Всплыв после атаки, «Шереметев» двинулся дальше на юг в надводном положении. В 15:07 справа по курсу показались дымы, а затем и мачты нескольких кораблей и «Шереметев», развернувшись прямо на торчащий над горизонтом рангоут, начал удаляться от берега, идя полным ходом под бензомоторами.

Несмотря на то, что мачты были хорошо видны, сразу определить направление движения обнаруженных судов не удалось. Идя прямо на них, ждали, что они начнут смещаться вправо или влево. Но довольно долго ничего не происходило. Скорость движения лодки и обозреваемый с низкой рубки горизонт были слишком малы, для верной оценки ситуации.

На лодке готовились к погружению. Левый кормовой аппарат к этому времени уже осматривали минеры и пытались вернуть в работоспособное состояние. Волны часто перекатывались через палубу и постоянно захлестывали нишу аппарата, из-за чего все трое матросов, работавших на палубе, обвязались концами, чтобы их не смыло за борт.

Причину отказа установили довольно быстро. Из-за ржавчины не сработали замки бугелей, удерживавших торпеду. Хотя все они были обильно смазаны перед походом, волнами все смыло, а соль разъела металл. Их быстро очистили и смазали вновь, насколько это было возможно в таких условиях.

В 15:45 стало ясно, что противник идет почти встречным курсом. В приближающихся кораблях удалось опознать три миноносца, причем один из них шел на буксире. Японцы, судя по всему, направлялись в Фузан. До них в этот момент было около трех миль. Торпедный аппарат удалось исправить, и «Шереметев» уже не был безоружным, снова двинувшись в атаку. Тем более что японцы сами шли под выстрел.

Погрузившись, продолжали сближение. Дистанция быстро сокращалась. Уже был слышен гул работающих машин и звук винтов, перемалывавших воду. Перископ на этот раз поднимали только три раза и не надолго, чтобы только убедиться в верности курса и проверить дистанцию.

В 15:55, когда уже почти удалось занять позицию для торпедного выстрела по двум связанным буксиром кораблям, шедший головным миноносец, видимо, обнаружил поднятый перископ, так как резко развернулся на лодку и добавил хода. До него было не больше двух кабельтовых.

Рули резко перевели на погружение, приняв воду во все цистерны и отвернув влево с боевого курса, чтобы избежать тарана. С носовых углов все сильнее слышался приближающийся гул машины миноносца и шум винтов, сверлящих воду. Он прошел совсем рядом справа вверху, и начал удаляться.

Лодка в этот момент находилась на глубине в восемь метров, и в носу снова открылась течь. Чтобы уменьшить давление воды, решили немного подвсплыть и сбавили ход, продолжая склоняться влево, удаляясь от точки, где лодку видели в последний раз. Поступление воды удалось прекратить.

Между тем шум винтов не пропадал совсем, а ходил где-то поблизости, то приближаясь, тогда снова погружались глубже, то удаляясь, тогда снова поднимались выше. Лишь спустя полчаса винты стало не слышно, и Заботкин приказал всплывать под перископ.

Осмотревшись, сразу всплыли в надводное положение и открыли все люки. К этому времени атмосфера внутри лодки была уже совершенно непригодной для дыхания. От удара о грунт либо по другой причине потек бензопровод. Повреждение обнаружили не сразу, и бензиновые пары распространились на весь корпус. Начались обмороки.

Миноносцы «Цубаме» и «Хато» из девятого отряда, поврежденные в ходе атаки на русские корабли, оборонявшие Цусима-зунд, отходили из района боя на запад, когда наткнулись на потерявший ход из-за тяжелых повреждений в машине миноносец № 30.

Имевший исправные механизмы, «Хато» взял подранка на буксир, и миноносцы двинулись в Фузан. К этому времени канонада у прохода на внутренний рейд Цусимы совсем стихла. За кормой были видны мачты броненосных крейсеров, курсирующих у входных створов, восточнее них просматривались дымы, должно быть русской эскадры, а на западе еще несколько дымов, вероятно принадлежащих уже японским поврежденным и отходящим кораблям.

Продолжая движение на север, в 15:55 миноносцы обнаружили справа по курсу неизвестный предмет, передвигавшийся против волны и ветра и сильно пенивший воду. Не сразу, но все же сигнальщики поняли, что это перископ подводной лодки. Он находился всего в двух кабельтовых и быстро пропал из вида. Однако вскоре показался вновь. Шедший головным «Цубаме» довернул на перископ и дал самый полный ход, на какой только был способен, имея только один действующий котел.

Перископ сразу же опять погрузился, но миноносец продолжал двигаться к месту погружения лодки, надеясь все же зацепить ее или, по крайней мере, затруднить маневрирование при выходе в атаку на поврежденный и тянущий его корабли. В это время «Хато», также давший на винты максимальные обороты, отвернул влево, уходя из под атаки и оттаскивая за собой несамоходного собрата.

Покружившись на том месте, где видели перископ, до тех пор пока прикрываемая пара, не имевшая возможности маневрировать, не отошла на безопасное расстояние, «Цубаме» двинулся догонять удалявшиеся на запад свои миноносцы на максимально возможной скорости, часто меняя курс и кренясь поочередно то влево, то вправо от резкой перекладки руля. Сигнальные вахты на всех трех миноносцах были усилены. Но и так теперь в волны вглядывались абсолютно все, кто был на палубах.

Вскоре под берегом, за кормой японцев показался дым, быстро спускавшийся к югу, но какому кораблю он принадлежал, разглядеть не удалось. На него пытались сообщить сигнальным фонарем об обнаруженной подлодке, но, видимо, безуспешно, так как судно, которому принадлежал дым, никак не отреагировало. Разглядеть, что это за корабль, из-за большой дальности не удалось.

На пути до Фузана ход более не сбавляли, не жалея механизмов и кочегаров. Несколько раз резко меняли курс, когда видели какой-либо предмет в воде, но большинство тревог оказались ложными. Лишь еще дважды достоверно видели перископы подлодок.

При этом в первый раз «Цубаме» снова пытался таранить, открыв огонь из пушек, но противник снова успел погрузиться, избежав удара. Во второй раз ограничились только обстрелом, так как перископ был достаточно далеко и уже на кормовых углах, а потому опасности не представлял.

Добравшись наконец до базы, миноносцы сразу сообщили о многочисленных явно русских подводных лодках в проливе, что привело к срочному отзыву всех крупных кораблей с дозорных линий вокруг Цусимы. Полученные уже ночью сведения от сигнального поста в бухте Мине и остатков экипажа «Манадзуру» не оставили сомнений в достоверности доклада командира «Цубаме», так же как и в реальной опасности новой угрозы.

Удалявшиеся от «Шереметева» на запад японцы были еще хорошо видны в перископ, милях в полутора за кормой, но, несмотря на это, Заботкин приказал всплывать, а всему экипажу подняться наверх продышаться. Электромоторы выключили, чтобы от случайной искры не взорвались бензиновые пары. Лодка беспомощно раскачивалась на волнах, ввиду противника, но все обошлось.

Спустя десять минут, чуть проветрив корпус, мотористы спустились вниз, чтобы починить бензопровод. Работая по пять, максимум десять минут посменно, они обнаружили повреждение. Корпус к этому времени проветрился, и механики вновь дали ход на электромоторах.

Остальной экипаж пока оставался на палубе, благо, несмотря на множество дымов вокруг, в непосредственной близости от лодки никто не появлялся. Удалившись от японцев на безопасное расстояние, снова легли в дрейф, продолжая ремонт, на всякий случай все еще сменяя работающие пары механиков каждые десять минут. Руководили работами поочередно стармех и боцман, изрядно угоревшие в итоге от паров топлива.

Ремонтировали и вентилировали лодку почти час. За это время мимо нее под берегом в южном направлении прошел четырехтрубный истребитель, разглядеть который толком не удалось из-за слишком большого расстояния. Были видны только верхушки труб и мачты. В пять часов вечера вновь запустили бензомоторы и двинулись к Цусима-зунду, куда и прибыли благополучно спустя два часа.

Получив после столь тяжелого и долгого перехода всего ночь на отдых и ремонт, еще до рассвета 21 июня корабль гвардейского экипажа «Фельдмаршал граф Шереметев» вместе со всеми остальными лодками ушел в дозор к Окочи.

Там ожидалась высадка японского десанта или атака флота противника на стоявшие под разгрузкой пароходы северной десантной группы адмирала Небогатова.

Но за короткую ночь в еще только осваиваемой базе поспать толком никому на «Шереметеве» не удалось. Ночь выдалась тревожной, хотя крупных атак противника из Корейского пролива так и не было. Осмотр и переборка механизмов затянулись до полуночи, а получить торпеды, взамен израсходованных не удалось вообще! Их все еще не успели выгрузить с транспортов снабжения. Причем это стало понятно только к двум часам ночи, когда уже почти снимались со швартовых для выхода в море. Примерно так же содержательно «отдыхали» и экипажи остальных подлодок.

В Озаки весь день и всю ночь была жуткая суматоха, еще больше усилившаяся поздно вечером, когда в темноте вдруг открылась частая пальба севернее якорной стоянки транспортов и на самом рейде. Как скоро выяснилось, стреляли по неизвестно откуда взявшимся японским миноносцам.

Едва отбили эту атаку, как увидели пачки сигнальных ракет в стороне Такесики, а затем оттуда послышались приглушенные расстоянием частые выстрелы, быстро слившиеся в сплошную канонаду. Причем все это сопровождалось несколькими мощными взрывами и разгорающимся заревом ночных пожаров. Никакой связи с Такесики все еще не было, несмотря на отправку туда дополнительных сил с прикрытием в виде вспомогательного крейсера «Кубань» и нарочного из штаба.

В этой неразберихе, как в базе, так и в штабе, о первой удачной торпедной атаке подлодкой вражеского боевого корабля стало известно лишь на следующий день, когда докладная записка о переходе отряда подводных миноносцев и бое лейтенанта Заботкина была прочитана на утреннем совещании. И то лишь благодаря настойчивости нового командира отряда подводного плавания лейтенанта Тьедерера, добившегося перед этим личной встречи с Рожественским. Только тогда была отправлена телеграмма на группу судов сопровождения, обеспечивавших переход лодок, об их успешном прибытии. Квитанция от них о получении депеши была принята сразу же.

В начале восьмого часа вечера 20 июня аэронаблюдатели «Уссури» сообщили, что видят дымы большого числа кораблей, приближающихся к Цусиме с северо-востока и идущих в плотном строю. Им навстречу в разведку снова выслали «двестидевятого», но прежде чем он успел приблизиться, чтобы рассмотреть, кому принадлежат наползающие дымы, с горы Сендуамакияма у Окочи на него передали ратьером, что это наши.

Высаженные еще утром с крейсеров наблюдатели на вершине горы среди приближавшихся кораблей по уникальной комбинации труб, опознали «Наварина». Чуть погодя на «Орле» по радио был получен личный позывной адмирала Небогатова, а сразу после него шифрованная телеграмма с запросом обстановки и дальнейших инструкций.

Хотя эта новость не передавалась на другие суда флажным семафором, но по беспроволочному телеграфу ее могли слышать все. Среди судов на рейдах Озаки и у входных мысов быстро распространилось известие, что идет Небогатов. Это еще больше добавило оптимизма.

Между тем, уже начинало смеркаться. С шара доложили, что кроме второй боевой группы и японских дозорных миноносцев напротив Цусима-зунда в море вокруг Цусимы никого больше нет. Причем японцы, судя по всему, наших кораблей, подходивших с северо-востока, еще не видят. Это было и не удивительно, учитывая, что их разделяло почти тридцать миль.

Для охраны прибывающего пополнения и ночного патрулирования у Окочи, где по плану операции должен был высаживать с транспортов приданные ему войска Небогатов, выслали все номерные миноносцы. Имевшие камуфляжную окраску небольшие корабли незаметно скользнули вдоль самого берега на север. Начавшие занимать позиции ночные дозоры у входа в Цусима-зунд пустили побольше дыма, чтобы скрыть их уход.

Вместе с миноносцами Озаки покинул и «Жемчуг», двинувшийся на юг сразу после того, как шуганул соглядатаев. Он должен был, в первую очередь, осмотреть южную оконечность Цусимы, чтобы убедиться, что там не скрываются другие японские миноносцы. После чего ему предстояло маневрировать южнее мыса Коозаки, чтобы иметь возможность заранее обнаружить отряды противника, в случае их приближения с юга (из Желтого моря или со стороны Сасебо и Нагасаки).

Небогатову отправили телеграмму с приказом установить взаимодействие с отбитой у японцев сигнальной станцией в Окочи и оставить там для разгрузки войсковые транспорты и с ними аэростатоносец «Колыма» под охраной истребителей, номерных миноносцев и малых броненосцев, для которых оборудовать защищенные стоянки. Самому контр-адмиралу со штабом и остальным кораблям группы следовать в Озаки средним фарватером для участия в планируемом совещании.

Получив это распоряжение уже поздно вечером, Небогатов немедленно приступил к его исполнению. Успеть засветло шансов не было с самого начала. До сумерек удалось развернуть только сигнально-навигационные посты с фонарями на входных мысах и у найденных отмелей да начать вводить пароходы в бухту. Приступить к их разгрузке уже не успели. Пользоваться любым освещением в гавани было строжайше запрещено. Разгрузка отменилась, но высадка пехоты продолжалась.

Естественно, соорудить хоть какую-то противоторпедную защиту у намеченных мест стоянок малых броненосцев не успели. Контр-адмиралу Йессену просто нарезали районы патрулирования на безопасных глубинах, так же как и приданным ему эсминцам и ожидаемым миноносцам. Надежной такую оборону назвать было нельзя. Но оставалась надежда, что о присутствии у северной оконечности Цусимы наших кораблей японцам еще не известно.

Дождавшись номерных миноносцев, возглавляемых «Бодрым», Небогатов не смог сразу двинуться в Озаки. Только уже после наступления темноты, убедившись наконец, что оборона стоянки в Окочи хоть как-то налажена, он повел «Николая I» и «Наварина» далее на юг вдоль западного побережья Цусимы. Уточнять полученный ранее приказ из штаба наместника он не решился. Поэтому, узнав у капитана второго ранга Дурново основные ориентиры на подходах к Цусима-зунду и получив от него таблицу с позывными береговых постов, катерных дозоров и своими опознавательными знаками, контр-адмирал медленно продвигался вниз по Корейскому проливу.

А в штабе о второй ударной группе на время просто забыли. Отдавая распоряжение о вызове больших броненосцев из ее состава на основную стоянку флота, предполагалось, что, выдвигаясь немедленно, они должны будут войти во внутреннюю акваторию Цусимы еще на закате. На задержку в два часа никто не рассчитывал. И вот теперь, исполняя этот приказ, два устаревших корабля в полной темноте шли к точке вероятного сосредоточения миноносцев противника для ночных атак.

Только получив перед одиннадцатью часами вечера кодовое извещение с «Николая», что Небогатов начал движение, в штабе всполошились. Его прибытие, по прикидкам флагманского штурмана походного штаба, ожидалось уже после полуночи, и чем это могло закончиться, никто не знал.

К этому времени, почти сразу как стемнело, произошла непонятная стрельба у входа в канал, ведущий к Такесики, вскоре после чего стоянка броненосцев у мыса Эбошизаки была внезапно атакована неизвестно откуда взявшимися несколькими японскими миноносцами, один из которых удалось потопить.

Дальше события развивались по нарастающей. Едва стихла стрельба у Озаки, яростная перестрелка вспыхнула много восточнее, уже где-то у самого порта Такесики. В той стороне в небо взлетали целые гроздья осветительных ракет, а по облакам пробегали лучи прожекторов.

Одновременно с береговых сигнальных постов на мысах Камасусаки и Гоосаки начали поступать многочисленные сообщения о подозрительных тенях, маячивших рядом с фарватерами, а катера и миноноски из состава дозоров у минных полей периодически пускали тревожные ракеты и начинали палить по кому-то из пулеметов и малокалиберных пушек. Все это наводило на мысли о японской согласованной атаке сразу нескольких отрядов с разных направлений. Причем, было совершенно ясно, что японцы находятся даже в считавшемся вполне безопасным Цусима-зунде.

А немного погодя в Такесики вообще начался настоящий бой с использованием серьезных калибров. Слышались мощные взрывы. Связаться с восточным десантом по радио не удавалось, отправленный катером еще вечером нарочный так и не вернулся, а телефонной или телеграфной линии до сих пор не было. Посылать связной миноносец не решались, так как не были известны силы противника, атаковавшего порт, а также откуда он появился. Пробраться в Такесики по суше тоже не было возможности.

Поскольку еще с вечера все внутренние воды к востоку от мысов Камасусаки и Гоосаки считались уже полностью под нашим контролем, наблюдательных постов там не оборудовалось. Хотя сигнальные вахты на всех судах рейдов Озаки и у мысов Камасусаки и Эбошизаки держались усиленные.

По этой простой причине после начала стрельбы внутри обороняемого периметра оказалось, что искать противника непосредственно у якорных стоянок просто нечем. Отозвать катера и миноноски с внешних линий дозора до утра возможности не было, поэтому пришлось срочно выставлять линии патрулей из гребных шлюпок, укомплектовав их уже сменившейся сигнальной вахтой с комплектами осветительных и сигнальных ракет и сигнальными фонарями.

Немногочисленные остававшиеся катера, использовавшиеся как посыльные корабли между стоянками кораблей внутри пролива Цусима-зунд, приказом командующего задержали на рейдах для избежания путаницы. Все прочие передвижения по внутренней акватории также прекратили и погасили все источники света на судах и берегу.

А тут еще пришло извещение о болтающихся где-то в Корейском проливе, совершенно без какого-либо прикрытия двух наших старых броненосцах. Опасаясь, что Небогатов может угодить в засаду у Цусима-зунда, ему запретили приближаться к входным мысам, о чем немедленно отбили телеграмму с «Орла», сразу получив квитанцию о получении и запрос о дальнейших инструкциях.

Немного погодя, после короткого совещания, на всякий случай, «Николаю» и «Наварину» вообще приказали развернуться, максимально скрытно обогнуть Цусиму с севера и держаться, до особого распоряжения, северо-восточнее Окочи, соблюдая светомаскировку и радиомолчание. При этом следовало все время опасаться нападения миноносцев и минных катеров.

В назначенном Небогатову районе ожидания считалось маловероятным появление кораблей противника. В штабе предполагали, что если японцы продолжат свои атаки ночью, то их отряды будут приближаться к Цусима-зунду со стороны Мозампо и Фузана или с южных румбов. В этой ситуации всем нашим кораблям в море было лучше держаться подальше от острова. Перестрелка в Такесики вполне могла быть отвлекающим маневром перед главным ударом по входу в Цусима-зунд.

Оба старых броненосца сразу после получения приказа повернули на запад и начали удаляться от берега, чтобы не нарваться в ночи ни на свои, ни на японские миноносцы. Почти сразу они наткнулись на две небольшие шхуны, выпустившие сигнальные и осветительные ракеты, которыми пытались их осветить. От них уклонились маневром, не открывая огня, но тут же встретились с еще одной, которую случайно протаранил «Наварин». Разрубленная надвое его форштевнем деревянная посудина с высокой кормой моментально затонула. Спасшихся не было.

Следуя далее на север, а потом на северо-восток, постепенно увеличили скорость хода до 11 узлов, идя зигзагом, чтобы осложнить атаку возможно необнаруженным японским миноносцам, которые, как все считали, в больших количествах бродят вокруг. При этом еще неоднократно натыкались на небольшие паровые и парусные суда, некоторые из которых снова пускали ракеты, а два даже пользовались прожектором и радиотелеграфом, о чем сразу сообщалось адмиралу. Сами броненосцы ни огня, ни боевого освещения не открывали и радио не пользовались, шарахаясь жирными безмолвными тенями в японских водах.

Минеры докладывали, что на японское телеграфирование сразу отвечали более удаленные, явно чужие, станции. Их было не менее пяти. С флагманского «Николая» пытались определить пеленг на самый близкий передатчик, но безуспешно. А между тем депеши шли все чаще, а их сигнал был очень сильным, из-за чего казалось, что японцы окружают со всех сторон, постепенно сжимая кольцо.

Благодаря запрету на стрельбу, а также, возможно, достаточно большому ходу и постоянной смене курса, два старых броненосца все же благополучно избежали ночных атак. Когда вышли в район северо-восточнее северной оконечности Цусимы, контакты наконец прекратились. Севернее еще несколько раз видели лучи прожекторов, шаривших по воде или же светящих в небо и что-то передававших кодом и азбукой Морзе по облакам. От них ушли еще дальше к востоку.

Теперь даже радиотелеграфирование противника слышалось слабее. Зато в том районе, который только что покинули, периодически вспыхивали короткие перестрелки с использованием малокалиберной скорострельной артиллерии. Вероятно, вели бой наши и японские миноносцы. Судя по тому, что серьезных калибров слышно не было, до больших кораблей и транспортов противник еще не добрался.

Оказавшись в достаточно спокойных водах, Небогатов решился нарушить приказ о радиомолчании и сообщил Рожественскому о встреченном интенсивном судоходстве западнее Окочи, слышимых звуках боя к западу и юго-западу от себя и световой сигнализации на северных румбах.

В ответ сразу получили приказ быть готовыми прикрыть силы обороны северного района высадки атакой с востока. Все в штабе Небогатова недоумевали, чем могут помочь два устаревших, неповоротливых, тихоходных броненосца, вооруженных нескорострельной артиллерией, в ночном бою. Судя по тому, что депеша шла открытым текстом с использованием только словесного кода, приказ этот был срочным. Раз дошло до такого, видимо ситуация вокруг Цусимы была уже совсем критическая.

Получив эту телеграмму, «Николай» и «Наварин» двинулись малым ходом на зигзаге назад к Окочи. Но спустя полчаса получили еще одну, теперь уже шифрованную по всем правилам депешу, с приказом держаться от района боя на безопасном расстоянии и до явного начала японского нападения на транспорты и силы их прикрытия кораблями не рисковать. В случае серьезного боя у Окочи действовать по обстановке. В телеграмме также сообщались новые позывные для использования радио при связи со штабом и световые опознавательные сигналы.

Эта телеграмма не добавила ясности о складывающейся ситуации на Цусимских островах, но хотя бы избавила от необходимости подставляться в кишащих миноносцами водах у берега. Броненосцы снова отвернули к востоку. Всю ночь комендоры дежурили у заряженных орудий, ожидая казавшегося неминуемым боя с превосходящими силами противника, но все обошлось.

Получив радио от занявшего свой район ожидания, Небогатова, в дополнение к недавно стихшим звукам боя в Такесики, в штабе эскадры окончательно утвердились в мысли, что ночь будет неспокойной. Исходя из этих предположений, были всемерно усилены дозоры на входе в пролив, а выгружаемые на берег полевые орудия немедленно разворачивались на боевых позициях для возможности отражения массированной ночной атаки. Причем эту атаку теперь ждали не только и даже не столько из западного Цусимского прохода, сколько из внутренних шхер Цусимских островов, откуда ранее вообще не предусматривалось никакой обороны.

Из-за этого всеобщий бардак и сумятица только усилились. Первое время отдавали прямо противоречащие изначальным выкладкам приказы, неизбежно вызывавшие ответные запросы с мест, что привело к полной перегрузке и парализации многих линий связи, которых оказалось явно недостаточно. Отправлялись нарочные с письменными распоряжениями, но и их не хватало.

В оборудовании сверхплановых артиллерийских позиций и налаживании связи между ними и штабом эскадры на борту «Орла», а также с соседними укреплениями участвовали все минеры, приписанные к штабу из состава специальной флотской роты связи, сформированной еще во Владивостоке. Но они явно не справлялись, и к работам были привлечены также все способные держаться на ногах легкораненые из экипажей «Изумруда» и «Мономаха».

В результате их усилий только через полтора часа была наконец организована достаточно эффективная система наблюдения и оповещения, полностью перекрывавшая все подходы вдоль побережья к внутренней цусимской акватории, но только непосредственно в районе стоянки Озаки.

В начале девятого часа вечера «Калхас», «Корея», «Иртыш» и «Воронеж», ведомые «Колымой», вошли в Окочи, ориентируясь по слабым отблескам света с сигнальной станции на горе и навигационных постов на берегу. На транспортах к этому времени, уже подготовили к использованию все плавсредства для переправки на берег вооружения и снабжения и высадки пехоты. Но разгрузку отменили, а почти все паровые катера с пароходов направили на патрулирование входа в бухту.

Высадка пехоты проводилась уже в полной темноте и тишине, с проводкой караванов шлюпок и нескольких трофейных лихтеров за реквизированными рыбацкими лодками, подошедшими от пристаней деревушек, расположенных в бухте под управлением матросов с крейсеров, уже успевших освоиться в этих местах за день.

Однако в такой спокойной обстановке удалось свезти на берег только первую партию людей, легкого вооружения и боеприпасов. Не успели еще последние шлюпки ошвартоваться к пристаням деревушек, как началась стрельба у подножия горы и южнее пляжа, куда начали выгрузку горной батареи. В небо взлетели разноцветные ракеты, грянули ружейные залпы.

Хотя никакой надежной связи кроме перемигивания фонарями азбукой Морзе транспорты с берегом установить еще не успели, артиллерия всех пароходов тут же начала палить по любым вспышкам света на берегу шрапнелью и фугасами безо всякой корректировки.

Эта частая и довольно бестолковая пальба продолжалась более получаса и только по счастливой случайности обошлась без потерь для высаживающейся стороны. Тем не менее, она отогнала атаковавших в темноте японцев за ближайшие возвышенности, позволив спокойно продолжить высадку регулярных войск и строительство дополнительных пристаней, для приемки тяжелых грузов.

Не располагавшие полевой артиллерией и, вероятно, понесшие тяжелые потери части японского цусимского гарнизона никак не могли этому воспрепятствовать и отступили за прибрежные холмы, накапливая силы и готовясь с рассветом возобновить свои атаки с новой силой.

Малые броненосцы Йессена держались у входа в гавань, в готовности отразить возможное нападение миноносцев. Времени на сооружение противоторпедных преград не было, поэтому они не могли встать на защищенные стоянки и всю ночь маневрировали на переменных курсах северо-западнее Окочи в виду берега. Сигнальные вахты были усилены, но контакта с противником установлено не было, хотя до восхода луны пару раз и поднимали ложные тревоги.

Всех приданных ему миноносников Йессен еще на закате отослал «от греха подальше» в свободный поиск противника на подступах к бухте. Это, возможно, уберегло наши немногочисленные легкие силы от дружественного огня, так как в темноте, задерганные слишком долгим пребыванием в боевом состоянии, комендоры трехдюймовых батарей открывали пальбу по всему, что видели или считали что видят.

При этом даже прямые команды с мостика исполнялись со значительной задержкой. Командиры плутонгов, дежурившие у орудий уже третьи сутки, вконец измотались и не могли адекватно реагировать на поступавшие приказы, особенно когда сами «видели цель».

Не способствовали спокойному несению службы и частые перестрелки, вспыхивавшие между кем-то западнее и севернее района высадки. Вероятно, это действовали наши миноносцы, отосланные от эскадры. Хоть стрельба и стихала каждый раз, едва начавшись, нервы дергала изрядно.

Когда наконец-то взошла луна, видимость заметно улучшилась, что существенно уменьшило напряжение на борту броненосцев береговой обороны, чьи экипажи, от машинной вахты до последнего сигнальщика, уже были на пределе и буквально валились с ног от усталости.

Штурм Майдзуру, затем, вместо логичного отхода к родным берегам в ожидании атаки противника, суточный бег прямо в пасть всему японскому флоту без каких-либо известий от своих главных сил, а теперь еще и боевая ночь окончательно вымотали людей. Казалось, утро никогда не наступит.

Японцы за всю ночь у Окочи так и не показались, хотя несколько стычек с небольшими паровыми и парусными судами, явно занимавшимися разведкой, имели место. Кроме того, постоянно принимались сигналы японских станций беспроволочного телеграфа, принадлежащих нескольким судам.

Утром, еще до рассвета, Йессен вызвал по радио командиров обоих отрядов эсминцев, приказав найти наши миноносцы и произвести разведку вокруг бухты. Матусевич и Андржиевский приказ исполнили, но японского флота поблизости также не обнаружили. Зато перехватили две небольшие шхуны. Одна везла рис в Озаки из Ульсана, а другая из Гензана направлялась в Миура с грузом вяленой рыбы и циновок.

Их экипажи были очень удивлены нашим появлением так далеко от Владивостока. По словам капитанов, им говорили, что у русских больше нет кораблей, способных пересечь Японское море. Оба судна с рассветом привели в Окочи призовые команды миноносцев, где японцы удивились еще больше, увидев, как основательно обосновывается русский флот, и даже армия, на Цусиме.

От миноносников узнали, что они всю ночь гоняли подозрительные мелкие каботажники и не в меру любопытные шхуны вокруг северной оконечности острова. Ни одного боевого корабля, против ожидания, встречено не было. Ответного огня по миноносцам не открывали ни разу.

С рассветом станция «Орла»» установила связь по радио с броненосцами «Николай I» и «Наварин», передав им приказ следовать в Озаки. Поскольку сегодня тумана с утра не было и уже достаточно развиднелось, главные силы Небогатова сразу дали полный ход и двинулись ко входу в Цусима-зунд, в третий раз огибая северную оконечность Цусимы. Попутно они сняли с дежурства все миноносцы, уже нуждавшиеся в бункеровке. На заключительном отрезке перехода миноносцы шли впереди с тралами, но мин не нашли.

С разгружавшимися в Окочи транспортами оставались корабли Йессена. Из Озаки в любой момент могли быть выдвинуты «Орел» и «Бородино» с «Донским». Кроме того, всем подлодкам было приказано оставаться в Окочи до особого распоряжения. Чтобы дать экипажам хоть какой-то отдых, было разрешено иметь пары только для экономического хода и встать на якорь в бухте.

Предполагалось, что о появлении на горизонте противника заранее должны будут предупредить воздушные наблюдатели сразу с двух аэростатов, которые хотели поднять еще затемно над Цусима-зундом и Окочи. Но из-за беспокойной ночи над Окочи шар вообще не спускали, ведя наблюдение за периодически появлявшимися в окрестностях факелами из труб, скорее всего своих же миноносцев. Это привело к сильному утомлению его экипажа и потере высоты вследствие неизбежных утечек газа. Так что к утру его нежно было наоборот опускать для осмотра и пополнения оболочки.

А шар с «Уссури», который спустили еще вечером для ремонта, поднять вовремя не успели. Его повреждения от порывистого ветра и резкого маневрирования носителя на приличной скорости оказались серьезнее, чем считалось вначале, и к рассвету ремонт еще не был закончен. Но доложили об этом только в начале четвертого часа утра. В результате оказалось, что на замену вышедшему из строя аэростату до окончания его ремонта не успевают вооружить даже резервный с «Урала».

Из-за мглистости горизонта над самими островами, вследствие раннего часа, воздушный шар, который всю ночь держался над Окочи, с рассветом из Цусима-зунда видно не было. Поэтому установить светосигнальную связь не удалось. Но из Озаки быстро связались по радио с «Колымой», выяснив обстановку в районе северного плацдарма. Станция аэростатоносца была маломощной и с трудом могла поддерживать приемопередачу в пределах Цусимы. Но больше от нее и не требовалось.

Довольно скоро туман разогнало ветром, и стало возможно поддерживать светосигнальную связь между северной оконечностью острова и основными силами флота. Только тогда выяснилось, что уже в ближайшие час-полтора флот останется вообще без воздушной разведки.

К счастью, противник явно не спешил активизироваться. Наблюдатели в корзине над «Колымой» сообщали только о движении кораблей контр-адмирала Небогатова да об отдельных небольших судах, не подходивших близко к Цусимским островам. Виден также японский дозор непосредственно напротив входа в Цусима-зунд. Все японские перевозки морем севернее Цусимы, в пределах просматривавшихся с предельной теперь для «колбасы» 500-метровой высоты, также прекратились.

Небогатовым и сопровождавшим его миноносцам во время всего перехода ни мин, ни крупных вражеских судов обнаружено не было. Уже у входа во внутреннюю акваторию восточнее русского отряда обнаружились несколько миноносцев противника. Но близко они не подходили, и к полудню «Николай» и «Наварин» наконец вошли в нашу новую базу. Их встречали без оркестров и салюта, но все, кто был на палубах и на берегу, махали фуражками и кричали «ура!».

Оба старых броненосца, войдя на рейд, встали на якоря рядом с новыми броненосцами Рожественского. Сам начальник второй ударной группы Тихоокеанского флота со своим начальником штаба капитаном первого ранга Кроссом немедленно отправился на борт флагмана для подробного доклада о майдзурском деле. А пришедшие с ним миноносцы ошвартовались к назначенным пароходам для бункеровки. Всем экипажам только что пришедших кораблей дали сутки отдыха.

Незадолго до прихода Небогатова связались по радио с «Жемчугом», активно проводившим разведку южнее мыса Коозаки. Ночью он имел несколько контактов с небольшими невоенными судами. Но до стрельбы дело ни разу не дошло. Ничего опасного встречено не было. С рассветом он удалился от побережья, начав поиск каботажных судов. Им уже было перехвачено три японских шхуны и пароход в 470 тонн водоизмещения, пробиравшийся в южную Корею из Нагасаки и более южных районов западного Кюсю.

Капитаны остановленных судов с продовольственными и военными грузами покинули порты приписки еще сутки назад и не знали о нашем появлении здесь. Все суда укомплектовали перегонными экипажами и пока держали при себе, в ожидании дальнейших инструкций.

Капитану второго ранга Левицкому приказали немедленно отправлять призы в Озаки, выслав им навстречу «Донского» с двумя миноносками из состава дозорных сил для эскорта, а «Жемчугу» продолжать поиск, спустившись далее к югу. От мысли отправить в крейсерство и «Донского отказались, ввиду тихоходности старого броненосного крейсера и близости крупных сил японцев.

Впрочем, и «Жемчуг» скоро был вынужден вернуться, наткнувшись на три японских вспомогательных крейсера спустя всего полчаса после отправки призов. Опасаясь за сохранность своей добычи, Левицкий был вынужден держаться рядом с медленно отходившим на север небольшим караваном трофеев до самого момента встречи с высланным сопровождением. При этом при помощи прожектора с крейсера и гелиографа в корзине аэростата была установлена устойчивая связь с наконец-то поднятым над «Уссури» аэростатом, и с расстояния более двадцати миль велся устойчивый обмен шифрованными депешами.

Все это время маневрировавшие поблизости японцы телеграфировали о курсе и скорости «Жемчуга», так что дальнейший поиск на ближайших к южной оконечности Цусимы коммуникациях стал бессмысленным. Левицкий осмотрел незаселенное гористое западное побережье Симоносимы – южной половинки Цусимы, начиная от мыса Коозаки, но никого не обнаружил. В итоге весь караван к трем часам пополудни благополучно пришел в Озаки.

Из четырех минных отрядов, атаковавших 20 июня 1905 года русские заслоны у Цусима-зунда с севера, в сам пролив смогли ворваться лишь три миноносца из 5-го отряда №№ 67, 40 и 39, три из 21-го отряда №№ 44, 47 и 48. Миноносцы № 74, «Удзура» и «Саги» из 11-го и два из 14-го отряда – «Касасаги» и «Чидори». Все остальные были либо уже потоплены или тонули, либо потеряли ход и болтались на волнах у входа, в ожидании, когда дым рассеется, и их добьют. Совсем немногие получили тяжелые повреждения и отходили к ближайшим базам. Японцы считали, что имели дело по меньшей мере с четырьмя крейсерами, поочередно преграждавшими путь, так что такие потери в дневном бою были вполне ожидаемы.

Только ворвавшись наконец в пролив, миноносцы смогли оторваться от преследовавших их русских крейсеров. В клубах стелющегося по воде дыма от горящих построек на мысах, угольных складов и барж с машинным маслом в Озаки они укрылись от их снарядов. Но неприятности на этом не кончились!

Откуда-то из-под северного берега Цусима-зунда их обстрелял вооруженный пароход. Если бы не его залпы, он так и остался бы не замеченным. Шедший третьим с головы колонны № 48 выстрелил двумя торпедами в этот крупный транспорт, но промахнулся. Русские тоже не особенно преуспели в заградительном огне, так как японцы были едва видны, а скоро и вовсе пропали в дыму, но «74-й» успел получить осколочные повреждения в машине.

Спустя всего минуту эти одиннадцать уцелевших японских миноносцев выскочили из дымного шлейфа, явно густевшего к востоку, и неожиданно выкатились в хорошо просматривавшуюся со всех сторон внутреннюю акваторию Цусимы. На южных и юго-восточных румбах были видны большие пароходы, а над ними был поднят воздушный шар, который наблюдали со всех миноносцев еще задолго до начала атаки. Их оказалось неожиданно много, и возле каждого были шлюпки. А совсем рядом, под северным берегом пролива, приткнулись к отмели два небольших японских транспорта и портовый буксир. С него начали что-то передавать семафором, но разобрать его не успели, так как толком оглядеться японцам не дали.

Едва миноносцы оказались на чистой воде, их сразу заметили с двух ближайших больших русских судов, стоявших еще восточнее, недалеко от мыса Имозаки, и незамедлительно открыли огонь. Причем, судя по числу стволов на каждом судне и частоте и точности залпов, это были вспомогательные крейсера, а вовсе не транспорты.

Оказавшись снова под обстрелом, миноносцы, не сбавляя хода, развернулись через правый борт и попытались снова войти в дым, чтобы, прикрываясь им, сблизиться для атаки рейда Озаки, где стояло больше всего судов под Андреевским флагом. Но откуда-то из этого дыма, со стороны мыса Эбошизаки, тоже сверкнули вспышки залпов. Почти одновременно и из гавани Озаки открыли огонь все стоявшие там суда.

Невзирая на летевшие на них с трех сторон снаряды, японцы продолжали атаку. Вскоре стрелявшие справа корабли удалось разглядеть. Ими оказались еще два больших парохода, но прежде чем такие удобные цели успели атаковать повернувшие на них миноносцы 5-го отряда, немного севернее них проявился силуэт русского трехтрубного крейсера типа «Изумруд», быстро шедшего на юго-восток, а прямо из-за пароходов выскочили пять низких одно- и двухтрубных силуэтов, быстро двигавшихся наперерез.

На японских миноносцах их поначалу приняли за своих, встретив дружным «Банзай». Но когда те, проскочив под самыми бортами русских транспортов, не были обстреляны ими и не подорвали ни одного из них, а наоборот, открыли мощный фланговый огонь на поражение по японским кораблям, вскоре врезавшись в самую гущу их строя, стало ясно, что это русские. К этому времени были уже видны и Андреевские флаги над ними, и совершенно не японская окраска бортов и надстроек.

Заложившие перед самым началом этой схватки правый разворот миноносцы №№ 67, 40 и 39 приняли еще больше вправо, сменив свою цель на явно более опасный, крейсер. Атаковав его с минимальных дистанций с обоих бортов, они выпустили все свои мины, но безрезультатно.

Ответный кинжальный огонь нанес серьезные повреждения «шестьдесят седьмому» и «тридцать девятому», а «сороковой» отделался потерями от осколков на палубе, но, в итоге, все трое благополучно покинули Цусима-зунд, проскочив в дыму даже по своим минам без подрыва. Это обнаружилось, когда в просвете дымных шлейфов справа по борту на мгновение открылся мыс Камасусаки. Менять курс было уже поздно, почти все заграждение оказалось позади.

Ошеломленные неожиданно мощным перекрестным заградительным огнем, а затем окончательно сломленные решительной атакой с фланга, остальные миноносцы рассыпали строй и отвернули в разные стороны, сорвав атаку и потеряв друг друга из вида. Лишь поврежденный еще при прорыве и быстро теряющий ход № 74 продолжал ползти к рейду Озаки, отвлекая на себя все внимание русских. Он был быстро добит сосредоточенным огнем.

Все остальные, каким-то чудом оказавшись вместе, сначала пытались прорваться обратно из пролива под прикрытием дыма, но из-за повреждений и многочисленных стычек с русскими кораблями совершенно потеряли ориентацию и уперлись в берег восточнее мыса Камасусаки.

Повернув на запад, они опять наткнулись на обстрелявший их при прорыве пароход, снова угодив под его снаряды. Поскольку ни на одном из миноносцев уже не было торпед или исправных минных аппаратов, ответили только своей артиллерией, поспешив снова скрыться в дыму, двинувшись к среднему фарватеру.

Но путь сразу преградили какие-то тени, сближаться с которыми, оказавшись почти безоружными, японцы не рискнули. Обойдя их, удалось войти во входной канал под мысом Гоосаки, но путь домой снова оказался перекрыт, что вынудило все так же державшиеся вместе миноносцы отступить вдоль заграждения сначала на север, а потом на восток, вновь потеряв друг друга из вида.

Ветер начал склоняться к востоку, благодаря чему сам выход из Цусима-зунда в западный Цусимский пролив оказался теперь в зоне хорошей видимости под прицелом маневрировавших там двух русских броненосцев и крейсера. Прорваться мимо них в таких условиях не представлялось возможным.

После еще нескольких неудачных попыток выйти из внутренней акватории вдоль мыса Камасусаки, несколько раз угодив под ружейный огонь с берега, миноносцы, в итоге, ушли к северному берегу Цусима-зунда восточнее возвышенности на этом мысе. Здесь берег был еще безопасным, а бурый, тяжелый дым от пожаров давал хоть какую-то защиту.

Оказавшись в редеющем дыму среди только что затопленных на мелководье японских же буксиров, небольших пароходов и лихтеров, некоторые из которых так же горели, оставшиеся семь кораблей из трех отрядов с трудом смогли собраться вместе. Все они имели повреждения различной степени тяжести. Полного хода не мог дать ни один. Из артиллерии осталось менее половины, а минного вооружения, готового к бою, не имелось вовсе.

Из старших офицеров уцелел только капитан второго ранга Секи – начальник 14-го отряда миноносцев. Остальные были командирами кораблей в чине не выше старшего лейтенанта. Но на некоторых миноносцах командовали уже боцманы или механики, заменившие на мостиках погибших офицеров.

Оценив степень повреждений и израсходования боезапаса, пришли к выводу о необходимости оторваться от противника для максимального восстановления боеспособности. После короткого совещания командиров решили пробираться на восток, в глубь Цусимских шхер в направлении мыса Хитозаки, рассчитывая там исправить повреждения и перезарядить исправные минные аппараты. Просто переждать русский набег никто даже не думал.

Прячась в полосах дыма, удалось скрытно продвинуться еще на три мили восточнее, а затем подняться к северу, углубившись в бухту за мысом, насколько позволяли глубины. Там, укрывшись от наблюдателей со стороны Озаки за скалистым мысом Хитозаки, севернее входного канала порта Такесики, и загасив котлы, чтобы не быть обнаруженными по своему дыму со злополучного русского аэростата, японцы занялись ремонтом и перезарядкой опустевших минных аппаратов.

По приказу Секи было организовано постоянное наблюдение за противником. У мыса был выставлен шлюпочный дозор, а на возвышенности рядом со стоянкой организовали наблюдательный пост. Оттуда постоянно следили за всеми передвижениями в Цусима-зунде.

Несмотря на все еще сохранявшееся задымление от угольных складов Озаки, общую диспозицию отрядов противника было видно достаточно хорошо. Уходить русские явно не собирались. Их катера суетились вокруг трех якорных стоянок больших кораблей на противоположном берегу Цусима-зунда у мысов Имозаки, Сириязаки и на рейде Озаки. В районе мыса Сугазаки, всего в двух милях к востоку, также угадывалось какое-то движение, но что именно там происходит, было непонятно из-за дыма.

С транспортов на стоянках выгружали какие-то грузы, иногда пароходы переходили с одной стоянки на другую. Миноноски, шлюпки и катера мотались вдоль берега и поперек пролива и даже ходили в направлении Такесики, где периодически взлетали сигнальные ракеты. Причем русские маломерные суда явно ничего не опасались. Из чего был сделан вывод, что этот порт тоже захвачен.

Отправленные в ближайшую деревню связные вернулись ни с чем. Местные жители, встревоженные сильной стрельбой, ничего не знали, а о телеграфной связи в этой местности даже не слышали. Поскольку до начала атаки ни капитану второго ранга Секи, ни, тем более, командирам миноносцев ничего не было известно о силах противника и объектах на Цусиме, подвергшихся нападению, представить себе общую ситуацию было невозможно.

На совете командиров было принято решение напасть на гавань порта Такесики четырьмя большими миноносцами, так как считалось, что все крупные русские корабли на ночь укроются именно там. Атаковать планировалось до полуночи, чтобы до восхода луны покинуть Цусима-зунд. До начала этой атаки три миноносца из 21-го отряда, имевшие наиболее тяжелые повреждения, должны были провести поиск русских судов на рейде Озаки, где ожидалось обнаружить только легкие дозорные силы. В крайнем случае их поддержку.

Эта атака должна была отвлечь внимание дозоров от входа в канал, ведущий к порту Такесики, и снизить вероятность обнаружения основной ударной группы. Попутно 21-й отряд произведет разведку обнаруженной стоянки больших пароходов у мыса Имозаки, откуда будет дан условный сигнал, после чего начнет движение основная ударная группа.

Остатки 21-го отряда, несмотря на пулевое ранение в плече, возглавил старший лейтенант Томинага, командир миноносца № 44, а группу больших миноносцев – сам Секи. Были согласованы условные сигналы и время начала движения, но никакого взаимодействия между отрядами не предусматривалось.

К ночи удалось восстановить работоспособность главных механизмов на всех кораблях, починить почти все поврежденные орудия и зарядить уцелевшие минные аппараты. Как только стемнело, начали разводить пары. Покидавшие уже в сумерках пост на вершине горы наблюдатели видели продолжавшееся движение больших судов у Озаки. Но что это были за суда и куда направлялись, с такого расстояния и из-за дыма не удалось разглядеть даже в бинокль.

К десяти вечера все было готово, и японцы двинулись вперед. Еще даже не имея полного давления пара во всех котлах, отряды начали медленно выходить из-за скал мыса Хитозаки. Первыми покинули свою стоянку миноносцы № 44, 47 и 48, бесшумными тенями скользнувшие на запад. С них внимательно следили за укрытыми темнотой русскими стоянками и ближайшим берегом, но никаких признаков тревоги не было.

Для большей уверенности старший лейтенант Томинага провел свой отряд по большой дуге, огибая мыс Хитозаки с юга, но никаких дозорных судов не встретил. Считая свою задачу по обеспечению выдвижения ударной группы выполненной, он двинулся к мысу Имозаки в поисках целей.

Все так же бесшумно скользя в ночи, миноносцы старшего лейтенанта Томинага, достигнув исходных рубежей у мыса Имозаки в двух милях к северо-востоку от Озаки и не обнаружив стоявших здесь днем пароходов, подали условный сигнал и двинулись в глубь бухты, выискивая цели для последних четырех имевшихся у них торпед.

Вдруг за кормой отвлекающего отряда, у самого входа в канал, ведущий в Такесики, взлетели сразу несколько сигнальных и осветительных ракет, и послышалась стрельба из малокалиберных пушек и пулеметов. В их мерцающем свете четко проступил профиль мыса Имозаки. Это могло означать только одно – отряд капитана второго ранга Секи, чьи действия планировалось прикрывать атакой на стоянку Озаки, обнаружен и вступил в бой. Оказать ему какую-либо помощь Томинага уже не мог, поэтому продолжил движение.

После совершенно неожиданного тяжелого дневного боя, а затем всей нервотрепки, связанной с последующим освоением новых земель и авральных работ по закреплению на них, штаб наместника пытался предугадать дальнейшие действия противника, сумевшего так сильно удивить всех. Были приняты все возможные меры, исходя из единственного, реально возможного направления, с которого могло быть предпринято нападение.

Как и ожидалось, с темнотой начались попытки проникновения небольших судов из западного Корейского пролива за линии патрулей, пока успешно пресекавшиеся. Никаких признаков серьезной тревоги сначала не было. Из Такесики до сих пор не поступило доклада о ситуации. Но и поводов для беспокойства с той стороны тоже не было. Слышалась только нечастая стрельба полевых орудий. Казалось, что все под полным контролем.

Но все изменилось за считанные мгновения. Ожидаемая ночная атака началась совершенно не с того направления, откуда ее ждали. Короткая, но яростная перестрелка вдруг разгорелась в тылу у флота и его обоза, прямо у входа в канал, ведущий к Такесики, прикрытый чисто символическими дозорами из пары катеров. И это после того, как половину светового дня наш флот контролировал все передвижения в Цусима-зунде. Причем было совершенно непонятно, откуда там взялись японцы, какими силами и в каком направлении атакует противник. Это вызвало растерянность у всех.

Когда у входного канала Такесики, где часто стучали скорострелки, уже догорали ракеты, поступило распоряжение немедленно выслать шлюпки к востоку от стоянки транспортов в Озаки и от броненосной стоянки. А также срочно высадить наблюдателей на скале, торчавшей среди бухты примерно на полпути между мысами Эбошизаки и Имозаки, а если это невозможно, организовать там дежурство шлюпок с наблюдателями. Что-либо еще сделать уже явно не успевали.

Когда три японских номерных миноносца уже прошли почти половину пути от мыса Имозаки до Озаки и огибали с юга эту скалу, их обнаружили с двух вельботов, отправленных с «Бородино». Они направлялись к скале, чтобы высадить там группу сигнальщиков для наблюдения, но обнаружили противника раньше и дали залп осветительными ракетами.

Поскольку на броненосцах точно знали, что наших миноносцев в Цусима-зунде сейчас нет, а часть башен уже была развернута на восток и прислуга дежурила у орудий, первый залп прогремел сразу же. А спустя всего полминуты по смутным, едва угадывавшимся в свете ракет и все еще горящего вдали Такесики, низким силуэтам вели беглый огонь шестидюймовые башни и трехдюймовки правых бортов обоих «Бородинцев».

Кроме того, снова начали палить во все подряд канониры с пароходов, просто расстреливая горизонт, не заботясь о прицеливании. Их снаряды уходили безвредно южнее обнаруженных силуэтов. Это, впрочем, упрощало стрельбу броненосцам, заодно отвлекая противника на дополнительные цели.

Японцы с самого начала своей атаки оказались слишком близко от крупных боевых кораблей, готовых к бою, к тому же в световом пятне от ракет, а позже как раз между ним и русскими пушками. Миноносец № 44 получил попадание и начал сбавлять ход, двинувшись прямо на броненосцы, бывшие всего в трех кабельтовых справа. Его быстро прикончили, не дав выпустить торпеды, а шедшие за ним, но оказавшиеся дальше к югу № 47 и № 48 безрезультатно отстрелялись с дальней дистанции и отвернули прочь.

Им удалось покинуть пролив, пройдя проходом между северным минным полем и мысом Камасусаки. С берега их видели, но огня не открывали, так как они уже уходили, следовательно, были не опасны. А стрельбой можно было преждевременно выдать позиции развернутых на мысах пулеметных засад.

Хотя появление этих миноносцев с тыла, где только что взлетали ракеты и отгремели наши пушки, несколько озадачило всех на форте, береговые расчеты действовали строго по инструкции. О покинувших Цусима-зунд миноносцах по телефону доложили на стоявший неподалеку «Днепр», а уже с него по радио на флагман и получили ответ, что эта атака отбита без ущерба для нас.

Получив сигнал, что стоянка у мыса Имозаки опустела, Секи окончательно уверился, что русские ушли в глубь цусимских шхер, надеясь там укрыться от атак. Его ударная группа – «Удзура», «Чидори», «Касасаги» и «Саги» – пробиралась вдоль гористого берега, рассчитывая таким образом обойти возможные русские дозоры у входа в бухту Асо. Очень строго следили за тем, чтобы не выдать себя искрами из труб или бурунами у форштевней.

Уже повернув на входной фарватер, шедший головным «Чидори» обнаружил справа луч небольшого прожектора, внезапно вытянувшийся в сторону только что мигнувшего вдали сигнала с кораблей старшего лейтенанта Томинага. Вероятно, патрульные суда у входа встревожил этот слабый отблеск. Решив, что его миноносец тоже обнаружен, Секи развернулся на прожектор, чтобы, атаковав русскую брандвахту, прикрыть своим кораблем прорыв остальных на рейд порта.

Но почти сразу, всего в 50 метрах справа по носу, был обнаружен минный катер, шарахнувшийся в сторону и выпустивший несколько осветительных ракет. В их свете стало видно, что и тот прожектор, что встревожил Секи, принадлежит второму такому же катеру, также начавшему выпускать в небо ракеты. Одновременно оба катера начали стрелять из мелких пушек и пулеметов.

Уже начавший разворот «Чидори» передал остальным условный сигнал на продолжение атаки и открыл огонь по обоим катерам, получая в ответ пулеметные очереди и хлопки скорострелок. За его спиной три других миноносца, вероятно так и не обнаруженные, благополучно обошли световое пятно от ракет и нырнули в проход, начав быстро набирать ход. С «Чидори» еще какое-то время видели их разраставшиеся светящиеся кильватерные следы, но вскоре и они пропали из вида.

Стычка с дозором была очень короткой. Как только погасли русские ракеты, японский флагман почти сразу потерял свои цели в темноте и, после завершения циркуляции, тоже двинулся в глубь прохода, хорошо различимого среди мрачных черных скал. Теперь никого вокруг не было. Казалось, что путь к цели открыт.

Но капитан второго ранга Секи по-прежнему, соблюдал все меры светомаскировки и держал ход, при котором не было буруна у форштевня. Из-за заминки на входе и разности в скоростях его «Чидори» заметно отстал от своего отряда, который, судя по начавшейся вскоре и быстро набиравшей силу стрельбе впереди, уже ввязался в бой.

Вырвавшийся вперед «Удзура», а за ним «Касасаги» и «Саги», считая себя обнаруженными, дали почти самый полный ход, надеясь с наскока сбить все заслоны в узком входном канале. Они быстро прошли мимо островка на самом входе, а затем мимо еще одного, уже дальше в шхерах, оставив их справа. Затем повернули на юго-восток, не сбавляя хода. Весь входной канал в милю с небольшим длиной был ими пройден менее чем за пять минут. При этом миноносцы так никого и не встретили.

На подходе к порту ход снова снизили, готовясь к очередному повороту вправо, чтобы войти прямо в гавань Такесики. Глубоководный рейд порта, где могли отстаиваться крупные русские корабли, был сразу за входным мысом, поэтому орудия и минные аппараты были изготовлены к бою заранее. Всем расчетам приказали выбирать цели на свое усмотрение, не дожидаясь команды с мостика, так как в случае сильного обстрела ее могло и не быть.

Но еще не дойдя до входного мыса чуть более полукабельтова, в 10:34 пополудни миноносцы были прямо в лоб освещены двумя мощными прожекторами с большого парохода, стоявшего в середине прохода, ведущего в порт. Почти сразу по ним открыли огонь из скорострельных пушек с этого судна. Судя по всплескам, калибр был от 75 миллиметров и выше.

Уходя из освещенной зоны, все три миноносца взяли вправо, намереваясь проскочить под носом у русского вспомогательного крейсера, между ним и мысом Денханджимезаки, ограничивающим гавань Такесики с севера. Японцы открыли частый огонь из всех своих 47- и 57-миллиметровых орудий, а замыкающий «Саги» успел даже выпустить мину. Но поскольку пароход стоял носом к японцам, а стреляли они с циркуляции, в цель она не попала. А от десятка мелких снарядов, вошедших в огромный корпус и надстройки, никакого результата не было.

Проскочив мимо второй брандвахты на пути к цели, японцы сразу оказались в гавани порта, хорошо освещенной пожарами на берегу. Здесь стояли еще два больших судна, разгружавшихся с помощью многочисленных барж, лихтеров и баркасов. А южнее, уже за пределами акватории, смутно угадывалось еще несколько размытых силуэтов. На пристани и на берегу рядом с ней было сложено много ящиков, мешков и тюков, только что перекочевавших с кораблей на сушу. Суетились люди. Однако против ожидания броненосцев в порту не было.

Огонь всех миноносных пушек был немедленно перенесен на новые цели, но и японцы угодили под шквал огня. Стоявший на входе в порт большой пароход теперь был хорошо виден, так как отсветами пламени ярко высвечивало его трехтрубный силуэт. Он часто бил вдогонку прорвавшимся миноносцам всем левым бортом. Оба судна в порту также оказались хорошо вооружены. Кроме того, часть лихтеров и барж таскали вооруженные малокалиберными орудиями и пулеметами катера, также открывшие частый огонь из своих скорострелок и пулеметов и двинувшиеся навстречу.

Дистанция была минимальной, освещение – хорошим, так что попаданий ждать долго не пришлось. В 11:36 «Касасаги» получил 120-миллиметровый снаряд в корму и потерял управление, бросившись вправо. Из-за близости берега он сразу выскочил на камни в основании мыса Денханджимезаки, но быстро возобновил огонь из всех орудий и выпустил мины из кормового минного аппарата и аппарата правого борта в брандвахтенный пароход.

Из-за малой глубины они обе ударились о дно и затонули, даже не встав на боевой взвод. А по сидевшему на мели миноносцу открыли частый ружейный огонь еще и с берега, всего со 100–150 метров. Этот обстрел быстро усиливался и, в конце концов, заставил замолчать все его пушки.

Полностью потерявший боеспособность и имевший огромные потери в команде миноносец был подорван экипажем, но взрыв получился несильным, так как от оказавшегося бракованным подрывного патрона не детонировали боеприпасы в носовом погребе. Выжившие члены команды «Касасаги» вплавь добрались до берега, но скрыться не успели и были взяты в плен казаками, охранявшими побережье.

Двое оставшихся – «Удзура» и «Саги» – воспользовавшись начавшейся сумятицей, ворвались на рейд, как лисы в курятник. «Удзура», паля во все стороны, выпустил две мины в ближайший пароход, добившись одного достоверного попадания в нос перед фок-мачтой, а «Саги» выстрелил последнюю свою мину во второй транспорт, но видимо промахнулся, так как взрыва отмечено не было.

Подорванный пароход сразу осел носом и прекратил огонь, но еще не тонул. Добить его было некому. К этому времени уже оба японских корабля имели множество попаданий, обильно травили пар и не могли управляться. С них обоих стреляла только одна 47-миллиметровая пушка, но и она все реже, в то время как ответные снаряды сыпались градом со всех сторон.

Очень скоро, под пулеметным и артиллерийским огнем с обступивших их катеров, артиллерия миноносцев совсем замолчала. Они медленно погружались в смолисто-черные, в отсветах непотушенных еще с утра пожаров, воды ночной гавани Такесики. А спустя минуту «Саги» взорвался.

Словно эхо его взрыва, со стороны входа в порт, уже привычно, защелкала какая-то мелкая пушка, впрочем, быстро умолкшая. Но в азарте добивания подранков в самом Такесики на это совершенно не обратили внимания ни с пароходов в порту, ни на берегу. Более того, как это не кажется невероятным, но раздавшегося почти сразу за этим грохота взрывов двух торпед у правого борта «Кубани» (правда, смотрящего от порта) в Такесики даже не слышали.

Во всеобщей свалке не до конца развернутой обороны, смешавшейся со скомканной авральной разгрузкой всего необходимого для продвигавшейся на юг и север пехоты и грохотом почти постоянно стрелявших по кому-то полевых батарей, также далеко не сразу было замечено, что вход в гавань порта вдруг перестал освещаться. Выключенные прожектора «Кубани» приняли за обычные меры маскировки.

Лишь спустя несколько минут, по внезапно открывшейся ружейной стрельбе восточнее рейда Такесики, стало ясно, что появился новый противник, но толком разглядеть его, а тем более успеть отразить внезапную атаку уже не успели. Это пришел задержавшийся при входе Секи на своем «Чидори».

Осторожно пробиравшийся по входному каналу флагманский японский миноносец едва миновал его поворот на юго-восток, как увидел в семи кабельтовых впереди начало боя своих подчиненных. Хотя с такого расстояния и были видны лишь вспышки выстрелов да пробегавшие по воде лучи прожекторов, все же было ясно, что незаметно проскользнуть в гавань ударной группе не удалось. Однако на скалистых, поросших густой растительностью берегах, возвышавшихся с обоих бортов «Чидори», никаких признаков тревоги пока видно не было.

Продолжая красться на восьми узлах, Секи своевременно обнаружил большой и явно хорошо вооруженный пароход, являвшийся, должно быть, брандвахтой у входа в порт. На палубе были видны орудия серьезного калибра, развернутые в сторону гавани. Миноносец незамеченным проскользнул перед его носом, начав обходить с правого борта и поражаясь размерам.

Приготовленные к выстрелу правый и кормовой аппараты были быстро развернуты на противника и, когда миноносец вышел на траверз вспомогательного крейсера, все еще не обнаружившего своего палача, всего с одного кабельтова почти одновременно выпустили обе торпеды, благополучно скользнувшие в воду.

По вспышкам и звуку минных выстрелов «Чидори» был сразу обнаружен, но что-либо сделать русские уже не успели. Лишь одно малокалиберное орудие в корме выстрелило несколько раз, так и не попав. В этот раз даже сигнальных и осветительных ракет не было. Не открылись и боевые прожектора, что позволило «Чидори» снова быстро затеряться в темноте.

А спустя несколько секунд мины достигли цели и рванули под высоким бортом огромного парохода. Будучи поставленными на пятиметровую глубину, они не дали ярких вспышек, лишь с тяжелым гулом вздыбили огромные гейзеры воды, сразу обрушившиеся на палубу торпедированного судна и накренившие его.

Обогнув с кормы свою первую жертву, «Чидори» направился в узкий пролив, являвшийся входом в бухту Такесики. Воспользовавшись замешательством русских, он начал пробираться вдоль восточного берега в глубину гавани. При этом кормовой аппарат спешно заряжали последней запасной торпедой.

Секи, ускользнув от наблюдателей на входе, намеревался снова постараться обойти возможные русские дозоры и атаковать освещенную гавань из темной южной части акватории порта. Атаки с этого направления противник явно не ждал. Одновременно можно было осмотреться и выбрать достойные цели.

К величайшему разочарованию начальника 14-го отряда, никаких крупных боевых кораблей в гавани не оказалось. Имелись только два больших парохода, разгружавшихся при помощи мелких плавсредств. Причем одно судно уже было подорвано, две баржи горели и тонули, что-то горело на пристани. Обнаруженные еще южнее силуэты оказались также небольшими пароходами, стоявшими с холодными машинами. Из их труб не валил дым, а на палубах не было видно никакого движения.

Осторожно пробираясь в тени мыса Шикагозаки, осмотрелись, наметив следующую цель – последний уцелевший большой пароход, еще не имевший видимых повреждений. Но когда уже почти прошли узость на входе в порт, миноносец внезапно обстреляли с совсем близкого берега из винтовок и даже пистолетов. Скрытность была потеряна, и Секи приказал дать полный ход.

Набирая скорость, «Чидори» вышел из-под берега, разворачиваясь на запад, и тут же угодил под кинжальный огонь в упор. Стреляли с обоих больших транспортов, стоявших в гавани. Хотя один из них уже явно тонул, садясь носом, тем не менее, его артиллерия еще действовала.

В последний, казавшийся целым, пароход выпустили торпеду из аппарата левого борта, снова добившись попадания. От ее взрыва, на судне начался сильный пожар, сразу вызвавший сильные детонации боеприпасов, видимо имевшихся в трюмах. Вспышки сгоравшего пороха от разрывавшихся в воздухе боеприпасов еще больше высветили «Чидори», вынеся ему окончательный приговор.

Сразу после своего удачного торпедного выстрела миноносец был буквально закидан снарядами, сыпавшимися со всех сторон. Кроме обоих транспортов часто хлопали легкие пушки, с наконец обнаруживших противника минных и паровых катеров застрочили пулеметы. К тому же открыли огонь несколько полевых орудий, только что свезенных на берег и развернутых прямо на пристани порта Такесики.

Правда, в горячке боя большая часть снарядов скорее отгоняла катера от японского миноносца. Фугасы, стальные и чугунные гранаты и прочие болванки всех калибров вздымали воду вокруг «Чидори» буквально стеной, порой закрывая его полностью от глаз наводчиков, но крайне редко достигая цели.

Однако среди стрелявших с берега пушек были и шесть шестидюймовых мортир Закаспийской батареи, бивших редко, но прицельно. Всплески ее снарядов явно отличались от всего остального, что позволяло опытным канонирам все время уверенно корректировать стрельбу.

Одна из их стальных гранат и прикончила японца, разорвавшись в машинном отделении на настиле палубы, прямо между машинами. Угодив в левый борт под первой трубой, она прошла через угольные ямы, две кочегарки, преодолев почти полкорпуса, прежде чем взорвалась, разрушив обе машины, проломив днище, вспоров палубу, а осколками искромсав борта и переборки.

Еще в течение трех минут окутавшийся паром «Чидори» стрелял из всех орудий по берегу и портовой мелочи, пока не скрылся в огромном облаке взрыва. Вероятно, от случайного попадания снаряда или осколка детонировала так и не заряженная в кормовой аппарат торпеда.

Флагманский корабль основной японской ударной группы быстро затонул, полностью разбитый этим мощным взрывом и многочисленными русскими снарядами. Но до этого уже потерявший ход миноносец прошел по инерции почти всю бухту Такесики с востока на запад и лег на дно рядом с «Березанью», разломившись надвое. Спасшихся с него не было.