делать, парень, обязательно делать! Для начала эту вывеску. Ладно, время дорого. Прощай, Бьорн, уверен, что скоро я о тебе услышу!
Весельчак поклонился мне и решительно зашагал вниз, в сторону порта. Сумасшедший какой-то… Я подошел к помойке, хотел было достать свою поделку… А чего, собственно, я привязался к этому кувшину? И зачем мне делать вывеску такого же размера, как старая, и квадратную? Я сделаю ее втрое шире, места над входом в лавку вполне хватит. Вино – это праздник, радость, дружба… Я нарисую застолье! И старика винодела, и маму, и дедушку Гуннара, и Линду, наливающую им вино… Так, чтобы было понятно, как я к ним отношусь. И себя нарисую… или себя не стоит?
Полагаю, что именно в этот момент я если и не стал, то почувствовал себя художником. Хотя над вывеской работал весь следующий месяц, не торопясь, иногда получая удовольствие от процесса, но чаще терпеливо, преодолевая усталость и лень…
Забавно, что поначалу виноделу эта моя работа не слишком понравилась, хотя он и повесил ее вместо старой вывески. Однако через год, когда ему предложили за нее триста золотых, он свое мнение изменил.
Став богом, на Небе я от Гарика узнал, кто был тот веселый дядька Рад. Первенец Одного, знаменитый вечный бродяга, бог вдохновения…
…Самонадеянно решив, что на ходу не засну, я позволил себе расслабиться и немедленно заснул.
Мне приснилось, что я поймал в траве крупного говорящего кузнечика. Кузнечик, собственно, был не совсем кузнечик – вернее, кузнечик, но с головой Тора Ефрея. Тельце кузнечика так нелепо сочеталось с головой знаменитого бога порядка, что я пришел в полный восторг. Кузнечико-Тор напыжился от важности и закричал на меня смешным писклявым голоском:
– Бьорн Толстый Нидкурляндский! Попался! Руки за спину, оставаться на месте! Ты арестован! Без глупостей!
– Что ты, что ты – сказал я, – какие глупости! Только не ты меня поймал, а я тебя – попрошу не путать! Будет все наоборот – тогда и арестуешь.
Не обращая внимания на угрозы, ругань и жалобы, я оторвал кузнечику ножки и крылышки – чтобы не слишком спешил меня арестовывать – и опустил обратно, в травку.
– Новые отрастут, – успокоил я Тора, – этот вид быстро регенерирует. А будешь орать – я ведь и сапогом могу! Нидкурляндцы не знают жалости к вредителям виноградников и огородов…
Споткнувшись, я упал прямо на Елену.
– Нашел время, – пролепетала она, зевая и переворачиваясь на другой бок, спиной ко мне, – отстань от меня со своими глупостями, ненасытный… ну, или не буди… Давай лучше утром, я спать хочу…
– Да я не по этому поводу, – сказал я. – Похоже, меня Тор засек.
– Уверен? – Елена резко села, потирая кулачками глаза. – Откуда знаешь?
– Да задремал я, не удержался, – объяснил я, – ну и Тор сразу тут как тут…
Елена молчала, загадочно улыбаясь.
– Эй, да ты вроде и не расстроилась? – возмутился я. – Чему тут улыбаться?
– Расстроилась, – успокоила она, обнимая меня, – да теперь делать уже нечего. Если Ефрей тебя почуял, то не отстанет. Нет худа без добра, зато ты можешь теперь поспать.
– Ну-ка, скажи честно, – потребовал я, – ты, случаем, меня Верховному и компании сдать не надумала?
– Надумала, не надумала, – прошептала она, покусывая меня за ухо, – ложись. И руку под голову дай, привыкла я к ней, не высыпаюсь иначе… Тор лучше Ларса. Ты мне живой нравишься.
– Елена! – сказал я строго.
– Елена, Елена, – передразнила она меня, – я уже лет восемьдесят… в смысле, довольно давно Елена. Ложись, котенок, поспи.
– Ты мне зубы не заговаривай, – возмутился я, – и не хитри. Я тебе запрещаю связываться с Верховным или богами порядка!
– Дурачок, – сказала она сонно, – запрещает он. Я одно знаю – тебя не убьют. Уж об этом я позабочусь… Спи давай.
– Легко сказать – спи, – возразил я. – Кого-то ведь разбудить надо на смену, а жалко…
– Предоставь это мне. – Елена снова зевнула, сладко потянулась, поднялась, подошла к ближайшему из храпящих тел и принялась решительно пинать его ногой. – Мне вот ни капельки не жалко! Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
– Но я не граф, он рядом, – плаксиво попыталось уклониться переставшее храпеть тело от великих дел и Елениных пинков. – Я Ухо Дятла, я спать хочу, да…
– На том свете отоспишься! – пообещала Елена своим самым стервозным тоном. – Через час, так и быть, разбудишь Дика. За ним Крыс, граф, Касалан и я. Бьорна – не кантовать, накажу!
После чего опять улеглась рядом со мной, засунула мою руку себе под голову и через минуту уже засопела – засопела уютно, по-домашнему… Я так устал, что даже заснуть не смог сразу и некоторое время был вынужден слушать, как всхлипывает нахохлившийся на бревнышке у костра контупер, сам себе жалуясь на жизнь:
– А чего Ухо Дятла… чуть что, да, так сразу Ухо Дятла… что, не человек Ухо Дятла, что ли, да? Вы еще не знаете, каков Ухо Дятла… Да Уху Дятла больше других отдыхать надо, да… Ухо Дятла заслужил… ужин готовил, а его по шее… Пожалеете еще, да…
– Хватит плакать! – сказал я. – Ты сам с нами в поход идти вызвался. Мне тоже иногда спать надо, я прошлую ночь дежурил!
– Сам… – проныл контупер, – сам-то сам, да… Острый Топор меня послал. Обещал жениться разрешить, как вернемся. Я жениться хочу, да…
– Зачем? – удивился я. – Прости, я в том смысле… А на ком?
Ну вот, сейчас контупер начнет рассказывать свою историю любви, и я под нее тихонько засну…
– На ком-нибудь, – сказал Ухо, с тоской глядя на спящую Елену.
– Не понял, – сказал я, – а в чем проблема-то? У вас же там по сорок жен на брата!
– У Острого Топора сорок, да, – уточнил Ухо, – а у сорока ни одной. Да и разрешит ли еще теперь…
