Книга: Популярный обзор русской истории. VI—XVI вв.
Назад: Глава XII. Русское государство XV в. Иван III
Дальше: Глава XIV. Эпоха Ивана Грозного. Часть I. Внутренняя политика

Глава XIII. Россия в первой трети XVI в.

На прошлой лекции мы с вами хронологически уже пересекли рубеж XVI в. Наступившее столетие привнесло в русскую историю множество новаций, изменений и потрясений. Однако новое качество этой эпохи проявилось не сразу. Подобно тому, как, по мнению многих историков, XX в. начался не с 1901 г., а с бравурных маршей Первой мировой войны 1914 г., так же и XV в. в России закончился отнюдь не в 1501 г. и даже не в 1505 г., когда умер Великий князь Иван III, а на три десятилетия позже. Сменивший родителя на престоле Великий князь Василий III считал своим долгом продолжить дело отца и вошел в русскую историю как последний собиратель русских земель, составивших основу централизованного Русского государства. Об этом времени мы и поговорим сегодня.

Уже первые шаги Василия III должны были убедить подданных в преимущественном внимании новой власти к внутреннему обустройству страны. Так, вместо предполагавшегося брака с одной из иноземных принцесс, на котором настаивал Иван III, выбор был сделан в пользу женитьбы на русской девушке. Правда, здесь Василий III выступил новатором, впервые организовав всероссийские «смотрины» царской невесты. Я бы хотел сразу оговориться, что московские власти не были изобретателями подобных государевых смотрин, а лишь копировали традицию византийского императорского двора, которая известна как минимум с 788 г. По всей вероятности, она была привнесена на Русь окружением второй супруги Ивана III Софьи Палеолог. Если же говорить о византийской традиции, то императоры предваряли выбор своей невесты довольно жесткими инструкциями. Имперским чиновникам, осуществлявшим в разных частях страны своеобразный «кастинг» девушек, предписывалось руководствоваться следующими параметрами: «прелесть лица», мера роста, размер головы и длина стопы. К сожалению, до нас не дошли непосредственные тексты этих инструкций, что не позволяет сегодня вывести формальные византийские каноны женской красоты.

К тому же сохранилось мало свидетельств тех критериев, которых требовалось придерживаться при отборе невест московских государей. Известно, что по городам были разосланы грамоты к боярам и боярским детям с приказом представить своих дочерей или родственниц на смотр наместникам. Последние на свой вкус выбирали лучших из них и отсылали в Москву. А здесь уже сам царь делал окончательный выбор в ходе нескольких раундов отбора. Конкретные качества, которыми должна была обладать претендентка на престол, тоже малоизучены. Из аналогичных инструкций, данных наместникам в бытность выбора невесты будущего Ивана Грозного, в качестве критериев указывается красота лица, высокий рост и здоровье, гарантировавшее чадородие. Однако подобные расплывчатые указания тоже не в полной мере позволяют ныне составить представление о канонической русской красавице XVI в.

Согласно рассказу имперского посла Священной Римской империи в Москве Франческо да Колло: «Сей Великий князь Василий решил завести жену, чтобы иметь детей и обеспечить себя законным наследником и преемником государства; для этого он повелел объявить во всех частях своего государства, чтобы – не взирая на благородство или кровь, но лишь на красоту – были найдены самые красивые девственницы, и во исполнение этого указа были выбраны более 500 девственниц и приведены в город; из них было выбрано 300, потом 200 и наконец сократилось до 10, каковые были осмотрены повивальными бабками со всяческим вниманием дабы убедиться, действительно ли они девственницы и способны ли рожать детей, и нет ли у них какого недостатка, – и, наконец, из этих десяти была избрана жена». Сменивший Франческо ди Колло на его посту в Москве Сигизмунд Герберштейн дополняет этот рассказ сообщением, что выбор производился не из 500, а из 1500 девиц. Мне остается добавить к вышесказанному, что первой избранницей Василия III стала представительница известного московского старобоярского рода Сабуровых Соломония. Венчание состоялось 4 сентября 1505 г.

Взойдя на престол и укрепив свое положение, Василий III довольно скоро стал демонстрировать самостоятельность в принятии решений и нежелание советоваться с боярами в делах государства. Так, за «высокоумничанье» во время заседаний Боярской думы был арестован и посажен в тюрьму князь Андрей Иванович Хомский. А боярский сын Берсень Беклемишев и вовсе лишился головы за «непригожие речи» о государе и вводимых им новых порядках. Митрополит Варлаам пробовал было «печаловаться перед государем за опальных бояр», но сам впал в немилость. В этих манерах нового Великого князя угадывались первые признаки складывающегося в России самодержавного образа правления государством.

Нравы нового Великого князя выражала активная карательная политика в отношении преступников. В Москве прошли публичные казни фальшивомонетчиков. Виновным в порче монеты отсекали руки. Не ослабевала и борьба с еретиками. На церковном соборе 1525 г. был обвинен в ереси приглашенный незадолго до того в Москву для перевода богослужебных книг монах Афонского монастыря Максим Грек. Его сторонники подверглись различным наказаниям, а сам Грек был сослан в Иосифо-Волоцкий монастырь.

Одним из первых значимых шагов Василия III стала ликвидация независимости Псковской республики и ее присоединение к Москве. После падения независимости Великого Новгорода Псков оставался последней неподконтрольной Великому князю московскому русской территорией на северо-западе Руси. Выгодное месторасположение на перекрестке торговых путей, огромный товарооборот с иноземными странами, развитое ремесленное производство и, соответственно, большие богатства, которые сосредоточила в своих руках боярская и купеческая верхушка города, делали присоединение этой территории к России крайне привлекательным.

Событиям, связанным с присоединением Пскова, предшествовала замена в 1509 г. московского посла. Им стал князь И. М. Репня-Оболенский. Однако вопреки установившейся традиции, новый посол приехал тайно, не явился на вече и не принес ему присягу. А дальше – больше. Репня-Оболенский фактически отказался признавать псковские законы, самолично устанавливал и собирал налоги с населения, судил псковичей без участия представителей веча – словом, стал вести себя не как дипломатический агент соседнего государства, а как обычный городской наместник «государя всея Руси». Узнав, что великий князь в Новгороде, псковские бояре отправили туда своих послов с жалобами на его посла, а Репня, в свою очередь, поехал к Василию III жаловаться на псковичей. Пока стороны выясняли отношения в Новгороде, в Пскове поднялась смута «черного люда». Были сожжены дома многих знатных бояр и купцов.

Василий III воспользовался этим поводом, чтобы предъявить псковичам ультиматум. 6 января 1510 г. вызванным по такому случаю в Москву псковским посадникам и боярам Московский князь объявил свою волю. Он требовал уничтожения псковского веча и должности посадника, а также распространения на Псковскую землю московской системы управления:

«Вечу не быть, вечевой колокол снять, посадникам не быть, а быть в Пскове двум наместникам великого князя, а в пригородах по наместнику». Это означало полную ликвидацию Псковской феодальной республики и присоединение Псковской земли к Москве.

13 января 1510 г. состоялось последнее собрание псковского веча, которое постановило принять требования великокняжеской власти. 20 января того же года Псков был приведен к присяге Великому князю московскому Василию Ивановичу. На этом закончилась история независимости Псковской земли.

Вторым по значимости внешне- и внутриполитическим событием стало присоединение к Москве Смоленской земли. Старинный русский город Смоленск исстари находился в приграничье между Московской и Литовской Русью, а затем с Речью Посполитой. С 1387 г. смоленские князья находились в вассальной зависимости от Великого литовского князя. Выгодное стратегическое положение этого княжества на пути к Москве делало Смоленск предметом начавшихся в XVI в. и длившихся весь XVII в. постоянных конфликтов между соседями. Поэтому сегодня мы будем говорить о присоединении Смоленска не как о состоявшемся событии, а как о начале этого мучительного процесса.

Первые действия московских властей в этом направлении были предприняты в 1507 г., когда избранный по смерти Великого литовского князя Александра Казимировича его преемник Сигизмунд I направил Москве ультиматум с требованием вернуть отторгнутые еще при Иване III от Великого Литовского княжества Новгород-Северские земли. Василий III ультиматум отверг. Началась война. Московские войска тогда первый раз побывали под стенами Смоленска, но пока безрезультатно.

Однако, начиная кампанию, Сигизмунд I не предполагал столкнуться с вооруженным мятежом в своем тылу. Его инициатором стал бывший начальник дворцовой гвардии почившего князя Александра, крупный литовский магнат, наместник Бельский и соперник Сигизмунда на выборах Великого князя в Литовском сейме Михаил Львович Глинский. Не будучи согласным с итогами голосования, он сразу же после отъезда Сигизмунда I на фронт стал вынашивать планы мятежа. Они и были реализованы в начале февраля 1508 г. Начавшись на Туровщине, восстание охватило обширную территорию нынешних Белоруссии и Украины. Обеспокоенный масштабами выступления, Сигизмунд I вынужден был свернуть боевые действия на московском фронте, чтобы подавить мятежников.

Тогда М. Л. Глинский обратился за помощью к Москве. Реальной военной помощи Василий III восставшим не оказал, но в ходе своего визита в Москву Михаил Львович, а также его братья Иван и Андрей приняли московское подданство. А это в соответствии со всеми нормами феодального права означало, что обширные родовые вотчины Глинских и земли, на которых они находились, переходили под юрисдикцию Москвы.

Обессиленный войной на два фронта, Сигизмунд I хотел получить передышку. Это совпало с планами Василия III. Переговоры между противниками, начавшиеся в 1508 г., привели к заключению «вечного мира» между сторонами. Литва признала вхождение в состав России Новгород-Северских земель, послуживших причиной для начала войны. Василий III, в свою очередь, признавал Смоленск частью сопредельного государства. Однако, несмотря на то что мир назывался «вечным» (это в дипломатической практике своего времени приравнивалось к понятию «окончательный»), сразу по его заключении обе стороны стали усиленно готовиться к новой схватке. Поводом для возобновления боевых действий стало известие о том, что Сигизмунд I арестовал вдову почившего князя Александра Казимировича княгиню Елену Ивановну – сестру Василия III. До Москвы эти сведения дошли в конце 1512 г. Война Литовскому княжеству была объявлена незамедлительно. В начале 1513 г. русские войска перешли литовскую границу и вновь осадили Смоленск. Но после шестинедельной осады от взятия города пришлось отказаться. Затем боевые действия протекали с переменным успехом. В ходе боев русская армия еще дважды (в 1513 и 1514 гг.) пробовала на прочность стены и башни Смоленской крепости. И лишь последняя, третья осада, начавшаяся 29 июля 1514 г., в ходе которой артиллерийскую подготовку к штурму вели по разным данным от 140 до 300 орудий разного калибра, а общая численность осаждавших достигала 80 000 человек, заставила литовский гарнизон капитулировать. Согласно условиям капитуляции, московский государь обещал смолянам управлять городом «по старине» и «не вступать в вотчины бояр и монастырей», «запрещать принимать „в закладчики“ мещан и черных людей», а тех, кто хотел поступить на государеву службу, обещал принимать без исключения, с регулярной оплатой в два рубля и материальным довольствием в виде куска английского сукна. 1 сентября 1514 г. Смоленск был приведен к московской присяге.

Между тем война продолжалась. Буквально через неделю после описываемых событий русской армии пришлось помериться силами с объединенными польско-литовскими войсками под Оршей. Русские войска потерпели сокрушительное поражение. Правда, своей главной цели – освобождения Смоленска польско-литовские стратеги не достигли, а успехи ограничились лишь занятием нескольких малых пограничных крепостей. Тем не менее битва была широко распропагандирована противником Василия III Сигизмундом I для укрепления своего пошатнувшегося военного авторитета в Европе. В частности, Сигизмунд в письмах к Папе Римскому и ряду европейских монархов представил сражение под Оршей в качестве эпической победы над восточными схизматиками, являвшимися, по его мнению, главной угрозой западному миру.

Именно развернутая тогда пропагандистская кампания положила начало складыванию негативного образа России в Европе. Отдаленные последствия этой информационной войны мы пожинаем и сегодня, поскольку победа под Оршей является крупнейшей из побед над войсками Русского государства в ходе всех русско-литовских войн. А это, в свою очередь, используется определенными политическими силами (прежде всего в Польше, Литве и даже в Белоруссии), которые придают большую значимость этой победе, называя воинов Великого княжества Литовского и королевства Польши «поляками», «литовцами» или «белорусами», отождествляют их с гражданами современных европейских государств, что в корне неверно. Особую пикантность этим штудиям придает преуменьшение, в зависимости от национальности авторов, участия в сражении белорусского, литовского или польского воинства. Так, вполне официальные торжества по поводу пятисотлетнего юбилея этого события в 2014 г. состоялись в союзном нам Минске.

Как бы то ни было, но по условиям мирного соглашения между Великим княжеством Московским и Великим княжеством Литовским граница между двумя государствами прошла по линии реки Орша, включая Смоленск в состав Московского государства. В память об этом событии в 1524 г. в двух верстах от Москвы на месте бывшего Саввина монастыря был заложен Новодевичий женский монастырь. Легенда гласит, что Василий III дал накануне последнего штурма Смоленска обет заложить женский монастырь, если город будет взят русскими войсками. Основывая Новодевичий монастырь, Великий князь распорядился перенести туда из Благовещенского собора Московского Кремля список со знаменитой иконы Смоленской Божией Матери Одигитрии, известной в России с XI в. и сохранявшейся в Смоленске вплоть до Великой Отечественной войны. На устроение обители князь пожаловал 3 000 рублей серебром, дворцовые сёла, земельные угодья и даровал ей «несудимые грамоты», которые освобождали монастырь от податей в казну.

В разгар русско-литовской войны в состав России вошло Рязанское княжество. Произошло это вследствие вскрывшихся в 1521 г. тайных контактов рязанского князя Ивана Ивановича с крымским ханом. Рязанский князь был вызван в Москву, допрошен и по распоряжению Василия III брошен в темницу. В Рязани был проведен розыск, в ходе которого многим жителям пришлось покинуть свои дома и принудительно переселиться в другие районы страны. Так Рязань окончательно вошла в состав Московского государства.

В 1523 г. ту же участь разделило и Новгород-Северское княжество, чья независимость де-факто пала еще по условиям мирного договора с Великим княжеством Литовским в 1508 г. В 1522 г. вскрылась тайная переписка новгород-северского князя Василия Шемятича с Литвой. Князь был срочно вызван в Москву, а по прибытии был тут же закован в кандалы. Обратно в Новгород-Северский был отправлен уже великокняжеский наместник.

Укрепляя центральную власть, Василий III фактически уничтожил почти все уцелевшие к тому времени уделы Московского княжества. Связано это было в том числе и с тем, что княгиня Соломония в своем более чем двадцатилетнем браке с Великим князем так и не родила ему наследника. Это обстоятельство очень тяготило Василия III, и чтобы перестраховаться, он запретил вступать в брак до рождения своего предполагаемого первенца братьям – Семену, Дмитрию, Юрию, и Андрею. Каждому из них в свое время были выделены уделы – в Калуге, Угличе, Дмитрове и Старице. В итоге двое первых братьев умерли бездетными, Калужское и Углическое удельные княжества оказались «вымороченными» (т. е. не имели законных наследников) и один за одним были ликвидированы.

Бездетность супруги послужила причиной первого в нашей стране официального развода в великокняжеской семье. В 1525 г. Василий III объявил о своем желании развестись с Великой княгиней. В вину ей ставилось отсутствие детей. Решение о разводе было поддержано Боярской думой, но не нашло поддержки среди церковных иерархов. Выступавшие против расторжения брака Вассиан Патрикеев, митрополит Варлаам и преподобный Максим Грек были сосланы, причем митрополит впервые в русской истории был лишен сана. На митрополичьем престоле его сменил митрополит Даниил – бывший до того игуменом Иосифо-Волоцкого монастыря. Он благословил развод, а затем и новый брак царя. Как известно, после развода Соломония Сабурова была пострижена в монахини. Подобный развод с насильственной ссылкой жены в монастырь оказался беспрецедентным в истории Руси, хотя за первым подобным случаем в следующих поколениях русских царствующих фамилий последовали и другие.

Для пущего благообразия народу была явлена несколько иная трактовка всего произошедшего. В официальных документах московского Двора повествуется о том, что царица Соломония якобы сама обратилась к митрополиту с просьбой о постриге «видя неплодство из чрева своего». Это желание митрополит удовлетворил. Однако имперский посол Священной Римской империи при великокняжеском дворе Сигизмунд Герберштейн, оказавшийся свидетелем этих событий, сообщает в своих донесениях в Вену, что пострижение княгини было насильственным. Якобы Соломония активно сопротивлялась уготованной ей участи и даже разорвала в клочья монашеское одеяние, оставленное в ее опочивальне после принятого решения о ее судьбе. Более того, она ругала принесших ей эту весть царских слуг бранными словами и смирилась только тогда, когда один из ближайших советников Василия III Иван Шигона ударил ее бичом по спине и сообщил, что постриг проводится по воле Великого князя. Пострижение состоялось в ноябре 1525 г. и стало началом другой жизни бывшей Великой княгини.

Можно предположить, что даже будучи заключенной в Покровский женский монастырь в Суздале, Соломония, ставшая инокиней Софьей, не теряла надежды вернуться. По крайней мере этим можно объяснить распространявшиеся доволь но долго слухи о том, что в монастыре опальная княгиня все-таки родила сына, которого нарекли Георгием. О том, что Василий III всерьез допускал такую возможность, говорит тот факт, что он дважды отправлял в Суздаль доверенных людей, имевших полномочия разобраться в ситуации и, как сегодня говорят, «принять меры». Причем последняя следственная комиссия, возвратившись в Москву, сообщила Великому князю о смерти ребенка – и Соломонию Сабурову оставили в покое. Историкам еще более четырех веков оставалось гадать: «А был ли мальчик?».

В 1934 г. в связи с ремонтными работами в подклети Покровского собора Покровского монастыря в Суздале рядом с могилой старицы Софьи было открыто маленькое надгробие. В могиле обнаружили деревянную куклу в шелковой рубашке, спеленутую свивальником, богато расшитым жемчугом. Так прояснилась история «царевича Георгия», но не старицы Софьи. Праведный образ жизни, который она вела в монашестве, способствовал распространению молвы о ее святости. Она умерла в 1547 г. и похоронена в Покровском монастыре в Суздале. Уже при царе Федоре Иоанновиче в Суздале старицу Софью чтили как месточтимую святую. Однако главным подтверждением святости, согласно ее «Житию», является спасение Суздаля от польских интервентов в 1609 г. Якобы она в грозном виде явилась командиру польского отряда А. Лисовскому и навела такой ужас, что у него парализовало руку, и он поклялся оставить в покое город и монастырь. С 1650 г. она заняла свое место в общерусском пантеоне святых.

В январе 1526 г. Василий III вступил в новый брак. Невестой Великого князя стала племянница Михаила Львовича Глинского Елена. Современники утверждали, что Елена Глинская была очень красивой девушкой. Сообщая это обстоятельство, летописец свидетельствует, что привязанность Василия III к новой жене была настолько велика, что по ее просьбе он даже сбрил бороду, чтобы казаться моложе. Для допетровской Руси это было невиданным явлением.

Слова летописца о красоте новой жены царя вполне подтверждает скульптурный портрет Елены Глинской, сделанный современными антропологами на основании ее останков, найденных в Кремле в 1999 г. И хотя они принадлежат уже не восемнадцатилетней девушке, а тридцатилетней женщине, даже на современный взгляд нельзя не признать, что новая княгиня была хороша собой. Она была довольно высокой для своего времени – ее рост составлял 165 см. и была гармонично сложена. Ирония этого брака заключается в том, что род Глинских, прибывших, как мы помним, из Литвы, известен там с 1437 г. Согласно фамильной легенде, он ведет свое начало от того самого татарского темника Мамая, который противостоял пращуру ее жениха на Куликовом поле в 1380 г. Так что этот брачный союз знаменовал своеобразное завершение целого цикла российской истории.

Помимо желания Василия III иметь наследника, за кулисами этого брака был, как мы бы сегодня сказали, и геополитический расчет. Прежде всего речь шла о том, чтобы закрепить династическими узами отошедшие к Московскому княжеству после бегства Глинских из Литвы обширные земельные владения этой фамилии. Кроме того, династические связи Глинских с правящей династией в Великом княжестве Литовском позволяли будущему наследнику московского престола при определенных обстоятельствах претендовать на литовский трон.

Правда, официальная историография обычно умалчивает про кульбиты биографии Михаила Львовича Глинского как вассала Москвы. Он действительно много сделал в свое время для того, чтобы привести Смоленск под власть Москвы, а затем фактически руководил московской внешней политикой на ее западном направлении. Однако не без личной корысти. Можно предполагать, что он в благодарность за свои заслуги хотел получить от Василия III Смоленск в качестве удела. Когда же он понял, что его желание осуществлено не будет, то вступил в тайные переговоры со своим вчерашним злейшим врагом Сигизмундом I и попытался сбежать в Литву. По дороге он был схвачен и доставлен в Москву в оковах. За измену ему грозила смертная казнь, но Михаил Львович вспомнил, что рожден был в православии и пожелал «умереть в вере предков». И хотя в переводе на современный русский язык это означало отсрочку приведения в исполнение приговора (за новоприсоединенного к православию раба божьего печаловался перед Василием III сам митрополит), Глинского помиловали, но оставили в тюрьме. И лишь после великокняжеской женитьбы на племяннице двери темницы вновь распахнулись перед опальным князем.

Но вернемся к Василию III. Его новая жена также долго не могла подарить наследника. В томительном ожидании прошло четыре года. Супруги часто ездили на богомолье и делали богатые вклады в монастыри. Наконец стало известно, что княгиня ждет ребенка, и 25 августа 1530 г. на свет появился первенец, нареченный Иваном. С разницей в два года на свет появился второй сын, которого назвали Юрием. Однако уже в раннем детстве появились признаки его умственной неполноценности, поэтому еще при жизни отца ему был пожалован в удел г. Углич. Там Юрий Васильевич провел свою жизнь и умер в 1563 г.

Однако Василию III недолго пришлось наслаждаться радостью счастливого отцовства. В 1532 г. после традиционного богомолья в Троице-Сергиевом монастыре на обратном пути в Москву он тяжело заболел и в 1533 г. умер. Перед смертью он завещал великокняжеский престол своему старшему сыну Ивану IV, а при нем назначил опекунский совет. В него вошли мать царя Елена Глинская, его двоюродный дед Михаил Глинский, а также князь Дмитрий Бельский, дядя царя Андрей Старицкий, братья Василий и Иван Шуйские, бояре Михаил Захарьин, Михаил Тучков и Михаил Воронцов. Формально опекунский совет должен был беречь Ивана до достижения им 15-ти лет. Фактически же от имени сына правление осуществляла его мать Елена Глинская.

Вокруг молодой царствующей вдовы сразу же образовался кружок фаворитов. Ближайшим советником княгини считался командир дворцовой стражи, молодой князь и красавец Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. За военные заслуги пожалованный Василием III высоким чином конюшего, Иван Федорович к концу правления Василия сделался фактически главой Боярской думы. Но, умирая, Великий князь не включил его в состав регентского совета и, таким образом, удалил от управления государством. Это обстоятельство, конечно, обидело молодого полководца и стало причиной сближения с Еленой Глинской. Московская традиция не предусматривала политической значимости вдовы умершего государя. А она, как мы помним, родилась и выросла в Литве, где эта традиция была несколько иной. К тому же, как показывают ее действия, Елена Глинская обладала сильным характером и решилась на государственный переворот. Именно в князе Овчине-Телепневе-Оболенском она нашла главного союзника в этой борьбе.

Задача Елены Глинской облегчалась и тем обстоятельством, что окружившие трон временщики горели желанием свести счеты друг с другом и возможными претендентами на престол. Первой жертвой этих интриг пал основной претендент на великокняжеский престол – дядя малолетнего царя – князь Юрий Дмитровский, которого в 1536 г. обвинили в тайом заговоре против племянника. Его участь разделил и дядя вдовствующей княгини Михаил Глинский. В 1534 г. он был арестован и позже собственноручно замучен И. Ф. Овчиной-Телепневым-Оболенским. Князь Андрей Старицкий попытался организовать сопротивление, но был в 1537 г. вызван Еленой Глинской в Москву для «совета по казанским делам». Почувствовав обман, князь отказался ехать, ссылаясь на болезнь. Тогда из Москвы последовал категорический вызов. Князь Андрей решил бежать в Литву, распространяя по дороге «мятежные письма». Однако под Старой Руссой был настигнут Овчиной-Телепневым-Оболенским, вступил с ним в переговоры и под гарантии его личной безопасности явился к московскому двору. Там он был осужден за самовольное оставление своего удела, отправлен в ссылку, где через несколько месяцев умер при не вполне выясненных обстоятельствах. Менее родовитые участники придворных интриг отделались ссылкой и тюремным заключением. Некоторые бежали за границу.

Несмотря на череду постоянных интриг и заговоров, правительству Елены Глинской все же удалось провести в жизнь ряд важных для страны реформ. Самыми значимыми из них были осуществленная в 1535 г. денежная реформа и качесвенное улучшение криминогенной обстановки в стране, которое связывается с Губной реформой.

Необходимость в денежной реформе диктовалась завершающимся процессом объединения русских земель вокруг Москвы. Несмотря на то что в России вполне сложилось единое централизованное государство, в стране фактически действовали две денежные системы. В ходу был рубль и московский, и новгородский. Причем новгородские деньги в связи с экономической развитостью эмитирующего их региона и полновесностью валюты в ряде случаев оказывались предпочтительнее московских. В феврале 1535 г. от имени Ивана Васильевича был принят указ о замене старых денег новыми. 20 июня 1535 г. новые монеты начали чеканить в Новгороде. Чуть позже началось изготовление новых монет в Москве и Пскове. К 1538 г. относится окончательное запрещение старых денег.

Основу русского денежного обращения после реформы Елены Глинской составили новые серебряные монеты – копейки. Они имели единый унифицированный вес – 0,68 г. серебра и делились на более мелкие денежные единицы – «деньги» и «полушки». 1 копейка равнялась 2 деньгам и 4 полушкам. На копейке, отчеканенной в Новгороде, был изображен всадник с копьем. Поэтому эти деньги сначала именовались «новгородками», а позже – «копейками». Вновь напечатанные деньги московского чекана имели на аверсе изображение всадника с саблей. Поэтому они именовались «московками», а позже

«сабляницами». Однако в наш повседневный обиход вошли именно копейки.

Проведение денежной реформы при Елене Глинской имело важнейшее значение для дальнейшего развития централизованного Русского государства, поскольку в результате реформы была создана единая система денежного обращения, на протяжении последующих веков претерпевавшая различные изменения, но в целом сохранявшая единство и устойчивость. Это стало объективным положительным фактором политического и экономического развития Русского государства. В результате реформы был сделан решающий шаг в направлении окончательной унификации русской денежной системы. Вторым важным нововведением в Русском государстве первой трети XVI в. было создание первой в нашей стране полицейской системы. Местная власть с момента введения еще Иваном III системы кормлений из-за бесконтрольности в сборе налогов сумела сосредоточить в своих руках значительные материальные богатства, а вместе с тем и политическое влияние. В условиях постоянных интриг различные придворные партии и отдельные их участники опирались в своих притязаниях именно на получившую большую независимость местную власть. Более того, стремясь получить максимальную выгоду из своего властного положения, кормленцы часто способствовали криминализации вверенных им земель. Дело в том, что согласно действующему законодательству, в случае, если преступление не раскрыто, возмещение ущерба должно производиться за счет средств той общины, на территории которой оно совершено. А это приводило к тому, что кормленцы были прямо заинтересованы не в расследовании, а в увеличении числа нераскрытых преступлений на вверенных им территориях, ведь штрафы за них непосредственно текли к ним в карман.

Указом 1535 г. из компетенции кормленцев был выведен аппарат суда и следствия. Страна была поделена на «губные» (полицейские) округа, совпадавшие в большинстве случаев с границами уездов. Ответственным за правопорядок в каждой «губе» становился выборный губной староста из числа бывших военных или «государевых людей». Он избирался на общем сходе и наделялся необходимыми для проведения суда и следствия полномочиями. Они перечислялись в так называемых «губных грамотах». Наиболее ранние из них относятся к 1539 г. Там содержались необходимые инструкции для ведения следствия, оговаривались возможности губного старосты нанять некоторое количество сотрудников из числа «лучших людей» и обзавестись «съезжей избой». Губной староста практически получал право самостоятельного проведения следствия и судопроизводства по уголовным делам. Центральным органом создаваемой системы стал Разбойный приказ в Москве, который выдавал губные грамоты, координировал деятельность губных старост и вел расследование наиболее резонансных преступлений по стране.

Эта система просуществовала в России более полутора веков и была отменена в ходе петровских реформ начала XVIII в. Она способствовала как нормализации общей криминогенной ситуации в стране, так и существенно ограничила произвол кормленцев на местах.

Основные направления внешней политики правительства Елены Глинской были связаны с противоборством с Литвой на западе и Казанским ханством на востоке. Военные действия в русско-литовском порубежье шли с переменным успехом. Победа русских войск над литовцами под Себежем в 1536 г. подвигла стороны к мирным переговорам, закончившимся на следующий год перемирием на пять лет. Обострение отношений с Казанским ханством было обусловлено тем, что ставленник Москвы на ханском престоле хан Еналей был убит в результате заговора, а пришедший к власти Сафа-Гирей Крымский активизировал набеги татар на восточные русские пределы. Угроза татарских набегов заставляла заботиться об обороне даже самой Москвы: в столице были заложены каменные стены Китай-города.

В 1538 г. Елена Глинская скоропостижно скончалась. Столь стремительный уход молодой женщины породил немало слухов о ее насильственной смерти. Говорили, что она была отравлена Шуйскими. Но документальных подтверждений этим подозрениям нет. Недавнее исследование останков Елены Глинской показало, что в корнях ее волос и в костях содержится повышенное содержание ртути, что может косвенно свидетельствовать о возможном отравлении. Поскольку ртуть в то время использовалась также в качестве компонента лечебных и косметических мазей и препаратов, само по себе ее наличие в останках не может быть признано решающим свидетельством отравления. В том, что его мать умерла естественной смертью, похоже, был уверен и сам Иван Грозный. При всей своей ненависти к окружавшим его боярам, неоднократно порицая их в своих записях в казнокрадстве, воровстве и предательстве, он, тем не менее, никогда не обвинял их в отравлении матери.

Итак, малолетний царь Иван остался круглым сиротой. Буквально через 7 дней после смерти Глинской был арестован и умер в заточении Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. Двор при малолетнем царе разделился на две враждующих друг с другом партии. Первая из них возглавлялась старомосковской боярской семьей Шуйских, а вторая – представителями клана Бельских.

Будущий Иван Грозный, лишенный родительской опеки и любви, с малолетства мог наблюдать многочисленные сцены насилия, которыми сопровождалась придворная борьба боярских группировок. Они врывались во дворец и, мало обращая внимания на требования малолетнего государя пощадить того или иного боярина или думного дьяка, арестовывали, а то и убивали на его глазах своих, как сегодня говорят, политических оппонентов. Это разительно контрастировало с тем раболепием и прилюдной покорностью, которые демонстрировали те же участники дворцовых вакханалий во время дипломатических приемов, когда Иван сидел на троне в Шапке Мономаха и слушал откровенную лесть тех, в чьей ненависти к себе он ничуть не сомневался.

Один из первых биографов Ивана Грозного и его первый политический оппонент князь А. М. Курбский в своем труде «История Великого князя Московского Ивана Васильевича» много внимания уделил детским утехам своего героя. Именно с его слов известно, что в малолетнем возрасте он любил мучать животных, сбрасывая их с высокого крыльца, а к 15 годам и «человеков начал уроняти». Именно перу Курбского принадлежит рассказ, согласно которому, будучи подростком, Иван с компанией молодых людей любил «на конех по площадям и рынкам ездити и всенародных человеков, мужей и жен грабити, скачуще и бегающе повсюду неблагочинне».

Конечно, можно предположить, что князь клевещет, однако известно из официальных источников, что первый свой смертный приговор Иван вынес в возрасте тринадцати лет, приказав отдать на растерзание в псарню ненавистного ему боярина А. М. Шуйского. Большинство историков полагают, что это решение было несамостоятельным – по всей вероятности, сказались наветы политических конкурентов Шуйских – семьи Глинских. Но складывающийся образ непредсказуемого и жестокого правителя это нисколько не меняет. К слову сказать, гибель лидера клана Шуйских отнюдь не означала конец борьбы, а лишь передышку, в которой при Дворе на время укрепилась оппозиционная партия.



Литература



Зимин А. А. Россия на пороге нового времени (Очерки политической истории 1 пол. XVI в.). – М., 1972.

Денежные реформы в России. История и современность. – М., 2004.

Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления в Русском государстве. – М., 1961.

Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI в. – М.-Л., 1957.

Пушкарева Н. Л. Русская женщина: история и современность. – М., 2002.

Филюшкин А. И. Василий III. – М., 2010.

Назад: Глава XII. Русское государство XV в. Иван III
Дальше: Глава XIV. Эпоха Ивана Грозного. Часть I. Внутренняя политика