Глава XI. Между Ордой и Орденом. Складывание русского централизованного государства

Некоторое время назад, обсуждая сюжет о продвижении крестоносцев в Прибалтике, мы коснулись вопроса о том, что наиболее организованное сопротивление католической христианизации южной Балтики, помимо новгородцев, оказали литовские племена. Борьба за веру отцов у них сочеталась с борьбой за национальную независимость и государственный суверенитет. В середине XII в. литовский князь Мендовг (1195—1263) сумел объединить литовские племенные союзы под своей властью. В борьбе с крестоносцами Мендовг то принимал от Папы Римского королевскую корону, то искал союза с Александром Невским, то становился католиком, то возвращался в язычество – словом, в этой борьбе он использовал все средства. В конце концов, Литва в его правление сумела не только выстоять, но при его преемниках существенно расширить свою территорию. Происходило это за счет западнорусских княжеств, которые не попали под татаро-монгольское нашествие, но предпочли борьбе с татарами союз с литовскими князьями. В итоге к концу следующего века западнорусские земли составляли почти девять десятых всей территории Литовского княжества, а подавляющее большинство населения было православным.

В XIV в. Великое княжество Литовское и Русское (так официально называлось государство, именуемое в наших учебниках Великим княжеством Литовским) включило в себя полоцкие, витебские, минские, туровские, пинские, брянские, черниговские и волынские земли. В условиях, когда северо-восточные и юго-западные княжества бывшего единого Древнерусского государства присягнули Орде, казалось, что лидерство в русских землях перешло к наследникам Мендовга – князьям Гедимину (1316—1341) и Ольгерду (1345—1377). Последний в 1362 г. разгромил ордынское войско в сражении при Синих Водах, что позволило ему не только ликвидировать зависимость своих земель от Орды, но и включить в состав своего государства древний Киев. В политическом отношении это государственное объединение скорее можно назвать федерацией литовских и русских земель.

Входя в состав этого государства, жители получали от Великого князя Литовского охранные грамоты – привилеи, которые оговаривали условия пребывания земли в этом государственном объединении. Обычным в этом документе было право местных жителей требовать смены «неугодного» великокняжеского наместника. Великий князь обязывался «не вступать» в права православной церкви, не переселять местных бояр и не раздавать местных земель выходцам из других мест. В XIV—XV вв. основные города княжества – Вильно, Ковно, Брест, Киев, Полоцк, Львов, Минск и др. получили «магдебургское право» – городское самоуправление, сопоставимое с тем, которое установилось в германских, чешских и польских городах. С 1492 г. свои действия Великий князь должен был согласовывать с Радой панов, состоявшей из воевод, епископов и наместников из числа крупнейших магнатов государства. Рада же управляла государством в период междуцарствий или в отсутствие князя.

Литву и Русь сближали многосторонние человеческие, политические и экономические связи. Литовцев не считали на Руси иностранцами. Русские эмигрировали в Литву, а литовцы переезжали в русские города. Тверские, смоленские, брянские, полоцкие князья, а также временами Новгород и Псков искали защиты и помощи Литвы против усиливающей свои позиции Москвы. Феодальная знать Великого Литовского княжества, за исключением князей, состояла в основном из русских. В литовское законодательство – Судебник великого князя Казимира (1468) вошли статьи «Русской правды» Ярослава Мудрого. Русский язык в его западном варианте (который ныне отождествляется со старобелорусским языком) стал государственным. Многие литовцы, включая великокняжескую фамилию, добровольно принимали православие.

Таким образом, к концу XIV в., помимо московских князей, выступивших с претензией на общерусскую гегемонию, подобными же планами грезили и литовские князья. Конфликт между Москвой и Вильно был неизбежен. Мы обсудили на прошлой лекции, что, пытаясь играть на соперничестве между московскими и тверскими князьями, Ольгерд в союзе с Тверью дважды подступал к стенам Белокаменной, но Москву так и не взял. В связи с этим в 1372 г. стороны подписали мирное соглашение.

Затем состоялась Куликовская битва, которая на непродолжительное время выдвинула Москву в лидеры этой конкурентной борьбы. Как мы помним, литовский князь Ягайло вроде бы числился в союзниках у Мамая, но до поля брани по какой-то причине не дошел (или не хотел дойти). А после своей победы на Куликовом поле Дмитрий Донской склонил молодого литовского князя к заключению династического союза. Согласно планируемому договору, женившись на дочери московского князя, литовский князь получил бы в приданое не только жену и – потенциально – московский престол, но и православную веру, которую должны были принять все его подданные. А их (за счет вошедших в состав Литовского княжества русских земель) было большинство. Православие должны были принять и литовцы – ведь Литва оставалась последним языческим государством Европы. И, что немаловажно, Ягайло вдобавок к невесте получал в свое распоряжение победоносные на тот момент воинские контингенты для борьбы с извечным врагом – Ливонским орденом. Скорее всего, подобный союз, если бы он был заключен, ускорил бы консолидацию русских земель и привел бы к окончательному освобождению от ордынской зависимости намного ранее того времени, когда это произошло в реальности. Можно предположить также, что путь в Европу через Балтику, который с таким трудом и потеря ми прокладывал Петр I, оказался бы менее кровавым и более коротким, нежели он оказался на самом деле.

Но этого не произошло. Дмитрий Донской не смог противостоять хану Тохтамышу. Москва в 1382 г. была разорена и вновь обложена ханской данью. Союз с Донским оказался малопривлекательным для Ягайло. И он женился не на московской княжне, а на польской королеве Ядвиге и принял крещение не из Москвы, а из Рима. Вместо литовско-московского союза состоялась Кревская уния 1385 г. между Литвой и Польшей, которая на столетия определила развитие соседней страны, и, что важнее, русских людей, живших в пределах теперь уже единого Польско-Литовского государства. Последующие три столетия история Литвы теснейшим образом связана с историей Польши. В XIV—XVI вв. у этих государств был единый король из династии потомков Ягайло – Ягеллонов.

При Великом Литовском князе Витовте (1392—1430) княжество вступило в период своего наивысшего расцвета. Польско-литовские войска в 1410 г. нанесли сокрушительное поражение Тевтонскому ордену под Грюнвальдом. Это позволило Витовту включить в состав Великого Литовского княжества еще и смоленские земли. Новгород и Псков уплачивали в Литовскую казну значительные суммы откупных даней. Сын Дмитрия Донского Великий князь московский Василий Дмитриевич женился на дочери Витовта Софье и в официальной переписке называл Витовта «отцом». По нормам феодального этикета своего времени это означало признание вассальной зависимости. Земли Великого Литовского княжества простирались от Балтийского до Черного моря, а восточная граница проходила под Вязьмой и Калугой. Положение Литвы при Витовте было настолько прочным, что в 1429 г. встал вопрос о принятии им королевского титула. Это практически означало превращение Великого княжества Литовского в королевство Литвы. Был уже даже подготовлен акт коронации, и некоторые гости стали собираться в Вильно, но в 1430 г. Витовт неожиданно умер. Вслед за тем в Литве разразилась феодальная война за освободившийся престол, которая длилась чуть меньше десяти лет.

В XV в. Великое княжество Литовское потеряло значительную часть своих владений. Его причерноморские земли захватило Крымское ханство, а западная часть Подолии отошла к Польше. Большие территории на востоке в конце XV – начале XVI в. перешли под власть нарождающегося Российского государства. Но об этом мы будем говорить в другой раз.

После смерти Дмитрия Донского Московская государственность переживала не лучшие времена. Несмотря на поражение от Тохтамыша, Донской все же сумел добиться от Орды признания своего права на московское княжение как на «отчину», передаваемую по наследству. Новый порядок престолонаследия позволял московскому князю передать престол по наследству своему сыну, а не брату, как это предполагала старая, введенная еще Ярославом Мудрым, традиция. С одной стороны, новый порядок прекращал извечную борьбу князей за «старшинство» в роду, что было положительно воспринято народом и частью духовенства. С другой – это требовало серьезной юридической реформы, поскольку введенные Дмитрием Донским порядки поддерживались его личным авторитетом, а не опирались на силу закона. Но этого сделано не было. Поэтому сразу же после его смерти нашлись противники данного нововведения, что привело к серьезному вооруженному конфликту, именуемому в учебниках Феодальной войной середины XV в.

Однако это произошло не сразу. Наследовавший московский престол в 1389 г. сын Дмитрия Донского Василий I Дмитриевич (1371—1425), хотя и получил из Орды ярлык на Владимирский стол, вынужден был умиротворять властные претензии своего дяди Владимира Андреевича Храброго и брата Юрия Дмитриевича (Галицкого). Первый признал права племянника в обмен на ряд земельных пожалований вокруг Волоколамска, а второй только после того, как получил в удел Звенигород, Галич, Рузу и Вятку.

Побывав в 1392 г. в Орде, Василий I, помимо подтверждения своих прав на престол, добился передачи ему ярлыка на владение Нижним Новгородом, Городцом, Мещерой и Тарусой. Вернувшись в Москву, он тут же направился в Нижний Новгород, чтобы утвердить свою власть. Присоединение Нижнего Новгорода к Москве прошло мирно во многом из-за того, что, находясь на границе с Ордой, рядовые нижегородцы и бояре были заинтересованы в сильном покровителе, способном оказать помощь в отражении татарских набегов.

Присоединение Нижнего Новгорода стало возможным в том числе и потому, что хан Тохтамыш был занят борьбой с Тимуром Тамерланом и, потерпев от него два серьезных поражения, бежал в Литву. Преследуя убегающего противника, Тамерлан вплотную подошел к южным границам Рязанского княжества.

Чтобы предотвратить угрозу нового нашествия, Василий I выступил с войсками к Коломне, оставив все заботы об обороне Москвы князю Владимиру Андреевичу Храброму. Однако Тимур дошел до Ельца, разграбил часть рязанской земли, но не найдя там богатой добычи, повернул обратно. Таким образом, угроза русской земле миновала. Тогда это приписали заступничеству иконы Владимирской Богоматери, перевезенной по такому критическому случаю из Владимира в Москву.

Укрепившийся в Орде новый хан Тимур Кутлуг потребовал от литовского князя Витовта выдать ему беглого Тохтамыша. Витовт отказался и даже предпринял неудачную попытку вернуть Тохтамышу ордынский престол. В сражении на Ворксле в 1399 г. литовские войска потерпели поражение от ордынцев, что на некоторое время остановило Витовта в его экспансионистских замыслах на востоке.

Одновременно с присоединением Нижнего Новгорода Василий I попытался покуситься на независимость Новгорода Великого. В 1391 г. он послал туда митрополита Киприана с требованием отмены традиционного новгородского суда архиепископа и замены его на суд митрополита. Новгород отказался выполнить эти условия. В итоге в 1393 г. московский князь двинул войска в новгородские пределы, захватил Торжок и Вологду. Новгородцы вынуждены были заключить мир и признать митрополичий суд. Со своей стороны московский князь оставил захваченные новгородские города. Однако уже в 1395 г. они вернулись к старым порядкам.

Тогда Василий I решил насолить новгородцам, присоединив к Москве Двинскую пятину, входившую в Новгородское княжество. Московский князь направил посольство в Двинскую землю, которому удалось уговорить жителей Подвинья перейти под покровительство Москвы. По Двинской Уставной грамоте, московский князь распространял свою власть на Торжок, Вологду и Бежецкий Верх. Однако новгородцы не примирились с этими потерями и в 1398 г. после длительной осады взяли г. Орлец – административный центр Двинской «слободы», проведя там суровый розыск изменников. Москва вынуждена была признать провал своих усилий по расширению территории на север и подписала с Новгородом мир.

Отношения Василия I с тестем – Великим литовским князем Витовтом – складывались тоже неровно. Так, Витовт в 1395 г. обещал Василию I военную помощь против Тамерлана, но не оказал ее, а в сентябре, используя склоку в Смоленском княжеском доме, захватил Смоленск. Василий безропотно принял переход смоленских земель под власть тестя.

В 1397 г. Витовт напал на Рязанское княжество, а Василий I без возражений пропустил его обратно через свои земли и даже встретился с ним в Коломне. И лишь в 1405 г., когда Витовт совершил поход на Псков, Василий I стал собирать войско против него, призвав под свои знамёна тверичей и татар. Весной 1406 г. их войска встретились на реке Плаве под Тулой, но всё завершилось перемирием. В 1408 г. Витовт захватил г. Одоев, а Василий в ответ атаковал литовские владения, захватив крепость Дмитровец, которая охраняла дорогу на Вязьму у реки Угры. Русские и литовские войска сошлись на реке Угре, где почти полмесяца простояли друг против друга, после чего был заключён «вечный» мир. Это было весьма своевременно, особенно для московского князя, так как в этом же году над Москвой нависла опасность вторжения Едигея.

После смерти Тимура Тамерлана фактическим правителем Золотой Орды стал эмир Едигей (1352—1419), сумевший объединить под своей властью значительную часть ордынских земель. В 1408 г. он решил восстановить зависимость русских земель от Орды. Узнав про новую надвигающуюся беду, московский князь спешно уехал из Москвы собирать войско, поручив защищать столицу Владимиру Андреевичу Храброму и своим младшим братьям Андрею и Петру.

1 декабря 1408 г. Едигей подошел к Москве, опустошив по дороге Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Городец и Кашин. Штурм Москвы у Едигея не задался, и он решил взять город измором. Но когда он встал лагерем вокруг Москвы, из Орды пришли вести о новых смутах. Стремясь поскорее вернуться домой, Едигей вступил с москвичами в переговоры, обещая покинуть пределы княжества за выкуп в 3 000 руб. Выкуп был ему выплачен, и хан убрался восвояси.

Василий I умер в 1425 г., завещав свой трон малолетнему сыну Василию Васильевичу II (1415—1462). Сразу же после оглашения завещания Василия I в великокняжеской семье вновь разгорелся прежний конфликт, который вылился в череду смут и усобиц, именуемых в русской историографии Феодальной войной XV в. Дело в том, что согласно завещанию Дмитрия Донского, власть по смерти Василия I должна была перейти к Юрию Дмитриевичу, брату Василия I, в то время занимавшему престол в Галиче. Документ оговаривал, что это могло бы произойти в том случае, если у Василия I не будет детей. Завещание Донского, ставшее камнем преткновения, было написано до того, как на свет появился Василий II. Однако малолетство наследника давало Юрию Галицкому формальный повод оспорить завещание. Между тем регентами при десятилетнем князе были объявлены его мать Софья Витовна и дед – Великий литовский князь Витовт. Фактически же страной управляло боярское правительство, ведущая роль в котором принадлежала митрополиту Фотию.

Юрий Галицкий считался хорошим полководцем и пользовался уважением части знати. А малолетнего московского князя, в свою очередь, поддерживало московское боярство и церковь. Конфликт, как мы видели ранее, зрел давно, но ситуация обострилась по смерти опекуна Василия II Великого Литовского князя Витовта, гарантировавшего своим авторитетом и военной силой права малолетнего племянника.

Стремясь разрешить эту правовую коллизию, оба князя обратились в Орду. Пребывавший на престоле в Сарае хан Минбулат утвердил права Василия в обмен на обещание возобновить выплату ордынского «выхода». Хотя Юрий и признал племянника «старшим братом», но с таким решением не согласился и стал готовиться к вооруженному противостоянию.

Поводом для него стал скандал, произошедший в 1433 г. на свадьбе Василия II и серпуховской княжны Марии Ярославовны, где присутствовали сыновья Юрия Галицкого Василий Косой и Дмитрий Шемяка. В разгар свадебных торжеств кто-то из бояр увидел на Василии Косом золотой пояс с драгоценностями, почитавшийся символом великокняжеской власти. Мать жениха Софья Витовна тут же на глазах у всех сорвала пояс с Косого. Делегация Галича тотчас покинула пир. Эти события послужили отправной точкой вооруженного конфликта.

Юрий Галицкий, более подготовленный к войне, спешно выступил в поход и в сражении на Клязьме разгромил московские войска. После чего он овладел столицей и был настолько уверен в своих силах, что пожаловал свергнутому с престола племяннику Коломну в удел. Здесь Василий II стал собирать силы для реванша.

Тем временем новый московский князь достаточно быстро сумел восстановить против себя все московское население. Перебравшись в Москву со всем своим двором, он оттеснил от власти старомосковскую знать, не желавшую терять власть и сопутствующие богатства. Прямым следствием этого обстоятельства стал рост рядов оппозиции новой власти, а также участившиеся угрозы со стороны сидевшего в Коломне Василия II.

Юрий, лишившийся поддержки, вынужден был покинуть Москву и уехать обратно в Галич, а своих детей Василия Косого и Дмитрия Шемяку он отправил в поход на Кострому, ко-орая поддерживала Василия II. Битва состоялась на речке Куси и кончилась полным разгромом костромичей. Это побудило Василия II к активным действиям. Он двинул свои рати на Галич, осадил его, взял и разграбил. Юрий бежал на Белоозеро. Оттуда, собрав новые силы, он в начале 1434 г. возобновил войну. На этот раз местом выяснения отношений стало Ростовское княжество. Потерпев здесь поражение, Василий бежал в Новгород. Войска Юрия вторично овладели Москвой. В плен попали мать и жена московского князя.

Пребывание Василия II в Новгороде было невыгодно новгородским боярам, и ему пришлось перебраться в Нижний Новгород. Этим не замедлил воспользоваться Юрий. Он спешно послал в погоню за беглым князем своих сыновей. Когда те подошли к Владимиру, положение Василия стало критическим. Он уже собирался бежать в Орду, как из Москвы пришло неожиданное известие о смерти Юрия. На этом закончился первый этап феодальной войны.

Кончина Юрия Галицкого вызвала раскол в стане его сыновей. Это привело к борьбе за власть между ними. Данным обстоятельством не преминул воспользоваться Василий II. Он вошел в союз с младшими детьми Юрия Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным, вернул себе с их помощью московский престол и раздал своим новым союзникам Углич, Бежецкий Верх и Ржев в уделы. Василий Косой бежал в Новгород и стал готовиться к новой схватке. Она произошла в январе 1435 г. на речке Которосль на Ярославской земле. Войска Косого потерпели страшное поражение, сам он бежал в Кашин и вынужден был искать мира с Василием II. Последний в знак примирения даже пожаловал Косому Дмитров в удел. Но и это не было концом драмы.

Пробыв месяц в Дмитрове, Василий Косой вновь принялся плести интриги против московского князя. Он вошел в сговор с Дмитрием Шемякой и в ходе ряда маневров сначала осадил, а потом и взял важный опорный пункт московского князя – г. Великий Устюг. Шемяка в свою очередь прибыл в 1436 г. в Москву с официальной целью пригласить Василия II на свою свадьбу. Однако тот заподозрил что-то неладное. Шемяка был арестован и сослан под стражей в Коломну.

Тогда Василий Косой направил свои рати к Москве. В очередной братоубийственной битве у села Скорятина в 1437 г. армия Косого была разбита объединенным московско-можайским войском. Косой был пленен, отправлен в Москву и там ослеплен. Так завершился второй этап Феодальной войны XV в.

Последний, третий этап этого междоусобия характеризуется активным вмешательством в него татарских ханов. Внук Тохтамыша Улу Мухаммед, обосновавшийся в Белеве на границе московских и литовских владений, в 1437 г. разгромил посланное против него московское войско, а в 1439 г. осадил Москву, но взять ее не смог и отправился на Волгу. Вплоть до 1445 г. он находился в Нижнем Новгороде, совершая оттуда грабительские набеги на соседние русские земли. Этим воспользовался Дмитрий Шемяка, предложивший Василию II объединить усилия в борьбе с татарами. На самом деле он рассчитывал отомстить московскому князю силами татар.

Когда в 1445 г. Улу Мухаммед в очередной раз занялся грабежами русских земель, объединенное русское войско выступило ему навстречу. Но в решительный момент сражения при Спасо-Ефимьевом монастыре в Суздале войска, подчинявшиеся Дмитрию Шемяке, ретировались и оставили небольшое великокняжеское войско без всякой поддержки. Московская рать была разбита, а сам Василий пленен. Это в корне изменило дальнейший ход событий. В то время, как Улу Мухаммед с пленником возвращался через Владимир и Муром в Нижний Новгород, Дмитрий Шемяка в Москве с почетом принимал ханского посла Бегича. Предметом переговоров была выдача ему ханского пленника, а также передача Шемяке ярлыка на Великое княжение. Василий II тоже не терял времени даром: ему удалось договориться с Улу Мухаммедом о фантастическом по тем временам выкупе за себя в 200 000 рублей. В XV в., когда за пять рублей можно было купить деревню, – это были колоссальные деньги. Он согласился также вновь допустить на Русь баскаков. В ноябре 1485 г. в сопровождении внушительного татарского отряда Василий II вернулся в Москву.

Столица встретила князя настороженно. Обилие татарских мурз с их свитами и охраной, которыми себя окружил Василий, очень дорого обходилось москвичам, вызывало их раздражение и недовольство. В этих условиях Дмитрию Шемяке удалось достаточно быстро организовать новый заговор. В сговор с Шемякой вошел можайский князь Иван Андреевич, тверской князь Борис, бояре Добранские и ряд других лиц. События развивались следующим образом: когда в феврале 1446 г. Василий с семьей отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, Шемяка и Иван Андреевич подошли к Москве и захватили ее. Шемяка провозгласил себя Великим князем. После этого можайский князь отправился в Троицу и пленил Василия. По приказу Шемяки он был ослеплен и с тех пор получил прозвище Темного. Он был отправлен в заточение в Углич. Детям Василия удалось бежать в Муром, который стал новым центром сопротивления Шемяки.

Росту антишемякинской оппозиции способствовало то обстоятельство, что вынужденный выполнять финансовые обязательства своего предшественника Шемяка обложил русские земли большой данью, к сбору которой были привлечены баскаки. Начавшийся передел земель, связанный с его вокняжением в Москве, больно ударил по прежним земельным собственникам. Все это превратило Углич, а позже и Вологду, куда затем был переведен Василий II, в оплот антишемякинских сил. На заключительном этапе войны большую помощь свергнутому князю оказало духовенство, практически профинансировавшее его дальнейшую борьбу.

В 1447 г. опальный князь побывал на Белоозере, где игумен Кирилло-Белозерского монастыря снял с него клятву о неучастии в политической борьбе, которую он под угрозой смерти дал в свое время Шемяке. Затем Василий отправился в Тверь. Правивший там князь Борис первым открыто перешел на сторону Темного. В знак признательности за это союз было решено скрепить династическим браком между малолетним сыном Василия Темного Иваном и тверской княжной Марией. Вслед за тем союзники направились к Ельне, где их войска пополнились отрядами татарских мурз Касыма и Ягупа.

Обеспокоенный таким развитием событий, Шемяка выступил в направлении Волоколамска навстречу противнику. Воспользовавшись его отсутствием, Василий Темный направил в город сильный отряд под командованием боярина Плещеева, который и взял Москву. Поняв, что дело плохо, Шемяка бежал сначала в Галич, а затем в Чухлому. В июле 1447 г. между противниками был заключен очередной мирный договор, которому было суждено продержаться всего полгода.

Узнав, что противник не успокоился, Василий Темный пытался заставить его отказаться от планов наступления на Москву через суд высшего духовенства. Это не помогло, и в 1448 г. московское войско выступило в направлении к Галичу. После взятия московскими войсками Костромы Шемяка пошел на попятную и дал Василию обещание более не поднимать смуту. Но и это не означало конец войны.

Шемяка использовал мирную передышку для подготовки к дальнейшей борьбе. Войдя в соглашение с Новгородом, он получил оттуда значительные средства и оружие. Видя это, Василий Темный в 1450 г. осадил Галич. Здесь, несмотря на то, что Шемяка использовал в сражении против Василия пушки, пищали и самострелы, он был разбит, а город сожжен. Шемяка бежал в Новгород, но все его дальнейшие намерения продолжать войну оказались тщетными. В 1453 г. он умер (по непроверенным слухам, он был отравлен московскими лазутчиками) и там же был похоронен. Таким образом, в изнурительной междоусобной борьбе, продолжавшейся без малого 25 лет, победили те силы русского общества, которые выступали за дальнейшую централизацию страны. Важным обстоятельством в данной связи было и то, что ни один из претендентов на великокняжеский престол в ходе этой междоусобицы не пытался перенести престол из Москвы или как-нибудь умалить ее значение как ядра создаваемой государственности. По большому счету упорная борьба с громадными жертвами шла за утверждение нового принципа наследования престола (от отца – к сыну), введенного еще Дмитрием Донским, но не подкрепленного к тому времени ни силой закона, ни силой традиции. Вместе с ним утверждался круг и правила поведения великокняжеской элиты.

За изложением перипетий Феодальной войны XV в. мы упустили из виду еще одно событие, серьезным образом повлиявшее на историю России. Когда в 1431 г. в потугах помирить Василия II с его дядей Юрием Галицким умер престарелый митрополит Фотий, то московскими властями на освободившийся митрополичий престол прочили рязанского епископа Иону. Однако Константинопольский патриарх рассудил иначе. Дело в том, что история в это время отсчитывала последние годы существования Византийской империи, которая под ударами турок-османов из огромной державы – наследницы Римской империи – к указанному времени сократилась до размеров Константинополя с пригородами. Император Иоанн VIII Палеолог, находившийся у власти, прекрасно осознавал перспективу краха своего государства и предпринимал экстраординарные меры для его спасения. Одной из них была мобилизация европейских христиан на борьбу с турецкой угрозой.

Для этого он вынужден был вступить в переговоры с Папой Евгением IV. Ценой, которой византийская государственность хотела расплатиться за свое спасение, было удовлетворение давно вынашиваемого Ватиканом желания объединить под своей властью всю христианскую церковь. Переговоры о подобном объединении велись не один год, поэтому византийский император, а с ним и Вселенский патриарх хотели иметь во главе Киевской митрополии, центром которой стала Москва, своего человека, который обеспечит принятие унии русским населением, исповедующим православие. Этим человеком стал Исидор – бывший игумен Императорского монастыря великомученика Дмитрия Солунского в Константинополе. Будучи рукоположен в сан митрополита, он в 1437 г. прибыл в Москву. Несмотря на то, что там ему был оказан довольно прохладный прием, Исидору удалось убедить Василия II в целесообразности участия представителей русского духовенства в готовящемся объединительном церковном соборе. Поэтому когда было объявлено о том, что такой собор должен будет собраться в Ферраре (Италия) в 1439 г., Исидор в сопровождении суздальского архиепископа Авраамия и ста человек свиты отбыл в Италию.

Во время заседаний собора сначала в Ферраре, а затем во Флоренции Исидор проявил себя как деятельный сторонник унии православной и католической церквей. 5 июля 1439 г. в кафедральном соборе Флоренции – Санта Мария дель Фьоре он подписал этот документ. Однако Русь (как и большинство других восточных церквей) не приняла унии. По возвращении в Москву в 1441 г. Исидор был арестован. А в 1442 г. специально собранный Поместный собор Русской Православной Церкви избрал на митрополичий пост архиепископа Иону без согласования этого назначения с Константинополем. Этим актом было положено начало автокефалии Русской Православной Церкви, которая была провозглашена в 1448 г. Данное событие означало конец зависимости русской церкви от константинопольских иерархов и ставшую теперь очевидной зависимость ее от высшей светской власти в России.

Когда в марте 1453 г. начал разыгрываться последний акт драмы падения Византийской империи – осада турками Константинополя, бывший митрополит Исидор принимал в его обороне самое непосредственное и даже героическое участие. Поистине завораживающие повороты биографии этого человека ждут своего романиста. Посудите сами. После своего отлучения от московской кафедры и ареста он счастливо сбежал из московских застенков в пределы Тверского княжества. Прознав про это, тверской князь арестовал его. Но Исидор сумел выбраться и из Твери, оказавшись сначала в Литве, а потом в Ватикане. Там он некоторое время довольствовался должностью администратора Коллегии кардиналов. Когда же над Константинополем нависла реальная опасность, Исидор объявил Папе Николаю V, что не может сидеть сложа руки в Риме, когда его Родина гибнет. Он покинул Святой Престол и в качестве папского легата с отрядом из 200 солдат прибыл в осажденный к тому времени Константинополь. Сумев пробраться в город, он фактически руководит обороной одной из частей Константинополя, регулярно информируя Святой Престол о положении дел на фронте. Удивительно, но несмотря на то, что Константинополь находился в кольце трехсоттысячной армии, эти письма исправно доходили до адресата и ныне являются одними из важнейших документов по истории обороны столицы Византийской империи. После того, как турки ворвались в город, Исидор опять сумел бесследно исчезнуть, по одной версии, поменявшись одеждой с неким нищим, а по другой – переодев неопознанный труп в свою одежду. В 1454 г. после целой серии приключений, о которых на этих страницах нет времени говорить подробно, он вновь оказался в Риме, где принимал участие в выборах нового Папы. В марте 1455 г. он ушёл в отставку со всех должностей в Ватикане, став в 1456 г. архиепископом Никосии на Кипре. 20 апреля 1458 г. он получил титулярный сан патриарха Константинопольского и умер в Риме в 1463 г.

Но вернемся на Русь. Утверждение власти московского князя требовало уничтожения сложившейся удельной структуры Московского княжества, которая во многом и стала в XV в. причиной гражданского конфликта. Это прекрасно понимали в Москве. Поэтому, укрепившись на московском престоле, Василий II начал непримиримую борьбу с уделами. Первым пало Можайское княжество. Правивший там князь Иван Андреевич Можайский сыграл не последнюю роль в развязывании этой войны. В 1454 г. Можайск подвергся разорению со стороны московской рати. Можайский князь бежал в Литву, а его удел был упразднен. В 1456 г. та же участь постигла и другой удел – Борово-Серпуховское княжество. Правивший там князь Василий Ярославович окончил свои дни в заточении в Угличе. Если добавить к перечисленным уделам вконец разоренный и сожженный Василием Темным в ходе войны Галич, то можно констатировать полное уничтожение ко второй половине XV в. уделов на карте Московского княжества. Таким образом, в противовес литовской федерации в Московском княжестве возобладали централистско-самодержавные тенденции формирования государственного устройства. Эти тенденции в полной мере утвердились в политической эволюции Русского государства на протяжении XV—XVI вв. К концу своего правления Василий II Темный по размеру принадлежащих ему земель значительно превосходил всех остальных князей, которые к тому времени утратили свой суверенитет и были вынуждены ему повиноваться. При этом, борясь со старыми уделами, Василий Темный по завещанию выделил в Московском княжестве четыре новых удела для своих младших детей. Правда, размеры, людские и материальные ресурсы Московского княжества доказывали превосходство старшего брата.

В последние годы своего правления Василий Темный провозгласил своим соправителем старшего сына Ивана (будущего Великого князя Ивана III). Впервые упоминания о нем как о Великом князе относятся к 1448—1449 гг. C 50-х гг. XV в. на монетах Московского государства появляется надпись «Господари всея Руси». Он так же, как и его отец Василий Темный, величается в официальных документах великокняжеским титулом. В 1462 г. Василий умирает, и Иван III без каких-либо затруднений вступает на престол.

Рассказывая о борьбе за общерусскую гегемонию, мы упустили из виду еще одного активного участника этих событий. Им был господин Великий Новгород, истории которого я посвятил немало места в лекции о феодальной раздробленности. Несмотря на серьезные внешнеполитические риски, новгородцам удалось не только отстоять, но и (что не менее важно) сохранить свою независимость от завоевателей с Запада и Востока. А это, в свою очередь, обеспечило сохранение уникального политического устройства этого государства – феодальной республики, которая продолжала свое существование в XIII, XIV и в большей части XV вв.

Политический режим «вечевой демократии» не стоит идеализировать, как это зачастую делают современные политологи и журналисты. Большинство новгородского населения находилось в зависимости от боярских кланов, а основная масса крестьян, населявших «пригороды» и пятины Новгородской республики, и вовсе не принимала участия в политической жизни. Решения Новгородского веча были столь же ангажированы различными олигархическими интересами, сколь и непоследовательны. Но при этом в Великом Новгороде все же была создана система разделения властей. Значительная часть населения города принимала участие в деятельности местных органов самоуправления. Найденные при раскопках берестяные грамоты свидетельствуют в том числе о многочисленных судебных тяжбах рядовых горожан. Это говорит о том, что простые новгородцы знали свои права и отстаивали их в новгородском суде. Поэтому при всем своем олигархическом характере следует все же признать, что новгородская политическая традиция была не худшим наследством для дальнейшей истории России.

Интересно, что, являя альтернативу ордынской, московской и литовской властям, новгородцы не участвовали (по крайней мере открыто) в борьбе за политическое господство в русских землях. В большей степени их интересовали не политические, а торговые и экономические преференции. Это способствовало тому, что именно новгородский рубль после своего появления длительное время считался в русских землях наиболее надежной и обеспеченной денежной единицей. Стремясь минимизировать бремя военных расходов, Новгород, как правило, принимал к себе в князья того, кто становился Великим князем Владимирским. Это гарантировало защиту от возможных конфликтов с Ордой и «понизовыми» русскими землями. Правда, власть такого князя традиционно ограничивалась нормами «новгородской старины», от которой новгородцы не отказывались до последних дней своей независимости. Когда влияние Орды стало слабеть, новгородцы использовали в своих целях соперничество московских, тверских и литовских князей за гегемонию в русских землях. В предыдущей лекции мы уже отмечали, что на новгородские деньги зачастую вооружались и содержались Василий Косой и Дмитрий Шемяка – «сепаратисты» образца XV в. – соперники московского князя Василия Темного в борьбе за великокняжеский престол. Поэтому развернувшееся после окончания феодальной войны противостояние Москвы и Новгорода было предопределено не только тем, что Новгородская республика являла собой своего рода альтернативу нарождавшемуся московскому самодержавию, но и недавними политическими счетами московской и новгородской властей.

Зимой 1436 г. московские рати Василия II провели короткую и победоносную кампанию, разгромив новгородское ополчение под Руссой. В плен попал новгородский посадник Михаил Туча. Поводом для этой войны стали соглашения Новгорода с литовским князем Казимиром IV, по которым Казимир предоставлял новгородцам свою защиту в обмен на регулярные денежные выплаты. После поражения новгородцы предпочли пойти на мировую с Москвой. Согласно статьям заключенного вслед за тем Ялжебицкого мирного договора, Новгород разрывал прежний договор с Литвой и обязывался принимать на службу лишь князей, указанных Москвой. При этом Москва не вмешивалась во внутреннюю жизнь Новгородской республики. Однако Василий II не удержался от того, чтобы не включить в текст соглашения пункт, согласно которому Новгород обязывался выдавать бежавших из московских земель «лиходеев», а печать Великого Новгорода под рядом международных договоров впредь должна была заменяться печатью Великого князя Московского. Обычно учебники ограничиваются констатацией этих фактов и приходят к выводу о том, что «новгородская старина» была таким образом впервые ограничена.

Перечисленные выше пункты Ялжебицкого договора дошли до нас только в единственном экземпляре – в московском. Странно, но новгородская копия договора их не содержит. Как такой трюк удалось провернуть новгородским дипломатам сейчас сказать трудно. Но очевидно, что решившиеся на такой подлог новгородцы не собирались исполнять этот договор. И последствия не заставили себя долго ждать.

В 1464 г. добрососедские отношения Новгорода и Пскова были испорчены. Находясь на границе с Ливонским орденом, псковичи часто были вынуждены давать отпор рыцарским отрядам. Так случилось и в этот раз. Ливонцы осадили Псков. Псковичи послали за помощью к новгородцам. Однако вопреки их ожиданиям, новгородское ополчение ко Пскову так и не подошло. Зато свою рать прислал московский князь. В благодарность за оказанную помощь в том же 1464 г. Псков направил в Москву посольство с богатыми дарами.

Несколько позже, в отместку за содеянное, уже псковское ополчение побывало под стенами Новгорода. Тогда в 1470 г. к московскому князю прибыли новгородские послы с просьбой оказать военную помощь в своей распре с псковичами. Вступивший к тому времени на престол Великий князь Московский Иван III новгородцам в помощи отказал. Это заставило Новгород искать союза с Ливонским орденом. Данный эпизод предопределил следующий этап ликвидации новгородской независимости.

Отношения Москвы и Новгорода стали быстро ухудшаться, и московский князь ждал лишь удобного повода для начала боевых действий. Такой повод представился, когда в ноябре 1470 г. умер новгородский архиепископ Иона, и на вечевом сходе горожане в соответствии со сложившейся в Новгороде традицией избрали своим предстоятелем священноинока Феофила, не утвердив предварительно эту кандидатуру с московским митрополитом. Это вызвало раздражение как у светской, так и у церковной власти в Москве. К описываемому времени новгородцы уже лишились пространства для маневра: обращаться за помощью можно было только к сопернику Москвы – польскому королю и Великому князю литовскому Казимиру. Что и произошло. В 1470 г. состоялось приглашение новгородцами на княжеский престол литовского князя Михаила Олельковича. Этот князь был связан родственными узами не только с Казимиром IV, но и с Иваном III, приходясь ему двоюродным братом.

Однако это обстоятельство не только не сгладило московско-новгородские противоречия, но и привело к расколу в самом новгородском обществе. Образовавшаяся на собраниях новгородского веча «литовская» партия требовала прекращения всех связей с Москвой вплоть до того, что предлагала утверждать новгородского архиепископа не в Москве, а в Киеве, который к тому времени стал центром униатского православия. Наиболее влиятельными членами этой партии были вдова покойного посадника Исака Борецкого Марфа Борецкая и ее дети.

Противостоящая им «московская» партия включала в себя часть боярства, купечества и духовенства, видевших дальнейшее развитие своей республики на путях союзнических отношений с Москвой. Споры между противоборствующими сторонами настолько накалили внутреннюю ситуацию в Новгороде, что весной 1471 г. Михаил Олелькович почел за благо покинуть свое неспокойное княжение. Его отъезд спровоцировал новую волну смуты. По инициативе Марфы Борецкой новгородцы выслали послов к Казимиру IV с просьбой оказать им военную помощь, в обмен на которую они соглашались принять королевского наместника. Этот демарш вызвал стремительный ответ. Новгородские посланцы не успели доехать до Польши, как все было кончено.

В марте 1471 г. Иван III собрал в Москве совет высшей светской и духовной знати и объявил о военном походе в новгородские пределы. К москвичам примкнули и псковские полки. В итоге было сформировано три больших войска. Первое под командованием боярина Слепца-Тютчева двинулось по уже известному москвичам маршруту в Двинскую землю, а затем на Вятку. Второе войско под командованием князей Даниила Дмитриевича Хомского и Федора Стародубского подошло к Руссе. Сам же Иван III со своей ратью направился к Торжку.

Узнав о грозящей опасности, новгородцы успели собрать и вооружить две армии. Первая была предназначена для обороны Новгорода, а вторая – для защиты его территории. Общая численность обеих армий составила по подсчетам современных историков около 52 000 человек. Однако эти меры не смогли остановить союзников. В мае 1471 г. состоялось четыре сражения подряд, из которых самым сокрушительным поражением Новгорода стала битва на реке Шелони, где погибло до 12 000 новгородских ратников, а в плен попало множество представителей новгородской знати.

Политическим следствием этой победы стало подтверждение установленного еще Василием Темным порядка заключения Новгородом международных договоров, требование согласовывать кандидатуру новгородского архиепископа в Москве, отторжение ряда земель и большая контрибуция в пользу Москвы.

В 1475 г. вновь обострившиеся отношения в Новгороде заставили горожан обратиться к Ивану III за судебной помощью. В ответ на это московский князь совершил второй, на этот раз мирный поход на Новгород и в присутствии множества бояр, «житьих людей» и черного люда провел ряд показательных процессов над лихоимцами и теми новгородскими боярами, «кто многих людей перебил и переграбил». Суд проводился с соблюдением всех тонкостей новгородского судопроизводства, по Новгородской Судной грамоте. Но в конечном итоге шесть наиболее известных сторонников независимости Новгорода были отправлены в Москву в кандалах.

Когда в 1478 г. до Москвы дошли слухи, что новгородский архиепископ Феофил плетет сети нового заговора, направленного на отделение Новгорода от Москвы, Иван III в последний, третий раз побывал под его стенами. Тогда после недельной осады с применением артиллерии новгородцы вынуждены были капитулировать. По итогам проведенного вслед за тем розыска 15 000 новгородских семей были лишены собственности в Новгороде и переселены в Москву. Среди них была и Марфа Борецкая, которая лишилась всех своих обширных владений. Её с внуком Василием сначала привезли в Москву, а затем выслали в Нижний Новгород, где постригли в монашество под именем Марии в Зачатьевском монастыре. Там она и умерла в 1503 г.

Архиепископ Феофил и другие руководители заговора были казнены. Были конфискованы и перевезены в Москву новгородская казна и вечевой колокол. Некоторое время он находился в Кремле, в настенном шатре, справа от Спасских ворот. В дальнейшем его следы потерялись. По одной версии, в 1583 г. он был перелит в главный московский набатный, или «всполошный» колокол. В 1681 г., испугав неожиданным полуночным звоном царя Федора Алексеевича, этот колокол был сослан в Николаевский Корельский монастырь под Архангельском. По другой версии, он так и висел в настенном шатре, пока в 1713 г. во время пожара не упал и не разбился. Так были утрачены последние следы былой новгородской независимости.

Вторым крупным независимым княжеством, издревле соперничавшим с Москвой, была Тверь. С 1446 по 1486 гг. тверские князья старались не портить отношения с московским князем. Положение изменилось одновременно с ростом порубежных споров между соседями. Московские землевладельцы систематически захватывали пограничные земли и вклинивались все дальше вглубь Тверского княжества. Этот процесс усугублялся тем, что московский князь не отказывал себе в возможности переманивать на службу вассалов тверского князя.

Когда пал Великий Новгород, правивший в Твери князь Михаил Борисович понял, что вскоре настанет его черед и принял меры. В 1483 г. он заключил тайный договор с польским королем Казимиром IV. Новый союз был скреплен весной следующего года женитьбой тверского князя на племяннице Казимира. Эти события ускорили развязку драмы: в 1484 г. Иван III двинул рати на Тверь. В этот раз оружия применять не пришлось. Тверичи сами отворили ворота московскому князю. Михаил Борисович вынужден был подписать договор с Иваном III, согласно которому ему предписывалось прервать всякие отношения с Польшей и Литвой.

Однако летом 1485 г. московскими лазутчиками была перехвачена секретная грамота Михаила Борисовича, адресованная Казимиру, которая свидетельствовала о том, что тверской князь не оставил мысли отказаться от Москвы. Тогда состоялся второй поход московского войска на Тверь. 10 сентября 1485 г. москвичи обложили город. Были подожжены посады. Артиллерия начала обстрел городских укреплений, и уже на следующий день (11 сентября) тверские бояре потянулись в лагерь Ивана III «бить ему челом в службу». Михаил Борисович бежал в Литву, а тверичи принесли присягу московскому князю. Очевидные успехи московских князей в деле объединения русских земель сопровождались не менее знаменательными процессами окончательного освобождения Руси от ордынской зависимости. В продолжающейся калейдоскопической смене ханов на престоле в Сарае наступил небольшой перерыв. Там в 1476 г. на некоторое время укрепился хан Ахмет, сумевший одолеть своего конкурента крымца Менгли Гирея. Почувствовав свою силу, он решил возобновить взимание дани с Руси. Однако когда прибывшие в Москву послы передали эти требования Ивану III, московский князь на глазах послов порвал их в клочья. Вызов Орде был брошен.

Летом 1480 г., собрав наличные силы, Ахмет двинулся к Москве. Узнав об этом, Иван III собрал в столице военный совет, на котором было решено не дожидаться супостатов в своих пределах, а выступить общим походом навстречу опасности. Тем не менее жену Великого князя Софью Филипповну было решено вывезти через Дмитров на Белоозеро.

Иван III во главе своих войск двинулся в поход. Противники встретились на берегах реки Угры. Несколько раз Ахмет безуспешно пытался форсировать реку, но эти попытки были оба раза отбиты. Армии стояли в ожидании сражения, но тянули с его началом. Наконец в татарском стане началась смута. 11 ноября 1480 г. его покинул племянник хана, ушедший со своим отрядом в литовские пределы. Литовские власти приняли беглеца. Глубоко оскорбленный Ахмет двинул свои отряды по следу дезертиров, в отместку разоряя по дороге южные литовские земли. Московский же князь распустил войска через три недели. Так с минимальными потерями был положен конец ордынскому игу.

Таким образом, вместе с присоединением Новгородского и Тверского княжеств, а также в свете окончательного свержения ордынского ига вся инвариантность будущего течения русской истории свелась к выбору из двух альтернатив – Московской и Литовской Руси. Спор между ними был еще впереди.

В заключение этой лекции хочу затронуть еще один, очень важный для понимания дальнейшей логики исторического развития сюжет. В последние дни перед падением Византийской империи брат героически погибшего при обороне Константинополя императора Константина IX Палеолога – Фома Палеолог с семьей сумел бежать от турок. Он был деспотом (наместником) провинции Морея. Поэтому он бежал не из Константинополя, а из Мистры – столицы деспотата (ныне юго-западная оконечность Пелопонесского полуострова). Беглецы добрались до острова Корфу, который тогда находился под властью Венеции, а потом отправились в Рим. Святой Престол оказал беженцам всемерное содействие и защиту. В данной связи нас будет интересовать не вся семья Палеологов, а лишь младшая дочь Фомы – Зоя (Софья) Палеолог (1455— 1503). Она находилась под покровительством Папы Сикста IV (именно этот иерарх заказал расписать Сикстинскую капеллу Микельанджело Боунаротти) и жила в его дворце. Ее наставником после смерти отца в 1465 г. был известный богослов и кардинал Виссарион Никейский.

После достижения Зоей совершеннолетия Святой Престол решил использовать последнюю византийскую принцессу в своих политических и дипломатических интересах. В 1466 г. венецианская сеньория предложила кипрскому королю Жаку II де Лузиньяну ее кандидатуру в качестве невесты, но он отказался. Около 1467 г. Папа Павел II через кардинала Виссариона предложил ее руку князю Караччоло, знатному итальянскому богачу. Она была торжественно обручена, нo брак также не состоялся.

В тот же год умерла первая жена Ивана III Мария Борисовна. По некоторым данным, брак с Софьей Палеолог был предложен московскому князю в 1469 г. от имени Папы Павла II. Считается, что главным побудительным мотивом Святого Престола служило либо стремление усилить влияние католической церкви на Руси, либо попытка восстановления унии между католической и православной церквями.

Можно гадать, какими мотивами руководствовались московские власти, но они ухватились за эту идею. Известно, что переговоры длились три года. Вероятнее всего, Иван III и его советники уже тогда примеряли на себя тогу наследников Византийской империи. В 1469 г. русский посол Иван Фрязин был отправлен в Ватикан – сватать для великого князя Софью. Сообщающая об этом факте Софийская летопись свидетельствует, что обратно на Русь c Иваном Фрязиным был послан портрет невесты «…а царевну на иконе написану принесе»), и такая светская живопись оказалась большим сюрпризом для московитов. К сожалению, этот портрет не сохранился. Однако антропологическая реконструкция недавно найденных при археологических изысканиях в Московском Кремле останков Софьи Палеолог позволила создать ее скульптурный портрет, правда, в более зрелом возрасте.

В январе 1472 г. в Рим было направлено второе посольство во главе с тем же послом с богатыми дарами. Оно было удостоено высочайшей аудиенции Папы. Состоялись сложные переговоры, призванные согласовать детали предстоящей свадьбы и вытекающих из нее обязательств сторон. Наконец все формальности были улажены, и 1 июня 1472 г. в базилике Св. Петра и Павла в присутствии большого числа приглашенных гостей, наиболее знатными из которых была королева Боснии Катарина и жена правителя Флоренции Клариче Орсини, состоялось заочное обручение. Заместителем Великого князя на этой церемонии был Иван Фрязин. Папа, кроме подарков, дал невесте приданое в 6 тыс. дукатов.

24 июня 1472 г. большой обоз Софьи Палеолог вместе с Фрязиным выехал из Рима. Невесту сопровождал ее наставник кардинал Виссарион, который должен был реализовать открывающиеся возможности для Святого Престола. Маршрут посольства лежал через земли Северной Италии и Германии. Погрузившись в Любеке на корабли, Софья и сопровождающие ее лица через Таллин, Юрьев, Псков и Новгород 12 ноября того же года прибыли в Москву. Венчание Ивана III и Софьи Палеолог провел в Успенском соборе митрополит Филипп. К раздражению Виссариона Никейского и других высоких гостей со стороны невесты переговоры с Иваном III не оправдали возлагавшихся на них надежд. Московский князь оказался глух к просьбам разрешить строительство на Руси католических церквей и не выражал никакого сочувствия к унии. Поэтому по завершении свадебных торжеств гости вынуждены были отбыть восвояси ни с чем.

Брак Великого московского князя и последней византийской принцессы как бы приватизировал символический капитал ушедшей в небытие Византийской империи московской, а впоследствии и русской государственности. Он дал московским властям основание именовать себя наследниками Византии. Зримым воплощением этого стало стремительное изменение имиджа московского Двора. Известный имперский символ Византии – двуглавый орел с некоторыми модификациями стал использоваться в качестве официального герба Московского княжества, изменились придворные порядки и сам внешний облик резиденции московских князей – Московского Кремля. Нововведения коснулись и самого титула Великого князя. К нему следовало теперь обращаться не иначе, как «Иоанн, Божие Милостию государь Всея Руси и Великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Пермский, Болгарский и иных». Обо всем этом, а также об изменениях в экономической, социальной и политической жизни страны мы поговорим на следующей главе.

Литература

Александров Д. Н. Южная, юго-западная и центральная Русь и образование Литовского государства. – М., 1994.

Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. – М., 1991.

Борисов Н. С. Иван III. – М., 2000.

Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. Т. 1 / пер. с литовского Г. И. Ефромова. – М., 2005.

Зимин А. А. Витязь на распутье: феодальная война в России XV века. – М., 1991.

Каргалов В. В. Конец ордынского ига. – М., 1964.

Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. – СПб, 1994.

Любавский М. К. Очерки истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. – М., 1910.

Панова Т. Д. Софья Палеолог. – М., 2005.

Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. – М., 1959.

Пичета В. И. Белоруссия и Литва в XV—XVI вв. – М., 1961.

Шабульдо Ф. М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого Княжества Литовского. – Киев, 1987.

Янин В. Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XIII— XV вв. – М., 1962.

Янин В. Л. Новгородские посадники. – М., 1962.