Глава 6
Бьорн Толстый. Давай я тебя нарисую
Мне приснилось много всякой чепухи.
Сначала я возлежал среди пасторального пейзажа в компании обнаженных дикарок, на которых обратил внимание, когда плелся по контуперской деревне, и которые в моем сне по совместительству оказались пастушками. Перегнувшись через одну из них, я потянулся к столику с фруктами за виноградом и увидел разъяренную Елену. Та стояла на фоне грозовой тучи, уперев руки в бока – верный признак надвигающегося скандала.
Скандал разразился на кухне Ленкиной небесной виллы – видимо, чтобы любимая, доказывая свою правоту, могла привычно бить тарелки. Свинство: даже мой сон считал должным оказывать ей, а не мне, мелкие знаки внимания… Я, конечно, попытался объяснить, что она сама во всем виновата, а ее кокетство с десятком поклонников – куда хуже моего ни к чему не обязывающего отдыха с пастушками, для того и предназначенными…
Куда там, объяснил один такой. Выяснилось, что я мерзкий алкаш, похотливый ходок и трусливый предатель. И что между нами, ничтожество, теперь все кончено! Что она не знает, что со мной сделает. И что она без меня не может.
Тут самое время было начаться не менее бурной, но куда более приятной сцене примирения… однако, по закону подлости, сцена примирения мне не приснилась.
Приснились же мне пыточные застенки Черных Ям, такие, какими знал их по рассказам Джема. Я был распят цепями на стене, и меня мучили два демона – один, как две капли воды похожий на Тора Ефрея, только синий, читал мне пламенную лекцию о пользе добродетели. «На Небо с чистой совестью! – говорил он. – Трезвость – норма жизни! Дисциплина – дело чести, дело славы, дело доблести и геройства! Враждебным выходкам – решительный отпор! Ужин – отдай врагу!»
Тем временем другой демон, на физиономию вылитый Росомаха, но почему-то с лишним глазом во лбу, с женским телом и в кожаном черном белье, задорно стегал меня плеткой. Было скорее противно, нежели больно, да и цепи сильно давили на грудь. Наконец, я не выдержал и рассказал все, что о них думаю. Демон Росомахобаба сорвал с себя голову Росомахи, нацепил вместо нее драконью – и откусил мне руку…
– Не дергайтесь! – прикрикнул на меня граф. – Мы вас перевязать решили, пока вы храпите. Бинт присох, зараза, пришлось отдирать. Потерпите еще немного, друг мой, остались пустяки…
Собственно, дергаться я и не мог – у меня на груди сидел Крыс, а граф крепко держал раненую руку. Я повернул голову и посмотрел на рану. Демон меня того-этого, аккурат по татуировке рубанули… Рваный разрез, довольно длинный, затянутый тонкой болячкой, из-под которой сочилась сукровица. Останется безобразный шрам, минимум недели на три… Над раной граф держал небольшую склянку. Я знал, что там спирт, сам творил, и отвернулся. «Назло не буду орать!» – решил я, сжимая зубы. Граф плеснул из склянки, и я заорал.
– Трудно быть богом, – посочувствовал граф.
– Нечего было подставляться! – буркнул Крыс. – Повезло еще, что рана чистая.
– Долго я дрых? – спросил я, отдышавшись. – И что вообще происходит?
– Точно не знаю, – сказал граф, ловко пеленая поврежденную руку чистой тряпкой, – мы все тоже поспали. Думаю, часов десять… Кстати, вы болтали во сне. Точнее говоря, смачно ругались. Я кое-какие слова, для себя новые, запомнил и надеюсь потом расспросить вас поподробнее об их этимологии… Отпускайте его, Крыс, я закончил.
– Тебя, Бьорн, посланец за дверью дожидается, – слезая с меня и хлюпая, сообщил Крыс. – От твоего знакомого… ну от этого, лупоглазого, который к тебе обниматься лез. Мол, чтобы зашел к нему, как проспишься… Кто это, собственно, такой?
– Не знаю, – сказал я. – Я его один раз всего и встречал до этого. Далеко отсюда, еще на Небе… Тоже бог, разумеется. Зовут Энди.
– Богов-то развелось, – пробурчал Крыс, – плюнуть некуда! Я за всю жизнь ни единого не встречал, и на тебе – скопом поперли…
– Надо бы сходить, пообщаться с ним. Забавный парнишка. А где Маленький Дик?
– У Дика, как ни странно, нашлись знакомые контуперы. Он с ними торговал, когда плавал. Точнее, его команда торговала. Контрабанда, святое дело… Так его от нас почти сразу забрали, чего-то эти ребята контуперам должны остались.
– Бреи и демоны! Почему меня не разбудили?
– Дик не велел, – сказал Крыс. – Вообще, он здорово изменился после побега: когда не молится, начинает нести пургу – как греховно жил прежде…
– Боюсь, дорогой друг, именно встреча с вами так на него подействовала. Теперь Дик говорит, что остаток жизни намерен посвятить искуплению своих грехов и добрым делам. Боюсь, он стал праведником. После того, как уверовал… в вас.
– Этого только не хватало! – Я вскочил и крепко приложился башкой о медный светильник, свисающий с потолочной балки. – А, демон меня того-этого! Ладно, вправлю Дику мозги. Но сначала надо его от контуперов отмазать.
– Лупоглазый тут в авторитете, – пожал плечами Крыс. – Будешь говорить, замолви и за Дика словечко.
– Замолвлю, куда ж я денусь… Нам пожрать дали?
– Дали. – Крыс показал на лавку у стены.
На лавке, накрытая вышитым рушником, угадывалась какая-то снедь.
Я снял рушник, под которым оказалось вяленое мясо, сыр, яблоки, глиняный кувшин и несколько широких керамических пиал. Я взял пиалу, налил из кувшина козьего молока. Сжевал кусок сыра, запил, взял яблоко покрупнее и двинулся к выходу.
– Пожалуй, пойду.
– Удачи! И, пожалуйста, поинтересуйтесь нашим статусом…
– А то не выпускают нас! Сторожат. Ты скажи лупоглазому, чтобы копейщиков отозвал. А то я нервничаю. А если я нервничаю, то за себя не ручаюсь. Могу ведь и поближе подобраться!
– Скажу, – пообещал я и вышел.
За дверью обнаружился небольшой костерок, вокруг него молча сидели стерегущие нас дикари. Небо было усеяно крупными звездами. Звезды мне не понравились – было в них что-то ненастоящее, поддельное, как в сделанных из стекла бриллиантах, которые продают на ярмарке.
– И пусть парашу принесут! – крикнул вдогонку Крыс.
Парни с копьями вопросительно смотрели на меня.
– Назад! – приказал один из них. – Вернись в дом. Не велено!
– Я – Бьорн Нидкурляндский, – сказал я. – Кто тут по мою душу?
– Здесь, здесь, – суетливо вынырнул из темноты щуплый контупер. В свете костерка я заметил, что физиономию его украшает внушительный фингал. – Тебя Великий хочет видеть! Значит, Бьорн, да? Толстый, да? А я Ухо Дятла, я здесь почти главный, можно сказать, правая рука Касалана, да склюют ушуры его мерзкую плоть, и левая рука Острого Топора, да пусть он будет здоров, да!
Тараторящий абориген взял меня под руку и потащил в темноту.
– Помедленнее. Ни зги же не видно, куда наступать! – сказал я, смачно откусив от яблока.
– Дорога ровная, не бойся, здесь рядом, а я не подведу, да. Великий сказал, что ты тоже чародей. Так если надо чего – я все знаю, все слышу… Я полезный, Бьорн, да, полезный.
Я не ответил. Тогда Ухо Дятла прижался ко мне вплотную и взволнованно зашептал:
– Ты, главное, Великому про меня передай, что я кое-что слышал, да. Кто Касалану бежать договаривался помочь, когда Великий его еще не освободил… Только пусть меня завтра на работу со всеми не посылают, да, и мяса дадут. А я и про Острого Топора рассказать могу…
– Что ты собрался про меня рассказывать, сын змеи? – раздался из темноты грозный голос.
– Только хорошее, мой вождь, – подпрыгнув от неожиданности, воскликнул Ухо Дятла. – Только и исключительно хорошее, да!
– Проваливай отсюда, – распорядился Острый Топор, – и чтобы завтра утром был со сборщиками!
– За что?! – плаксиво вскричал Ухо Дятла. – Если слушать не надо, то я и не буду, да… Сначала поручает, да…
– Ладно, утром на доклад, а там поглядим. Ты еще здесь?
– Нет меня, нет, да! Я уже ушел, да…
– Бьорн Толстый, – приказали из темноты, – ступай сюда! Великий тебя ждет.
– Куда – сюда-то? – спросил я, пытаясь разглядеть хоть что-то и осторожно продвигаясь на голос.
– Сюда – это сюда!
Скрипнула дверь, и в ночь выплеснулся прямоугольник света.
– Заходи!
Я выбросил огрызок яблока и вошел в небольшой сруб вроде нашего, только земляной пол здесь весь зарос колосьями и лопухами. С балок потолка свисали благовонные масляные светильники, вдоль дальней стены стояла длинная лавка, рядом с которой располагалось роскошное меховое ложе, а на ложе, в обнимку с моей флягой, возлежал Энди.
– Бьорн! – радостно закричал он.
Энди вскочил, но, запутавшись в мехах, едва не растянулся на полу. Флягу он, конечно, опять уронил.
– Так ты теперь Великий? – спросил я, поднимая флягу. – Эка набрался-то, я тебя и не догоню небось!
– Догонишь, я в тебя верю. – Энди полез обниматься. – С тех пор как ты мне флягу подарил, это мое обычное состояние… Острый Топор, братушка, это Бьорн!
Бьорн, знакомься, – Острый Топор, местный военачальник!
– Хорошенькое племя, – проворчал я, поворачиваясь к вошедшему вслед за мной контуперу. – С двумя познакомился, так один, похоже, осведомитель, а другой военачальник. Будем считать, что я рад.
– Будем считать, что я тоже, – хмуро кивнул Острый Топор. – Великий желает видеть Касалана сейчас?
– Нет-нет, утром. Его нашли?
– У Касаланов свои пути, нам не отыскать. Я говорил с его тенью. Касалан согласен встретиться с Огненным чародеем, если тот обещает ему безопасность.
– Проклятье, конечно же, обещаю… Я вовсе не намерен всю жизнь вкалывать за него! Скажи, что надолго не задержусь, пусть шаманит на здоровье.
– Передам, – сказал Острый Топор. – Еще Касалан велел передать, что ты – не Великий.
– Вот вздорный старикашка, – вздохнул Энди. – Неймется ему…
– Касалан велел передать, что ты – Избранный.
– А, – сказал Энди и, вспомнив что-то свое, засмеялся. – Пусть Избранный, мне однофигственно.
– Избранный не забыл свое обещание завтра заняться подсолнухами? Тут недалеко, за северной рощей.
– Мало вам картошки с кукурузой? А водяной чип вам принести не надо случайно, нет?
– Мы были бы безмерно благодарны Избранному, – поклонился Острый Топор. – Правда, я не знаю, что такое водяной чип…
– Забей! – сказал Энди довольно нервно. – Это я пошутил неудачно… А подсолнухами займусь, отчего не заняться. Ты чего спать не ложишься-то?
– Много дел. Если я понадоблюсь Избранному, пусть позовет, буду поблизости. – Острый Топор кивнул нам и вышел из хижины.
Я погладил флягу, вытащил пробку и уселся на лавку.
– Ты как здесь оказался? – спросил я. – Вот уж кого не ожидал встретить!
– Как я здесь оказался?! – воскликнул Энди и нервно забегал взад-вперед по комнате, топча лопухи. – Этот ваш небесный остолоп Верхний на меня наорал, что я вовсе не бог, а обожравшийся поганками дикарь, и спровадил сюда! И здесь меня сначала чуть не сожгли, потом чуть не утопили, а мне домой позарез надо!
– Да, Верховный, бывает, сначала делает, а потом думает, – посочувствовал я, – а за что тебя топили?
– Да ни за что в общем-то. – Мне показалось, что Энди немного смутился. – Пить меньше надо… Но я колдонул малость, так что контуперы меня боятся теперь. Ну и с посевами помог, померзло тут все, а я урожай обеспечил. Они такого урожая в жизни со своих куцых делянок не имели!
– Э, да ты бог плодородия, парень? Как же Верховный тебя не разглядел? Да не может такого быть!
– Ну, не знаю, чего я бог, но колдовать много чего умею! Как выяснилось… Мне к себе надо! Дома пятно горячее на обоях, того и гляди, пожар начнется… С работы уволят теперь, как пить дать. Катька с голоду помирает. Марина Львовна места себе не находит…
– Жена? – спросил я.
– Жена…
– А Марина Львовна – теща?
– Львовна и есть жена!
– Гм… – сказал я. – И детишки есть?
– Нет, пока без детишек. Сначала квартиры не было, а теперь не получается у нас что-то…
– Помочь? – предложил я, вспоминая уроки Гарика.
– Нет уж, – засмеялся Энди, – я сам! Себе лучше помоги…
– Я богиню люблю, – сказал я, – нам детей нельзя. Один не велит.
– Почему?
– Сам догадайся, – проворчал я, – не маленький.
– М-да… Слушай, братушка, а ты откуда здесь взялся?
– Перестань бегать, голова кружится. – Я протянул ему флягу. – Нас сюда ураганом занесло, на яхте плыли. Попали в центр тайфуна, забодай его брей, не плыли, а летели…
– А тут вроде нормальная погода стояла, никаких тайфунов.
– Ясное дело, – хмыкнул я. – Не простой ураган, насланный. Росомаха за мной охотится, его еще Ларсом называют, не знаком? Чуть всех остальных заодно не угробил, скотина, еле отбился, я не в форме был! Хотел бы я знать, как недоумок меня вычислил, не умеет он этого…
– А, я ведь тебе главное не рассказал, – снова забегал Энди, – за тобой не только Ларе охотится, братушка, ты поосторожнее будь!
– В каком смысле?
– В таком! Верхний при мне тебе вдогонку Тора послал, Ефрея!
– То-то мне сны такие снятся, – я вскочил и забегал рядом с Энди, – это Ефрей меня прощупывает… От бога порядка не особо спрячешься, рано или поздно они меня с Росомахой выследят…
– Да нет же, Тор отдельно ищет, чтобы тебя к Верхнему доставить. В какие-то Черные Ямы упрятать хотят, как я понял. А с Ларсом богиня любви Елена увязалась. Красивая. Говорит, будет убивать тебя медленно…
– Стоп! – сказал я, останавливаясь. – Про Ленку – это точно?!
– Точнее не бывает. При мне дело было, просто ужас-ужас какой-то!
Не ожидал… не ожидал, демон меня того-этого, от Елены! Бросить Небеса, карьеру свою дурацкую в канцелярии бросить – и меня искать на Земле… Да если бы знать, что она на это способна, я бы никогда… ну, или ее с собой бы взял… Нет, конечно, пусть она меня поищет, помучается, заслужила. Но как найдет – я Елену от себя не отпущу… и плевать на ее выходки, я тоже хорош!
– Эй, алё! – Энди помахал у меня перед глазами рукой. – Очнись! И перестань лыбиться как дурак! Я ее видел, и вот что скажу: лучше встретиться с десятком Ларсов, чем с одной такой богиней в ярости!
– Мальчишка! – крикнул я, хватая его в охапку и пускаясь в пляс. – Что ты понимаешь в любви! Дай я тебя расцелую!
– Отстань, извращенец, найди другой объект целования…
– Не хочешь целоваться?! Ну, тогда давай я тебя нарисую! – И я бросился наружу, к кострищу, за углем.
– Да угомонись ты, сумасшедший, не до рисования сейчас! – Энди выбежал за мной на порог.
– Счастья своего не понимаешь, дурилка братская. – Я набрал горсть холодных угольков, втолкнул Энди внутрь и потащил в центр, на освещенное место. – Внукам своим будешь хвастаться, что тебя Бьорн Нидкурляндский рисовал! Или продашь, чтобы старость себе обеспечить…
– Ну прекрати, ну успокойся, потом нарисуешь, – артачился Энди, но меня было не удержать.
– Встань ровно! – прикрикнул я на него. – Не вертись! На чем бы мне тебя…
Оглядевшись, я обнаружил на лавке деревянный поднос с мясом и какими-то овощами. Вывалив все с подноса, я перевернул его вверх ногами – поднос оказался отличный, ровный, из светлого ошкуренного дерева.
– Ну на постель-то зачем, мне же там спать…
– Помолчи пять минут! – попросил я умоляюще, делая первые штрихи. – Впрочем, можешь говорить, только стой спокойно и не двигайся…
– Блин…
– Ничего, постоишь, не развалишься! Спокойно – не значит по стойке смирно, а ну-ка, ссутулься обратно и руки в карманы засунь…
– Нет, вы, боги, все какие-то ненормальные, – сказал Энди, доставая из-за пазухи большую черную трубку. Затем, словно ярмарочный шарлатан, добыл из предмета, зажатого в кулаке, огонек, раскурил трубку и окутался клубами дыма. – Я хотел посоветоваться, как бы домой попасть…
– Ненормальные, – прошепелявил я, как обычно во время работы забывая следить за собой и закусывая нижнюю губу. Елена вечно ругалась, что некрасиво губу закусывать… – Посоветоваться…
Энди глубоко вздохнул и замолчал. Я работал. Постукивание уголька успокаивало.
Разумеется, хорошую картину на вдохновении не нарисуешь. Хорошая картина рисуется на упрямстве и ремесленном мастерстве, рисуется долго, и еще дольше придумывается. Но иногда на меня накатывало, и я делал маленькие наброски в каком-то экстазе, и именно из этих набросков потом вырастали лучшие вещи. Кроме того, после того, как выяснилось, что я сын Одного, и начал тренировать способности бога, – работа странным образом сильно ускорилась. Когда меня охватывал азарт, любое дело начинало спориться… Я надавил слишком сильно, уголек рассыпался, я схватил с лавки следующий. Освещение неудачное, огоньки в светильниках дрожат, сквозняки, свет мечется; но и эффект интересный из-за этого…
– Ну, долго еще? – тоскливо спросил Энди.
– Почти уже… Будет время и холст, маслом перерисую, – пообещал я. – Вот, смотри.
– Ну, вроде похож, – скучающим тоном сказал Энди, вглядываясь.
Я молча пил пиво.
– Черт, здорово у тебя выходит! – добавил Энди, постепенно оживляясь. – Рулез, ей-богу, рулез! Вылитый я, живой, не застывший… Ну, слов нет! Проклятье, да как ты это делаешь?!
– Мастерство не пропьешь, – сказал я, отложив флягу и заглядывая ему через плечо. – Дай-ка, я тут тень, на колене, подправлю…
Я взял уголек, дотянулся до наброска и сделал недостающий штрих. Нарисованный Энди отдернул ногу, действительно обрел объем и плоть, замахал руками и соскользнул с подноса.
– Лови! – крикнул я. – Разобьется!
Энди настоящий дернулся и поймал Энди нарисованного у самого пола за шиворот.
– Как это понимать? – ошарашенно спросил он.
– А понимать это так, что свершилось! – ликуя, крикнул я. – Нет, сегодня положительно моя ночь! Только величайшие боги древности умели рисовать оживающие картины, но чтобы у кого-то ожил угольный набросок – такого еще не бывало! Сегодняшняя ночь войдет в историю, и ты прославишься вместе со мной, дружище!
Нарисованный Энди ловко извернулся, цапнул Энди настоящего за ладонь, шлепнулся на пол, лавируя между лопухами, добежал до стены и выскользнул наружу, нырнув сквозь дыру в бревнах.
– Что это было? – промычал Энди, засунув укушенный палец в рот. – Я?
– Ну, не совсем ты, – засмеялся я. – Твой маленький образ.
– Нет, ты погоди, – сказал Энди угрожающе, – что значит – мой маленький образ? Такой же, как я, только маленький?!
– Не такой же, а всего лишь подобный, – успокоил я, но Энди не успокоился.
– Слушай, ты, бог! – Он вцепился мне в жилетку и прижал к бревнам стены. – Ты меня не путай! Я не желаю, чтобы нарисованное по моему подобию там сгинуло, понял? Ты немедленно что-нибудь придумаешь, или я… я… Даже не знаю, что с тобой сейчас сделаю!
– Ну почему же сразу – сгинуло? – Я попытался отпихнуть его, но не смог, мешала раненая рука. – Выроет норку где-нибудь на кукурузном поле, будет на насекомых охотиться, колоски у контуперов тырить…
– Да ведь это же я! – горестно воскликнул Энди, отпуская меня и хватаясь за голову. – А я не желаю охотиться на насекомых и жить в норке!
– Да не ты это, успокойся, не ты! Он же маленький, у него мозгов-то особо и нет, так, рефлексы кое-какие. Прекрасно проживет и будет вполне счастлив!
– Счастлив? В норке? Один?
– Прекрати истерику! В конце концов – я ведь ему жизнь подарил!
– Да разве это жизнь?! Одному, в норке? – Энди снова схватил меня и затряс. – Ты собираешься что-нибудь делать или нет?!
– Ладно, ладно, отпусти. Сейчас все будет…
Он отпустил меня, я взял поднос, схватил с лавки очередной уголек и взялся за дело. После первого успеха появилась странная уверенность, что все получится, и у меня получилось. Буквально через пять минут в моих руках билась маленькая Елена. Следя, чтобы она не прокусила мне ладонь, я аккуратно понес ее к дыре в бревнах. Энди наблюдал за нами в полной прострации, и без того выпученные глаза его выпучились еще больше.
– Беги, глупенькая, на волю, – ласково сказал я, подталкивая испуганно застывшую перед дырой Елену. – Найди Энди, дурашка. И не скучайте в норке, дети мои, – советую плодиться и размножаться! Вам понравится.
Ленка оживилась и юркнула в щель.
– Доволен теперь? – спросил я.
– Я фигею без баяна, – жалобно сказал Энди, опускаясь на лавку и хватая флягу. – Мне Катьку покормить надо, я ее котенком, слепым еще, на помойке подобрал… Домой хочу!
Он поднял флягу и закинул голову. Заросший щетиной кадык заходил в такт гулким глоткам.
– А где твой дом? – спросил я.
– Не знаю я, как объяснить, – тоскливо сказал Энди, вытирая подбородок рукавом рубашки. – Но не на этой вашей Земле… И не на вашем Небе…
– Так тебя из другого мира к нам занесло? Вот здорово! И как там у вас?
– Нормально… А что, много этих миров?
– Много. Да и не все известны, иногда открываются новые.
– Да? А кто мне домой добраться поможет?
– Тебе в гильдию изучения миров надо было обратиться. Почетный председатель – Учитель.
– Да этот ваш Учитель – болван почище Верхнего! Он меня к дикарям и причислил, собака свинская!
– Извини, но предположить, что ты из другого мира… Наши Земля и Небо очень тесно пересекаются, фактически общий мир, и попасть оттуда туда или наоборот – не сложно. Даже без чудес. Небо-то когда-то наши маги создали для себя, Одного идея. Есть, скажем, гора – гора Блаженства называется. Правда, она блуждающая, все время к разным хребтам пристраивается, мерзавка, многих географов с ума посводила. Если на нее на Земле залезть, то слезть, если повезет, и на Небе можно. И наоборот.
– Слушай, а как ее найти?
– Да никак. Говорят, она сама под ноги подворачивается, когда надо. Тоже Одного работа, конечно. Не знаю, зачем ему понадобилось… Время от времени, говорят, какие-то очумевшие альпинисты у нас на Небе объявлялись, в полных непонятках, Верховный им память подправлял и на Землю налаживал… А зачем тебе?
– Как зачем? Хочу обратно на Небеса заявиться, может, со второй попытки не промахнутся…
– Может, и не промахнутся. А может, так тебя отправят, что костей не соберешь.
– Блин!
– Да нет, должны тебя точно перебросить, если помочь захотят. Повозиться им только придется. Ты-то к нам как-то попал, след остался… Жаль. Был у меня амулетик, его просто скушать было достаточно – и на Небе. Но я его умудрился потерять.
– Я примерно так и хотел вернуться, – оживился Энди. – Одолжить у местного шамана грибочков галлюциногенных..
– Дело хорошее. Я с тобой грибочками тоже угощусь с превеликим удовольствием. Только на Небеса мы не попадем, прикинь, сколько торчков каждый день грибочками балуется?
– Что же мне делать?
– Эх, дружище, мне бы кто сказал, что делать… – вздохнул я. – Я вот чего думаю. Раз уж нас на драконий материк занесло, грех к драконам не заглянуть. Меня как раз в гости приглашали, самое время воспользоваться. Если меня Росомаха в компании с Ленкой разыскивают, то прятаться от них смысла нет. Богиня любви нужного ей мужика из-под земли достанет… да и не хочу я от нее прятаться. Соскучился… А драконы, может, от Ларса с Тором оборонят, если убежища попрошу… В общем, не знаю, тут подумать надо. Но тебе прямой резон к драконам идти. Они между мирами тоже путешествуют, глядишь, и подбросят куда надо.
– К драконам? А они какие?
– Ну, такие… – Я сделал соответствующую физиономию и замахал здоровой рукой, изображая крылья. – С хвостом и зубами. Ты что, драконов не знаешь?
– Гм… Знаю, конечно, – пробормотал Энди и вдруг забеспокоился: – А они нас не того… не сшамкают?
– Может, и того, – сказал я, – но вряд ли. Зачем им? Ты бы порасспросил контуперов, они должны дорогу к драконьим горам знать.
– Мне уже на что-то такое намекали! – Энди бросился к двери и заорал в ночь на поддельные звезды, созывая контуперов.
– Да тише ты, – сказал я. – Всю деревню перебудишь.
– Не перебужу, мы на отшибе, – сказал Энди и обратился к сбежавшейся на крики толпе дикарей: – Мне нужен Острый Топор, остальные свободны! Острый Топор, заходи, не мнись на пороге. Дело есть.
– Слушаю, – сказал Острый Топор, заходя.
– Да ты садись. – Энди обнял дикаря за плечи и повлек его к лавке. – Выпей с нами!
– Не пью, – сказал Острый Топор, усаживаясь.
– Да ты попробуй только, – сказал я, всучивая Острому Топору флягу. – Только глоток, а дальше сам решай, мы заставлять не будем!
– Нет, – твердо сказал Острый Топор. – Один запретил нам дурманящую отраву, от которой все беды!
– А вы и послушались? – Я отнял у дикаря флягу. – Мало ли чего старик брякнет. Небось с похмелюги был, вот и…
– Не святотатствуй! – сказал Острый Топор угрожающе и встал. – А не то пожалеешь, что родился на свет!
Я тоже встал. Ростом я был Острому Топору по подбородок, но когда это меня останавливало? Лицо контуперского военачальника было бледным, он разглядывал меня в упор сердитыми узкими глазками.
– Подумаешь! – спокойно сказал я ему. – Я уже сто раз жалел. Не слишком переоценивай этот свет, дружище. Не переоценивай, а то сам пожалеешь!
– Алё, ребята, спокойнее, – вмешался Энди, вклиниваясь между нами. – Угомонитесь, пожалуйста! Не будем ссориться, ведь мы одна команда.
– Я не команда, – возразил я, – а сам по себе. Ладно, замнем, начальники…
– Блин, Бьорн, ты не прав!
– Ладно, извините. Раздражаюсь, когда при мне пиво хают, есть у меня такая слабость… Мы к драконам вроде собирались, давайте делом займемся!
– Правильно, я тебя сам к драконам и отведу, толстяк, – хмыкнул Острый Топор. – Столько мяса зря пропадает!
– Нет, Острый Топор, Бьорн не шутит. Мы с ним обязательно должны попасть к драконам. И мы торопимся. Далеко это?
– Не то чтобы далеко, – сказал Острый Топор задумчиво. – Недели две идти. Только путь очень уж опасный, да и драконы… Огненный чародей знает, что Острый Топор, – контупер стукнул себя в грудь, – вождь из рода повелителей драконов?
– Теперь знаю, – сказал Энди. – А что это значит?
– Последний из нашего племени, кто осмелился на путешествие в драконьи горы, был мой прадед, Драконий Зуб. С ним шло много спутников, но вернулся прадед один, от выпавших на его долю опасностей окривевший на левый глаз и без ушей. Там, в горах, он сразился с драконом и одолел чудовище. Доказательством служит зуб, вырванный прадедом у поверженного зверя. С тех пор этот зуб – главное украшение на нашем фамильном ожерелье!
Дикарь с гордостью распахнул куртку и продемонстрировал нам болтающееся на его шее ожерелье из разнообразных зубов. Действительно, был там и зазубренный драконий клык. Я с трудом удержался, чтобы не брякнуть, что предок Острого Топора был жулик: клык, судя по всему, был молочный, и выпал он, конечно, сам, и никто его не вырывал.
– Что-то хочешь сказать? – подозрительно покосился на меня чуткий Острый Топор, недовольный моей мимикой.
– Ладно уж, промолчу, – проворчал я.
– Правильно, святотатец, – кивнул Острый Топор. – Здоровее будешь… Я давно мечтал повторить путь предка. Если Избранный не против, я сам поведу отряд. Когда мы планируем выйти и сколько воинов Избранный хочет взять с собой? Восемьдесят человек? Сотню?
– Однако, – Энди снова забегал туда-сюда, – не могу же я подвергать опасности жизни стольких людей! Возьмем несколько добровольцев… А когда выйдем? Думаю, на днях, надо спешить…
– Сколько Огненный чародей планирует взять добровольцев? – удивленно взглянув на Энди, терпеливо уточнил Острый Топор. – Мне надо назначить их заранее. Избранный может не сомневаться – каждый контупер с радостью отдаст за него свою жизнь! Это ли не лучший путь к охотничьим угодьям предков?.. Так что пойдут как миленькие, никуда не денутся!
– Кстати, насчет «на днях», – вмешался я. – Вы как хотите, а я иду завтра на рассвете. В смысле, сегодня! За мной три погони, демон их того-этого…
– Погоди… Как же я без тебя с драконами-то?
– Пусть идет один! Когда мы встретимся с чудовищами, Огненному чародею понадобится не жирный болтун, а храбрый воин!
– Энди, не слушай пустомелю, – сказал я. – Погибнешь. И потом, я не один!
– Проклятье, – хлопнул себя по лбу Энди, – совсем забыл о твоих друзьях. Это все пиво, будь оно неладно, Острый Топор в чем-то прав…
– Такой вопрос, – перебил я. – Там у нашей избы сидят вооруженные контуперы. Мы – пленники?
– Острый Топор! – укоризненно воскликнул Энди. – Я же тебе говорил, друзья Бьорна – мои друзья! Хорошие мужики, Бьорн?
– Отличные.
– Вот видишь, Острый Топор! Так что отзови своих стражников, я за мужиков ручаюсь! А кто они, кстати?
– Так… – сказал я уклончиво. – Я с ними недавно познакомился. В тюрьме.
– Примерно так я и полагал, – хмыкнул Острый Топор. – Пусть мои люди там побудут. Я слышал, что чужеземцы рассказывают, будто у контуперов среди бела дня по улицам бешеные волки разгуливают и в тамтамы стучат. Так что будем считать, что мы дорогих гостей охраняем, для их же блага!
– А может, они с нами не захотят пойти? – с надеждой спросил Энди.
– Это их спросить надо. Может, не захотят, а может, и захотят. Что им тут делать-то? Да ты не переживай, мужики правда неплохие, даром что душегубы, – успокоил я и пояснил Энди: – Я с ними вместе из тюрьмы бежал. Народ тертый, в пути они нам здорово могут пригодиться.
– Ну, если бежали… – глубоко вздохнул Энди. – Пойдем, попробуем поговорить с твоими преступниками. Острый Топор, отправимся сегодня, хотя, извини уж, Бьорн, и не на рассвете. Собраться же надо!
– Избранный не сказал, сколько ему понадобится воинов.
– Зачем воины? – поинтересовался я. – Я воевать ни с кем не собираюсь!
– Ты, толстяк, не собираешься, а я собираюсь. Я уже говорил Избранному, что от драконьих гор нас отделяют земли трусливых красноглазых выродков!
– И что, обязательно прорываться с боем? – спросил Энди. – По-тихому проскользнуть никак не получится?
– По-тихому проскользнуть получится, – воскликнул воинственно Острый Топор, – но я бью красноглазую сволочь, когда бы ни встретил! Мы давно не устраивали им трепки! Считаю необходимым по пути к драконам разгромить их нищее становище. Против мощи Огненного чародея красноглазым не устоять! После победы над ними мы сможем отправить лишних воинов с захваченными рабами домой, а сами последуем дальше…
– Никаких красноглазых я громить не собираюсь, – решительно заявил Энди. – Даже и не мечтай!
– Тогда я дам Избранному проводника, – сказал Острый Топор.
– То есть сам ты с нами не пойдешь? А как же повторение пути предка?
– В другой раз. Я не могу сейчас оставить племя. Нет заместителя, которому можно было бы доверять, – решительно заявил Острый Топор.
– А ты как думал! – сказал я обескураженному Энди. – Ладно, пойдем, я тебя со своими ребятами познакомлю. Заодно и спросим их… Кстати!
Я шагнул к Острому Топору, положил здоровую руку ему на плечо и, глядя в глаза, спросил:
– А почему Маленького Дика охраняют отдельно от нас?
– Он пират и контрабандист, – не отводя взгляда, сказал Острый Топор. – И он нарушил клятву. На заре мы будем судить его по заветам Одного, и справедливость, как всегда, восторжествует!
– Мне необходимо его увидеть, – сказал я. – Хочу присутствовать на суде.
– Я с тобой! – Энди повесил флягу себе на шею. – И я не понимаю, почему мне ничего не сказали про суд!
– Как будет угодно Избранному, – наклонил голову Острый Топор. – Это старое дело, возникшее задолго до твоего появления у нас. Мы не хотели беспокоить Огненного чародея по пустякам. Ступайте за мной…
Втроем мы вышли наружу. До восхода солнца было еще далеко, но ночь уже заканчивалась. Первые клочки тумана плавали между контуперскими домами, звезды уменьшились до нормальных размеров и потускнели, в сумерках можно было различить чернеющие очертания леса за дальней стороной спящей деревни. Мы стояли на пороге душного от благовоний Эндиного сруба и с удовольствием глотали пахнущий ранним утром воздух. Было свежо, как бывает рядом с морем.
– Кстати, а который дом – ваш? – спросил меня Энди.
– Это у Острого Топора надо узнать. Меня в темноте вели, а как я туда первый раз попал, вообще не помню.
Острый Топор ничего не ответил. Я удивленно поглядел на военачальника – тот стоял с закрытыми глазами и пьяно покачивался.
– Да простит меня Великий, – раздался сзади спокойный голос, – я позволил себе усыпить всех лишних. Иначе меня могли попробовать схватить, а я этого не хотел.
Мы с Энди обернулись на голос и увидели стоящего сзади длинного лысого старика с лицом, словно высеченным из темной скалы. В руках старик сжимал бубен.
– Вот те на! – воскликнул Энди. – А я как раз хотел…
– Я все знаю, – кивнул старик, – я подслушивал. Острый Топор назначит проводником Ухо Дятла. Великий захочет отказаться, осмелюсь посоветовать не делать этого. Ухо Дятла трус, он будет осторожным проводником.
– Да я и не собирался отказываться, – заявил Энди. – Какая мне разница? Я, кроме Острого Топора да Лианы, здесь ни с кем и не общался толком…
– Острый Топор – дурак! – перебил его старик, почему-то глядя не на Энди, а на меня. – Он забыл слова пророчества и все перепутал! Надеюсь, Великий разрешит недостойному сопровождать его в этом походе? Я постараюсь быть полезным.
– Ну, не знаю, – сказал Энди с сомнением. – У нас сложились непростые, прямо скажем, сложные отношения, и я сомневаюсь…
– Великому грозит опасность, – прервал его старик, упорно продолжая обращаться ко мне, – опасность постоянно смотрит на него!
– Пусть смотрит, – проворчал я. – Пока я себя контролирую, меня не засечь, уж это я умею. Придется пока воздержаться от сна… к счастью, я только что неплохо отоспался.
– Я чего-то не понял! – возмутился Энди. – Великий здесь вроде бы я!
– Он. – Старик почтительно поклонился в мою сторону.
– Не знаю, чем обязан, но мне эта кличка не нравится, – сказал я. – Меня зовут Бьорн. Бьорн Толстый Нидкурляндский. А ты, видимо, пресловутый Касалан? – Да.
– Да склюют ушуры твою мерзкую плоть? – уточнил я.
– Именно так. – Каменные черты старика дрогнули в улыбке. – Можно мне глоток твоего пива?
– Моего пива, – обиженно сказал Энди. – Ну, я в том смысле, что юридически оно мое, Бьорн мне флягу подарил… А что за пророчество ты упомянул?
– Мое пророчество, – гордо сказал Касалан.
– Ну так в чем оно заключается?
– Не твое дело, Огненный чародей! – отрезал старик довольно грубо. – Пророчество было для контуперов, а не для чужеземцев. Да еще и пришедших из иного мира!
Неожиданно я почувствовал неладное: стало темнее, как будто ночь передумала заканчиваться и решила вернуться. Я вскинул голову и увидел зависшую над нами огромную тень, заслоняющую потускневшие звезды. Мне было показалось… но нет, я рано обрадовался, что никуда тащиться нам не придется. Это был не дракон. Над нами, паря почти на месте в восходящих потоках воздуха, зависла птица. Довольно большая птица, конечно, ничего не скажешь, с размахом крыльев метров в десять, но по сравнению с драконом – так, мелочь пернатая. Лебедь-переросток.
Пернатая мелочь плотоядно курлыкнула, сложила крылья и камнем рухнула за один из контуперских домов неподалеку от нас. Из-за дома раздался отчаянный девичий визг. Я бросился на шум – когда надо, я умею быть быстрым… птичка что, на людей охотится?! Вот ведь пакость какая!
Я едва не опоздал: пакость, зацапав в когтистые трехпалые лапы бока щуплой контуперской девицы, тяжело поднималась в воздух. Судорожно били огромные крылья, в лицо мне каким-то сором и иголками ударил ветер, девица извивалась в когтях и визжала так, что уши закладывало. Я вскочил на удачно подвернувшуюся под ноги колоду, подпрыгнул, ухватился за одну из птичьих лап и сдернул девицу и завалившуюся на бок пернатую пакость вниз. Я тебе не субтильная контуперка, я на четыре таких контуперки потяну!
Мы шлепнулись на траву, при этом лебедь-переросток с гулом приложился спиной о стену сруба и выпустил контуперку из когтей. Не обращая внимания на жгучую боль в раненой руке, я схватил барышню и отшвырнул себе за спину. Птица сложила крылья, ловко откатилась от дома, поднялась на лапы и, по-гусиному переваливаясь, с шипением двинулась на меня.
Небольшая, с маленький кочан капусты, голова лебедя-переростка была увенчана клювом с локоть длиной. Она угрожающе раскачивалась взад-вперед на изящной длинной шее высоко надо мной.
– Ну давай! – крикнул я. – Сразись с Бьорном, дрянь! Это тебе не девчонок тырить!
В предрассветном молочном сумраке следить за движениями пернатой пакости было трудно, но я, отступая, все-таки умудрился не прозевать первый клевок. Клюв со свистом устремился к моей груди. Я, не пытаясь уклониться, шарахнул кулаком навстречу – по кочану-голове – и удачно попал в один из блеклых глаз, украшающих кочан.
Лебедь-переросток, жалобно курлыкнув, отдернул голову и отступил назад. Я бросился за ним и со всей мочи пнул ногой, постаравшись вложить в удар весь вес тела. Нога погрузилась в мягкое, шипение усилилось.
– Что, птичка, не нравится? А что ты на это скажешь?!
Отступающая пакость снова попыталась меня клюнуть, но я сумел перехватить ее за горло и повис на ней, пригибая к земле, сжимая и скручивая пульсирующую шею изо всех сил, стремясь перекрыть доступ кислорода. Птица вновь расправила крылья, пытаясь взлететь, но куда там – я клонил ее все ниже. Теперь вместо курлыканья и шипения она издавала хриплый сип. Раненая рука ныла, но пока действовала… ну же, не подведи, мне бы еще чуть-чуть продержаться…
И тут, со всех сторон – словно звучал и снаружи, и внутри меня – прогремел голос Энди.
– И в небесах и под землею, – говорил, запинаясь, Энди, и слова его были пронизаны непреодолимой мощью. – На суше и на дне морском… пребудешь ты моим слугою! Ом!
Я застонал, отпустил шею птицы и упал на траву, пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Для лебедя-переростка я, разумеется, был теперь легкой добычей, но поделать уже ничего не мог. Важнее всего было избавиться от чужой власти, не подчиниться ей, противиться… Надо же было так попасть… не ждал беды от Энди, не защищался. А он напал, напал подло, исподтишка… Слугою его быть! Подумать только – слугою! Скрипнув зубами от обиды, я изо всех сил захотел воли, покоя и воли… Свободы мне, демон всех того-этого, свободы!
И все прошло.
Ладно, сейчас я перед Энди так пребуду, что мало ему не покажется! А где, кстати, птичка, почему она до сих пор меня не склевала? Я огляделся.
И Энди, и лебедь-переросток обнаружились неподалеку. Энди стоял, гордо подбоченившись, но лицо его выглядело несколько растерянным. Рядом с ним стоял Касалан: в одной руке, как всегда, бубен; в другой, несмотря на то что было уже почти светло, – ярко пылающий факел. Перед Энди, покорно вытянув гордую шею, лежала птичка, напоминая чудовищную растрепанную перину. Жуткий клюв ее упирался Энди в подошву. Спасенная мной девица была тоже тут. Она стояла на коленях, обнимая Энди за бедра и уткнувшись носом ему в бок. Девица рыдала, Энди гладил ее по волосам.
– Послушай, Энди, – сказал я, подходя к ним и с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать на мерзавца. – Если ты немедленно не объяснишься… да жутко представить, какая ответка тебе прилетит, если ты не объяснишься!
– Бьорн, братушка, – пролепетал Энди, – какая муха тебя покусала?
Энди лепетал искренне, и я немного смягчился.
– Объясни, что ты сейчас сделал!
– Да я даже не знаю…
– Хватит мямлить! Напакостил, так и отвечай, как положено мужчине!
– Да не мямлю я! – Энди тоже начал сердиться. – Я за тебя испугался, что птица убить может. Ну и околдовал, чтобы помочь!
– Что именно сколдовал? Объясняй толком!
– «Контроль» сколдовал! На птицу! Правда, ты на ней тоже в это время висел…
– Контроль?
– Да! Заклинание, позволяющее подчинить себе неразумное и неагрессивное существо на время, эквивалентное интеллекту кастера! Ну, то есть в игре оно так действовало. А тут – не знаю. Тут, братушка, заклинания что-то странно себя ведут… Тут оно даже называется не «Контроль», а «Оковы тяжкие»… И, судя по времени «Животворящего дождя», интеллект у меня тут совсем немереный…
– Ну, спасибо, – сказал я. – Вот, значит, мы с птичкой. Посмотри на обоих внимательно и объясни: кто из нас существо неразумное, а кто – неагрессивное? Обидно даже!
– Братушка, я же как лучше хотел!
– Не брат ты мне, – сказал я, вздыхая, – чароплетина иномирская.
– Ну хватит дуться…
– Да не дуюсь я. Просто ты – маг, а не бог. Не сын Одного, понимаешь?
– Понимаю. А это что, плохо?
– Это, может быть, и хорошо. Не знаю. Просто мы – не родственники!
– Да я знаю, что не родственники, братушка!
Я засмеялся. Забавный парнишка, на такого трудно сердиться.
– Так, значит, ты говоришь – твой мир называется «Игра»?
– Нет. Он у нас вообще никак не называется. Мир и мир… я даже раньше не был уверен, что другие бывают.
– Ладно, – сказал я. – Потом наши миры обсудим… Касалан, ты, как местный, можешь рассказать – кого это Энди приручил?
– Это железная птица.
– Чепуха. Я с ней дрался – она мягкая!
– Их называют железными, потому что на них не действует оружие. Стрелы и копья отскакивают, мечи не в силах повредить им.
– А, в этом смысле… Довольно рыдать, милая, ты бедному Энди всю штанину уже промочила, – сказал я спасенной контуперке. – Да и опасность давно миновала. Кстати, что ты там делала, за домом?
Девица покраснела и ничего не ответила.
– Ну, и не важно, что делала – то и делала. Беги скорее домой, родителей успокой – волнуются небось…
– В самом деле, Лиана, – строго сказал Энди, – хватит уже! Ступай ко мне и подожди там. Я приду к тебе, как только с делами разберусь.
Барышня кивнула и, закрывая заплаканное лицо руками, ушла.
– Кстати, Огненный чародей! – сказал я. – Что будешь с прирученной птичкой делать?
– Пока не придумал, – пожал плечами Энди. – Касалан, что с ними вообще делают?
– Ничего не делают. Они очень редки, и до сих пор нам не удавалось ни убить, ни поймать ни одной.
– Гм… – сказал Энди. – Может, мне ее просто отпустить?
– Угу, – хмыкнул я, – а она оклемается и снова на барышень охотиться станет. У меня есть идея получше!
– А конкретно?
– Конкретно… Давай ее к Елене пошлем, с письмом от меня. Сумеешь?
– Не знаю. Но попробовать можно…
– Касалан, дружище, мне нужен лист бумаги! Где взять?
– Нет бумаги, – сказал Касалан с сожалением.
– Папирус? Пергамент? Может, велум? – уточнил я. – Хотя бы береста?
– Нету, – развел руками Касалан. – Один запретил. Сказал, что от этих писулек все равно никакого толку: если не пасквиль, так донос. А у нас он душой отдыхает… Ну и запретил контуперам письменность.
– Демон меня того-этого! И как теперь быть?
– Бересты нету, – вздохнул Касалан, – но березы-то пока есть…
– Не надо бересты, братушка, – сказал Энди, достал из кармана рубашки маленькую книжечку и вырвал страничку. – Держи. Подойдет?
Вместе со страничкой он протянул мне и крохотный карандашик с графитовым стержнем. Страничка была очень качественно выделана, белая, с синеватым отливом. Сверху странички, прекрасным почерком с залихватскими росчерками и завитушками, была золотая надпись: «Кольцо миров». Надпись была отчеркнута двумя стрелами, ударяющими наконечниками друг в друга.
Энди хотел убрать книжечку, но я его остановил:
– Дай-ка подложить…
Легкими штрихами я изобразил на страничке грустную бородатую физиономию – эдакий автошарж. И написал: «Скучаю!!!» Теперь надо было раздобыть какой-нибудь шнурок и покрепче привязать послание к лапе лебедя-переростка.
Возвращая книжечку и карандаш Энди, я обратил внимание на ее обложку. Там, среди ветвящихся молний, потоков пламени и ледяных вихрей, полуголая девица в стальном бюстгальтере зачем-то палила из лука в уже и так полуразложившийся труп, а старичок в колпаке со звездами уворачивался от копья мрачного черного всадника…
– Однако, – сказал я, – у вас там не скучно.
– Не обращай внимания, – буркнул Энди. – Я же не сужу о вашем мире по картине, где ваш Верхний топчет ногами кролика…
– У Джема в трактире видел? – уточнил я. – Если да, то зря не судишь!
