Глава 16

Вокруг было спокойно: они находились в глазу бури, в раскаленном центре, вокруг которого утрачивали разум, теряли последние надежды. Горизонт со всех сторон клубился и вздымался, как зловещий синяк, водоворотом воплощенных зловещих неврозов. Небо казалось больным, и нездорова была сама реальность, которую вовсе не пытались вылечить. Гехирн чувствовала в воздухе вкус всего этого. Сама земля стенала от невзгод. Гехирн хотелось выжечь охватившую все заразу.

Реген Анруфер – шаман, прислуживавший Эрбрехену, – волоча ноги, ступал возле Гехирн. Его выпученные глаза были обращены в мрак вечности, а на лице застыла гримаса, так что виднелись немногочисленные гнилые зубы. С подбородка на грудь Регена лился поток бурой слюны, перемешавшейся с песком. Гехирн хотелось сжечь шамана племени шламмштамм, смыть его прочь очистительным огнем. Позади следовала толпа иссохших людей, с трудом передвигавших ноги под тяжестью паланкина Эрбрехена. Толпу ей тоже хотелось превратить в факелы. Пламя, сжигающее плоть до кости, вычеркивающее из жизни этот мерзкий смрад.

«Сжечь». При этой мысли она с наслаждением ощутила, как бегут по спине мурашки. Как всегда, после этого Гехирн испытала отвращение.

Эрбрехен все еще оставался в своем завешенном паланкине, и на этот раз с ним был мальчик, юный и белокурый, который напомнил Гехирн Моргена, бога-ребенка. От этой мысли ее затошнило.

Когда она шла перед толпой, смрад не казался настолько невыносимым, – хотя, конечно, вовсе и не исчезал, – и не приходилось пробираться среди омерзительных следов, которые оставались от этого сброда, не способного позаботиться о самих себе. Друзья Эрбрехена предпочитали не отделяться от каравана – или у них просто не хватало на это сил, – чтобы справить нужду. Они испражнялись на ходу, и понос струился по их истощенным ногам. У большинства уже не было обуви, и они шагали босиком – с мозолями, натертыми на ступнях, из ран текла кровь, – прямо по какашкам, оставшимся от тех, кто шел впереди.

«Сжечь дотла все это дерьмо».

Гехирн искоса глянула на Регена. Все еще текла кровь из множества ранок, которые шаман сам нанес на свои костлявые руки, чтобы накормить небеса. На ненависти к себе и издевательствах над самими собой многие и стали гайстескранкен. Реген осушил себя, как будто кровь – а не постепенно отказывавший ему разум – подпитывала его силы. Бледный и осунувшийся, он ходил, как неудачно кем-то поднятый труп, и казалось, что в любой момент он может упасть без чувств.

А когда с ним это случится, снова начнет палить солнце. Эрбрехен слишком многого требовал от шамана племени шламмштамм.

– Защити моего хассебранда от солнца и луны, – приказал Эрбрехен Регену.

– Станет нарастать буря, такая буря, с которой я не смогу…

– Только сделай так, чтобы здесь не пошел дождь. – И тут Эрбрехен улыбнулся коротышке-шаману. – Сделай это для меня, друг мой.

В глазах Регена Гехирн увидела отчаяние, ненависть и любовь. Реген будет удерживать бурю на одном месте, пока хватит сил. Он так любил Эрбрехена, что меньшим ограничиться не мог.

Гехирн и Реген обменялись взглядами, в которых читалась взаимная ненависть и вместе с тем понимание. Оба понимали, что психические силы Регена не выдержат такого постоянного злоупотребления его способностями. Эрбрехен пугающе быстро выжигал в Регене остатки здравомыслия.

Гехирн тихо усмехнулась, воображая уродливого низкорослого шамана сухой палкой, которую скоро бросят в бушующее пламя. Мысль была и приятной, и отрезвляющей. Гехирн оставалось только надеяться, что поедание тушеных органов оттянет ее собственное погружение в безумие. Если Эрбрехен прав и пожирание душ людей, менее тронутых, чем она, ее способно спасти, то, возможно, она сможет выполнять пожелания Эрбрехена и все же продолжать жить.

– Он не любит тебя, – пробормотал Реген, ковыряя на себе струп.

– Любит, – ответила она. – Он делится со мной своим рагу. А с тобой он делится? – спросила она, зная ответ.

Реген хмуро опустил взгляд на землю. Он не замечал ниточки бурой слюны, свисавшей у него с подбородка.

– А он прикасается к тебе? – спросил вдруг шаман. – Если бы он любил тебя, он бы до тебя дотрагивался. – Реген усмехнулся гнилозубым ртом, глядя на нее. – Он когда-нибудь касался тебя?

«Нет, ни разу». Гехирн посмотрела через плечо назад, туда, где в завешенном паланкине был Эрбрехен. Ей оставалось только воображать, что происходит внутри.

– Не всегда любовь проявляется физически, – сказала она.

«Почему он не прикасается ко мне?»

Когда падал еще один из почитателей Эрбрехена – сам или под чьими-то ударами, – Эрбрехен и Гехирн поедали мелкие душонки, а Реген смотрел на них, и час от часу в его глазах таяли его отчаянные надежды. Эрбрехен, казалось, совсем этого не замечал.

Гехирн разглядывала рой костлявых тел, суетливо разламывавших одного из них на куски, которые влезут в котел. И все же ей было не поспорить. Ведь, по правде говоря, ей не так важно, любил ли ее Эрбрехен, – достаточно, что она его любила. А она его любила. Любила, боялись его и преклонялась перед ним.

За этими эмоциями скрывалась еще одна, трудно различимая. Ненависть? Нет, такого не могло быть. И все же ей больно становилось замечать, что он держится от нее на расстоянии.

Позднее в тот же день истощенная женщина неопределенного возраста с худыми, отвисшими грудями и длинными, жирными волосами подошла к Гехирн и молча зашагала возле нее. Хассебранд заскрипела зубами, сдерживая сильное желание сжечь эту женщину, оставив от нее кучку маслянистой золы.

– Он хочет тебя видеть, – наконец сказала подошедшая, и голос ее оказался удивительно сильным и женственным. – Потом, если захочешь, можешь найти меня. – Она захлопала ресницами, глядя на Эрбрехена, беззастенчиво рассматривавшего ее тощую фигуру. В ней не было той плотно скрученной силы, которая ощущалась в той воровке. Никакой еле сдерживаемой ярости или соблазнительной опасности, чувствовавшейся во внешности. Эта женщина была почти совершенно непривлекательна для нее. Гехирн могла ничего не опасаться с ее стороны, и в ней вовсе не было той ненависти, которую хассебранд жаждала получить от сексуального партнера. «Но это можно исправить».

Гехирн вяло ухмыльнулась, показав в улыбке свои сильно выделявшиеся клыки.

– Я найду тебя, и позже, когда ты станешь меня как следует ненавидеть, возможно, тогда… – Она не стала договаривать фразу, от которой веяло и угрозой, и обещанием, и повернулась, чтобы направиться к Эрбрехену.

Со всех сторон небо было взбаламучено, и черные облака озарялись снизу пронзавшими их молниями. Где-то вдалеке грохотал гром, но он уже стал постоянным фоном и мог лишь заставить людей говорить погромче, но не более того. Эрбрехен махнул Гехирн рукой, когда хассебранд приблизилась к паланкину, приглашая ее подняться к нему. Гехирн услышала, как сдавленно застонали мужчины и женщины, несущие паланкин, когда она вскарабкалась туда.

Эрбрехен, жирный, блестящий от масла и великолепный, лучезарно улыбался, и его пухлое младенческое лицо будто светилось изнутри.

– Вот и ты, друг мой хороший. Мне нужен твой мудрый совет.

«Ему нужен мой совет!» Собственные сомнения и недовольства вдруг показались Гехирн ничтожными. Они не исчезли совершенно, но уже почти ничего не значили в сравнении с той любовью, которую она питала к Эрбрехену. Ее переполняла радость, когда на нее смотрели его зеленые, как море, глаза.

Гехирн сидела напротив своего единственного настоящего друга. Паланкин слегка раскачивался, медленно двигаясь по пути к предназначенной им судьбой цели, и от этого происходящее казалось величественным.

– Чем я могу помочь? – спросила Гехирн.

– Я размышлял вот о чем. Этот Кёниг Фюример, который был твоим другом. Он собрал вокруг себя целую армию, не так ли?

– Кёниг держит при себе небольшое, но хорошо вооруженное войско, в которое входят отряды всякого рода гайстескранкен. Его поддерживает сила культа Геборене Дамонен, единая вера сотни тысяч человек. Он обладает абсолютным контролем над их верой. Кёниг управляет тем, что подчинить невозможно, владеет убеждениями масс, управляя ими, как хорошо подогнанным инструментом.

Эрбрехен махнул рукой, которую с трудом поднимал; похожие на колбаски жирные пальцы почти скрылись в толстом валике на руке.

– Тогда мне понадобится собственная армия.

– У тебя есть я. Меня многие считали самой могущественной среди гайстескранкен на службе у Кёнига. – Гехирн поморщилась, вспоминая, как ей приснилось, что кригеры готовят на нее покушение. Боги, как бы ей хотелось понять, было все это на самом деле или нет. – Возможно, именно поэтому он отослал меня прочь. Он увидел, что моя сила нарастает, и опасался того, что я все более и более теряю над собой контроль.

– Он не предлагал тебе помочь, как своему другу? – невинно спросил Эрбрехен.

Гехирн нахмурилась, наблюдая, как Реген удрученно тащится по размокшей грязи.

– Кёниг никогда не был моим другом.

– И он выбросил тебя как раз тогда, когда тебе было трудно. – Эрбрехен возмущенно пощелкал языком. Его до неприличия разжиревшее блестящее лицо исказилось недовольной гримасой, так что он стал похож на рассерженного младенца. – Но мы ему покажем. То, что он отбросил, до сих пор имеет огромную ценность.

Гехирн подняла на него удивленный взгляд.

– Имеет ценность? Правда? Это я-то? Ценная? Меня ценят?

– Да, и очень. Я не могу это сделать без тебя. – Эрбрехен махнул рукой в сторону сброда, шагавшего возле его паланкина и позади. – С такими, как эти, я мало чего могу добиться. Мало у кого из них есть заблуждения, достойные упоминания, а драться никто из них ни к черту не умеет. В лучшем случае они сойдут на корм или могут отвлечь на себя внимание. Но ты, друг мой, высокая, с ледяными глазами, ты способна сметать с земли многие армии. Все иллюзии подчиненных Кёнигу гайстескранкен ничто против твоего огня. Никогда прежде ты не осмеливалась дойти до своего пика: между тобой и твоими возможностями стояла стена, то самое проклятие, тяготеющее над всеми гайстескранкен. Моя вера рушит такие стены. Я знаю, что ты можешь выплеснуть наружу то, что держишь так плотно запертым у себя внутри. Ты способна все это сжечь.

Сердце Гехирн вовсю стучало о ребра. Кто бы отрицал ту силу, которой обладала вера Эрбрехена. Эрбрехен сам определял реальность. «Как могла я усомниться в том, что он меня любит?»

– Я… – Гехирн сделала долгий и трепетный выдох. Закрыв глаза, она прошептала: – Для тебя я сожгу весь мир.

Эрбрехен радостно хлопнул в ладоши.

– Спали мир дотла, а я переделаю его по-новому. Мы будем богами, друг мой. Новыми богами. – Он взволнованно всплеснул тучными руками. – Я всегда знал, что судьбой мне предназначено величие. – Он бросил взгляд на Гехирн. – Мы созданы для величия, – поправил себя он. – Я не как этот твой Кёниг, дрянной предатель, я не забываю своих друзей.

Эрбрехен рассказал Гехирн о планах: он приведет дрянное войско в Зельбстхас, свергнет Кёнига и присвоит и власть теократа, и бога-ребенка. По пути они будут останавливаться во всех больших и малых городах, и Эрбрехен убедит жителей присоединиться и помочь ему в его деле. Чем больше людей последует за Эрбрехеном, тем сильнее будет его могущество и тем меньше будет тех, кто смогут устоять перед ним. А тех немногих, на кого его очарование не подействует, сожжет Гехирн. В Зельбстхасе целые гарнизоны бойцов, и в каждом имеется по отряду гайстес-кранкен, обученных сражаться. Они представляют собой реальную угрозу и, скорее всего, в состоянии противостоять Эрбрехену, вполне могут нанести удар, сдержать который ему будет не под силу. Но и их Гехирн сожжет.

– Тебе предстоит много жечь, – пообещал Эрбрехен. – Очень много жечь. – Эрбрехен в предвкушении облизал свои влажные губы. – Я проголодался!

Позже, когда Гехирн лежала, прижавшись к избитой и израненной женщине, которую так и трясло от отвращения и ненависти, она поняла, что ее мнение осталось невостребованным и что Эрбрехен ни разу не спросил ее совета. Но все же в тот момент она была совершенно счастлива, что участвует в таком смелом предприятии. Только в плодородной темноте одиночества начинали прорастать сомнения.