Глава XVI. Россия в конце XVI в.

Закончив прошлую лекцию на смерти Ивана Грозного, я сознательно уклонился от рассказа о том, кто и как должен был наследовать престол после его смерти. Для прояснения этого вопроса мне сейчас придется коснуться личной жизни Ивана Грозного, которая была крайне бурной, а связи, порочащие облик самодержца в глазах подданных (и не только), были весьма вызывающими и многообразными. Однако сегодня мне все же придется посвятить этому сюжету некоторое время, ведь без этого трудно будет понять, откуда проистекают корни династического кризиса Рюриковичей, который разразился в последние годы XVI столетия.

Итак, Иван Грозный был женат первым браком на Ана тасии Романовой из рода Юрьевых-Кошкиных и, по уверению большинства современников, был счастлив в этом браке. В этот период у него родились двое сыновей – Иван Иванович и Федор Иванович. Поскольку брак был официальным, то оба царевича имели статус наследников, причем подразумевалось, что старший – Иван – должен был занять трон по смерти родителя.

Широкой публике известно более по знаменитой картине художника Ильи Репина, нежели по исторической литературе, что Иван Грозный собственноручно убил старшего сына в припадке слепой ярости 16 ноября 1581 г. Это произведение прославило Репина как исторического живописца и навязало многим поколениям наших сограждан однозначную трактовку произошедших в ту роковую ночь событий, которая имеет к исторической правде достаточно опосредованное отношение. Сегодня, если вы остановитесь перед этим полотном, экспонирующимся в Третьяковской галерее, то зримо проникаетесь чудовищностью ситуации – царь собственноручно убил наследника, поставив тем самым под сомнение будущую судьбу страны и династии, правившей Россией с X в.

Момент прозрения и осознания содеянного предстает перед зрителем во всем трагизме. Царь в панике. Перед нами не самодержавный властитель, а обезумевший от горя и ужаса старик. Крепко вцепившись в мертвое тело сына, он пытается закрыть рану на его виске, из которой еще бежит алая кровь. Он отчаянно пытается поправить непоправимое. Фигуры мертвого сына и живого царя противопоставлены друг другу. Композиционно картина выстроена так, что поначалу внимание приковывает мертвое тело, еще секунду назад полное сил, энергии, жизни. Затем зритель видит безумные глаза отца-убийцы. Костлявые руки, трупная желтизна лица грозного царя говорят о его мертвой духовной сути. Они словно поменялись местами: мертвый Иван-сын и пока живой Иван-отец.

А что же было на самом деле? Царевич Иван Иванович родился в 1554 г. и воспитывался в обстановке, которая во многом способствовала тому, что он унаследовал жестокий и необузданный нрав своего отца. Согласно отзывам современников, эти черты сочетались в нем с задатками государственного деятеля. По многим вопросам текущей политики он имел свое мнение, отличное от отцовского и, пользуясь своим статусом наследника, не стеснялся высказывать свое несогласие с поступками и политикой родителя. В связи с этим часто между отцом и сыном вспыхивали ссоры, переходящие в рукопашную. Вместе с тем не стоит идеализировать старшего сына Грозного. Он вступил в опричнину. Был деятельным участником опричных вакханалий и одним из руководителей печально известного похода на Новгород в 1569 г. Не отставал царевич от отца и по части слабого пола. К моменту разыгравшейся трагедии Иван Иванович был женат на Елене Ивановне Шереметевой третьим (и последним из максимально допускавшихся православной церковью) браком. Первые две жены были им пострижены в монахини (правда, некоторые документы указывают на то, что они были удалены в монастырь по воле отца царевича).

Поэтому выяснение отношений отца с сыном с рукоприкладством 16 ноября 1581 г. не было первым, но стало последним в жизни Ивана Ивановича. Описывая это событие, современники называли разные причины, приведшие к трагедии. Среди них была параноидальная идея Грозного о том, что сын может стать или стал главой заговора против него. Другие источники называют в качестве причины ссоры требование Ивана Ивановича послать его с войском на подмогу обороняющемуся от польских войск псковскому гарнизону, а царь не хотел рисковать жизнью наследника. Существует и «бытовая» версия случившегося. Она объясняет монарший гнев тем, что в силу старческой бессонницы он не спал всю ночь и заметил свою невестку, вышедшую из опочивальни сына «простоволосой», т. е. с неубранными в прическу волосами (по другой версии – он сам вошел в опочивальню невестки). В таком виде, согласно нормам «Домостроя», показываться перед чужим мужчиной было категорически нельзя. Свекор вспылил и дал волю рукам. К слову сказать, Шереметьева была беременна, поэтому удары Грозного лишили жизни еще одного потенциального наследника престола. У невестки случился выкидыш, вскоре после этого она умерла. Сын встал на защиту жены и получил удар посохом в висок.

Я бы хотел еще раз вернуться к картине Ильи Репина. Вопреки показанной на ней сцене смерти царевича Ивана, умер он не сразу. Получив глубокую гематому (папа проломил сыну череп), царевич мучительно угасал три последующих дня и скончался 19 ноября 1581 г. Иноземные лекари, служившие при Дворе, ничем ему помочь не смогли.

Заканчивая наш разговор о старшем сыне Ивана Грозного, я хотел бы коснуться разного рода легенд и слухов, связанных с попытками обелить царя-убийцу. Так, нередко в околонаучной литературе или в Интернете можно прочитать, что факт убийства Грозным сына не доказан и при вскрытии гробницы царевича Ивана в 1963 г. его труп был найден (о, ужас!) без головы. Поэтому М. Герасимов, руководивший экспертизой останков, создав портреты Ивана Грозного и Федора Иоанновича, не реконструировал внешность Ивана Ивановича.

Эти домыслы ничего не имеют общего с реальностью. Действительно, при проведении экспертизы в 1963 г. были вскрыты могилы последних Рюриковичей, и после исследования останков старшего сын царя было констатировано, что его череп «был в очень плохом состоянии из-за распада костной ткани» (цитата по официальному заключению – авт.). По этой причине было объективно невозможно ни установить характер и силу повреждений, нанесенных Иваном Грозным сыну своим знаменитым ударом, ни создать портрет убиенного наследника.

Второй сын Грозного, царевич Федор – будущий царь Федор Иоаннович – родился в 1557 г. и лишился матери в возрасте трех лет. Его детство протекало в затхлой атмосфере Александровой слободы, где его воля систематически подавлялась отцом. Поэтому, даже став наследником, Федор большую часть времени проводил в уединении и на богомолье, снискав себе славу более праведника, чем наследника престола. Отец считал, что Федор – «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый». Утверждали, что царевич «был слаб в ногах и болел водянкой». Иностранные свидетельства более категоричны. Английский посол Флетчер, например, указывал в своих донесениях в Лондон, что наследник «прост и слабоумен, мало способен к делам политическим и суеверен». Ему вторил папский нунций при русском дворе Антонио Поссевио, сообщавший в Рим, что «поведение наследника граничит с идиотизмом, почти безумием».

Каково же было удивление Грозного, когда в 1575 г. Федор объявил, что женится на Ирине – сестре Бориса Годунова, выдвинувшегося в последние годы царствования Ивана. Есть свидетельства того, что царь от этой новости настолько рассвирипел, что, замахнувшись посохом, хотел было нанести Федору свой фирменный удар, от которого позже погиб старший сын, но… попал по спине Бориса Годунова. Затем он одумался и не только разрешил свадьбу, но и возвысил Годунова как свояка и человека, спасшего его от греха.

Личность Бориса Годунова и его политическую деятельность мы с вами обсудим несколько позже, а сейчас я хотел бы вернуться к детям и женам Ивана Грозного. Доподлинно неизвестно, сколько у царя было «жен». Я специально взял это слово в кавычки. Дело в том, что институт гражданского брака был впервые легализован в нашей стране с подачи ряда революционных феминисток одним из первых декретов СНК РСФСР только 18 декабря 1917 г. и был тесно связан с большевистской политикой отделения церкви от государства. Между тем до этого времени институт семьи и брака регулировался в большей степени нормами церковного права. Я уже говорил, что церковь допускала возможность православным вступать в брак лишь трижды. Однако Ивану Грозному этого было явно мало.

После смерти Анастасии Романовой Иван Грозный обвенчался с дочерью черкесского князя Темрюка Кученой (в крещении – Марией Темрюковной). Этот брак продержался восемь лет. Вторая жена царя умерла в сентябре 1569 г. по невыясненным до конца причинам. Известно, что после ее смерти Иван Грозный распустил слух о том, что вторая жена была «отравлена тайными злодеями». Осенью 1571 г. Грозный вторично потребовал устроить царские смотрины. В Александрову слободу было привезено 2 000 девиц, из которых его выбор пал на шестнадцатилетнюю дворянку из Новгорода Марфу Собакину. Этот брак Грозного состоялся в Троицком соборе Александровой слободы 28 октября 1571 г. Однако через две с половиной недели после свадьбы молодая царица зачахла и умерла. Безутешный муж утверждал, что Марфа была больна уже при венчании, и поэтому он даже не успел вступить с ней в супружеские отношения. Эта смерть обнажила роковую тенденцию, которая преследовала почти всех будущих женщин царя.

Проведя в скорби и отчаянии несколько месяцев, царь вновь захотел жениться. Однако поскольку лимит возможных попыток был превышен, православная церковь провела специальный собор, который, учитывая «смирение» государя, в порядке исключения разрешил ему вступить в четвертый брак. Новой избранницей Грозного стала также уроженка Новгорода Анна Колтовская. После Пасхи 1572 г. Иван женился, а в начале сентября молодая царица была насильно пострижена в монахини Введенского монастыря около Тихвина. Два года царь оставался холостым, а потом вновь взялся за старое. Его выбор пал на Анну Васильевну Васильчикову, осиротевшую дочь костромского дворянина, воспитывавшуюся в доме князя М. И. Воротынского. Здесь Иван и увидел ее. Однако в этот раз царь даже не пытался получить благословление епископов. Свадьба состоялась в 1575 г., но после года совместной жизни по приказу царя она была отправлена в суздальский Покровский монастырь, где вскоре скончалась.

Шестой женой царя стала вдова дьяка Мелентия Иванова Василиса Мелентьева. По слухам, ее муж погиб от руки какого-то опричника, потому что его жена была «зело урядна и красива». Церемония бракосочетания с Иваном Грозным происходила, по словам летописи, следующим образом. Царь «имал молитву со вдовою Василисою Мелентьевой, сиречь с женищем». То есть обряда бракосочетания не было вовсе, а имела место лишь молитва. Данное событие датируется тем же 1575 г. Дальнейшая судьба Василисы неизвестна. В отличие от других, сосланных в монастырь жён царя, судьба которых довольно хорошо прослеживается, никаких данных о том, как сложилась ее жизнь после «развода» с царем нет.

Еще одной невенчанной женой Грозного считается княжна Мария Долгорукова. Многие историки оспаривают у Долгорукой высокий статус «жены» Грозного, так как Иван не только не совершил с ней обряд бракосочетания, но после первой брачной ночи велел усадить в колымагу и утопить в реке Серой.

В сентябре 1580 г. царь женился в последний раз на дочери боярина Федора Нагого Марии. Кстати говоря, в этот день в Александровой слободе играли две свадьбы. Царь Иван Васильевич женился на Марии Нагой, а царевич Федор – на Ирине Годуновой. От этой седьмой (или восьмой – кому как нравится)

«невенчанной» жены в 1582 г. родился еще один сын Ивана Грозного – царевич Дмитрий. Однако в силу указанной выше особенности своего «незаконного» происхождения, он не мог, согласно всем существующим правилам, считаться полноправным наследником русского престола.

Понимая уязвимость положения младшего сына при Дворе, Иван Грозный одним из последних своих распоряжений выделил последней семье и царевичу Дмитрию в удел г. Углич. Престол же после его смерти должен был наследовать Федор. Зная безвольный характер сына, Грозный распорядился создать при нем регентский совет, куда входили князь Иван Петрович Шуйский, князь Иван Федорович Мстиславский, боярин Никита Романович Юрьев (брат царицы Анастасии), боярин Борис Федорович Годунов и любимец Грозного последних лет царствования Богдан Яковлевич Бельский.

После смерти Ивана Грозного и его погребения состоялась церемония венчания на царство Федора Иоанновича. Поведение нового помазанника Божьего неприятно удивило присутствующих и сопровождалось дурными предзнаменованиями. Во время коронации, утомившись от многочасовой церемонии, Федор снял с себя царственный головной убор и передал его главе Боярской думы боярину Мстиславскому. Державное яблоко он отдал стоявшему сзади Борису Годунову. Эти поступки царя были расценены окружающими как недобрый знак.

В условиях отсутствия политической воли нового самодержца в его ближайшем окружении началась беспощадная борьба за власть. Первое время хрупкое равновесие сохранялось благодаря фигуре Никиты Романовича Кошкина-Юрьева. Однако вскоре его хватил удар, и это развязало руки другим участникам регентского совета. Первой жертвой подковерных интриг стал Богдан Бельский. Именно он нарушил молчаливый статус кво, вошел в открытую оппозицию другим членам регентского совета и с помощью стрельцов попытался организовать вооруженный переворот. Но он и его сторонники были блокированы в Кремле и были вынуждены сдаться. По итогам проведенного розыска Богдан Бельский со всеми домочадцами был выслан в Нижний Новгород.

Следующей жертвой придворных интриг стал глава Боярской думы Иван Мстиславский. Главной ареной развернувшийся борьбы стал Казенный приказ, ведавший сбором налогов и расходами государства. Должностное лицо, контролировавшее эту важную сферу государственной политики, обретало и громадный политический вес. Возглавлял этот приказ боярин Петр Головнин. Некоторое время до того, опираясь на поддержку Мстиславского, Головин добился назначения вторым казначеем в Казенный приказ своего брата Владимира. Таким образом, казна оказалась в управлении семейств Головиных-Мстиславских, о финансовых злоупотреблениях которых распространилось множество слухов.

В 1584 г. Боярской думой принимается решение о проведении ревизии казны. Начавшаяся проверка вскрыла вопиющие факты казнокрадства и нецелевого использования государственных средств. В результате старший Головин был с позором изгнан со службы, лишен имущества и всех своих чинов. Младшему Головину была уготована унизительная процедура публичной казни и ссылка в Казанский край. Несмотря на то, что формально Мстиславский к розыску не привлекался, тень этого скандала пала и на него как на непосредственного начальника нерадивых казначеев. Спасаясь от выдвинутых против него обвинений, престарелый князь предпочел публичному позору добровольный уход в монастырь. 23 июля 1585 г. он принял постриг в Кирилло-Белозерском монастыре.

Весной 1586 г. отбивать атаки недоброжелателей пришлось шурину царя Борису Годунову. По Москве прошел слух о тайных переговорах Бориса с австрийским Двором о женитьбе наследника престола на царице Ирине. Как выяснилось позже, весной 1585 г. во время очередной болезни Федора Борис Годунов, опасавшийся, что в случае смерти царя Ирина и он сам будут смещены, послал в Вену нескольких доверенных лиц с конфиденциальной целью обсудить возможность династического брака с кем-нибудь из представителей правящей австрийской династии. Борис предполагал, что в случае смерти царя можно было бы устроить венчание вдовствующей царицы с иноземным принцем с последующим возведением его на русский престол. Примечательно, что одновременно с переговорами с австрийским Двором, Годунов в случае неудачи этого проекта просил у английской королевы убежища для себя и своей семьи. Однако Федор неожиданно выздоровел, а слухи о закулисных переговорах Годунова стали достоянием его противников. Ворвавшаяся в Кремль толпа разьяренных москвичей требовала выдачи Годуновых. Опасаясь, что народный гнев не минует и их, инициаторы этого заговора пошли на попятную. Один из них и последний из оставшихся членов регентского совета Иван Петрович Шуйский, страстно ненавидевший Годунова, вынужден был выйти к народу и публично заявить, что «у бояр на Бориса нет гнева». Хотя беспорядки удалось успокоить, ни о каком примирении между боярскими группировками речи не шло.

Понимая это, Борис Годунов предпринял превентивные меры. Он наводнил столицу своими шпионами и соглядатаями, которые докладывали ему обо всем, что творится за высокими заборами боярских вотчин его оппонентов. И вскоре стало известно, что тот же Шуйский вместе с несколькими членами Боярской думы и митрополитом Дионисием затеял новую интригу. На этот раз своей целью заговорщики избрали не Бориса Годунова, а его сестру, царицу Ирину. Формальной причиной стало «беспокойство» за судьбу династии, поскольку несмотря на постоянные беременности, Ирина не могла принести царю наследника. Заговорщики решили поднести царю письмо, в котором в интересах будущего царствующей фамилии и страны предлагалось предоставить Ирине Годуновой развод. Благо прецедент такого рода в истории династии Рюриковичей был. Как известно, Василий III официально развелся с первой женой Соломонией Сабуровой и женился на матери Ивана Грозного Елене Глинской (см. главу XIII. – авт.). У инициаторов заговора была на примете кандидатура новой царицы. Ею должна была стать дочь опального князя Мстиславского Елена. Как было сказано в послании, «чтобы чадородия ради государь второй брак принял, а свою царицу отправил в иночество». Это письмо подписал регент царя, митрополит, многие члены Боярской думы, епископы и знатнейшие посадские жители, т. е. оно имело значение соборного приговора. Прознав про эти действия, Годунов побеседовал с митрополитом. Его главным аргументом было утверждение, что и Федор, и Ирина молоды и поэтому у них еще будут дети. На это Владыка Дионисий не нашел, что возразить, но уличенный в нелояльности к царской власти пошел на попятную и просил только не мстить заговорщикам. Борис великодушно обещал ему это.

Однако данный демарш стал известен царю. Фёдор решительно осудил затеянную интригу. Более того, 13 октября 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана и сослан в Хутынский монастырь в Новгороде. Его наперстника крутицкого архиепископа Варлаама Пушкина заточили в новгородский Антониев монастырь. Местоблюстителем престола стал ростовский архиепископ Иов, о котором речь пойдет дальше.

Семейство Шуйских попало в опалу. Этому поспособствовал донос холопа Шуйских Федора Старова, который явился во дворец и заявил, что его господин решил «извести царя». Иван Петрович Шуйский был под усиленной охраной отправлен на Белоозеро, где сначала был пострижен в монахи, а в 1588 г. задушен. Его брат Андрей был сослан в Каргополь, а сын Василий – в Буйгород (ныне это деревня в Волоколамском районе Московской области), но впоследствии помилован и даже приближен к Годунову.

Когда поражение партии Шуйских стало очевидным, оставшиеся члены этого клана решили поднять мятеж в Москве. В декабре 1586 г. они спровоцировали беспорядки в столице, но это выступление было подавлено. Таким образом, у трона остался только один из назначенных Иваном Грозным регентов Федора Борис Годунов, бывший к тому же и его ближайшим родственником. Борис пользовался неограниченным доверием царя. Из рук Федора он получил чин ближнего боярина, наместника Казанского и Астраханского царств. Впридачу к высоким чинам ему были пожалованы обширные земли по рекам Москве и Ваге, а также различные казенные сборы с Тверских, Рязанских, Северских земель. Вместе с этим росло и политическое влияние Годунова на принятие важнейших решений в государстве. Так, с 1587 г. ему было официально предоставлено право сношений с иностранными государями.

Первым крупным успехом Годунова как руководителя правительства было учреждение в 1589 г. самостоятельной Московской патриархии. После падения Византийской империи в 1453 г. значение Константинополя как традиционного центра православия утратило свою силу. Под властью османов византийская церковь потеряла львиную долю своего материального благосостояния. Это и понятно, ведь Константинопольский патриархат оказался во враждебном религиозном окружении, сократилось число приходов и уменьшилась численность паствы. Поэтому для восполнения потребности в средствах предстоятели Константинопольской патриархии либо совершали пасторские поездки, либо напрямую обращались к православным государям за вспомоществованием. Наиболее крупным из подобных государств была Россия. Возросло ее значение как наиболее влиятельного и независимого православного государства, а положение национальной церкви оставалось прежним. С 988 г. на Руси была основана митрополия Константинопольского патриархата, и с тех пор мало что изменилось, если не считать переноса митрополичьей кафедры сначала во Владимир, а затем в Москву. Более того, в силу понятных экономических причин Константинопольская патриархия не горела желанием утверждать в России самостоятельную (автокефальную) патриаршую кафедру.

Переговоры сторон на эту тему велись полномочными представителями безуспешно, пока в середине 1588 г. не сложились условия для того, чтобы сдвинуть этот вопрос с мертвой точки. В июле этого же года должен был состояться визит в Россию нового предстоятеля Константинопольской патриархии – вселенского патриарха Иеремии. Цель визита формально была пасторской, но на деле нового патриарха интересовали деньги. Этим обстоятельством было решено воспользоваться. Иеремию по прибытии в Москву принял царь Федор. Затем Владыка имел беседу с Борисом Годуновым. Иеремия быстро развеял надежды Годунова и Федора на то, что он привез с собой постановление об автокефалии Русской Православной Церкви.

Правительство Годунова оказалось перед выбором. Можно было проводить патриарха в обратный путь, не снабдив его деньгами, которые он просил. Это значило, что решение вопроса об автокефалии могло быть отложено на долгое время. Можно было с почестями и деньгами проводить патриарха обратно и затем тешить себя надеждой на то, что желаемое положительное решение когда-нибудь все же будет принято.

В этой обстановке было решено выбрать третий вариант. С Иеремией и его свитой обращались самым почтительным образом, но поместили их под домашний арест как пленников. Когда же Константинопольский патриарх поинтересовался причиной такого положения вещей, ему еще раз напомнили о желаниях московитов. В результате через полгода сидения под замком патриарх капитулировал. 26 января 1589 г. состоялся Собор Русской Православной Церкви, который избрал на московский патриарший престол митрополита Иова. Константинопольский патриарх подписал соответствующую грамоту. В ней, между прочим, утверждалось, что Иов был поставлен на патриарший престол с соборного согласия всех восточных патриархов, а это не соответствовало действительности. Знал ли об этом Иеремия или хотел использовать это обстоятельство в дальнейшем как повод, чтобы аннулировать свое решение, – мы не знаем. Но впоследствии искомые подписи восточных патриархов задним числом были получены, и грамота вернулась в Россию. Ныне она среди главных раритетов русской истории хранится в государственном Историческом музее.

В связи с учреждением патриаршества в Москве был устроен грандиозный праздник. Его кульминацией стал выезд вновь поставленного патриарха Иова верхом на осле из Фроловских ворот Московского Кремля. Осла под уздцы вел Борис Годунов. Патриарх объехал Кремль. Огромная толпа верующих сопровождала эту процессию. После этого 19 мая 1589 г. Иеремия со свитой покинул столицу.

Учреждение патриаршества, с одной стороны, повысило международный авторитет Русской Православной Церкви, а с другой – укрепило позиции государства по отношению к церкви. В Уложении о патриаршестве специально оговаривалось обязательное утверждение кандидатуры патриарха царем. Государство также контролировало церковные назначения, которые должны были быть произведены в связи с изменением церковной структуры. В рамках Московской патриархии учреждались 4 митрополии (Новгородская, Казанская, Ростовская и Крутицкая), а также 6 архиепископий и 8 епископств.

Не менее важным нововведением в области внутренней политики стали меры правительства Бориса Годунова в области закрепощения крестьян. Как свидетельствует целый ряд документов, где-то в промежутке между 1592—1593 гг. были изданы указы, запрещавшие переход крестьян в Юрьев день на некоторое количество лет. Эти годы получили в народе название «Заповедных лет». Чаще всего они вводились в связи с неурожаями или военными действиями. Но при этом наличествовала тенденция расширения данной практики. В народе в связи с этим появилась известная поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». А в 1597 г. правительство установило пятилетний срок сыска беглых крестьян. Теперь при обнаружении в течении пятилетнего срока у помещика либо в боярской или монастырской вотчине беглого крестьянина его надлежало немедленно вернуть прежнему владельцу. Этот указ был призван ограничить массовый уход крестьян из разоренных в прежнее царствование центральных районов страны во вновь осваемые районы Поволжья и Западной Сибири. Эти годы получили название «Урочных лет». Так постепенно происходило оформление крепостного права в России.

Большое значение Борисом Годуновым придавалось обороне восточных и южных рубежей страны. С этой целью им был заложен ряд крепостей, послуживших основой так называемых «засечных черт» на юге страны. «Засечные черты» представляли собой совокупность инженерно-оборонительных сооружений, возводившихся на путях наиболее вероятных набегов крымцев, башкир, ногайцев и иных сопредельных народов, предсказуемость поведения которых русские власти к тому времени обеспечить не могли. Среди таких острогов и крепостей были ставшие ныне большими городами Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород и Оскол (1593), Кромы (1595) и Курск (1596). В Поволжье появились города Уржум (1584), Санчурск (1584), Самара (1586), Царево (1587), Цивильск (1589), Царицын (1589), Саратов (1590). В Астрахани был отстроен новый каменный Кремль. В Сибири в 80-е гг. XVI в. были заложены города Пелым (1591), Березов (1593), Сургут (1594), Тара (1594), Нарым (1596), Кетский острог (1596). Возникнув как крепости и остроги, эти укрепленные районы дали основание для развития одноименных городов.

Достижения правительства Годунова во внешней политике не столь впечатляющи. В 1590 г. они с Федором водили русские войска к шведской Нарве, однако после месячной осады города стороны подписали перемирие, по которому Россия возвращала обратно утраченные в ходе Ливонской войны крепости Ивангород, Копорье и Ям. Между тем шведы не хотели признать свое поражение и, проведя в 1591 г. дополнительную мобилизацию, заключили союз с крымским ханом Казы Гиреем о совместной военной кампании против России.

Заручившись поддержкой Османской империи, Казы Гирей двинул на Москву огромное войско общим числом до 100 тыс. всадников. Русские воеводы, узнав об этом, отступили от пограничных рубежей к Москве. Это позволило татарам подойти к столице с юга и занять деревню Котлы, где он расположился лагерем. Русские войска встали напротив. После произошедшего вслед затем сражения по невыясненным до сего дня причинам боевые порядки крымцев снялись со своих позиций и отошли сначала к Коломенскому, а потом и вовсе удалились. Утверждали, что причиной этого стало неожиданное появление в тылу Казы Гирея русских конных разъездов, сопровождавшееся артиллерийской пальбой из тяжелых пушек, что испугало татар, и они побежали к Оке.

Узнав о поражении крымцев под Москвой, шведы также отказались от наступления на Псков. Еще три года между Россией и Швецией происходили порубежные столкновения, а в мае 1595 г. между сторонами был заключен мирный договор в Тявзине, по которому шведы возвращали России крепость Корелу и даже земли в устье Невы и Наровы в обмен на обязательство не строить морские порты на Балтике.

В 1591 г. произошли события, ставшие поворотными в судьбе Бориса Годунова и имевшие глубокие последствия для дальнейшего хода русской истории. Царь Федор был бездетным. Единственным единокровным потомком Ивана Грозного был его сводный брат царевич Дмитрий. Но поскольку он происходил от «невенчанной» жены и был рожден «во грехе» – т. е. в седьмом и неосвященном церковью браке, то его права как наследника престола были ничтожны. Тем не менее царское происхождение Дмитрия делало его в глазах враждебно настроенных к Борису Годунову кругов возможным кандидатом на замещение бездетного Федора. Сразу же после смерти отца Дмитрий с семьей был выслан в свой удел в Углич под надзор соглядатая Годунова дьяка Михайло Битяговского, приставленного к углическому двору в качестве главного казначея выделявшихся на содержание царевича казенных средств.

Царевичу в это время было восемь лет. Так как его пребывание в Угличе более напоминало домашний арест, обширных свидетельств о его личности и характере довольно мало. Да они и не могли сохраниться, поскольку соглядатаи, которым был наполнен Углический двор, воспринимали некоторые странности в поведении Дмитрия не более как дань его несформировавшейся личности. Но даже при беглом взгляде на его поведение нельзя было не отметить ряд аномалий. Ни для кого не было секретом, что царевич страдал падучей. Приступы, во время которых он падал на пол, терял сознание и бился в судорогах, повторялись со зловещей регулярностью. Были и другие симптомы. По слухам, Дмитрий любил смотреть как убивают домашних животных и сам потехи ради забавлялся тем, что забивал палкой бродячих собак, рубил своей сабелькой уток на птичьем дворе. На Рождество 1591 г., соорудив несколько снеговиков, он обозвал их Годуновым, Федором и Мстиславским, рубил их саблей и кричал: «Вот что будет, когда я стану царем!».

Впрочем, история не дала возможности этим планам реализоваться. При невыясненных обстоятельствах последний сын Ивана Грозного погиб во дворе своей углической резиденции 19 мая 1591 г. Как только эта скорбная весть достигла Москвы, в Углич спешно выехала следственная группа, которую возглавлял помилованный к тому времени Василий Иванович Шуйский. Кроме него в составе этой группы был окольничий Андрей Клешнин, дьяк Елизарий Вылузгин и митрополит Коломенский Гелвасий. Проведенное вслед за тем расследование установило, что накануне царевич несколько дней мучился припадками падучей и лишь 15 мая ему стало легче. Мать даже разрешила Дмитрию отстоять обедню, после которой слуги готовили трапезу и накрывали на стол. Пока шли приготовления, мамка царевича Василиса Волохова позвала его гулять и поручила заботам «жильцов дворца» (так назвали детей прислуги, которые обычно занимали царевича во время детских игр). Дети пошли на задний двор играть в «тычку». Что произошло дальше – доподлинно неизвестно: Дмитрий либо был убит, либо с ним случился приступ, во время которого он упал на нож и закололся на глазах у Василисы Волоховой. Выбежавшая из сеней царица видела уже труп мальчика.

Ударили в набат. Когда народ сбежался к княжескому дворцу, то увидел царицу, бившуюся в истерике над еще не остывшим трупом сына. Она колотила поленом Василису Волохову и указала на прискакавшего Михаило Битяговского и его сына Даниила, а также на Осипа Волохова и Никиту Качалова как на убийц Дмитрия. Обвиненные в цареубийстве пытались скрыться в приказной избе, но были растерзаны толпой. Труп мальчика был помещен в церковь и заперт там. Таким образом, прибывшие следователи не имели возможности допросить обвиняемых и довольствовались показаниями свидетелей произошедшего.

Все они, как дети, участвовавшие в игре, так и взрослые, наблюдавшие за ней, были едины в своих показаниях. Как говорил игравший с царевичем Петрушка Колобов, «играл де царевич в тычку ножичком на заднем дворе и пришла на него болезнь падучая и набросился он на нож». Ему вторили и другие свидетели. Василиса Волохова говорила следователям, что «царевич сам себя ножом в горло поколол и било его долго, а потом его и не стало». Нянька царевича Арина Колобова также повторяла, что «пришла на царевича болезнь черная, а у него в те поры был ножик в руках, и он тем ножичком сам покололся».

Очевидная стереотипность всех собранных следствием показаний заставляла многих исследователей сомневаться как минимум в искренности допрашиваемых и как максимум в преднамеренной фальсификации следственного дела. Дело в том, что материалы, дошедшие до нас, не включают в себя «черновых» расспросных речей, а представляют собой тот окончательный вариант, который следователи представили царю и Борису Годунову. Именно он и лег в основу выводов следствия, квалифицировавших данный инцидент как несчастный случай. Между тем масса важных для нахождения истины фактов углических событий не попали в поле зрения дознавателей. Например, сразу после убийства тело мертвого царевича с ножом в горле было помещено в церковь и заперто на замок до приезда следователей. Когда те прибыли и открыли двери, ножа на месте не оказалось. Не было установлено, кто приказал бить в набат, кто выступил подстрекателем убийства основных обвиняемых и кто был непосредственным убийцей и т. д.

Розыск по углическому делу продолжался несколько месяцев. По его итогам мать царевича Мария Нагая была пострижена в монахини, а его дядья отправлены в ссылку. Около двухсот жителей Углича за организацию беспорядков и самосуд были принудительно выселены в г. Пелым. Пострадал также и набатный колокол, созывавший горожан в день убийства. Он был лишен одного уха и отправлен «на вечное поселение» в Тобольск, откуда был вызволен и возвращен в Углич по амнистии, объявленной ему по Высочайшему распоряжению императора Александра III только в 1892 г. в связи с трехсотлетней годовщиной ссылки. 2 июня 1591 г. на собрании высшего духовенства в присутствии царя были рассмотрены результаты следствия и подтверждено заключение Василия Шуйского о непреднамеренном самоубийстве как основной причине смерти царевича Дмитрия. Поскольку православная церковь запрещала отпевать самоубийц, то сын Ивана Грозного был похоронен на углической скудельне (кладбище неопознанных трупов). Несмотря на то, что официальное расследование было закончено, его результаты убедили далеко не всех современников. Мысль о том, что это было не самоубийство, а убийство родилась уже тогда. Тень подозрений в организации этого преступления, хотя и недоказанного, легла на единственное, как тогда казалось, заинтересованное в таком исходе дела лицо – царского шурина. В довершение к этому в 1598 г. безвременно, не оставив наследника, ушел из жизни царь Федор Иоаннович. Разразился династический кризис.

Литература

Володихин Д. Царь Федор Иванович. – М., 2011.

Зимин А. А. В канун грозных потрясений. – М., 1986.

Морозова Л. Е. Два царя: Федор и Борис. – М., 2001.