В 11:39 «Якумо» дал первый пристрелочный залп из носовой башни по головному «Бородино», легший с большим перелетом. Дистанция по дальномеру была в этот момент 50 кабельтовых. Японские броненосные крейсера шли в строе кильватерной колонны курсом норд-норд-ост 7 градусов, и из них троих только головной «Якумо» сейчас мог стрелять, причем только носовыми залпами. Наши броненосцы были у него почти прямо по курсу, лишь чуть правее, и шли на зюйд-вест. Но одновременно с открытием огня они взяли на два румба вправо, начав явно пересекать курс японцев и получив возможность стрельбы всем своим левым бортом.

Хотя русский и японский отряды сближались на встречных пересекающихся курсах очень быстро, что создавало определенные трудности при стрельбе, управлявший артиллерией барон Гервениц приказал немедленно открыть ответный огонь. Позиция была весьма удачной, и даже за те несколько минут, что противник будет под продольным обстрелом, был шанс добиться заметного результата.

Однако ответить немедленно не получилось. Пока не были вычислены исходные данные для стрельбы, русские пушки молчали. «Бородино» дал первый залп в этом бою из носовой шестидюймовой башни только спустя полторы минуты, когда дальность уменьшилась уже до 35 кабельтовых, а за его кормой встали всплески от второго японского залпа.

Еще до того, как эти два снаряда упали в море с недолетом в два кабельтова до головного японца, дала двухорудийный залп кормовая такая же башня, положившая свои снаряды с небольшим перелетом. И снова, не дожидаясь результата, отстрелялась средняя. Затем все повторилось сначала. Поочередно разрядили свои пушки все три шестидюймовые башни с разными прицелами, причем снаряды средней легли под самым бортом японского флагмана, дав накрытие.

Следующими двумя двухорудийными шестидюймовыми залпами, снова легшими под бортом, уточнили дистанцию и параметры движения цели, после чего грянул полный залп главным и второстепенным калибром. Все снаряды кучно легли вокруг «Якумо», но попаданий отмечено не было. И сразу же, используя данные пристрелки головного, открыл огонь на поражение второй русский броненосец, также по «Якумо». На палубу японского головного броненосного крейсера обрушились тонны воды от близких разрывов, застучали по бортам и надстройкам осколки, а вскоре корпус вздрогнул и от первых попаданий.

Русские продолжали бить залпами, поочередно, что позволяло хорошо видеть всплески от своих снарядов. Пока использовали фугасы для всех калибров, и почти все они теперь рвались от удара о воду, так что всплески были приметные. Стрельба корректировалась с высоты артиллерийских рубок, не подверженных забрызгиванию, и в нее постоянно вносили поправки, так что накрытия не прекращались, не позволяя японскому флагману вести прицельный огонь.

За те три минуты, что потребовались русским для поворота на боевой курс и пристрелки, носовая башня «Якумо» дала только три залпа, легшие большими перелетами, на которые «Орел» и «Бородино» ответили десятью, уже добившись попаданий. Причем японцы снова были под продольным сосредоточенным огнем.

Начатая «Якумо» пристрелка в таких условиях явно затянулась, не позволяя стрелять остальным кораблям в колонне, так как накрытия русских броненосцев все еще не было. Японский флагман серьезно страдал от нашего огня. Никаких видимых сигналов на нем не поднимали. Курс и скорость тоже не меняли, рассчитывая, вероятно, просто перетерпеть этот кратковременный неудобный момент. Было совершенно очевидно, что на таких скоростях это не продлится долго.

В 11:42 «Якумо» открыл огонь и из носовых шестидюймовых казематов и почти сразу получил первое результативное попадание. Снаряд из 152-мм орудия «Бородино» угодил в надстройку левее боевой рубки, в основание 76-миллиметровой пушки. Взрывом уничтожило орудие, разбив приготовленные рядом снаряды. Начался сильный пожар. Горели и взрывались кранцы первых выстрелов.

Хотя повреждения были не слишком большими, на боеспособности крейсера в завязке боя они отразились заметно. Взрывами собственных снарядов и дымом от них закрыло боевую рубку со стороны русской колонны, сделав невозможным измерение дистанции, поэтому два следующих японских залпа были снова неточными. А прислуге носового каземата левого борта на верхней палубе очень скоро пришлось покинуть боевые посты из-за жара и дыма. И это было только начало.

С первых же минут боя русские громили «Якумо» совершенно безнаказанно из всех орудий левого борта. В то время как шестидюймовые башни правого борта начали наводить на быстро приближавшиеся с запада три однотрубных миноносца, навстречу которым сейчас шли броненосцы. Японские бронепалубники, как не представлявшие пока реальной угрозы, вообще игнорировались.

Пристреливавшиеся по «Орлу» с правого борта японские легкие крейсера с началом стрельбы повернули к югу и теперь уверенно шли на пересечку курса броненосцев. «Касаги», «Цусима» и «Акаси» стреляли залпами, но также не добились пока накрытия из-за большой дальности, даже несмотря на полное отсутствие противодействия с нашей стороны.

К 11:45 быстро сближавшиеся русскую и японскую броненосную колонны разделяло уже всего 25 кабельтовых, и главный калибр русских перешел на бронебои. К этому времени крейсера Уриу, все еще не успели сократить дистанцию до приемлемой. А с четырех миль при такой погоде их средние калибры были почти бесполезны.

Во всем его отряде было всего две восьмидюймовки на «Касаги». Из них только та, что стояла на баке, могла стрелять по броненосцам. Но, идя против хоть и не большой, но все же волны, «Касаги» заметно страдал от этого, так же как и остальные крейсера отряда. Брызгами постоянно захлестывало тонкую оптику дальномеров в боевых рубках, что уж говорить о прицелах палубных орудий. Возможно, поэтому они стреляли пока крайне плохо.

Тем временем короткая колонна русских главных сил вышла уже на левую скулу больших японских крейсеров, почти пересекая курс кораблей Уриу. Залпы башен гремели с регулярностью метронома. Оказавшийся под мощным продольным огнем с двух броненосцев «Якумо» не мог вести прицельный огонь, начав обильно получать попадания, в том числе и тяжелыми снарядами. Это было хорошо видно с наших кораблей. Его стрельба стала совершенно неуправляемой и редкой.

Однако те немногие минуты, что были отпущены на обстрел японского флагмана с такой удобной позиции, истекали, а добиться решающего результата так и не удалось. Почти замолчавший и горящий японец немецкой постройки не взрывался и явно не собирался тонуть. Он уверенно держал высокую скорость хода и шел вперед. Между тем, ведомый им отряд уже скоро должен был проскочить мимо броненосцев, чего никак нельзя было допустить.

Закрытые своим флагманом остальные броненосные крейсера были еще почти не видны за его дымом и, вероятно, сами так же плохо нас видели. Их никто не обстреливал. Они также не открывали огня. Но все они были готовы к бою и вполне способны прорваться к почти беззащитным стоянкам пароходов с пехотой и ценными грузами.

Просто разойдясь с ними на встречных курсах левыми бортами, можно было надеяться лишь на несколько попаданий, которые вряд ли их остановят. Зато потом придется терять время на разворот и надсажать машины в безнадежной попытке их догнать. А где-то дальше за японской броненосной колонной скрывались еще и истребители с миноносцами, о которых знали все, кто был на постах верхней и батарейной палубы, от комендора до командиров броненосцев, офицеров штаба и самого адмирала Рожественского. И их тоже надо было как-то достать.

После тревожных известий с Цусимы Номото гнал все свои отряды, с которыми только смог связаться, на максимальной скорости. Из машин выжимали все, что могли, а из кочегаров даже больше. Оказавшись в зоне прямой видимости острова, с береговых сигнальных постов получили последние данные о противнике, оказавшиеся весьма противоречивыми. В итоге было совершенно не ясно, удалось отбить атаку на Цусима-зунд или нет.

Впереди висел над горизонтом воздушный шар непривычной формы. Это был вовсе не шар, а что-то гораздо более сложное в геометрическом смысле слова. Подробно разглядеть его с такого расстояния не было возможности, да и желания тоже. Гораздо больше внимания привлекал быстро разраставшийся столб дыма, встававший там, где должен был быть рейд Озаки.

Показавшиеся с востока третий отряд истребителей и девятый отряд миноносцев были призваны сигналом к броненосным крейсерам. Флагманские корабли отрядов подошли к борту «Якумо» для обмена информацией и согласования дальнейших действий. Времени на полноценное совещание с ними и даже со своим штабом у Номото уже не было.

Миноносникам просто приказали держаться с нестреляющего борта и любой ценой прорваться на рейд Озаки. В случае, если там русские, топить их всех, если нет, обеспечить оборону внутренней акватории Цусима-зунда также любой ценой. В возможный бой с крупными русскими кораблями у входа в пролив категорически не ввязываться. Предполагалось, что миноносцы из Мозампо и Фузана смогут также принять участие в атаке, но радио не действовало из-за помех, поэтому согласовать действия возможности не было.

Продолжая бег на север, к половине двенадцатого отряды снова рассредоточились. Броненосные крейсера теперь видели дымы нескольких небольших кораблей, направлявшихся к Цусиме с запада. Скорее всего, это были японские миноносцы, а также появившиеся справа по носу из густого дымного марева, сползавшего к северо-северо-западу от входных мысов внутреннего Цусимского пролива, два больших корабля на встречном пересекающемся курсе. Несколько западнее этих кораблей были видны дымы еще нескольких судов, но те еще скрывались за горизонтом, так что невозможно было даже разобрать – свои это или чужие.

Очень скоро шедшие навстречу корабли были опознаны как русские броненосцы типа «Бородино». Вокруг них не было видно ни крейсеров, ни миноносцев. Они шли вдвоем, прямо навстречу, явно собираясь принять бой. Это вполне устраивало японского командующего, и он приказал продолжать сближение на прежнем курсе NO-7, рассчитывая отжать русских от оборонительных минных полей и вывести миноносцы к самому устью пролива между половинками Цусимы в «тени» броненосных крейсеров, расчищая им путь своей артиллерией.

В 11:39, после недолгих колебаний, начали пристрелку из носовой башни главного калибра по головному броненосцу, хотя адмиральский флаг был поднят на втором корабле в колонне. Дистанция и пеленг на цель изменялись слишком быстро, поэтому часто стрелять не получалось. Противник в этот момент был чуть правее курса и постепенно смещавшимся влево.

Русские в ответ довернули к западу и также открыли огонь. Но в отличие от японцев, они стреляли часто. В начале казалось, что их головной броненосец беспорядочно раскидывает залпы своих средних башен, но очень быстро стало ясно, что это новый, причем неприятно быстрый, способ пристрелки. В итоге, начав пристрелку на полторы минуты позже, оба броненосца уже в 11:42 стреляли на поражение, в то время как японцы так и не пристрелялись.

Причем огонь все время велся залпами и также постоянно корректировался. Стрельба была очень точной и эффективной. Большинство снарядов теперь взрывались даже в воде, ударяя при близких накрытиях веерами разлетавшихся крупных осколков, дополнявших картину разрушений от прямых попаданий, заставлявших часто вздрагивать крейсер всем корпусом.

При этом башни главного калибра броненосцев стреляли поочередно с интервалом всего чуть более полминуты, сначала носовые, а спустя всего 35–40 секунд кормовые. Такая частота стрельбы в этих условиях была невероятно высокой и совершенно подавляющей. Попадания начались почти сразу после накрытия, но и от недолетов тоже доставалось. А отвечать на все это мог только «Якумо», закрывавший пока остальным сектора стрельбы.

Первое же прямое попадание русского броненосного главного калибра в «Якумо» встряхнуло весь корабль. Двенадцатидюймовый снаряд ударил в верхний пояс чуть впереди носового нижнего каземата. Пришедшая с носа под острым углом трехсоттридцатикилограммовая болванка не смогла проломить 127-миллиметровую бортовую плиту, но сильно вдавила ее внутрь, ударив в соседнюю такую же, которая раскололась и сдвинула с места еще одну, срезав почти все болты, которые крепили ее к обшивке.

Идя далее вдоль борта по снижающейся траектории, бронебойный снаряд уткнулся в открывшийся верхний край более толстых и массивных плит главного пояса, уже оттуда срикошетив в море и там взорвавшись. Но от его удара 178-миллиметровая броневая плита просела вниз и ушла внутрь корпуса, нарушив герметичность обшивки за броней и ниже пояса, что вызвало сильные течи в двух смежных угольных ямах левого борта.

Кроме того, рванувший под самым бортом снаряд проделал несколько подводных осколочных пробоин в этих же, уже пустых, бункерах, начавших быстро заполняться водой еще и через открывшиеся течи в заклепочном шве. От сильного сотрясения корпуса погасло электричество в первой кочегарке и отключилась вентиляция, что вызвало быстрое снижение давления пара в носовой группе котлов.

Но это было еще не все! В носовом каземате левого борта на батарейной палубе, расположенной рядом с местом попадания, из-за деформации палубного настила, вызванного ударом все этого же снаряда, намертво заклинило шестидюймовое орудие. Исправить это повреждение удалось только в базе во время ремонта.

Но кроме этого попадания имелись еще и шестидюймовые. К этому времени четырьмя такими снарядами, разорвавшимися в надстройках, повредило кормовую палубную стопятидесятидвухмиллиметровую пушку. Причем починить разбитый осколками накатник было невозможно, а из-за пожара на носовой надстройке пришлось эвакуировать людей из совершенно целого, но сильно задымленного верхнего носового каземата левого борта, на подволоке и внутренней переборке которого начала пузыриться от жара краска.

Таким образом, за первые шесть минут боя японский флагман лишился половины своей шестидюймовой артиллерии стреляющего борта, имел нарастающий крен влево, начал сбавлять ход, но так и не смог пристреляться. И это все при том, что попаданий было пока не много. Полученные от них повреждения оказались неожиданно тяжелыми. Номото, получив доклад о них, был потрясен столь мощным поражающим воздействием русских снарядов.

Нужно было срочно уводить колонну из-под продольного огня. Но повернуть к западу было нельзя, так как тогда Рожественский мог занять позицию между ним и минными отрядами, спокойно расстреливая их башнями и противоминными батареями не занятого в бою с броненосными крейсерами борта. Немного поразмыслив, Номото приказал готовиться к повороту на два румба вправо и ложиться на курс NO-33.

Этот курс вел прямо на южное минное поле входного канала. Но зато позволял ввести в дело всю артиллерию отряда, выводя из-под дыма флагмана шедшие за ним «Адзуму» и «Токива». Это позволяло им тоже вступить в бой и вести огонь самостоятельно. Об этом был поднят соответствующий флажный сигнал. К тому же появлялся шанс, разминувшись с броненосцами на контркурсах, прорваться сразу к входным фарватерам, избежав опасного приближения к русским пушкам.

Дистанция сокращалась очень быстро, и скоро броненосные колонны должны были проскочить траверз друг друга. Номото рассчитывал, что сразу после этого сможет взять левее и обойти свои же мины с запада, отодвигая от пролива русские броненосцы и одновременно прикрывая свои миноносцы.

Однако скоро стало ясно, что Рожественский не собирался пропускать никого к проливу. Уже в 11:47 он начал разворачивать свои броненосцы на обратный курс, ворочая последовательно через левый борт. Его короткая колонна должна была довольно быстро закончить этот маневр. Гораздо раньше, чем японцы пройдут мимо.

Перед самым началом разворота русских броненосцев над «Якумо» взвился исполнительный к повороту. Броненосные крейсера, вслед за своим флагманом, быстро легли на новый курс. Но еще до этого «Адзума» и «Токива» наконец увидели свои цели и спустя менее минуты открыли огонь уже все японские главные силы, в то время как русские пушки наоборот временно замолчали.

Не получая снарядов в ответ с кренящихся в циркуляции «Бородинцев», японцы быстро пристрелялись, благо дистанция была небольшой. Когда «Бородино» снова начал пристрелку, он и шедший следом «Орел» под адмиральским флагом были уже под частым обстрелом.

К тому же у русских появилась новая неприятность в виде атакующих их с северо-запада трех миноносцев. Уходя от начатой торпедной атаки, Рожественский вынужденно вел свои броненосцы на восток, буквально упираясь в японскую колонну. Теперь японцы ставили русским классический кроссинг «Т», пересекая их курс справа налево.

Уйти от этого охвата головы своей колонны поворотом вправо значило для русских пропустить противника к Цусима-зунду, закончить разворот – с большой долей вероятности нарваться на минный выстрел. Оставалось дать полный ход и идти на восток, подставившись под продольный огонь всей главной японской колонне.

Но преимущество в позиции для японцев, так же как незадолго до этого для русских, было коротким. В 11:54 броненосцы начали ворочать на северо-восток, ложась на почти параллельный с японцами курс, закончив растянувшийся маневр разворота уже через три минуты и начав отвечать в полную силу.

Теперь японская колонна была несколько впереди русской, на сходящемся курсе. Но за время вынужденного бега на восток русским удалось резко сократить дистанцию боя, снова выведя броненосцы на выгодную для своих снарядов дальность прямого выстрела. Наметившийся явный охват головы своей колонны Рожественский игнорировал, наседая на хвост японского отряда, и даже после всех резких маневров не отставал.

Было совершенно очевидно, что «загнанные» японские крейсера уступают русским броненосцам в скорости! Номото приказал дать самый полный ход, чтобы увеличить разрыв с противником и иметь возможность обойти мины с запада, не опасаясь подставиться под тараны. Но машины и так работали на пределе. Измотанные последними переходами на полных ходах машинные команды уже не могли обеспечить полной скорости, даже после того, как в кочегарки отправили все расчеты не задействованных в бою орудий. К тому же «Якумо», и так никогда не считавшийся хорошим ходоком, сбавил скорость в самый неподходящий момент из-за повреждений. Оторваться шансов не было. А минные поля быстро приближались.

В надежде заставить противника отвернуть последовало распоряжение дать торпедный залп, так как дистанция позволяла надеяться на попадания дальноходными торпедами. В течение следующих трех минут все крейсера выпустили мины из аппаратов левого борта, но поражения целей отмечено не было. Вероятно, из-за того, что русские после поворота постепенно набирали ход, все мины прошли у них за кормой.

В 11:45 «Орел» и «Бородино» открыли огонь из противоминных и шестидюймовых орудий противоположного от «Якумо» правого борта по быстро приближавшимся с запада трем миноносцам. Это были небольшие корабли второго класса с одной трубой. Они пока не пытались атаковать, но судя по их курсу, намеревались проскочить за кормой броненосцев к Озаки.

Это было вполне выполнимо, учитывая, что «Бородино» и «Орел» сейчас удалялись от пролива на юго-запад, встречая главные силы японцев как можно дальше от Цусима-зунда, а «Жемчуг» и «Дмитрий Донской» наоборот, на северо-восток, отжимая своих оппонентов, накатывавшихся на них с севера, от Цусимского берега. Таким образом, к 11:47 между мысами Гоосаки и Камасусаки образовалось свободное от русских кораблей пространство, к тому же частично прикрытое дымом.

Видя, что «Якумо» остановить не удалось, несмотря на множество попаданий, и ведомая им колонна имеет все шансы благополучно проскочить мимо броненосцев, к тому же японские миноносцы и легкие крейсера лезут к Озаки буквально из всех щелей, Рожественский приказал начать разворот через левый борт почти на обратный курс немедленно. Его позиция по отношению к броненосным крейсерам уже переставала быть выгодной.

Едва броненосцы начали маневр, вынужденно прекратив огонь и сильно клонясь вправо от резкой перекладки руля, главные силы японцев легли на северо-восточный курс, получив возможность стрелять всем бортом. Они сразу начали пристрелку. «Якумо» и «Адзума» били по «Бородино», все так же бывшему головным, и только «Токива» – по флагманскому «Орлу». Стреляли часто и точно, быстро перейдя на беглый огонь, поскольку оба наши корабля оказались под накрытиями.

С, возглавлявшего отряд легких крейсеров «Касаги» под адмиральским флагом тоже явно разглядели открывающийся вход в Цусима-зунд. Уриу повернул на пять румбов влево, ведя за собой весь свой отряд прямо к проходу между японскими оборонительными минными полями, прикрывавшими вход во входной канал с севера и юга. К тому же этот курс позволял вести огонь правым бортом со всех японских бронепалубных крейсеров, беспрепятственно подрезая корму «Орлу» и «Бородино».

Над «Касаги» взвился какой-то флажный сигнал, а затем с мостика замигал ратьер, передавая что-то, вероятно, трем миноносцам, уходившим сейчас за правый траверз колонны Рожественского. С головного из них что-то сразу отмигали в ответ, и на его мачте поползли вверх сигнальные флаги.

Сразу после этого находившиеся к этому времени всего в 23 кабельтовых к северо-западу от броненосцев японские малые миноносцы бросились в атаку. Их резкий поворот вправо был довольно неожиданным и опасным. На начатой броненосцами циркуляции их могли обстреливать только палубные трехдюймовки, причем с весьма призрачными шансами на успех из-за уходящей из-под ног палубы, перекошенной креном кораблей. А уйти из-под удара, не потеряв огневого контакта с японскими тяжелыми кораблями, было почти невозможно.

В этот момент, в дополнение ко всем предыдущим неприятностям, из-под дыма броненосных крейсеров показались, пропавшие было из вида, четыре истребителя и четыре больших миноносца, рвущиеся вдоль берега к проливу. Они оказались неприятно близко к южному входному мысу, так как серьезно превосходили тяжелые крейсера по скорости и быстро их обгоняли. У броненосцев уже не было почти никаких шансов их перехватить. По радио пытались предупредить всех, кто был в Цусима-зунде, о возможном скором появлении японских миноносцев с юга, но в эфире были сплошные помехи. Визуальной связи с нашими ни во внутренней акватории Цусимы, ни на берегу не было. Даже аэростат закрыло дымом.

Командир четвертого отряда миноносцев капитан-лейтенант Фукуда, заметив начало разворота двух больших броненосцев типа «Бородино» и получив приказ контр-адмирала Уриу прикрыть прорыв его крейсеров, не раздумывая, бросился в атаку. Он надеялся сблизиться с противником на дистанцию торпедного выстрела, пока тот не может эффективно отстреливаться.

Но его небольшие низкобортные корабли сильно теряли в скорости, повернув против почти встречной волны, а огонь русских трехдюймовок, наоборот, оказался неожиданно точным. Едва головной броненосец выровнялся после разворота, с него засверкали вспышки выстрелов. Миноносец № 30 сразу получил попадание позади трубы, начал сильно парить, теряя ход, и отвернул вправо, выходя из атаки. Из всего отряда спасся только он один.

За те несколько минут, что русские потратили на маневр, Фукуда успел сблизиться только до 9 кабельтовых, оказавшись к тому же на два румба позади левого траверза головного «Орла» на сходящемся с ним курсе. Позиция была, безусловно, не выгодной. Слишком далеко, чтобы надеяться попасть торпедами, но оптимально для современных броненосцев, комендоры которых обрушили на два оставшихся миноносца всю мощь бортовых залпов противоминных батарей и башенных шестидюймовок.

Однако, невзирая на такой плотный обстрел, японцы шли сквозь густо встававшие всплески прежним курсом, разойдясь во фронт и выжимая все из своих механизмов. Постоянно пронзая острыми носами накатывавшиеся волны, обдаваемые брызгами и осколками от близких разрывов, они уходили от накрытий резкими рывками в разные стороны и медленно нагоняли.

Настырность Фукуды в продолжении ставшей явно бесперспективной атаки объяснялась, вероятно, пониманием того, что, вися на пятках у Рожественского, как борзая на медведе, он не давал ему сразу двинуться в погоню за японскими главными силами, угрожая всадить мину в борт.

Ему было видно, как, воспользовавшись начатым противником маневром, необстреливаемые японские большие крейсера смогли пристреляться по русским броненосцам и наконец начались накрытия и частые попадания в русские корабли. Кроме того, добились-таки накрытий и крейсера Уриу, взяв Рожественского в два огня. Это должно было вскоре ослабить обстрел его уменьшившегося отряда.

Однако все попадания с броненосных крейсеров пока приходились в правый борт броненосцев. Возможно, им русские уже и не могли отвечать с прежней силой. В то время как не сильно страдавший от огня мотавшихся на волнении бронепалубников Уриу, левый борт «Орла» и «Бородино» стрелял как на учениях.

В течение следующих четырех минут настырно тянувший на юго-запад № 29 был последовательно накрыт тремя залпами шестидюймовых башен, сопровождавшимися непрекращавшимися попаданиями более мелких снарядов с головного «Бородино». Он попытался снова выйти из-под огня резкими перекладками руля с борта на борт, но поняв, что из-за этого теряет скорость и отстает, двинул по прямой, тут же нарвавшись на прямые попадания средним калибром. От полученных повреждений миноносец сразу остановился и начал тонуть. А чуть поотставший, но упрямо продолжавший атаку № 31 так же методично и быстро расстреляли с «Орла».

Покончив с миноносцами, шестидюймовки левого борта «Бородино» начали пристрелку по японским бронепалубникам, находившимся в 34 кабельтовых слева, чуть позади траверза. Башни снова стреляли без данных дальномеров, но дистанция быстро уменьшалась, так как японцы шли теперь нам наперерез. В этот момент главные русские силы двигались на восток, уклоняясь от возможных торпед с только что потопленных миноносцев, так и не закончив начатого разворота на обратный курс.

При этом они оказались в крайне невыгодном положении. Японские броненосные крейсера, повернувшие прямо на мыс Камасусаки, уже почти пересекли наш теперешний курс и сейчас три первоклассных броненосных крейсера били полными залпами из современных скорострелок в скулы «Бородинцев» с острых носовых углов, держа оба русских броненосца под частым продольным огнем.

Им активно отвечали, но кормовые башни не могли бить в нос. К тому же «Бородино» своим корпусом вскоре почти полностью закрыл для шедшего вторым в строю «Орла» все три цели. Начиная с 11:49 японцам мог отвечать только головной броненосец, причем только носовыми залпами правого борта, поэтому наш огонь был многократно слабее японского.

Кроме того, нужно было чем-то достать невидимые сейчас за японской колонной под берегом миноносцы и истребители, пока они не ворвались на рейд, где укрылись наши транспорты. Поскольку ожидавшихся японских торпед с левого борта пока так и не было обнаружено, над флагманом взвился сигнал: «Руль лево на борт». И сразу с мостика «Орла» замигал ратьер, передавая на головной броненосец предписанный курс.

В 11:53 Рожественский приказал править почти параллельно противнику, чуть сходясь с ним, держать самый полный ход, чтобы нагнать проскочившие перед носом два головных броненосных крейсера японских главных сил и постараться отжать их на минное поле у входа в пролив. Ход «Якумо» оценивался всего в 15 узлов, или даже меньше, в то время как броненосцы, по заверениям механиков, могли дать более 17, так что шансы успеть были.

Шестидюймовым башням и трехдюймовкам правого борта было приказано бить по миноносцам. На них «работали» все дальномеры. Большие японские крейсера теперь можно было гарантированно «достать», используя только башенные прицелы. Дистанция между броненосными колоннами уже сократилась до 12–15 кабельтовых и продолжала медленно уменьшаться.

Новый курс выводил «Бородинцев» к входу в Цусима-зунд почти одновременно с отрядом контр-адмирала Уриу. Дальность стрельбы для пушек левого борта стала сокращаться еще быстрее, и начались накрытия его крейсеров. Все башни левого борта били с максимальной частотой, но остановить полноценные, хоть и легкие крейсера такой обстрел, конечно, не мог.

Пропавшие где-то на севере в шлейфах дыма «Жемчуг» и «Донской» уже давно совершенно не были видны. Что там творится, никто не знал, и на их помощь рассчитывать не приходилось. Ни одного нашего корабля, укрывшегося в Цусима-зунде, из-за дыма тоже видно не было. Подавленные батареи, видимо, еще не были заняты десантом, так как на продолжавшуюся сигнализацию прожектором никак не отвечали. Радио все так же было бесполезно, так что предупредить Радлова с Семеновым о скором неизбежном прорыве японцев еще и по центральному фарватеру, причем гораздо более сильным отрядом, было невозможно.

Медленно набирая ход после резких маневров, эскадренные броненосцы сначала продолжали медленно оттягиваться за корму японской колонны, оказавшись позади концевого «Токива». Но довольно быстро скорости сравнялись, а затем они начали догонять. При этом японский обстрел все усиливался. Борта и надстройки «Бородино» и «Орла» испятнали свежие снарядные и осколочные пробоины, то и дело сверкали вспышки новых попаданий, но все их башни и палубные орудия стреляли на оба борта с максимальной частотой, отвечая в полную силу.

Но в этот раз результаты этого ответного огня было хорошо видно даже без биноклей. В отличие от Цусимского боя, теперь каждое попадание отмечалось, хотя и едва видимой, похожей на выбитую искру, но все же вспышкой разрыва. Несмотря на слабую зрелищность, такие попадания явно доставали до потрохов хорошо защищенных японских броненосных крейсеров, о чем свидетельствовали клубы пара, валившие из вентиляторов второй кочегарки горевшего «Якумо», и замолчавшая носовая башня «Адзумы». Только «Токива» еще выглядел непострадавшим и мог стрелять из всех пушек.

Едва различимые на фоне берега низкие силуэты японских миноносцев и истребителей все плотнее окружали всплески падавших вокруг снарядов. Но явных попаданий отмечено не было. Всего через три минуты после начала пристрелки их опять закрыло дымом, вынудив расчеты шестидюймовых башен задробить стрельбу и снова переносить огонь. Хорошо, что пристрелка теперь не требовалась. Новые цели уже были накрыты главным калибром, и на приборах Гейслера сразу появились прицел и целик. Оставалось только наводить по ним пушки, заряжать и стрелять.

Японцы били заметно чаще, и у них было намного больше скорострельных орудий. Соответственно они гораздо чаще попадали. К тому же их попадания были более эффектны, в отличие от наших. Но добиться заметного результата им пока не удавалось. «Бородино» и «Орел» тоже горели в нескольких местах, но уверенно обгоняли, опасно огрызаясь огнем.

В это время в нескольких милях к северу от Цусима-зунда «Жемчуг» и «Донской» также закончили разворот на обратный курс, идя теперь на юг-юго-запад. Японские миноносцы, угодившие десять минут назад под сосредоточенный огонь их скорострелок, были вынуждены взять мористее, начав удаляться от побережья. Они приняли резко вправо и поспешили укрыться в полосе стелившегося по воде дыма от пожаров на берегу. Несмотря на то, что до входа во внутреннюю акваторию Цусимы было еще более трех миль, тяжелую жирную угольную и мазутную гарь растянуло уже и до этих вод. Под гористым берегом острова ветер не мог ее разогнать, лишь немного размазав и совсем прижав к воде.

Опасаясь минных атак, наши крейсера не преследовали противника, развернувшись на параллельный курс и держа максимальный ход, надеясь перехватить японцев на подходах к входным мысам и минному полю, где видимость была немного лучше, так как дым разгоняло ветром из пролива и чуть-чуть поднимало над водой. К тому же наличие лишь трех фарватеров между минными полями давало неплохой шанс остановить японцев плотным заградительным огнем.

Поскольку более резвый «Жемчуг», шедший все время полным ходом, в ходе контратаки сильно вырвался вперед, после разворота на южный курс он оказался почти в полутора милях позади «Донского». Не видя целей на северных и северо-западных румбах, где горизонт пока просматривался, крейсер второго ранга двинулся вслед за «Донским», все так же держа максимальные обороты на винтах и быстро сокращая возникшее отставание.

По мере приближения к устью Цусима-зунда миноносцы начали показываться в просветах дыма справа. По ним тут же открывали огонь, но сложные условия видимости делали эту стрельбу практически неуправляемой. Надеяться на ее результативность не приходилось, хотя было видно, что японцы нервничают и начинают метаться под нашими снарядами, старясь укрыться.

В 11:46 «Донской» находился в двух с половиной милях к северу от мыса Камасусаки. Оба крейсера периодически стреляли всем бортом по мелькавшим всего в 8–15 кабельтовых где-то справа от себя в дымных разводах миноносцам. Они открывались совсем ненадолго. Одновременно было видно по два, максимум пять японских кораблей, которые сразу рассыпали строй и уходили в полосы жирной гари, как только рядом начинали рваться русские снаряды.

Ни «Жемчуга», ни «Дмитрия Донского» никто не обстреливал, так что комендоры имели возможность работать в максимально комфортных условиях, и точность их огня ограничивалась только тем фактом, что низкие силуэты миноносцев были сами по себе достаточно неудобной мишенью, что еще больше усугублялось скверной видимостью.

В этой серо-черной мешанине использование наших оптических прицелов было невозможно в принципе, поэтому наводчики, с большим трудом находившие свои цели, стреляли «на глазок и по чутью». Каждое орудие действовало самостоятельно, а постоянно поступавшие в плутонги целеуказания на приборах Гейслера просто не успевали использовать. Комендоры порой замечали мелькнувшего противника раньше, чем с мостика, сразу доворачивая в его сторону орудие и, чаще всего успевали выстрелить лишь однажды, совершенно не видя результатов своей стрельбы, что делало невозможной корректировку.

В 11:47 выжимавший все возможное из своих старых машин «Донской» начал ворочать вправо, обходя стоявшие впереди по курсу мины, и теперь уверенно пер на максимальных 15 узлах примерно наперерез быстро приближавшимся где-то в дыму справа миноносцам. Войдя в дымный шлейф, он пропал из вида для догонявшего его «Жемчуга», и почти сразу оттуда часто застучали его пушки. Одновременно трижды взревела корабельная сирена старого крейсера, что означало угрозу минной атаки для всех, кто был поблизости.

Услышав сирену, «Жемчуг» сейчас также довернул вправо, нырнув в дым следом за ним. Но полоса плохой видимости оказалась совсем узкой, и вскоре он врезался в самую гущу японских миноносцев, прорезая плотный строй их атакующей фаланги с арьергарда ее левого фланга к центру.

Левее, прямо перед головными миноносцами, был хорошо виден «Донской», разворачивающийся на параллельный японцам курс всего в трех-четырех кабельтовых перед ними. Он часто стрелял из всех орудий в корму на оба борта и попадал. С такого расстояния это было хорошо видно.

«Жемчуг» тоже открыл огонь, стараясь вначале бить несколькими орудиями по одной цели, до ее уничтожения. Но его опасное соседство японцы терпеть не собирались, и почти сразу наш крейсер был вынужден начать резко маневрировать, уклоняясь от выпущенных в него торпед. В подобной свалке об управлении огнем пришлось снова забыть, стреляя максимально часто во все, что подворачивалось под выстрел.

При следовании прежним курсом, японцы неминуемо должны были вылететь своим левым флангом на западную оконечность северного минного заграждения. Отсюда совершенно не был виден берег и все прочие ориентиры, из-за дыма. На «Жемчуге» уже решили было, что поэтому японцы, вероятно, потеряли ориентацию и теперь непременно вылетят на свои же мины.

Однако, судя по всему, командиры миноносных отрядов хорошо знали эти воды и фарватеры, так как, не доходя до заграждения, миноносцы резко взяли к берегу, начав втягиваться в прибрежный фарватер под мысом Камасусаки. Это перестроение, несмотря на интенсивный перекрестный обстрел, было выполнено ими быстро, красиво и безупречно. Но оказавшись в узком фарватере, миноносцы уже не могли маневрировать, и это не обошлось без последствий для них.

Увернувшись минимум от трех торпед, в 11:57 «Жемчуг» снова оказался за кормой японцев, быстро обойдя в левом развороте потерявший ход однотрубный миноносец, подстреленный его баковой пушкой всего минуту назад. Гонясь за японцами, крейсер второго ранга несся теперь на восток, к входу на прибрежный фарватер. «Добирать подранка» пришлось уже кормовой стодвадцатке, не имевшей теперь других целей в своих секторах обстрела. Орудие успело выстрелить по нему всего два раза, после чего миноносец пропал из вида. Были ли попадания в него, сказать точно никто не мог. Мешал дым.

«Жемчуг» полным ходом шел за миноносцами, совершенно не видя береговых и прочих ориентиров – только маячившие впереди низкие серые силуэты. В точности повторяя все их маневры, он также нырнул в фарватер под мысом, хорошо видимый благодаря все тем же вешкам, не прекращая стрелять вдогонку. Неожиданно откуда-то слева начали прилетать снаряды небольшого калибра. Решив, что крейсер по ошибке обстреливают наши десантники с мыса, дали три гудка, но почти сразу после этого открылся берег и два дрейфовавших под ним без хода японских миноносца. Они-то и посылали снаряд за снарядом в проносившийся мимо крейсер.

В ответ тут же начали стрелять всем левым бортом. Дистанция была просто пистолетной, так что попадания были частыми, что, вероятно, уберегло от полноценного торпедного залпа в упор. Когда нахватавшиеся снарядов, но все еще не желавшие тонуть миноносцы вновь скрылись в дыму за кормой, с них успели выпустить всего одну мину, проскочившую в нескольких метрах за кормой.

На берегу были видны люди, многие из которых с винтовками. Вероятно, они также обстреливали японцев. С трудом избежав попадания выпущенной в упор торпеды и вновь скорректировав курс по хорошо видимым вехам и навигационным бакенам, продолжили погоню. На берег передали флажный семафор, продублированный ратьером, с запросом обстановки впереди по курсу и в самом проливе Цусима-зунд, но его, видимо, видели только пехотинцы, так как в ответ лишь махали винтовками и фуражками. Хоть не стреляли, и то хорошо.

Из-за мыса заметно тянуло ветром, разгоняя гарь. Но полностью снести ее еще не могло. На несколько секунд открылся вид на схватку наших броненосцев с японскими броненосными крейсерами юго-западнее Цусима-зунда, хотя в самом проходе все еще ничего не было видно.

Огибая открывшийся слева берег, с крейсера на некоторое время потеряли преследуемые миноносцы из вида за дымом. Начавшаяся одновременно с этим стрельба где-то впереди и слева по курсу из малокалиберных скорострелок однозначно говорила о том, что в пролив японцы все же прорвались. Но им сразу начали отвечать из чего-то более серьезного.

«Донской», к тому времени, уже успел уйти к югу вдоль минного поля с пути японской миноносной лавы, благополучно избежав всех выпущенных ему в корму торпед и двинувшись наперерез открывшимся всего в 25 кабельтовых западнее четырем японским бронепалубным крейсерам, также рвущимся на рейд. Он какое-то время вел бой на оба борта. Кормовыми плутонгами главного калибра и всем остальным, что могло бить влево стреляя по миноносцам, а носовыми плутонгами, развернутыми вправо, начав пристрелку по третьему в японском крейсерском отряде «Акаси», не обстреливаемому до этого никем.

С него видели, как «Жемчуг» прорезал скопление вражеских миноносцев с востока на запад до середины их строя, после чего сразу бросился в погоню за резко нырнувшими к прибрежному фарватеру уцелевшими японцами. До того как он и японцы снова скрылись в дыму, комендоры с «Донского» успели выбить два двухтрубных миноносца, окутавшихся паром и замерших без хода под самыми скалами мыса Камасусаки. Остальные так и ушли в пролив, засыпаемые снарядами с двух наших крейсеров.

Хотя с «Донского» и не видели теперь своего напарника, совершенно потеряв его в дыму, но постоянно слышали его стрельбу, а также гудки и звуки сирены с восточной стороны северного минного поля на входе во внутреннюю акваторию Цусимы. Это значило, что, хотя противника так и не удалось остановить, бой продолжается и все-таки нашлось кому встретить японские миноносцы с той стороны дыма.

Наших броненосцев сначала тоже видно не было, хотя стрельба их тяжелых орудий и ответные японские залпы были очень хорошо слышны где-то впереди по курсу. Частые всплески вокруг головных «Касаги» и «Цусимы» также были явно делом их рук. Не имея теперь других целей вокруг, старый крейсер целиком сосредоточился на бронепалубных крейсерах, идя западнее минного поля и преграждая путь отряду контр-адмирала Уриу.

В 11:54 броненосцы «Орел» и «Бородино» легли на курс, ведущий ко входу в проход между южным и северным минными полями. Фарватер между южным заграждением и мысом Гоосаки был непроходим для тяжелых кораблей из-за отмелей. Оказавшись после поворота чуть позади траверза замыкающего в японской броненосной колонне «Токива», на сходящемся с противником курсе, броненосцы выжимали все из своих машин.

Миноносцы и истребители, рвущиеся к Цусима-зунду, довольно быстро оказались полностью закрыты корпусами и дымом из труб японских главных сил, так что необходимость в разделении огня отпала. Медленно набирая потерянную в развороте скорость, броненосцы все еще отставали, но зато стреляли теперь полными залпами вдогонку по броненосным крейсерам.

Японцы активно отвечали, в то время как невидимые для русских их миноносцы и истребители из южной группы уже почти достигли устья пролива. Их больше никто не обстреливал, а попутная волна под самым берегом вообще не ощущалась, так что все восемь кораблей даже не маневрировали, идя поотрядно с промежутком около мили между колоннами, и держали максимальные обороты на винтах. Причем шедшие впереди истребители стремительно увеличивали разрыв, обладая заметным преимуществом в ходе.

С завершением Рожественским своего маневра, японская и русская колонны главных сил сошлись уже на дистанцию прямого выстрела и стреляли с максимальной частотой. Попадания с обеих сторон резко участились. В 11:54 восьмидюймовый снаряд проломил бронирование батареи перед барбетом средней башни на шедшем головным «Бородино» и взорвался в батарейной палубе. Взрывной волной и осколками разрушило кормовую вентиляционную шахту правого борта первой кочегарки. Сбило защиту путей подачи боезапаса из среднего погреба 75-миллиметровых патронов, разбив и разбросав беседки со снарядами. Часть гильз пробило осколками, и рассыпавшийся порох вспыхнул. Дым тут же втянуло вентиляцией в кочегарку, из-за чего пришлось покинуть на время ее кормовое отделение, а в погреб посыпались горящие обломки, к счастью, быстро потушенные прислугой.

Другой такой же снаряд заклинил носовую башню главного калибра, пропустившую в результате два залпа. Восстановить возможность горизонтального наведения удалось благодаря геройской работе аварийной партии под руководством мичмана князя Горчакова переведенного с «Осляби». Работая ломами и кувалдами, матросы выбили осколки из мамеринца и отогнули фрагмент стального настила палубы полубака, завернутый вверх и прижатый к броне вращающейся части башни. Горящие остатки парусиновых чехлов орудийных амбразур и мамеринца полетели за борт.

Имелись значительные повреждения в небронированных частях корпуса и надстройках. Дважды был пробит даже верхний пояс в носу, но разрывная сила пробивших броню снарядов оказалась небольшой, и повреждения были незначительными. Образовавшиеся пробоины захлестывались волнами, но уже заделывались и угрозы не представляли. Горела разбитая ходовая рубка. Грузовая стрела правого борта у грот-мачты рухнула на палубу, перебитая у основания. Пожары начались по всему кораблю.

Шедший следом флагман выглядел несколько лучше, но оба броненосца продолжали бить с прежней частотой и точностью и набирать ход. Попадания наших снарядов, видимо, достали до внутренностей «Якумо», выбросившего пар из второй трубы и начавшего еще больше сбавлять скорость. Оба шедших следом за ним японца также уже не могли обеспечить полный ход, и мы их догоняли. Дистанция быстро сократилась до 7–8 кабельтовых, а прямо по курсу у японцев было их же минное поле, на которое их неминуемо отжимали.

Стреляя всеми башнями на правый борт по броненосным крейсерам, «Орел» и «Бородино» одновременно пристреливались другим бортом и по бронепалубникам, шедшим поперек нашего курса слева. По ним били из носовых и средних шестидюймовых башен левого борта, не позволяя обстреливать броненосцы в комфортных условиях. Скоро удалось добиться попаданий в «Касаги» и «Цусиму», оказавшихся теперь в четырех румбах слева по носу всего в 18 кабельтовых.

Было видно, что третий в строю японский бронепалубник также находится под частыми накрытиями. Но кто по нему стрелял, поначалу видно не было. Однако вскоре с «Бородино» разглядели в дыму «Донского», вставшего на пути адмиралу Уриу и медленно двигавшегося навстречу. Он-то и бил так часто по третьему из шедших ему в правый борт японских легких крейсеров.

К 12:00 броненосцы почти нагнали головного «Якумо», вынужденного еще больше сбавить ход, чтобы не выскочить на мины. Не успевая обогнуть заграждение, не подставив свой борт под таранный удар, Номото был вынужден почти совсем застопорить машину, собираясь затем принять влево и проскочить у Рожественского под кормой.

Дистанция в этот момент не превышала семи кабельтовых, и все пушки с обеих сторон работали на пределе своих возможностей. Когда «Якумо» оказался на траверзе «Бородино», он наконец начал ворочать на запад, чтобы обойти заграждение. В этот момент японский флагман получил несколько особенно удачных продольных залпов, плотно легших в носовую часть. После яркой вспышки, отлетел в море ствол левого орудия его первой башни, вероятно, перебитый прямым попаданием, после чего она больше не стреляла.

Одновременно с этим с наших и японских главных сил увидели, как после очередного попадания с одного из русских броненосцев на приближавшемся к ним с запада «Касаги», головном в отряде контр-адмирала Уриу, начался мощный пожар в районе командирского мостика. В первые секунды крейсер буквально потонул в дыму, но вскоре показался вновь, истекая паром из первой трубы. С него продолжали стрелять только пара орудий на корме, но явно не прицельно. Почти сразу после этого он резко отвернул на северо-запад, уводя весь свой отряд от Цусимы.

Тем временем, перетерпев несколько неприятных минут, стоя носом к противнику почти без возможности маневра, японская колонна снова начала ускоряться, идя теперь строго на запад и обстреляв оба русских броненосца вдогонку полными бортовыми залпами из орудий непострадавшего в бою правого борта продольным огнем.

Разворот главных японских сил к западу и начатый ими отход открыл скрывавшиеся в их тени истребители третьего отряда и миноносцы из девятого. Вырвавшиеся вперед больше чем на полмили четырехтрубные истребители уже обогнули мыс Гоосаки, быстро нырнув в дым и благополучно избежав обстрела. Под огонь попали только четыре миноносца. Но несколько залпов, в спешке выпушенных по ним, также не дали никакого видимого результата.

С наших броненосцев казалось, что оба эти японских минных отряда благополучно проскочили в пролив, откуда легко теперь могли добраться до рейда Озаки. Дальше их мог задержать только «Мономах», но насколько он сейчас боеспособен, было неизвестно. К тому же эти два отряда были не единственными, кому удалось пройти сквозь русские заслоны. О том, что части миноносцев с севера также удалось прорваться в Цусима-зунд, сообщили фонарем с «Донского».

Поскольку японские крейсера явно отступали, освобождая поле боя своим легким силам, других целей поблизости не оказалось. В то же время из-за дыма доносилась частая стрельба, свидетельствовавшая о накале шедшего там боя, и Рожественский решил оказать поддержку вспомогательным крейсерам, которые должны были охранять стоянки во внутренней акватории. Повинуясь сигналу с флагмана, готовились преследовать прорвавшиеся миноносцы всеми наличными силами.

В 12:06 оба русских эскадренных броненосца, соединившись с подошедшим с севера «Донским», снизили ход, начав маневрировать, чтобы встать на курс, ведущий в средний фарватер, намереваясь идти в Цусима-зунд. Они продолжали часто стрелять на оба борта по отходившим японским крейсерам. К этому времени их уже почти не было видно за дымом.

Но, как почти сразу выяснилось, это еще совершенно не гарантировало безопасность. Попадание, полученное «Бородино» именно в этот момент, едва полностью не лишило броненосец хода. Рыскнув в сторону, он перегородил фарватер, вынудив застопорить ход шедшего следом «Орла». Скучившиеся у среднего прохода между минными полями броненосцы не дали возможности войти в Цусима-зунд и «Донскому».

Из-за густого шлейфа дыма от горевших фортов с «Мономаха» не видели ничего западнее мыса Гоосаки. Вход в Цусима-зунд также был почти наглухо закрыт дымом с угольных складов. Только иногда в нем открывались небольшие просветы. Зато с приткнувшегося к скалам крейсера прекрасно слышали грохот канонады, накатывавшейся с юго-запада, и частое тукание скорострелок с севера.

Затем где-то на севере, в сплошном дыму, трижды взвыла корабельная сирена, предупреждая об опасности минной атаки, но никого по-прежнему не было видно. Затем оттуда же донеслись три коротких гудка, обозначавшие: «Я свой! По мне не стрелять!» По приказу старшего офицера кормовые плутонги держали под прицелом северные румбы, а все остальные орудия развернули на запад, ожидая появления противника из-за ближайшего мыса.

Когда из серой мути у Гоосаки начали проступать неясные контуры быстро приближавшихся истребителей, оставалось лишь немного довернуть орудия и поймать их в прицелы. Дальнейшее было делом техники. Опытные артиллеристы старого крейсера из учебного артиллерийского отряда кинжальным огнем всего за минуту остановили «Инадзумо» и «Синономе», добившись по нескольку попаданий в каждого, в том числе и шестидюймовыми снарядами. Истребители выбросили пар и лишились хода. Но остальные два на большой скорости проскочили севернее, обстреляв сидевший на отмели крейсер из пушек.

В 12:03 они уже огибали мыс Эбошизаки и какой-то горящий пароход под ним, готовясь выбирать цели для своих торпед среди уже видимых на рейде Озаки русских транспортов. Но в этот момент слева их внезапно атаковали пять владивостокских номерных миноносцев, а восточнее мыса Эбошизаки, прямо из дыма с минимальной дистанции, часто засверкали вспышки скорострелок. Этот огонь из дыма был очень точным. При этом было не видно, кто стреляет. А с рейда Озаки начали бить «Кубань» и «Урал», бывшие ближе всех ко входу.

Оказавшись вновь под кинжальным и перекрестным огнем, японцы растерялись. Головной «Акебоно» сразу получил несколько снарядов и потерял управление, покатившись вправо с боевого курса. Боевая рубка была разбита прямым попаданием, и все, кто там был, вероятно, погибли.

Шедший следом последний истребитель отряда «Усугумо» развернулся под обстрелом со всех сторон и скрылся в дыму, также не избежав новых повреждений. После этого продолжать атаку в одиночку, имея разбитые минные аппараты с так и не израсходованными торпедами, почти все выведенные из строя орудия и большие потери в людях, смысла уже не было.

Поскольку машины не пострадали, он смог выскочить обратно, уклоняясь от любой тени, появлявшейся поблизости. При этом, не имея ни одного целого компаса и не видя берега, он потерял ориентировку и благополучно прошел через минное поле, даже не зная об этом.

Выкатившиеся из-за Гоосаки следом за истребителями миноносцы девятого отряда слышали стрельбу впереди и приготовили к выстрелу минные аппараты. Но с них все еще не видели за дымом ни своего противника, ни что стало с первой четверкой, ворвавшейся в пролив. Ориентируясь по едва видимому справа берегу, они шли вперед, развернув аппараты на оба борта.

Видимость улучшилась внезапно, и сразу же с миноносцев разглядели дрейфующие в клубах пара «Инадзумо» и «Синономе». С них что-то передавали фонарем, но разобрать семафор, до того, как сами угодили под русские снаряды, с миноносцев не успели. Одновременно с началом обстрела слева, чуть впереди траверза показался и противник, подбивший истребители. Но они, видимо, смогли поквитаться с ним, так как старый казематный броненосный крейсер явно погружался в воду носом и травил пар из труб.

Девятому отряду все же немного повезло, так как «Мономах» еще был занят добиванием подбитых истребителей и потому не сразу обрушился на появившиеся под самыми скалами новые цели всей своей мощью. Это позволило в полном составе прорваться мимо него без потерь, хотя несколько довольно болезненных попаданий все же было.

Однако, неприятности на этом не закончились. Едва проскочив узкий простреливаемый «Мономахом промежуток между дымными шлейфами, японские миноносцы были встречены нашими номерными миноносцами «Камчаткой» и «Анадырем» у мыса Эбошизаки.

Это оказалось полной неожиданностью для японцев. В своих мемуарах контр-адмирал Тидзири, бывший командир миноносца «Цубаме», писал: «К моменту нашего появления русские уже успели развернуть глубоко эшелонированную оборону на входе во внутреннюю акваторию Цусимы».

В короткой схватке на встречных курсах потеряли ход и были затем потоплены огнем пароходов «Аотака» и «Кари». Причем «Кари» взорвался, вероятно, получив попадание в снаряженную торпеду в аппарате. А изрядно побитые во второй раз за последние сутки «Цубаме» и «Хато», полностью лишившиеся боеспособности, были вынуждены выйти из боя.

В 12:06 полностью небоеспособные и едва управляемые остатки девятого отряда, безрезультатно отстрелявшиеся торпедами по «Мономаху», уходили на запад. «Кубань» и «Урал» прикончили беспомощно кружившийся «Акебоно», выслав шлюпки для спасения его экипажа. А наши миноносцы, преследуя уходящие вдоль берега к югу «Цубаме» и «Хато», оказались позади японских броненосных крейсеров, всего в 8 кабельтовых к востоку от них. Обнаружив новые заманчивые цели, только начав набирать ход и почуяв запах вражеской крови, они немедленно положили право руля и пошли на сближение, приготовив все аппараты к выстрелу.

С замыкавшей японскую колонну «Токивы», обнаружив пять атакующих с кормовых углов русских миноносцев, подняли сигнал о минной атаке и открыли по ним ураганный огонь из всех калибров, продолжая удаляться от прохода. Это несколько ослабило давление на броненосцы и укрепило японцев в мысли о необходимости прекращения боя и отхода на безопасное расстояние от Цусима-зунда.

В этот момент кормовая башня концевого японского крейсера, похоже, получила попадание крупного снаряда. С миноносцев хорошо видели яркую вспышку у ее амбразур, после чего в стороны полетели какие-то ошметки и всю корму заволокло густым дымом. Стрельба противника сразу стала неточной. Однако ход японцы набирали быстро. Видя, что нагнать крейсера шансов почти нет, русские отвернули.

Разворачиваясь обратно в южный входной фарватер, миноносцы успели оглядеться, обнаружив в разводах дыма севернее свои броненосцы на северо-восточном курсе. На них передали свой позывной с запросом дальнейших распоряжений, но ответа не получили. Поскольку миноносцам, в первую очередь, ставилась задача по охране пароходных стоянок, они, все так же на полном ходу, снова скрылись в устье пролива, закрытом мутной серой пеленой.

Обходя мыс Гоосаки и заранее показав прожектором еще из дыма свой позывной, они избежали обстрела с «Мономаха». Обойдя крейсер-батарею по глубокой воде и сообщив на него, что японские крейсера отступают к западу, миноносцы снова отмигали прожектором позывной, уже для «Камчатки», направляясь к рейду Озаки.

В этот момент с уже сильно осевших в воде «Инадзумо» и «Синономе» хлопнули по ним несколько выстрелов. С «Мономаха» по этой парочке некоторое время уже не стреляли, водя стволами орудий по всем секторам вокруг в ожидании появления новых противников и давая шанс экипажам покинуть обреченные корабли. На попытку обстрела сразу ответили владивостокцы, полными бортовыми залпами приведя к молчанию последние пушки японцев и вынудив их, наконец, начать спасаться.

Поскольку у мыса Гоосаки не осталось больше японских кораблей, броненосные крейсера отходили к западу, не пытаясь более ворваться в Озаки, атака с юга теперь могла считаться гарантированно отбитой. Однако, бой на входе во внутренний Цусимский пролив еще отнюдь не закончился. Со стороны мыса Камасусаки, не видимого за дымом со всех кораблей, маневрировавших у южного берега Цусима-зунда и стоявших в гавани Озаки, были слышны частые выстрелы, сигнальные гудки и вой сразу нескольких корабельных сирен. Вскоре докатился грохот двух сильных взрывов, прогремевших почти одновременно.

К двенадцати часам отряд контр-адмирала Уриу сблизился с русскими главными силами почти на расстояние прямого выстрела. Оказавшись на постоянном, быстро сходящемся с русскими, курсе, его комендоры стали наконец попадать по высокобортным броненосцам Рожественского, активно отвечавшим из башен левого борта.

Поскольку дистанция продолжала быстро сокращаться, над «Касаги» был поднят сигнал: «Приготовиться к минной атаке на оба борта!» Уриу рассчитывал выйти на дальность уверенного торпедного выстрела по броненосцам и наседавшему слева старому броненосному крейсеру минуты через две. Тот факт, что пускать мины придется с острых носовых углов, его не смущал. Даже если не удастся попасть, уклоняясь от торпед, броненосцы и крейсера не смогут начать его преследовать сразу, что позволит быстро с ними разминуться и укрыться в полосе дыма в проходе.

После чего он намеревался проскочить под прикрытием дыма средним фарватером к рейду Озаки и навести там порядок, объединившись с уже нырнувшими в пролив южным проходом миноносцами и истребителями. Опасаясь нападения из полосы ползущей над водой гари, русские броненосцы вряд ли сунутся за ним следом, а если все же попробуют, им же хуже. В грязной дымной взвеси, перекрывавшей пролив, легкие и маневренные крейсера и миноносцы имели явное преимущество перед тяжелыми кораблями. Но он не успел.

В 12:01 «Касаги» получил попадание 152-миллиметрового снаряда с «Бородино» под мостик, прямо в правый спонсон стодвадцатки. Над крейсером взметнулся столб яркого белого пламени, и его всего заволокло дымом. С шедшего вторым в строю «Цусимы» сначала даже показалось, что «Касаги» взорвался. Однако спустя несколько секунд он вновь показался из черной клубящейся тучи, сносимой ветром влево.

Между мостиком и первой трубой полыхал сильный пожар, из первой трубы и из всех вентиляционных дефлекторов первой кочегарки густо валил пар, но в остальном флагман казался целым и явно не собирался тонуть. Более того, он сохранил ход и управляемость и даже стрелял, правда, только из нескольких кормовых орудий.

В 12:04, вскоре после отворота «Якумо» на запад, над «Касаги» подняли сигнал к повороту и следом приказ стрелять торпедами по ближайшим целям. Почти сразу сильно горящий «Касаги» резко положил лево руля, выходя из боя и кренясь в циркуляции. При этом с его палубы в море сыпались горящие обломки. Свои торпеды он выстрелил на оба борта, не целясь. Связи с мостиком у минеров уже не было. Почти одновременно с ним, также не особенно выцеливая, дали торпедные залпы и остальные крейсера колонны, после чего нестройным поворотом «все вдруг» отвернули на северо-запад, не став больше испытывать судьбу.

Главные силы японцев к этому времени также отходили из района боя, медленно разгоняясь на западном курсе. О продолжении сражения в данный момент не могло быть и речи. Командующий действующей эскадрой погиб, «Якумо» и «Адзума» получили тяжелые повреждения, в том числе и ниже ватерлинии. На японском флагмане полностью вышла из строя носовая башня, в которой оборвало ствол одного из орудий почти вровень с броней.

Оставалась надежда, что ушедшие в дым миноносцы все же смогут добиться успеха, но и она вскоре рухнула. За кормой были обнаружены два миноносца, опознанные вскоре как «Цубаме» и «Хато». Они шло большим ходом на юго-запад, петляя среди всплесков снарядов. Их явно кто-то преследовал.

С головного «Цубаме» передали семафором, что вход в пролив стерегут русские крейсера и миноносцы. Мимо них не прорваться! Все остальные погибли. Это было совершенно невероятно. Но в подтверждение семафора из дыма выскочили сразу пять миноносцев, немедленно начавших разворачиваться в погоню за броненосными крейсерами.

Шедший в хвосте колонны «Токива» сразу открыл по ним огонь, используя даже главный калибр. Но после первого же залпа его кормовая башня получила прямое попадание в ствол правого орудия у самой амбразуры. Это было даже странно, поскольку оба броненосца били только по двум первым японским крейсерам, а снаряд с миноносца никак не мог разнести пушку и встряхнуть всю башню так, что ее заклинило на катках, а вся гидравлика вышла из строя.

Теперь «Токива» не мог отбиваться от атакующих с кормы миноносцев, так как их на время закрыло дымом, и пушек, способных простреливать кормовые сектора, было не много. Крейсера Уриу были далеко и не могли помочь, своих миноносцев под рукой не было. Оставалось только попытаться оторваться.

Избитая японская колонна дала полный ход, начав было перестраиваться во фронт, чтобы отбивать совместным огнем новую неожиданную угрозу. Но русские вдруг передумали атаковать. Японцы снова начали вытягиваться в кильватер, от чего их движения со стороны походили на развал строя и его последующее восстановление.

А меньше чем в миле к северо-востоку были хорошо видны оба больших броненосца Рожественского, все так же уверенно маневрировавших. Несмотря на множество полученных попаданий, они сохраняли ход и управляемость, а их артиллерия стреляла ничуть не хуже чем в самом начале боя.

Ни с одного из японских кораблей не видели больше своих миноносцев из северной группы, пропавших за дымом и, вероятно, также отбитых или уничтоженных русскими. Флот Микадо явно снова потерпел поражение, хотя, казалось, что с самого начала этого боя преимущество в кораблях и мощи артиллерии было исключительно на его стороне!

В задымленном Цусима-зунде еще слышалась стрельба, но это, вполне возможно, уже была агония немногих, еще уцелевших. Разглядеть там что-либо было совершенно невозможно. Никаких способов оказать им помощь также не было. Оставалось собрать все оставшиеся силы и ударить ими по противнику, когда он двинется домой. В то, что русские пришли сюда надолго, никто в тот момент даже подумать не мог.

Расставшись с «Дмитрием Донским», «Жемчуг погнался за одиннадцатью оставшимися японскими миноносцами, уже втягивавшимися в пролив и вновь скрывшимися в дыму. Обойдя северное минное поле по его северной кромке, он также втянулся в прибрежный фарватер у мыса Камасусаки, идя максимально возможным ходом и подавая сигнал тревоги сиреной.

Миноносцы пока видно не было, но, когда они огибали мыс, их встретил огнем в лоб с минимальной дистанции вспомогательный крейсер «Днепр», добившийся нескольких прямых попаданий. Но ни одного миноносца ему остановить так и не удалось. Японцы в ответ выпустили две торпеды, но промахнулись, так как пароход стоял к ним кормой. Обе они взорвались у берега, ударившись о скалы.

Проскочив позади «Днепра», также начавшего подавать сигнал сиреной, японцы начали разворачиваться в атаку на гавань Озаки, не утруждая себя заботой о правильном строе. Они просто неслись толпой, начав ворочать вправо. Вспомогательный крейсер часто стрелял им вслед, но безрезультатно. Миноносцы постоянно меняли курсы и имели большой ход, благодаря чему быстро удалялись, избежав новых повреждений.

Поскольку к этому времени они вышли из дымного шлейфа, тянущегося в северо-западном направлении от горящих складов и казарм на берегу, то были сразу обнаружены с «Терека» и «Калхаса», стоявших без хода несколько восточнее гавани, у скалы, торчавшей среди бухты. Оба парохода тут же открыли по ним огонь, сообщив о появлении противника сигналом и сиреной на остальные суда конвоя и дав ход, чтобы развернуться к миноносцам кормой, начав обходить островок с востока.

Оказавшись еще и под встречным, гораздо более эффективным обстрелом, японцы снова попытались скрыться в дыму, но были обнаружены и обстреляны со своего правого фланга занимавшимися спасательными работами у пылающего и взрывающегося остова «Изумруда» «Камчаткой» и «Анадырем». А спустя несколько секунд, из входного канала показался и «Жемчуг», быстро шедший наперерез и также открывший частый и точный огонь справа с тыла.

Навстречу «Жемчугу» тут же развернулись три миноносца, оказавшиеся к нему ближе всех, в то время как остальные добавили хода и продолжили атаку на рейд Озаки. Но со стоявших на рейде и предупрежденных о появлении противника транспортов, всего с пятнадцати кабельтовых, был открыт мощный и хорошо организованный заградительный огонь, так что атаковать пришлось уже под перекрестным обстрелом, быстро набиравшим силу.

В довершение ко всему, из-за дыма у мыса Эбошизаки, где угадывались всполохи мощного пожара, выскочили пять наших миноносцев, быстро приближавшихся с носовых углов правого борта и также открывших неожиданно мощный огонь. Неожиданное нападение с фланга сразу сломало японский строй, превратив его в кучу. Атака захлебнулась, так и не начавшись.

Но внезапный и стремительный бросок русских миноносцев вынудил вскоре замолчать артиллерию всех остальных кораблей, только-только нащупавших противника, так как наши и японские миноносцы быстро смешались друг с другом на пистолетной дистанции. А спустя всего пару минут эту свалку плотно закрыло дымом.

В итоге, добраться до начавших отход к югу в глубь бухты сразу после предупреждения с «Терека» и «Калхаса» пароходов японцам так и не удалось. Чуть меньше чем в миле от них восемь оставшихся японских миноносцев были окончательно остановлены пятью нашими, поддержанными скорострелками «Жемчуга», также бросившегося в рукопашную после того, как разминулся с троицей, атаковавшей его. Ни одного из тех троих попятнать не удалось, но и они все свои торпеды снова потратили зря.

Из этого клубка маневрировавших и отчаянно паливших друг в друга в упор кораблей в сторону рейда Озаки смог выкатиться лишь один японец. Да и тот, к тому времени уже едва двигался и потому был добит раньше, чем смог приблизиться на дистанцию торпедного выстрела. «Жемчуг», проскочив на большом ходу зону боя и начав разворот на второй заход, быстро прикончил его, обойдя по дуге и стреляя всем левым бортом. Куда делись остальные, никто не видел. Они снова пропали где-то в дыму.

Когда чуть развиднелось с транспортов, продолжавших отходить на пяти узлах к югу от Озаки, смогли разглядеть, примерно в миле севернее, неподвижно стоявший и сильно паривший миноносец, имевший одну наклоненную назад трубу и две мачты. Силуэтом он напоминал японский миноносец второго класса в 80 тонн водоизмещения. Еще несколько низких силуэтов едва угадывались чуть дальше к северо-западу.

По подранку немедленно открыли огонь, но тут же его прекратили, так как он показал наш опознавательный сигнал. Вскоре из дыма левее его замигал прожектор, передавший позывные «Жемчуга», а затем показался и сам крейсер, приближавшийся от берега и вскоре попытавшийся взять миноносец на буксир.

Поврежденным кораблем был № 202, получивший торпедное попадание. Его буксировка не удалась, так как он быстро тонул. Взрывом был сильно поврежден корпус в корме, заклинен руль в положении лево на борт, перебит киль и валопровод. Поэтому крейсер просто снял с него экипаж, оставшись маневрировать севернее рейда, пока наши остальные миноносцы безрезультатно осматривали вход в Цусима-зунд и северный берег пролива восточнее мыса Камасусаки, все еще плотно закрытый дымом, в поисках остальных японских кораблей.

К часу дня заметно развиднелось. Броненосцы к этому времени находились против среднего прохода между минными полями, стоя без хода. Рядом маневрировал на малых ходах «Донской», держась несколько мористее. Скоро стало возможным различать сигналы, передаваемые с берега и с мостиков броненосцев и крейсеров. Начался активный обмен информацией, и общая картина стала более-менее проясняться.

В штабе наместника с большим облегчением узнали, что новых потерь в крупных кораблях удалось избежать. Единственной утратой стал миноносец № 202, который, как доложили с «Жемчуга», закрыл их собой от японского торпедного залпа. Однако это вызывало сомнения. Учитывая ту свалку, которая там была, скорее всего, он случайно нарвался на минный выстрел.

Оба крейсера почти не пострадали, а броненосцы, хоть и получили значительные повреждения, вполне способны продолжать бой. Правда, «Бородино» имел повреждение в правой машине, но его, возможно, удастся исправить. С десантным корпусом и доставленными грузами для будущего гарнизона Цусимы тоже все оказалось хорошо. Правда, в штабе наместника не сразу поверили, что даже пароходам на рейде Озаки удалось отбиться от прорвавшихся японцев, причем без потерь.

Ни с фортов, ни с кораблей, ни с аэростата противника в зоне досягаемости оружия больше не видели. С только что развернутых на мысах сигнальных постов и с шара сообщили, что наблюдали отход нескольких миноносцев из внутренней акватории Цусимы на северо-запад и запад группами и по одному. Их также видели с «Анадыря» и «Камчатки». Они уклонялись от контактов с нашими судами, из чего был сделан вывод, что противник отступил, израсходовав все торпеды, и не имеет больше средств для нападения.

Японские крейсера, хорошо видимые с аэростата, маневрируют западнее, не пытаясь приблизиться. Наоборот, они тоже отходят широкими галсами от Цусима-зунда, держась в одной колонне. Возможно, прикрывают отход подбитых и расстрелявших боезапас миноносцев. «Касаги» все еще дымит, но по-прежнему держится в голове своего отряда.

Пройдя за кормой русских броненосцев, вскоре повернувших вправо, обстреляв их напоследок и получив несколько залпов в ответ, японские броненосные крейсера отошли западнее и соединились со своими бронепалубниками в 12:35. После гибели Номото контр-адмирал Уриу оказался старшим в обоих отрядах.

Он призвал к крейсерам маячившие неподалеку миноносцы «Цубаме» и «Хато», с помощью которых быстро перебрался на «Якумо», чтобы возглавить теперь уже оба отряда и снова вести их в бой. Но, ознакомившись со списком повреждений на тяжелых кораблях, атаковать больше не решился, начав курсировать против Цусима-зунда, прикрывая отход остатков миноносных отрядов и ожидая улучшения видимости. Русские также не пытались возобновить бой, держась у входа на средний фарватер. Отступавшие миноносцы не преследовали, так что перестрелок больше не было.

Все еще сильно горящий и заметно севший носом «Касаги» не покидал строя до начала второго часа пополудни, после чего все же был вынужден двинуться к Фузану, в сопровождении авизо. К нему вскоре приблизились два судна из состава северных дозорных сил, проводившие его сначала до Корейского берега, а уже потом, вдоль него к Мозампо, где крейсер сразу встал к борту плавбазы для необходимого ремонта.

Над Озаки все время висел воздушный шар, обеспечивавший русским великолепный обзор, в то время как с маневрировавших в Корейском проливе японских кораблей все еще было плохо видно, что творится у берега и во внутренней акватории. Приблизиться не позволяли русские броненосцы и крейсера, державшиеся у границы минных полей, всякий раз выдвигавшиеся навстречу, едва японцы пытались подойти ближе.

Почти все пожары на мысах и в гавани Озаки вскоре погасли, либо были потушены. Только угольные склады продолжали густо дымить. Бурый дым от сгоравшего на берегу японского угля не самого лучшего качества марал своими разводами внутренние воды пролива Цусима-зунд, хотя уже и не создавал сплошной завесы, что была всего часом ранее.

Между тем, справиться с поступлением воды на «Якумо» и «Адзуме» никак не удавалось. Уриу вызвал помощь из Мозампо, откуда ответили, что пришлют все, что есть. Вскоре из Фузана пришли еще два дозорных судна. Подойдя к борту «Якумо», их командиры сообщили, что в порт вернулись лишь один сильно поврежденный истребитель из третьего отряда да три миноносца из девятого и третьего отрядов, также имевшие различные повреждения и совершенно не боеспособные. Все остальные корабли из участвовавших в атаке отрядов до сих пор не объявились ни в Фузане, ни в Ульсане. В Мозампо пришел только весь разбитый «Марусаме», оказавшийся в момент начала русского штурма в Озаки и возглавивший сводный отряд миноносцев, стоявших там на бункеровке в их последней атаке. И это было пока все. В то, что все остальные корабли потоплены, никто не верил. Предполагалось, что в течение оставшегося светлого времени суток большая часть пропавших миноносцев все же объявится, но в данный момент заменить нуждавшиеся в срочном ремонте в условиях базы крейсера было нечем.

Маневрируя примерно в 8 милях к западу от мыса Гоосаки, японцы продолжали исправлять повреждения, надеясь дождаться выхода противника в обратный путь и снова дать ему бой. Они держали эту позицию до половины второго часа дня, после чего все же двинулись в Мозампо, куда благополучно добрались к вечеру.

К этому времени сильнее всех пострадавший флагман действующей эскадры, получивший в общей сложности около двадцати попаданий снарядами калибра от 75 до 305 мм, имел крен на левый борт в 4 градуса, выведенную из строя кормовую башню, заклиненную носовую и затапливаемые помещения выше защитной палубы впереди носового траверза. Из шестидюймовок левого борта могла стрелять только одна. С правого борта была выведена из строя носовая палубная установка, но ее еще можно было починить. Командирский мостик был разрушен несколькими попаданиями. Хотя мощное бронирование боевой рубки и не было пробито, контр-адмирал Номото погиб, командир крейсера был ранен.

«Адзума» получил, среди прочих, три попадания 305-миллиметровых снарядов, сильно сел носом, имел затопленные носовые погреба, недействующую гидравлику носовой башни и с трудом мог держать 14 узлов хода. Несмотря на гораздо меньшее число попаданий, выглядел он ничуть не лучше флагмана, правда, после ввода в строй ручного привода носовой башни имел относительно исправной всю свою артиллерию.

«Токива» получил только одно попадание. Двенадцатидюймовый снаряд уничтожил командирские помещения в корме, вызвав затопление нескольких отсеков через осколочные пробоины. Осколки этого же снаряда пробили водонепроницаемую переборку на 185-м шпангоуте. Незначительное возгорание было быстро ликвидировано. Но его артиллерия серьезно пострадала уже в самом конце боя. Ствол одного орудия в кормовой башне оборвало у самой амбразуры, заклинив сотрясением всю установку и повредив палубу. При этом очевидцы отмечали удушливый дым, как от шимозы, заполнивший башню после этого «попадания», что наводило на неприятные мысли о преждевременной детонации в стволе собственного снаряда.

Уриу немедленно отправил к Цусима-зунду все, что было под рукой, чтобы не упустить противника. В Главную Квартиру в Токио отправили телеграмму с докладом о прошедшем бое, а в штабе созвали общее совещание, на которое собрали всех командиров вернувшихся в базы кораблей.

Хотя с момента обнаружения противника прошло уже более полусуток почти непрерывного боя, точных сведений о численности русской эскадры, напавшей на Цусиму, до сих пор не имелось. По разным данным в ней было от двух до четырех новейших эскадренных броненосцев, не менее шести крейсеров и миноносцы. Кроме того, имелось около десятка вооруженных транспортов или вспомогательных крейсеров. Конечно, доверия все эти сведения вызывали не много. Однако было совершенно очевидно, что разведка очень сильно ошибалась в оценке уровня боеспособности русского Тихоокеанского флота.

В ходе боев достоверно были потоплены не менее двух русских крейсеров, еще несколько судов получили повреждения от минных атак и артиллерийского огня. Но в том, что при всем этом еще оставались достаточно многочисленные и вполне боеспособные силы, сомневаться не приходилось.

В этом бою всеми японскими офицерами отмечалось заметно усилившееся фугасное действие русских снарядов. Кроме того, они теперь взрывались почти всегда, даже от удара о воду. Очень большую роль сыграли осколочные повреждения японских кораблей, причиненные близкими недолетами, чего ранее не отмечалось никогда.

Особенно значительный ущерб был от близких недолетов тяжелых снарядов. Помимо множества осколочных пробоин при этом каждый раз забрызгивало оптику прицелов и дальномеров. Явно избавившись от дефектов своих взрывателей, русские теперь буквально засыпали японцев крупными осколками, пробивавшими даже легкое бронирование орудийных щитов. А уж при прямом попадании такой снаряд производил серьезные разрушения не только в зоне разрыва, но и много далее.

Так, например, «Адзума», получил свое первое в этом бою попадание 305-миллиметрового снаряда чуть выше тонкого пояса впереди носового траверза. Но от разрыва этого фугаса над плоской частью бронепалубы чуть левее диаметральной плоскости появились многочисленные осколочные повреждения обоих бортов и всех палуб, в том числе и защитной, пробитой в двух местах. От сильного сотрясения, вызванного ударом снаряда в броню непосредственно в стык палубы с барбетом, лопнули трубы гидравлической магистрали.

В результате башня лишилась гидравлического привода и пропустила несколько залпов, а через осколочные пробоины и выходную пробоину от головной части этого снаряда у самой ватерлинии, захлестываемую волнами на большом ходу, было затоплено отделение носовых минных аппаратов. Далее, через поврежденную и потерявшую герметичность переборку, начало заливать и носовые погреба.

Дальнейшее распространение воды над бронепалубой в носу и ниже ее удалось остановить лишь в Мозампо, куда корабль пришел, имея постоянно увеличивающийся дифферент на нос в три фута. Два других попадания тяжелых снарядов были не столь опасны, но так же разрушительны.

На «Якумо» большой осколок от разорвавшегося в батарейной палубе 305-миллиметрового снаряда пробил внутреннюю броневую переборку шестидюймового каземата № 7, воспламенив три заряда для орудия. В результате весь расчет был выведен из строя. А щиты 76-миллиметровых орудий были пробиты осколками четырежды в ходе боя.

От воздействия осколков, легко пробивавших бортовую обшивку и фальшборт, были потери в расчетах орудий и на подаче боеприпасов к палубным установкам всех калибров. А через такие пробоины у ватерлинии над самым бронепоясом, и еще от попаданий трех шестидюймовых снарядов затопило несколько помещений в носу.

Остановить распространение воды по кораблю было очень сложно, так как от продольного огня в носовой оконечности не осталось целых переборок выше горизонтального бронирования. Сама защитная палуба была также повреждена в нескольких местах и не держала воду. Потерял герметичность даже носовой броневой траверз, хотя броня и не была пробита. В носовых погребах появилась вода, стекавшая сверху. Перекрыть течи сразу не удавалось, и это привело к нескольким замыканиям электропроводки, вызвавшим выход из строя носовых динамо-машин.

Носовая башня полностью вышла из строя от попадания снаряда в ствол орудия. Был поврежден станок уничтоженной пушки, а у второй вышел из строя механизм вертикального наведения. Крупными осколками разрушило палубу у башни. Кормовая башня не могла вращаться из-за деформации броневых плит барбета, зажавших ее подвижную часть после попадания вскользь тяжелого снаряда.

К концу боя на «Якумо» не осталось пригодных к использованию шлюпок. Хотя прямыми попаданиями трехдюймовых снарядов были разбиты только командирский катер и вельбот, все остальные корабельные плавсредства пострадали в разной степени от осколков, так же как и надстройки, трубы, вентиляторы и даже два котла во второй кочегарке. Полный ход крейсера ограничивался всего 13 узлами.

Противостоять русским тяжелым снарядам на близких дистанциях боя защита всех броненосных крейсеров была явно неспособна. Даже если снаряд не пробивал броневую плиту, от ее смещения или растрескивания нарушалась герметичность борта за ней на большой площади, вызывая значительные затопления, не поддающиеся контролю. Заделывать такие течи было крайне сложно, а порой даже просто невозможно.

С улучшением видимости русская эскадра вновь стала одним целым, управляемым и опасным организмом, несмотря на понесенные серьезные потери в людях на верхних постах и мостиках. Получив достаточно полные доклады о повреждениях и занятых позициях с берега и всех остальных кораблей, в штабе пришли к единому мнению, что японцев все же удалось отбить. Причем на этот раз без серьезных потерь корабельного состава. Новых атак по крайней мере в течение ближайших часов не ожидалось. Можно было приступать к планомерному захвату ключевых позиций на суше. В половине первого на все транспорты четвертой боевой группы поступил приказ Рожественского: «Начать разгрузку».

К этому времени легкие деревянные казармы гарнизона Озаки сгорели уже полностью, часть складов тоже, что заметно улучшило видимость на берегу. Это, вместе с увеличением численности высаженных войск, позволило быстро отловить и изолировать остатки японского гарнизона в районе якорных стоянок.

Спустя полчаса с пожарами на берегу большей частью удалось справиться, но угольный склад потушить не удавалось. Горели и две баржи с машинным маслом, затонувшие на мелководье у Озаки. Эти три больших костра продолжали жирно чадить. Также горело и несколько мелких судов под северным берегом пролива, но все эти источники дыма уже не могли перекрыть входа в Цусима-зунд.

К тому же ветер начал меняться, и теперь копоть сносило в глубь внутренних вод Цусимы, что облегчило наблюдение за входным каналом, как с воздуха, так и с береговых постов. Никаких агрессивных намерений маячившие на западе японские крейсера не выказывали. Каких-либо других судов, могущих представлять угрозу, также не было видно. К трем часам дня удалось окончательно потушить пароходы. Баржи догорели. Только угольный склад коптил небо еще двое суток.

Войска начали быстро сходить на берег. Первыми высадили пехоту с легким вооружением вспомогательные крейсера, участвовавшие в проводке конвоя через Цугарский пролив. Их баркасы и катера сновали между высокими бортами своих кораблей и берегом как челноки. Никаких заминок при пересадке пехоты и перегрузке ее имущества не возникало.

Это отчасти объяснялось тем, что обширные жилые палубы не успели привести в полный порядок после боя, лишь выломав обгоревшее дерево да покрасив надстройки снаружи. Поэтому путешествие до Цусимы в каютах и салонах с голыми стальными стенами и потолками, к тому же пропахшими гарью и испачканными въевшейся в ржавчину копотью, было малокомфортным.

Добравшись наконец до суши, полки были рады высадке даже в такой подозрительной дыре, как Цусима-зунд. Даже если только-только стихли раскаты залпов главных калибров броненосцев на входных створах и совершенно не ясно, чего ждать от японца дальше.

К этому времени на «Бородино» четыре из шести шестидюймовых башен были заклинены. Но их механизмы не пострадали. Оказались только зажаты осколками мамеринцы. Имел обширные повреждения борт выше броневого пояса в носовой части. Правая якорная полка была трижды пробита, а оба якоря потеряны. К счастью, японцы стреляли преимущественно бронебойными снарядами, так что разрушений, подобных тем, что были получены «Александром» месяц назад, удалось избежать. Сильно пострадал носовой каземат трехдюймовок, остановивший собой большую часть японских снарядов, вполне пробивавших теперь его бронирование и разрывавшихся внутри. Все орудия в нем были выведены из строя, поданный к пушкам боезапас взорвался или выгорел, но барбет носовой башни главного калибра не пострадал.

Часть бортовых коридоров заполнились водой через ослабшие швы и броневые болты, другие пришлось затопить для спрямления корабля. Снова в полной мере проявилось несовершенство крепления броневых плит, не опиравшихся своими стыками на шпангоуты. Хотя броня главного пояса и не была пробита ни разу, из-за их смещения открылось множество течей. К тому же ударами снарядов нарушило крепление некоторых из них, что грозило при повторных попаданиях в этот же район пояса обрывом оставшихся болтов и потерей так и не пробитой плиты.

Но общий объем принятой воды был все же незначительным и не угрожал потерей плавучести. Пробоины выше ватерлинии удалось заделать. Имелось несколько очагов пожаров, уже взятых под контроль аварийными партиями. Хотя рулевое управление оставалось исправным, броненосец едва мог маневрировать под одной левой машиной у входа в Цусима-зунд. Правую машину к концу боя пришлось остановить.

Одним из последних попаданий с броненосных крейсеров был восьмидюймовый снаряд с «Токивы». Угодив в правый борт с кормовых углов позади бронирования средней батареи, он прошел внутрь корпуса до ее кормового траверза и разорвался от удара о броню, рядом с кормовой дверью батареи правого борта.

От удара дверь сорвало, и снаряд разорвался практически в самом каземате. Силой взрыва вскрыло палубу над отсеком машинных вентиляторов правого борта, разбив их осколками и повредив саму шахту вентиляции. Через нее масса осколков проникла в машинное отделение, буквально осыпав правую машину. При этом были ранены двенадцать человек машинной вахты.

Но, несмотря на это, поврежденную машину успели остановить, что спасло ее от полного выхода из строя. Паропроводы уцелели, так что выброса пара и других внешних признаков повреждений не было. Так что это очень опасное попадание, по всей видимости, осталось незамеченным противником.

Шедший на протяжении всего боя вторым в строю «Орел» пострадал заметно меньше. В основном он получал попадания уже на завершающей стадии, когда удалось обогнать японскую колонну. Заклиненную одним из них среднюю башню правого борта уже ввели в строй, а все разрушения небронированного борта и надстроек, так же как и прошитые шестидюймовыми снарядами навылет обе трубы, не сказались заметным образом на боеспособности броненосца.

Японские бронебойные снаряды, преимущественно использовавшиеся противником в этом бою, имели гораздо меньшую разрушительную силу, по сравнению с фугасами. При этом даже на минимальных дистанциях они не могли пробить 145-миллиметровые броневые плиты главного пояса в оконечностях «Бородинцев». Попадая в них даже под небольшим углом от нормали, они раскалывались, а взрывчатка высыпалась и просто сгорала, и то не всегда.

Так, два попадания тяжелыми снарядами в главный пояс «Орла» под носовой 305-миллиметровой башней и под казематом трехдюймовок чуть дальше к носу оказались совершенно безвредными. А из нескольких снарядов главного калибра броненосных крейсеров, угодивших в вертикальную броню носовой части «Бородино» с острых углов, только два, и то с трудом, смогли преодолеть верхний четырехдюймовый пояс. Но и в обоих этих случаях пробития брони не было. Просто плиты, не опиравшиеся своими краями на шпангоуты, разошлись от их ударов.

Итогом боев первой половины дня 20 июня у Цусима-зунда стало то, что вскоре после полудня в распоряжении командующего Российского тихоокеанского флота остался только один боеспособный броненосец, устаревший тихоходный броненосный крейсер «Дмитрий Донской», и малоразмерный, но зато шустрый «Жемчуг».

Все эти три боевые единицы, в сочетании со всеми минными силами, сохранившими относительную боеспособность, никоим образом не обеспечивали превосходства над японцами. По-прежнему не было известно, где их остальные тяжелые корабли, за исключением нашедшегося на отмели в бухте Миура совершенно заброшенного «Касуги». Ожидалось появление минимум пары броненосцев, отбить атаку которых, поддержанную всеми пятью остававшимися у Цусимы японскими крейсерами, будет весьма не просто.

Вскоре из Такесики прибыла связная миноноска, с докладом, что восточный десант смог оттеснить японцев до бухты Иокура-ван севернее протоки Кусухо и прочно закрепился на перешейке, перекрыв подступы к ней со стороны долины Шитака. В районе гавани Миура блокирован крупный японский отряд, засевший в прибрежных скалах и береговых постройках.

Сама гавань пуста и обследованию ее подошедшими из Кусуха баркасами и паровыми катерами никто не пытался воспрепятствовать. На берегу обнаружено много брошенного имущества, а в самой бухте несколько барж и ботов, вполне пригодных к использованию. Стоявшие в ней с утра небольшой угольщик и буксирный пароход ушли, уведя на буксире целые гроздья барж и баркасов.

Южнее Кусухо и Такесики нами заняты прилегающие к горе Накаяма склоны и долины. Все дороги и тропы перекрыты пулеметными и артиллерийскими заслонами, что обеспечивает господство нашей позиции над окружающей местностью. Отбито уже пять японских атак с большими потерями для противника.

В половине второго часа дня «Уралу» приказали прекратить ставить помехи и передать в штаб флота во Владивостоке, что Цусима-зунд и Такесики наши. Станция штатного корабля дальней связи флота, доработанная во время стоянки в базе, с первого раза установила устойчивую связь. Однако получить ответ не удалось, так как японцы забили ответную депешу почти сразу после получения позывных.

Затем, уже с заметными трудностями из-за противодействия маячивших на западе японских крейсеров, связались с «Рионом», как оказалось, очень вовремя. С сидящего на камнях крейсера сообщили, что с юго-востока приближаются пять японских кораблей и ведут обстрел парохода и района выгрузки с большой дистанции, не входя в зону досягаемости его стодвадцаток. По этой причине разгрузку крейсера пришлось прервать, укрыв и рассредоточив все баркасы в протоке.

Узнав об обстреле «Риона», Рожественский на своем флагмане двинулся в глубь Цусима-зунда к порту Такесики, приказав «Уссури» следовать за ним, а связной миноноске выполнять функции лоцманского судна. «Уралу» было приказано готовить свой шар для подъема, чтобы сменить изрядно замотавшихся аэронаблюдателей как можно скорее.

С «Уссури» постоянно докладывали о передвижении неопознанных судов с паровыми двигателями в обоих проливах западнее и восточнее Цусимы. Но они были еще далеко, что, впрочем, не снимало угрозы появления главных сил объединенного японского флота и соответственно, новой атаки, отбить которую будет уже практически не чем.

Остатки нашего флота и пароходы с десантом и снабжением фактически оказались в ловушке. Это видели и понимали все, но Рожественский словно не обращал на «такие мелочи» никакого внимания. На все опасения своего штаба он отвечал одно: «Чем решительнее будем действовать, тем меньше японцы будут понимать и сильнее бояться. Тем более, что пятиться теперь уже некуда!»

Приказав подбитому «Бородино» держать пролив с запада, а крейсерам и миноносцам зачистить западное побережье островов южнее и севернее Цусима-зунда на семь – десять миль, он повел последний боеспособный броненосец в мало обследованный ранее, узкий, хотя и глубоководный, канал в бухте Асо. Однако ориентироваться в шхерах помогали навигационные знаки, оставшиеся от японцев, а идущая впереди миноноска постоянно вела промер глубин, так что по фарватеру шли как в своем порту.

Уже в половине третьего часа дня «Орел» достиг рейда Такесики и занял удобную позицию, позволявшую вести огонь всем правым бортом по противнику, не видимому для наблюдателей с броненосца за береговыми возвышенностями, где-то в семи милях юго-восточнее. Встав на якорь, начали готовиться к стрельбе почти на предельную дальность для главного калибра.

Стрелять по морской цели, маневрирующей на такой дистанции, предстояло впервые. Лейтенанту барону Гервинецу не терпелось проверить на практике свои новые теоретические наработки. Хотя с русского флагмана противника не наблюдали, с шара, висевшего над «Уссури» и готового корректировать огонь, японцев прекрасно видели.

В 14:35 по его целеуказаниям выстрелило левое орудие носовой башни. Первый снаряд лег с большим перелетом и чуть позади японской колонны. Спустя полторы минуты, учтя поправки, выстрелило и правое орудие носовой башни. Его снаряд дал уже гораздо меньший перелет и хорошо лег по целику, относительно головного «Фусо».

Огромные гейзеры, вздымаемые тяжелыми русскими фугасами, прилетавшими неизвестно откуда, произвели сильное впечатление на японцев. Вся их колонна начала заметно прибавлять ход и поспешно легла на восточный курс, начав удаляться от Цусимы, активно маневрируя. Обстрел района высадки прекратился. Как позже выяснилось, он был не слишком эффективным.

Вообще, за полтора часа обстрела аварийного парохода-крейсера было отмечено только шесть прямых попаданий в «Рион», так как японцы стреляли с большой дистанции и не торопились, чувствуя себя в полной безопасности. Однако одним из первых попаданий была разбита станция беспроволочного телеграфа. Поэтому радиосвязи с основной десантной группой группа Косухо лишилась, едва успев вызвать подмогу.

Уходящую японскую колонну почетно проводили еще тремя двухорудийными залпами, легшими достаточно близко и укрепившими контр-адмирала Ямада в намерении отступить перед превосходящими силами противника. После чего русский флагман задробил стрельбу.

С «Орла» запросили подробный рапорт о ситуации в Такесики и окрестностях. Немного погодя на берег сошла рота десанта в 120 человек во главе с лейтенантом Новосильцевым, для окончательной зачистки порта, а броненосец к четырем часам дня вернулся на линию своего дозора в двух милях западнее входных створов Цусима-зунда, позволив наконец покалеченному собрату уйти на защищенный внутренний рейд для ремонта.

К этому времени японские крейсера уже ушли в направлении Мозампо, а на их место заступили два вспомогательных крейсера. Они все еще держались в виду берега, но активности не проявляли, ограничиваясь наблюдением и осложнениями для работы радиотелеграфа.

Когда их попытались атаковать наши миноносцы, они легко оторвались от них, уйдя за остров Ару-сому, приближаться к которому миноносникам запретили, опасаясь береговых батарей. Воспользовавшись удалением противника, радиотелеграфисты «Урала» связались с Владивостоком, получив оттуда наконец последние известия. Новости были хорошими. Ни на одном из направлений в Корее японцы не смогли остановить нашего продвижения.

Но долго вести переговоры снова не получилось. Снова появился фон помех, перебивавших все телеграммы. Но теперь это была уже довольно отдаленная станция. С Небогатовым связи так и не было. Спустя всего полтора часа напротив Цусима-зунда показались сразу четыре японских истребителя, державшиеся в виду берега до темноты.

Предупрежденные об их приближении с воздуха наши миноносцы успели вернуться из своей первой вылазки в западный Корейский пролив в Озаки и встать на погрузку угля к борту «Анадыря», готовясь к ночному дежурству. «Жемчуг» принимал уголь с «Бородино».

Флот готовился к предстоящей ночи. В том, что она не будет спокойной, все были абсолютно уверены. Пытались предусмотреть все и перекрыть возможные направления атаки противника. Но предусмотреть все неожиданности, как подтвердили дальнейшие события, просто невозможно.

По радио постоянно вызывали Такесики, но безуспешно. При этом, когда помехи все же прекращались, все время принимались сигналы японского радиотелеграфирования. Приближаться ко входу во внутренние цусимские воды по-прежнему никто не пытался, хотя севернее и южнее началось какое-то движение.

С шара были зафиксированы небольшие парусные суда, входившие в бухту Ната, севернее устья Цусима Зунда и в гавань селения Цусима, южнее Косухо. Но это не сильно беспокоило штаб наместника. Японские крейсера ушли в направлении Мозампо, в то время как их броненосцы так и не показались. Эта загадка не давала покоя никому, пока из опроса пленных не выяснили, что броненосцев у японцев теперь просто нет.

К вечеру 20 июня сошедшая на берег пехота и моряки уже полностью контролировали портовую зону Озаки, оба форта на входных мысах и продвигались в направлении Такесики по южному берегу Цусима-зунда. Гарнизоны расположенных на Цусиме японских баз оказались малочисленными и, что самое главное, не готовыми к отражению десантов непосредственно из пролива, делящего остров на две части. А на северном берегу японских войск в течение первых суток вообще встречено не было.

Благодаря этому, на южном из двух островов, образующих Цусиму – Симоносиме, передовым отрядам до заката удалось выйти на перевалы большого Цусимского хребта, продвигаясь по дороге, шедшей от Озаки на восток и дальше через долину южнее горы Хокогатака, с которой уже была видна гавань Такесики.

Но на развилке, где влево уходила дорога в Такесики, а вправо дорога на селение Накацусима, располагавшееся на восточном берегу острова, встретили подготовленные позиции и, чтобы избежать лишних потерь, были вынуждены остановиться из-за приближения ночи. Дальше продвинуться и соединиться с восточным десантом смогли лишь на следующий день, подтянув артиллерию и подавив сопротивление японских частей, засевших среди скал и в долине восточнее горы.

На северной половине Цусимы продвижение к северу вдоль западного берега прекратили на узком перешейке в самом основании полуострова, образовывавшего северный берег Цусима-зунда. Так и не встретив противника, начали укрепляться на удобных для обороны склонах, развернув в тылу батарею горной артиллерии на закрытых позициях, связанную телефонной связью с передовыми окопами. Местность была достаточно труднопроходимой, так что восемь горных пушек были единственным усилением для пехоты.

Ставшие уже привычными пулеметы протащить не удалось, так как высадившиеся у мыса Камасусаки войска имели «максимы» только в варианте с громоздкими неразбирающимися колесными станками, что делало их непригодными к перевозке вьючным транспортом. К ночи линия обороны из неглубоких окопов, с большим трудом вырытых в каменистом грунте, сложенных из камня укрытий и простейших блиндажей была готова.

Все планы разгрузки судов рухнули. Отставая от изначального графика более чем на полдня, с пароходов теперь в первую очередь выгружали на берег все необходимое для обороны. При этом приходилось импровизировать, извлекая из-под ящиков с боеприпасами к полевым пушкам и патронами к винтовкам противоторпедные сети, осветительные ракеты и понтоны для оборудования защищенных стоянок.

Спешно организовывалась оборона входных створов, на случай ночных японских атак. К этому делу привлекались все оставшиеся при отряде миноносцы и доставленные на пароходах миноноски и паровые катера. Из захваченных в Озаки и окрестностях четырех шхун и девяти больших рыбацких сайпанов соорудили две временные противоминные преграды, установленные под обоими мысами.

Одной закрыли торпедированного и сидящего на мели, но доказавшего свою боеспособность «Владимира Мономаха», другую установили под батареей на мысе Камасусаки для вставшего там на якорь «Дмитрия Донского». Места, где затонули на мелководье японские миноносцы, отметили дополнительными вехами с керосиновыми фонарями, так как тонкие мачты, торчащие над водой, были плохо видны в темноте, а в случае ночного маневренного боя кто-нибудь вполне мог налететь на останки и пострадать от уже потопленного японца.

На позициях разрушенных батарей произвели кое-какой ремонт, и теперь с южного форта, имевшего каменные орудийные дворики, могло стрелять два 240-мм орудия из четырех имевшихся. Правда, не осталось целых дальномеров, что делало и без того мало эффективные устаревшие пушки вообще почти бесполезными. На совершенно новой северной батарее, имевшей только земляные укрепления, зато вооруженной четырьмя современными скорострельными шестидюймовками, целых пушек не оказалось, так как засевших в обоих ее орудийных двориках пушкарей выкуривали самодельными бомбочками, что привело к детонации имевшегося там боезапаса и полному разрушению позиций.

Из показаний пленных выяснилось, что до Цусимского боя все укрепления ограничивались южным фортом и минными полями. Армстронговские скорострелки и трехдюймовки были сняты с «Касуги» и установлены на берегу, когда он затонул в бухте Миура. Новейшие английские дальномеры системы Бара энд Струдда имели то же происхождение. Один из них был с «Асамы», затонувшего восточнее Цусимы в ночь после боя 14 мая.

На отбитых у противника малокалиберных батареях целых орудий не нашлось. Там вообще оказались 76- и 47-мм пушки с кораблей на самодельных колесных станках. Те, что не были разбиты нашими снарядами, приведены в полную негодность своими расчетами, а погреба боезапаса взорваны. Все склады, жилые и прочие постройки сожжены.

На западном скате холма северного входного мыса начали рыть позиции для оснований под трехдюймовки Кане, но до темноты успели немного. Жечь костры ночью и пользоваться другим освещением на берегу было запрещено, чтобы не упрощать противнику ориентирования, вздумай он атаковать, так что работы прекратили, развернув вдоль уреза воды свезенные на берег пулеметы за брустверами из бруса.

В проходах между минными полями и под обоими мысами, а также на ближайших подступах к Цусима-зунду с наступлением темноты планировали развернуть дозоры из катеров и миноносок. Их уже спустили на воду с палуб транспортов и разводили пары в котлах, проверяя механизмы. Назначенные на них еще во Владивостоке экипажи и командиры проходили инструктаж в штабе перед заступлением на дежурство.

«Жемчуг» должен был, по плану, провести ночь в Корейском проливе на «свободной охоте», совмещенной с разведкой южных подступов к Цусиме, откуда в первую очередь ожидалось появление новых японских боевых отрядов. Такое использование единственного оставшегося быстроходного крейсера представлялось всем наиболее правильным.

Оба наших эскадренных броненосца встали на якоря за мысом Эбошизаки, недалеко от остова «Изумруда», едва не скребя днищами по дну, с таким расчетом, чтобы иметь возможность простреливать бортовыми залпами весь вход в пролив. Уже в сумерках вокруг них также установили противоторпедную защиту из их же, снятых еще во Владивостоке, противоторпедных сетей, растянутых между заякоренными баркасами, отодвинув ее от борта не менее чем на десять метров.

В Такесики были отправлены для разгрузки пароходы «Кубань», «Днестр» и «Березань». В соответствии с распоряжениями штаба, «Кубань», одновременно с разгрузкой, должен был охранять вход в порт. Однако по прибытии на место выяснилось, что совмещать брандвахтенную службу и разгрузку невозможно из-за значительной удаленности портовой зоны от входа в гавань, где занял позицию крейсер. Поэтому на нем, начав, работы прекратили, спокойно перенеся все на утро. Все на «Кубани», и не только, считали внутренние воды Цусимы уже безопасными.

«Днестр» и «Березань» вошли в порт Такесики и успели до ночи переправить на берег все артиллерийские и снарядные парки Закаспийской мортирной батареи. Всего на причалы порта было доставлено шестнадцать 152-мм полевых мортир на колесном лафете системы Крупа, производства Обуховского завода, со всеми передками и дополнительными комплектами снарядов и зарядов.

С наступлением темноты разгрузку этих двух судов останавливать не стали, так как была возможность организовать достаточное освещение, и это позволяло сократить отставание от графика. С потерей части важных грузов на «Рионе» их пытались заменить тем, что было на других судах. В порту и окрестностях постоянно дежурили вооруженные дозоры. Вход в акваторию порта также охранялся. Так что казалось, что никакой опасности для транспортов уже не было.

Несмотря на работу в авральном режиме, более громоздкие и неудобные пушки специального дивизиона тяжелых крепостных орудий с «Днестра» и «Кубани» выгрузить не успели. Всего в спецдивизионе было 18 крепостных мортир того же шестидюймового калибра. Эти орудия сняли с фортов Владивостокской крепости, так как десантов там не ожидалось, а против морских целей они были бесполезны абсолютно.

Их планировали с рассветом перегрузить на небольшие трофейные пароходы и доставить на них прямо к пристани. Но, как показали дальнейшие события, на Цусиме ими также воспользоваться не удалось. Правда, весь боезапас спецдивизиона успели свезти в порт на хранение вскоре после наступления темноты.

Поскольку из-за японского обстрела на «Рионе» вышло из строя пародинамо, а с ним и станция беспроволочного телеграфа, кораблем связи в Такесики и старшим на рейде был назначен крейсер «Кубань». Из-за бардака, творившегося в штабах в первые часы после боя, приказ об этом появился уже после ухода каравана пароходов из Озаки. На вызовы по радио «Кубань» не отвечал, поэтому капитану второго ранга Маньковскому из штаба Рожественского был отправлен с нарочным особый пакет с дополнительными инструкциями и новыми кодами.

Добравшийся до Такесики на катере к половине шестого вечера нарочный, поднявшись на борт «Кубани», стоявшей на входе в порт и прикрывавшей входной канал, узнал, что радиосвязи на крейсере нет, так как сбита грот-мачта и все растяжки антенн оборваны. На всех же прочих судах, стоявших в порту, вообще нет станций беспроволочного телеграфа. Телефонная связь с Озаки еще не установлена. Таким образом получилось, что порт Такесики в самую первую ночь оккупации Цусимы вовсе не имел полноценной связи с основными силами флота.

Около половины пятого после полудни с шара, висевшего над «Уссури», сообщили, что с севера показался одиночный быстроходный корабль, идущий вдоль берега к Озаки. Ему навстречу выслали дозорный миноносец № 209, единственный из миноносцев, имевший после боя исправную станцию беспроволочного телеграфа. Менее чем через час с него пришла телеграмма, в которой говорилось, что это наш истребитель «Бодрый» с пакетом от Небогатова. А следом были получены и позывные самого истребителя. На этот раз японцы телеграммы не забивали, поэтому без проблем удалось отправить ответ.

В шесть вечера «Бодрый» уже подошел «Орлу», и его командир лейтенант Дурново поднялся на борт флагмана. Пока Рожественский изучал содержимое пакета, лейтенант успел доложить, что на подходе видел под берегом взорванный японский миноносец, несколько севернее входа в Цусима-зунд.

А западнее его несколько удалявшихся в сторону Кореи судов. Кроме этого эпизода японцев с эсминца видели только один раз на подходе к мысу Коросаки, когда разошлись на большом расстоянии на контркурсах с дозорным пароходом, что-то запрашивавшим прожектором. Ему ответили «мешаниной» знаков, и он отвернул прочь.

Прочитав сообщение Небогатова, Рожественский сказал, обращаясь ко всем присутствующим: «Господа, Небогатов взял штурмом Майдзуру. База полностью разрушена, захвачены два парохода с английским боевым углем, отправленные с призовыми командами во Владивосток. Порт Цуруга в заливе Вакаса также разрушен. Пароходы и каботажные парусные суда, обнаруженные в нем, потоплены, так же как и вся портовая мелочь. Наши потери в людях незначительны. Все корабли отряда контр-адмирала Небогатова сохранили боеспособность и скоро будут здесь. Я поздравляю вас с первой громкой победой на территории противника. Эту новость нужно немедленно передать на все корабли и на берег. Передайте на «Урал», пусть сообщат во Владивосток!»

Едва сигнальщик передал флажным семафором приказ командующего на стоявший рядом корабль связи флота, как с его палубы и палуб, оказавшихся поблизости и прочитавших семафор кораблей, громыхнуло раскатистое матросское «ура-а-а!». А затем это «ура» обошло всю гавань Озаки и докатилось до фортов. Слушая его раскаты, Рожественский улыбнулся, а затем тихо сказал: «Ну, теперь-то уж точно устоим! Теперь точно выдержим!»

В 17:20 миноносцы передового северного дозора обнаружили приближающуюся в надводном положении подводную лодку. Сразу двинувшись к ней, вскоре выяснили, что это «Касатка». Следом за ней появились еще две лодки – «Сом» и «Скат». Их командиры сообщили, что где-то на подходе еще одна лодка «Фельдмаршал граф Шереметев», но она появилась лишь спустя полтора часа. Впрочем, как выяснилось, причина ее задержки была более чем уважительной.

Согласно плану, подводные лодки должны были отделиться от судов сопровождения накануне вечером севернее Цусимы. Пройдя всю ночь под своими моторами в общем строю, утром планировалось пересечь параллель Фузана, после чего следовать далее западным Корейским проливом днем и в надводном положении, находясь в готовности к срочному погружению.

Будучи уже достаточно хорошо освоены экипажами, что подтвердилось вполне успешной разведочной экспедицией, они должны были всеми способами показывать противнику свое присутствие в прилегающих к Цусиме водах. По мнению штаба, открытые действия субмарин могли существенно сковать действия крупных японских кораблей, по крайней мере, на первое время, пока японцами не будут разработаны хоть какие-то противолодочные мероприятия.

По счислению войдя в пролив, подводники развернулись в строй фронта, держа интервалы между кораблями на пределе видимости соседа, то есть около трех миль. При этом сначала вокруг было только море. Довольно скоро слева показался гористый берег Цусимы. Точно определив свое место по хорошо видимым горам Сендуамакияма и Шимихонмацуяма на северо-западной оконечности острова, подводники залили весь остававшийся в бидонах на палубах лодок бензин в цистерны, избавившись от пустой тары, и начали форсирование пролива.

В начале второго с юга показались несколько быстро приближавшихся дымов, отвернувших затем к западу. Разглядеть, кому они принадлежали, не удалось. Зато вскоре с шедшего ближе всех к берегу «Шереметева» сообщили, что видят дым неизвестного судна, стоящего под берегом. Подлодка повернула к нему, на разведку.

Приблизившись примерно на две с половиной мили, с «Шереметева» разглядели, что это большой двухтрубный японский миноносец в 150 тонн водоизмещения, стоящий под берегом без хода, хотя из второй трубы поднимался дым, следовательно, минимум одна кочегарка была под парами.

Командир «Шереметева» лейтенант Заботкин, приказал установить все торпеды на ход по поверхности и на максимальную дальность, после чего лодка погрузилась в позиционное положение и переключилась на электромоторы. Вскоре, из соображений скрытности, погрузились в подводное положение, сразу всплыв под перископ, и продолжали сближение, продвигаясь к цели малым ходом, так как опасались отмелей и камней. При этом командир пользовался только средним перископом, имевшим дальномер. Простой обзорный передний не использовали.

Спустя почти час удалось приблизиться на полтора кабельтова, но лодка мягко уперлась в дно. Отработав моторами с полмили назад, чтобы иметь возможность стрелять с хода залпами побортно из всех аппаратов, двинулись в атаку.

Приготовив все четыре аппарата к стрельбе с минимальным углом отклонения «ножниц», Заботкин дал средний вперед и примерно с четырех кабельтовых выпустил первый двухторпедный залп из аппаратов правого борта. А затем, довернув вправо и приведя цель в сектора стрельбы для оставшихся аппаратов левого борта, уже примерно с двух с половиной кабельтовых, дал второй залп, чуть подвсплыв, чтобы не выскочить на мель. После чего скомандовал: «Стоп машина!»

Три торпеды вышли хорошо, а четвертая, из левого кормового аппарата, судя по всему, не освободилась от бугелей и осталась на лодке, так как ножницы остались на нулевом угле отклонения и толкатель не смог столкнуть торпеду с рамы аппарата. В сторону цели тянулись три дорожки всплывавших пузырьков.

Миноносец был теперь хорошо виден в перископ. Явных повреждений японец не имел, но на нем шли какие-то ремонтные работы в машинном отделении, так как в этом районе на палубе находилось больше всего людей, а световые люки были подняты. Ни у орудий, ни у минных аппаратов никого не было видно.

Все время атаки перископ не опускали, держа его на цели. Так рулевой матрос под рубкой мог по указанию стрелки, указывавшей угол его поворота, вести лодку по «боевой локсондромии».

Видимо, его пенистый след на поверхности воды заметили с миноносца, так как на нем, сразу после второго неполного торпедного залпа с левого борта, началась суета у орудия под мостиком, которое начали разворачивать на лодку.

Увидев это, Заботкин начал опускать перископ и машинально скомандовал:

– Срочное погружение! Право на борт!

Боцман тут же сработал рулями, и «Шереметев», еще даже не успев нырнуть, сразу же с лязгом уткнулся носом в грунт. После остановки электромотора лодка еще шла по инерции и слушалась горизонтальных рулей. К счастью, скорость была уже небольшой, так что тяжелых повреждений не было, но с ног попадали все.

Течей нигде не обнаружили, оборудование тоже уцелело. Из экипажа серьезно никто не пострадал, хотя шишек и синяков набили все. Немедленно дали задний ход, начав отползать в подводном положении от противника, а наверху, по поверхности воды, уже хлопнул первый снаряд с миноносца.

Осмотревшись как следует изнутри лодки, обнаружили небольшую течь прочного корпуса по заклепочному шву в носу, но ее удалось быстро заделать паклей с цементом. В этот момент до лодки докатился грохот мощного взрыва, а спустя восемнадцать секунд еще одного.

Продолжая осторожно отходить задним ходом, стараясь удержать лодку под водой, но и не коснуться грунта, Заботкин поднял перископ, направив его на цель. Затем дважды осмотрел весь горизонт по кругу и скомандовал боцману, будучи не в силах скрыть довольной улыбки:

– Стоп машина! Всплываем!

Когда лодка оказалась на поверхности, он поднялся на среднюю рубку, еще раз осмотрев горизонт, а затем крикнул в люк:

– Экипажу подняться на палубу!

Матросы повыскакивали наверх и увидели, как в полумиле от них тонет, разломившись надвое, японский миноносец. Одна из их торпед угодила ему в район кормового минного аппарата, вероятно, вызвав детонацию заряженной торпеды, так как корпус в этом месте был полностью разрушен, и корма уже явно легла на грунт, сильно наклонившись влево. Сам миноносец погрузился в воду по палубу и, видимо, тоже лег на дно местом разлома корпуса, высоко задрав нос, который продолжал погружаться. Людей видно не было.

Миноносец «Манадзуру» из четырнадцатого отряда миноносцев был накрыт залпом главного калибра с одного из русских броненосцев еще в самом начале атаки. Разорвавшиеся в непосредственной близости от корабля два 305-миллиметровых снаряда обдали корабль тоннами воды и множеством осколков. От мощного сотрясения лопнул паропровод в машинном отделении, а в первой кочегарке осколками пробило котел, полностью выведя его из строя.

На остатках пара едва удалось покинуть место сражения. На время почти потерявший ход миноносец отстал от своих, а когда удалось наложить бинты на поврежденный паропровод, под одним котлом продолжил отползать из района боя, двигаясь под самым берегом на север. Через несколько крупных подводных осколочных пробоин затапливало кубрик команды и носовой патронный погреб, но пробоины удалось заделать и осушить отсеки.

Отойдя от Цусима-зунда на север, встали под береговым сигнальным постом у бухты Мине и занялись ремонтом паропровода, так как бинты все время травили пар, осложняя работу машинной команды. Кроме того, из-за значительной потери пара приходилось постоянно подпитывать последний котел, и без срочного ремонта котельной воды не хватило бы для перехода в Фузан.

Ремонтом занималась почти вся уцелевшая команда. Попутно начали замену поврежденной осколками мины в кормовом аппарате, подвезя по палубным рельсам запасную и уже полностью снарядив ее. Головную часть от поврежденной мины еще не успели убрать в погреб, так как возникла заминка с извлечением покалеченного взрывателя.

Наблюдение, да и то не всерьез, велось только за горизонтом. Вглядываться в воду вблизи корабля никому не приходило в голову. Собственно, считалось, что миноносец находится в своих водах и прийти могут только свои. К тому же рядом был сигнальный пост.

Когда в 14:57 один из матросов на палубе миноносца заметил какой-то предмет в море с левого борта, примерно в двух-трех кабельтовых, этому не придали значения. Тем более что он скоро пропал из вида. Но спустя всего несколько секунд этот же матрос заорал:

– Мина слева! Нет! Две мины! Идут на нас!

Действительно, с левого борта быстро приближались две мины, шедшие по поверхности воды, но корабля, их выпустившего, видно не было. Проследив по пенному следу направление движения мин, увидели перископ, дававший небольшой бурун на поверхности, выдававший его.

Первым опомнился командир миноносца старший лейтенант Тамаока, находившийся на мостике. Он закричал:

– Подводная лодка слева!

С этим криком он тут же бросился к левому носовому орудию, чей расчет был занят в работах на корме, начав его разворачивать в направлении обнаруженного перископа. Пушка была заряжена, так что стрелять он начал сразу, но успел сделать только два неприцельных выстрела.

Одна из двух мин прошла метрах в сорока перед носом, уйдя к берегу. Зато вторая ударила миноносец в корму, позади кормовой переборки машинного отделения. От ее взрыва детонировала взрывчатка в зарядных отделениях мин у кормового минного аппарата. Страшной силы взрыв буквально сплющил корабль, разрушив корпус в корме, мгновенно затонувшей с большим креном на левый борт, а остатки носа наклонились наоборот вправо и тоже быстро тонули.

Спустя несколько секунд в скалах на берегу взорвалась торпеда, проскочившая под носом. А уже больше чем через минуту после попадания за кормой тонущего «Манадзуру» прошла еще одна торпеда, вскоре пропавшая из вида. Она, видимо, затонула, не дойдя до берега, так как взрыва не было.

От мощного, почти слившегося в один, взрыва все, кто был в районе машинного отделения, погибли. Командира выбросило за борт, и его так и не нашли. Уцелело лишь трое человек, вплавь добравшихся до берега. Их той же ночью на рыбацкой джонке отправили с сигнального поста в Фузан.

Вместе с ними командир поста отправил донесение об атаке русской подлодки и ее описание. Саму атаку наблюдатели не видели, так как наблюдение велось по горизонту, а не под берегом. Но после взрыва миноносца быстро обнаружили поднявшуюся на поверхность подлодку и хорошо ее разглядели. Она имела низкий корпус с двумя небольшими возвышениями в середине и в носу. На палубу поднимался экипаж, выходя через люки в этих возвышениях.