Глава 17

На город Зельбстхас падал холодный дождь, и мощеные дорожки на рынке стали блестящими и скользкими. Сырость разносила вместе с собой перепревшую вонь городской канализации, так что обычно многочисленное по вечерам стадо покупателей превратилось в жалкий ручеек. Большинство лавок на рынке уже были закрыты – лавочники ушли пораньше, предпочитая оказаться дома, в тепле и уюте. Вдали ломаные трезубцы молний вонзались в землю, озаряя небо на юге актиническим белым сиянием и подсвечивая обвисшие подбрюшья переродившихся облаков, затаившихся там. Глубоким ворчливым гневом то и дело разносилось эхо раскатов грома.

Бедект подавил кашель и почувствовал, что в груди у него что-то клокочет. Он получше укутался в отсыревшую бурую рясу Геборене, будто пытаясь в ней обрести последний бастион тепла, и последовал за Штелен. Каждый его шаг сопровождало хлюпанье; его сапоги позволяли воде беспрепятственно просочиться внутрь и изо всех сил старались не дать ей вылиться обратно.

Впереди двигалась Штелен, нырявшая из одной тени в другую. Она сказала, что запомнила всю карту города и знает, как лучше всего добраться до дворца, но тот путь, которым она их вела, казался самым длинным и запутанным из всех возможных маршрутов. Она постоянно ерзала в своих бордовых мантиях Геборене, как будто они раздражают кожу. Вихтих следовал за Бедектом, бурча себе под нос насчет дождя и той вони, которая исходит от его рясы. И жалобы его имели основания – от него и впрямь смердело. Вонь была действительно сильная, раз ее чувствовал даже Бедект с его заложенным носом.

– Бедект, – обратился к нему Вихтих.

– Тише.

– От твоей рясы не идет такая вот вонь, как будто весь последний месяц она находилась у хряка в заднице?

– Через тот смрад, которым несет от тебя, я никаких других запахов почувствовать не могу, – ответил Бедект. – Штелен!

– Что?

– Мы не пробираемся туда тайком, а спокойно входим.

– Знаю!

– Тогда прекрати попытки спрятаться в чертовой тени. – Бедект пытался поправить рясу так, чтобы получше скрыть свой тяжелый топор, который слишком явно угадывался под одеждой. Что толку. Не заметить мог бы только слепой и совершенно безмозглый болван.

Вихтих вытянулся, чтобы выглянуть из-за Бедекта и поглазеть Штелен в спину. Она смотрела вперед, и капюшон ее был поднят, так что видеть его она не могла, но все равно сделала через плечо в его сторону грубый жест.

Вихтих открыл рот, а Бедект сказал: «Заткнись», – не дав фехтовальщику произнести ни слова.

– Я слышу, что ты устал, – отозвалась Штелен.

– Я и правда устал. Устал от вас обоих…

– У меня ряса воняет, – проворчал Вихтих.

– Что-то другое, а не ряса, – бросила ему в ответ Штелен.

– Слушайте, вы оба…

– Ты у меня за это поплатишься, – пообещал Вихтих.

– … заткнитесь.

Дождь полил сильнее, и все трое шли дальше молча. Их сапоги быстро промокли насквозь, потому что по дороге текли уже целые потоки воды, перемешанной с песком. Бедект кашлянул и застонал оттого, как резко кольнуло в груди.

– Когда я тебя слышу, я думаю, что ты помираешь, – сказала Штелен через плечо. – Следовало заняться этим делом в другой день.

– Я в порядке. – Это было неправдой. Его знобило, как будто смерть за ним уже пришла.

– А еще лучше, – добавила она, – если бы мне просто разрешили все это сделать одной. Через час я вернулась бы с мальчиком. А ты подождал бы меня в уютной и теплой гостинице.

– Я же сказал, я в порядке! – У Бедекта под промокшей рясой напряглась поясница. Холод вытягивал все силы прямо из его костей. Он сильно закашлялся, и глубоко в легких у него что-то застучало.

«Как раз вовремя, – подумал Бедект. – Заболеть и помереть, стараясь справиться со своей последней работой. Все из-за Штелен». Он бросал ей в спину свирепые взгляды, как кинжалы. Если бы ему не приходилось беспокоиться о том, что она тайком уйдет и попробует взять ребенка сама, – и, без сомнения, при этом пришьет десятки жрецов и разворошит осиное гнездо, из которого на них так и повалят разные беды, – можно было бы выбрать для дела вечер намного теплее. И без дождя. «Эта сумасшедшая клептик меня угробит».

На южной стороне улицы между домами появился просвет, и сквозь него можно было хорошо разглядеть, как зарождается в небе буря. Хотя сильный ветер дул с запада, казалось, что гроза движется на север.

Бедект указал искалеченной рукой на небо с южной стороны.

– Мне уже случалось прежде видеть такие бу-ри, – сказал он. – Никак не вспомню, на кого я тогда работал. Мы должны были истребить одно кочевое племя, без позволения перешедшее границу. Их гнусный одноглазый коротышка-шаман вызвал бурю, которая смела почти всю армию, где был я; наши командиры утонули. Когда он потерял контроль над ситуацией, его племя погибло, почти все. – Бедекту вспомнилось, как трупы погибших от молний плыли от горизонта до горизонта там, где еще недавно была засушливая степь. Он снова сделал жест обрубленной кистью в сторону юга. – Небо смердит, это оттого, что кто-то сейчас теряет над собой контроль.

Рынок остался позади, и окутанное облаками вечернее солнце закатилось за длинную вереницу небольших, но богатых с виду домов.

Вихтих ткнул Бедекта сзади в почки.

– Эй.

– Что?

– Я не получил свою долю от выигрыша.

– Какого выигрыша? – невинно спросила Штелен, не дав Бедекту ответить.

– За свою драку, черт возьми. В кошельке, который ты украла, было полно монет.

«Теперь ясно, отчего вышла драка». В тот момент Бедект чувствовал себя таким простуженным и измотанным, что не попытался возмутиться. С каждым вздохом в легких у него стучало. Ему быстро становилось все хуже.

Штелен посмотрела через плечо, и Бедект почти не увидел ее лица, кроме желтозубого оскала.

– В начале боя ты так плохо дрался, что мы все поставили на Цвайтера Штелле. Откуда нам было знать, что ты с ним просто забавляешься?

– Ты лжешь…

– Бедект собирался предложить Цвайтеру твое место в деле, если бы он тебя убил.

– Срань конячья. Бедект, ты же не собирался…

Вихтиха перебил своим чиханием Бедект:

– Заткнитесь. Оба. Мы же в храме находимся.

Штелен остановилась так внезапно, что Бедект наткнулся на нее, а Вихтих – на Бедекта. Штелен не обратила на них внимания: она всматривалась в массивные ворота храма.

– Нечестивые свиноложцы, – прошептала она.

Бедект поднял руку, чтобы ей поддать, но резко замер, увидев то, что заставило ее так внезапно остановиться. Он знал, что Зельбстхас является теократией. Он знал, что город Зельбстхас – центр этой теократии. Хотя он знал, что в этом храме, скорее всего, находится средоточие их правления, он все же рассчитывал обнаружить здесь что-то… не такое. Неужели его воспоминания об этом древнем замке настолько неверны? Цитадель хотя бы была похожа на здание, возведенное руками смертных. Он вспо-мнил резкое различие между Зельбстхасом и Готлосом, которое заметил на границе, и, хотя всем сердцем желал, чтобы это было не так, решил, что теперь все ясно: храм изменился под действием человеческой веры. Вера Геборене обладала гораздо большей силой, чем он представлял.

Храм Геборене, видневшийся через ворота в стене, был похож на огромный замок, стоящий на основании пирамиды гораздо большего размера. Каждая сторона простиралась в темноту. Каждая линия, каждый камень, каждый зубец стены с бойницами убедительно говорил об одном: здесь сила. Сила веры, сила воли.

Бедект простонал от боли, когда Вихтих опять ткнул его в спину.

– Да у меня какашки бывали поизящнее, чем это здание, – сказал фехтовальщик. – Что за засранцы.

Бедект толкнул Штелен, на которой были одежды, говорившие о более высоком из всех троих чине, чтобы она шла вперед первой. Если они продолжат стоять и глазеть, кто-нибудь обязательно заметит. Она, пробурчав что-то, сплюнула на блестящую от дождя стену и осторожно шагнула вперед.

Впереди Бедект увидел несколько фигур в рясах, ютившихся под навесом возле ворот замка. В темноте все стало черно-белым.

– Постарайся никого не убивать, – прошипел он в спину Штелен.

Хорошо бы она оказалась чином выше всех, кто стоит у ворот, и они смогли пройти без лишних вопросов.

Штелен шествовала впереди, склонив голову и плотно прижав руки к телу, навстречу дождю и ветру, делая вид, что не замечает жрецов у ворот. Она нащупала пальцами утяжеленные метательные ножи, вложенные в рукава. Если жрецы начнут выяснять, кто она, она прикончит их, не дав им поднять тревогу. Собравшиеся, все в серых рясах, казались мягкими и пришибленными, совершенно не готовыми к бою. Она подумала было убить их просто назло Бедекту, но, услышав, как старик хрипит и как у него внутри что-то постукивает при каждом вдохе и выдохе, решила так не делать. Он и без того намучился.

Может, у нее выйдет как-то убедить Бедекта пустить ее и величайшего придурка в мире сходить вдвоем и забрать ребенка? «Нет, Бедект никогда не доверит придурку настолько важное дело». Неожиданно на нее нахлынуло чувство, от которого заныло в груди. Тревога? «Нет, не может быть».

Она украдкой глянула через плечо, но предосторожность оказалась напрасной. Бедект смотрел в землю, тяжело волоча ноги. Каждый шаг, казалось, давался ему с волевым усилием, и воздух он набирал рваными, короткими вдохами. В животе у Штелен все скрутилось в плотный комок. «Может, я что-то испорченное съела? Не похоже, – подумала она. – Что это за ужасное чувство?»

Штелен поверх ссутуленной фигуры Бедекта коротко посмотрела на Вихтиха. Мечник нахмурился и ответил ей непонимающим взглядом. Если они сейчас остановятся, то наверняка привлекут к себе внимание собравшихся у ворот жрецов. В бордовых одеяниях она выглядела как жрец определенного чина, но в то, что хоть кого-то ей в этом удастся убедить, Штелен не верилось. Она даже не знала, какую ступень в их иерархии она должна бы занимать.

«Дело дрянь!» Нужно было именно так ловко врать и притворяться, как отлично умеет делать Вихтих. Но, к сожалению, на нем одежды аколуфа, и ему явно не подобает командовать. Зря, пожалуй, она не подобрала для Вихтиха одежду жреца поважнее. Но теперь уже поздно.

Жрецы, стоявшие на воротах, не обратили никакого внимания на вошедших.

Все трое пересекли открытый двор, который, как подозревала Штелен, был достаточно открытым местом, чтобы перебить тех, кто там оказался, и подошли к входу в цитадель.

Она с облегчением вздохнула и шепотом бросила через плечо:

– Как же ты ужасно хрипишь.

– Не остана… – Бедект не договорил из-за нового приступа клокочущего кашля.

Они прошли внутрь храма, убранство которого казалось грандиозным. По обеим сторонам прохода, ведущего в главный зал, стояли резные гранитные колонны, футов по двадцать толщиной, на которых изображались какие-то события; Штелен могла лишь предположить, что это какие-то моменты, важные для Геборене Дамонен. Стены украшали роскошные гобелены и портреты в полный рост. Поразительные сюжеты, изображенные на витражах, в тусклом свете казались черно-белыми и мрачными.

Штелен усмехнулась, решив, что здесь немало времени и усилий потратили ради сущей ерунды. Вихтих, конечно же, оценил художественные достоинства этих священных громад, но что с идиота возьмешь.

Бедект по-прежнему смотрел себе под ноги и, похоже, ничего вокруг не замечал. Он явно сосредоточил все внимание на дыхании и ходьбе.

Штелен подняла взгляд на сводчатый потолок, вознесшийся над их головами футов на сорок, и остановилась. Бедект замедлил шаг, встал на месте и непонимающе посмотрел на нее. Она указала рукой.

– Кто это?

Некоторое время он вглядывался в своды над головой.

– Эта фреска изображает Цуэрста Геборене, основателя их церкви, перед лицом богов, которым он оказал неповиновение.

– Вот ведь… – В ее голосе слышалось недовольство: зря она спросила, только время потеряли.

«Теперь он, вероятно, еще о чем-то порассуждает в духе своей стариковской философии».

– Все религии, – пробормотал он, – даже те, где и богов нет, стремятся пробудить в простом человеке священный трепет.

«Вот и философия».

– Вот ведь как, – снова откликнулась она.

Бедект громко кашлянул и сплюнул на пол сгусток буро-красной слизи.

– Мальчик находится где-то наверху.

Штелен покачала головой, разбрызгав вокруг себя во все стороны капли воды.

– Нет, он будет внизу, в цокольном этаже. Они же хотят защитить его и спрятать.

– Не все мыслят так же, как воры, – назидательно произнес Вихтих. – Они хотят, чтобы мальчик был там, где его можно самым выигрышным образом показать народу. Он наверняка на верхнем этаже.

Бедект не согласился:

– Верховный жрец, как там его звать…

– Кёниг, – подсказал Вихтих. – Верховный жрец Кёниг Фюример.

– Да как бы его ни звали. Этот верховный жрец наверняка гефаргайст, обладающий некоторой силой. Верхний этаж он оставит для себя. Его самомнение не позволит ему никого поместить выше себя.

Штелен открыла рот, чтобы возразить, но тут Бедект вдруг указал в дальний конец зала. Она обернулась и увидела жреца в бурой рясе.

– Штелен, – прошипел Бедект. – Махни рукой тому жрецу, подзови его сюда. Узнай, где этот проклятый ребенок.

Штелен постаралась вложить побольше властности в тот жест, которым подозвала жреца, и стояла с нетерпеливым видом, поджидая, когда молодой человек быстрыми шагами доберется к ней через весь большой зал.

Жрец низко поклонился ей.

– Слушаю вас, архиерей.

На мгновение наступила неловкая тишина.

– Где сейчас ребенок? – выпалила Штелен.

Священник испуганно поднял взгляд.

– Ребенок, ваша милость?

– Да, пес побери! Ребенок. Этот маленький… сорванец, которого учат… стать богом.

Растерянный жрец, встретившись со Штелен глазами, запинаясь, переспросил:

– П-прошу прощения, ваше святейшество?

«Да и ну его на фиг». Не успел молодой человек и глазом моргнуть, как Штелен ударила его в грудь и приставила к горлу нож.

– Приличный вор сумел бы соврать получше, – поучительным тоном сказал Вихтих. – Но ты и не вор, ты просто мелкий жулик, самый жалкий из всех, что я видел. – Он покачал головой, наигранно изображая разочарование. – Ни капли ловкости.

Штелен все еще держала нож у горла жреца, дожидаясь, когда он прекратит всхрипывать при каждом вздохе.

– Ты считаешь? А где твои деньги? – спросила она Вихтиха, обращаясь к нему через плечо.

Вихтих, который уже не казался таким самодовольным, стал ощупывать себя, чтобы найти кошелек.

Штелен на него не обращала внимания. Она прижимала нож все сильнее, пока на шее жреца не появилась тонкая полоска крови.

– Скажи, где ребенок.

На лице жреца появился протест, но тут же рассеялся под звериным взглядом Штелен. По ее глазам было видно, что убьет она без колебаний.

– Покои Моргена… в подвальном этаже. В южном крыле.

– Не… – начал Вихтих, а Штелен уже вонзила нож в горло жреца, – убивай его. – Он бросил на нее раздраженный взгляд, когда она отпихнула от себя тело, и жрец остался истекать кровью на полу. – Он солгал.

– Я же говорила, что ребенок внизу.

– Очевидно, что он солгал.

– Нет, очевидно, что лжешь ты. Признать свою ошибку для тебя невыносимо.

– Если бы ты хоть что-то еще знала о людях, помимо того, как перерезать им глотки… – Вихтих обратился к Бедекту: – Ты все видел, да?

Бедект кашлянул, и глубоко в груди у него заклокотало.

– Я следил, не войдут ли сюда другие жрецы.

Штелен насмешливо фыркнула.

– Вот видишь, – проворчал Вихтих, жестом указывая на Штелен. – Ты умеешь воровать вещи и перерезать глотки, а Бедект – мастер придумывать глупые, но подробные планы, которые никто не в состоянии выполнить. А я знаю людей.

– Ты умеешь использовать людей, – усмехнулась Штелен.

– Чтобы использовать, надо их понимать.

Бедект махнул рукой, призывая к тишине.

– Пойдем отсюда, пока никто не нашел нас тут возле трупа. Штелен, оттащи его в тень. Идем наверх.

Вихтих протянул руку, чтобы снисходительно похлопать Штелен по плечу, но остановился, встретив ее свирепый взгляд. Вместо этого он послал ей воздушный поцелуй и сказал:

– Видишь, Бедект доверяет моему мнению. А ты могла бы кое-чему научиться.

Бедект, хрипло дыша, пошел к лестнице, в дальний конец зала. Ему казалось, что его легкие наполнены холодными соплями. «Никто не умеет лгать лучше тебя», – проворчал он через плечо и услышал, как хихикнула в ответ Штелен. К сожалению, лучше всего обманывать Вихтиху удавалось самого себя. У гефаргайстов всегда бывает такая проблема. Если в ту ерунду, которую они несут, поверит достаточное число людей, они и сами начинают в нее верить. Если постоянно указывать Вихтиху на его слабые стороны, это приуменьшит его могущество, но зато крошечные успехи не будут раздувать его и без того огромное эго.

Когда они нагнали его, Бедект повернулся к Штелен.

– Почему ты не спросила у жреца, сколько стражников охраняют ребенка?

– А что, если много, мы развернемся и пойдем домой? – милым голоском спросила она. – Ведь нет же.

В этот поздний час все дела жрецов в залах были в основном закончены, и трое посторонних почти час блуждали по зданию. Те немногие люди, с которыми они сталкивались, выглядели сытыми, мягкими и ничего не подозревающими. И все же Штелен прикончила еще двух жрецов, и только потом они нашли того, кто смог рассказать им, где мальчик. Вишневые мантии Штелен оказались как нельзя более кстати: на них совершенно не заметны были пятна крови.

Они стали подниматься по закругленной лестнице. Если они нигде не сбились, то на самом верху окажется комната мальчика. Бедект кашлянул и сплюнул густую темную мокроту на раздражавшие его ступени. Все казалось слишком новым для такого старинного здания. Обычно в подобных замках за много веков шаркающие ноги успевают протереть в ступенях ложбинки, но у каждой ступени на этой лестнице угол был острый, как будто новенький.

В этом ли будущее – религия, которая объединяет веру человечества, направляет ее и манипулирует ей, превращая отдельных людей в мелкие элементы огромного улья? Туда же, куда вела одна религия, поведут и другие. Бедект не видел никаких причин, по которым бог, созданный людьми, оказался бы лучше богов, которые появились старым путем. Каким бы там ни был старый путь. По крайней мере казалось, что древние боги в целом не настроены вмешиваться непосредственно в жизнь человека или его дела. Из-за них, конечно, люди время от времени вели религиозные войны, но вина за большинство величайших трагедий мира однозначно лежит на самих людях.

Бог, на которого воздействуют все прихоти и пожелания жителей, порабощенных эгоистичным гефаргайстом – можно подумать, гефаргайсты бывают другими, – уже не окажется столь отстранен от человеческих дел. В глубине сознания Бедекта засела мысль: а будет неплохо, если Геборене не получал назад своего будущего бога после того, как он заберет у них выкуп. Бедект потерял нить размышления, потому что в груди у него все напряглось, и ему пришлось снова полностью сосредоточить внимание на дыхании. «Если я поднимусь по этой лестнице, а ребенка там не окажется, то я вернусь в гостиницу и на неделю останусь в постели».

Трое, со Штелен во главе, прошли весь длинный лестничный марш, который вел в одну из менее высоких башен храма.

Бедект захрипел и откашлялся, сплюнув солоноватую мокроту еще более темного цвета. «Проклятые ступеньки», – тяжело дыша, сказал он. Когда он поднял взгляд, то увидел Штелен и Вихтиха, целеустремленно шагавших вперед. Бедект посмотрел в дальний конец длинного каменного зала. На страже стояли две женщины в одинаковых кольчугах, с полуторными мечами у правого бедра. Обе женщины были левшами, что Бедекту показалось немного странным. Обе стражницы, слегка склонив голову влево, наблюдали за идущими к ним Штелен и Вихтихом. Бедект открыл рот, рассчитывая прошипеть товарищам, чтобы они были поосторожнее, но тут его накрыл очередной приступ кашля.

Как бы Штелен ни хорохорилась, в украденных рясах она все равно ощущала себя воровкой, оскверняющей все святое и почитаемое. Были у нее кое-какие детские воспоминания, от которых ей никогда не избавиться. Она шепотом выругалась, готовясь припугнуть стражниц. И Бедект, и Вихтих бранили ее за то, что всякий раз, столкнувшись с трудностями, Штелен не может найти никаких решений, кроме тех, в результате которых на месте остается лежать несколько трупов. «Я им покажу – ловкость».

– Дайте пройти, – властным тоном скомандовала она. – Мы пришли посетить…

– Вы не имеете права входить в этот зал. Немедленно уходите.

Штелен хмуро посмотрела на обеих стражниц. Одетые в одинаковые доспехи, они почти не отличались друг от друга. Лица тоже были похожи, насколько она могла разглядеть под железными касками; пристально смотрели две пары одинаковых глаз.

– Известно ли вам, кто я? – спросила Штелен стражницу, которая только что требовала, чтобы пришедшие ушли.

– О боги, как же у тебя это паршиво выходит, – пробормотал Вихтих.

Штелен слышала, как заходится в мучительном кашле Бедект наверху лестницы.

С потрясающей быстротой и точностью движения они обе выхватили из ножен свои мечи. Они двигались, как один человек.

Штелен сделала шаг назад и наткнулась на Вихтиха.

– Как мило, – сказала она. – Вы, наверное, долго в этом упражнялись.

Обе стражницы ответили ей одинаковыми ухмылками.

Штелен услышала, как Бедект сквозь кашель, через воспаленные связки выдавил одно только слово: «Мерере».

Одна из стражниц шагнула вперед, а другая отступила назад, и Штелен, шагнув в сторону, чтобы пропустить Вихтиха, метнула ей в горло нож.

«Теперь тебе не до улыбок, да, гадина?»

Не успела первая женщина упасть на пол, как в зале уже стояло шесть других, в одинаковых доспехах и с одинаковым оружием. Они возникли ниоткуда и уже неслись вперед с мечами наготове.

«Вот проклятие».

– Это что, иллюзия? – спросил Вихтих.

И тут же он выхватил мечи и стал отчаянно парировать атаки своих многочисленных противниц. Они сражались хорошо. Очень хорошо.

Но не великолепно.

А Вихтих был великолепен. Он двигался в атаке как в танце, и смертельно опасные фехтовальщицы рядом с ним казались неуклюжими. Одну из них он убил, быстро перерезав горло, которое оказалось неприкрытым, и его противница неверными шагами попятилась прямо на своих товарищей, напрасно пытаясь зажать рану, из которой хлестала кровь. Вихтих повернулся к Штелен, чтобы похвастаться, и увидел, что она уже убила трех.

Вихтих скороговоркой прорычал: «Гребаная преисподняя!» – и снова переключил внимание на фехтовальщиц. Теперь их стало уже с дюжину. Если они и иллюзии, то иллюзии вполне успешные.

«Наверное, они сюда телепортируются». Возможно, это и к лучшему; так у него есть шанс сравняться со Штелен. «Странно, что все они держат мечи в левой руке».

Танец смерти, исполняемый Вихтихом, стал менее изысканным и значительно более насыщенным и эффективным. Зачем только люди надевают на себя такие тяжелые доспехи, как вот эти кольчуги? Каждый удар Вихтиха обнаруживал незащищенную плоть. Где-то горло, где-то запястье. Он быстро, одну за другой, перерезал еще четыре – по крайней мере, они уже не могли продолжать бой – и решился на мгновение глянуть на Штелен. У ее ног лежало так много трупов, что Вихтиху их было не пересчитать, и ее противницам приходилось перелезать через тела своих товарок – похоже, они это делали без колебаний, – чтобы добраться до нее. Она их не дожидалась. Штелен при каждой возможности шла в атаку напролом, стремясь оттеснить охранниц назад к закрытой двери. Вихтих на мгновение задумался, не помочь ли ему нападавшим на нее, ранив Штелен с незащищенной стороны. Он не желал ей плохого, просто хотел, чтобы она валила противников помедленнее и он смог бы с ней сравняться.

«Это несправедливо, у нее было преимущество на старте!»

К сожалению, в зале толпилось так много противниц, что он сомневался, что получится перебить их всех, не имея на своей стороне здоровой Штелен.

Четыре фехтовальщицы атаковали в самый выгодный момент, заставив Вихтиха на несколько шагов отступить. У него на глазах Штелен исчезла, проглоченная толпой фехтовальщиц-левшей в одинаковых кольчугах, которые сражались, применяя одни и те же приемы. Они работали клинками синхронно, и это помогало легко брать над ними верх, несмотря на тот ужас, который они вселяли.

Вихтих был вынужден отступить еще на один шаг.

– Бедект! – проорал он через левое плечо, резко всадив клинок в горло еще одной женщине. – Кончай кашлять и иди на помощь!

Если Штелен умерла, то делить полученный за мальчика выкуп они будут на двоих. Теперь, когда на его пути не стоит Штелен с ее жалким преклонением перед Бедектом, становится вполне возможным не делить добычу, а всю ее забрать одному. Слыша хрипы Бедекта, Вихтих понимал, что тут даже и нож в спину не потребуется. «Старый ублюдок может скопытиться совершенно без постороннего вмешательства».

Даже в какофонии боя Вихтих слышал хрипы, доносившиеся из груди Бедекта. Клокотание в груди старого нечестивца заставляло думать, что одной ногой тот уже в Послесмертии, но при этом он явно сохранял присутствие духа.

Штелен окружили десятки одинаковых женщин в кольчуге. Сначала она ощущала, что напиравшие на нее противницы упиваются ликованием. Но теперь они понимали, что происходит; вот так Штелен нравилось больше. Ей было не пошевельнуться, не коснувшись кого-то, а каждое ее прикосновение наносило тяжелые раны. Они вызвали ее на бой и слишком поздно поняли, что она сама смерть. Фехтовальщицы намного больше мешали друг другу, чем атаковали свою соперницу. Казалось, они стараются не ранить друг друга, а Штелен радостно наносила опасные удары любой из нападавших и всем им. Она заметила, как Вихтих подсчитывает взглядом трупы. Этот полудурок, возможно, и впрямь величайший фехтовальщик в мире, но ему не стоит надеяться сравняться с ней вот в этом. В отличие от Вихтиха, она была истинной убийцей и никем больше. Она убивала не в тумане, навеянном собственным эго или желаниями. Если Вихтих нес смерть, думая при этом о том, куда приведет его очередное убийство, то она убивала ради того самого момента, в который наносила удар.

У Штелен давно закончились метательные ножи: все они были где-то в телах павших от ее руки. Противницы выбили у нее из рук ее собственные мечи, взамен которых она взяла мечи у убитых противниц, и их она тоже лишилась и снова подобрала новые, точно такие же, как до этого. Одной женщине она врезала ногой в пах, другой клинком рассекла лицо и почувствовала обжигающий удар вдоль ребер. У нее уже кровоточило с десяток подобных ран, и Штелен не помнила, как ей их нанесли.

Боль не имеет значения. Болью займемся позже.

«Если это „позже“ наступит».

Штелен убила еще одну женщину-левшу, которой сначала наступила на ногу, а потом, когда та завопила от боли, всадила ей меч в открытый рот. Одни и те же простые приемы срабатывали снова и снова. Казалось, стражницы ничему не учатся на своем опыте и не способны корректировать свои атаки. «О чем-то ведь это говорит».

Штелен задумалась, хотя и продолжила резать врагов. Для резни не нужны раздумья; сознающий происходящее разум только мешает. Лучше всего у нее получалось убивать в состоянии отрешенной рассеянности. Бедект выговорил: «Мерере». Перед ними всего одна женщина, личность которой раздроблена на много частей. «Разве мерере не должны проявляться в облике разных людей?» Она никогда не слышала, чтобы мерере представали в виде нескольких копий одного человека. Ей было известно об Абгеляйтете Лойте, полумифическом городе, населенном многочисленными копиями единственного слетевшего с катушек мерере, но каждая из этих копий считалась отдельной личностью.

«Бедект, пожалуй, знает об этом побольше моего», – проворчала себе под нос Штелен, убив еще одну леворукую фехтовальщицу. Вокруг нее толпилось все больше стражниц, и она поняла: сколько бы она их ни убивала, это ее ни к чему не приведет. К сожалению, они так отчаянно рвались убить ее, что выбора у нее не было.

Штелен услышала хриплый боевой клич Бедекта, который с обычным своим изяществом разъяренного быка вступил в схватку. «С чего это старик так чертовски задержался?»

Толпа внезапно стала плотнее, и оказалось, что со всех сторон на Штелен напирают враги. На какое-то мгновение никому не хватало места, чтобы поднять оружие или как следует пойти в атаку, и Штелен оказалась в объятиях одной из молодых женщин. У той были красивые карие глаза, а дыхание пахло курицей с какой-то приправой – Штелен не могла понять какой. И остальные были такие же. Она послала стражнице воздушный поцелуй. Когда женщина удивленно моргнула, Штелен боднула ее головой в лицо, сломав противнице нос. Она чувствовала каждый удар топором, который наносил Бедект в жаркую массу толкавшихся тел. Старый ублюдок силен, в этом нет сомения. Наконец значительная часть толпы повернулась и бросилась мимо нее навстречу Бедекту и его топору, и вокруг Штелен снова открылось достаточно свободного места, чтобы убивать.

Бедект стоял, почти незаметный, сгорбившись и наклонившись вперед, упираясь ладонями в колени, и при вдохах и выдохах в легких у него что-то гремело, будто брошенные игральные кости; он наблюдал, как Штелен исчезла в постоянно растущей толпе стражниц. Поняла ли она всю важность того, что он сказал? Нет сомнений, что то предостережение, которое он выкрикнул, у Вихтиха пролетело мимо ушей. Самовлюбленный засранец еще до сих пор не пустился наутек по единственной причине: он заметил, что Штелен убила больше врагов, чем он. Как это часто бывало, разросшееся до громадных размеров эго Вихтиха помешало ему сделать разумный выбор. Если самомнение постоянно подталкивает его к глупостям, то насколько умен мог бы быть этот человек при других обстоятельствах?

Штелен исчезла, и теперь Бедект наблюдал, как рой одинаковых фехтовальщиц окружает Вихтиха. Он откашлялся, снова сплюнул густую мокроту и вспомнил об оставшейся у него за спиной лестнице. «Мне лучше свалить отсюда, просто повернуться и уйти». Его никто даже не заметил.

«Так почему я не ухожу?

Потому что без их помощи мне не выйти из храма».

Что за дерьмовое оправдание.

В его правой руке лежал тяжелый топор. Когда это он вытащил его из-под рясы? Это было не так просто сделать, но все же он не помнил, как достал оружие. Он чувствовал себя покрытой шрамами старой развалиной, а утраченные пальцы и обручальное кольцо символизировали все то, чего он лишился в этой жизни.

– Самое время посентиментальничать, – проворчал Бедект; его голос из надорванного от кашля горла напоминал квакание. Он посильнее сжал в кулак остаток кисти левой руки.

Бедект взял топор поудобнее и двинулся вперед. Он подберется к Штелен так близко, что она услышит то, что он должен был ей сказать. Только она может остановить мерере. Он прибавил шагу и, тяжело ступая, все быстрее приближался к напиравшей массе сражающихся тел.

Бедект только один раз сумел испустить свой рев безумной ярости, а потом лишь хрипел от удушья, а голос у него сорвался; и тут он вломился в толпу.

Фехтовальщицы одна за другой падали под его натиском. Топор поднимался и опускался, и кровь кружевом разлеталась в воздухе. Левой рукой Бедект наносил сокрушительные удары в лицо, тыркал в глаза короткими покалеченными пальцами. Он бил коленом кому-то в пах, пинал по суставам, с отчаянной решимостью ударял локтем по головам. Ни единой мысли о собственной защите – каждое действие, каждая доля секунды предназначались для атаки на смертную плоть. Пусть его единственная соперница превосходила его численностью, но Бедект сломит волю этой обширной и постоянно растущей сущности.

Фехтовальщицы рассыпались вокруг Бедекта как волны, разбивающиеся о скалу. Каждый вздох был мучительной борьбой за воздух. В легких у него не находилось достаточно места; они казались переполненными до отказа. Топор застрял в чьей-то ключице, и только через пугающее мгновение Бедекту удалось его выдернуть.

Разрубленная женщина рухнула со влажным всхлипом, в котором можно было расслышать нечто вроде благодарности. Возможно, этот звук испустил сам Бедект. Ему казалось, что руки его – размягчившийся от тепла свинец.

«Двигаться вперед. Найти Штелен. Сказать ей… сказать ей… что ей надо сказать? Я скала».

Они рассыпались вокруг него, а он убивал. Только вперед, только нападать.

В поясницу Бедекту вонзился меч, и ему показалось, что лезвие царапнуло по позвоночнику. Косточки его согласно прозвенели, как камертон. Он дернулся вперед, и на этот раз, когда лезвие вышло из раны, всхлипнул уже он.

«Возможно, пора переходить в оборону».

Бедект сдержал меч, который должен был бы на него со всей силы обрушиться, и пнул ногой другую противницу, сумевшую уклониться от его неуклюжей атаки. Другой ногой он поскользнулся на залитом кровью полу, и колено подогнулось. Бедект лежал на полу, глядя на толпу фехтовальщиц; они тоже смотрели на него. Падая, он потерял топор.

– Проклятие, – прохрипел он.

И тогда они бросились на него. Вся его вселенная наполнилась острыми мечами, ногами в тяжелых ботинках, обрушивавшимися на незащищенные ребра, и стала бесконечным океаном боли. Он дрался, теперь уже вцепляясь зубами и скрюченными пальцами.

Вихтих ощущал, как сражается Бедект, через плотную волну напиравших на него тел и рассмеялся в лицо ближайшей фехтовальщице.

– Сейчас вам, сволочи, не поздоровится.

Еще одна охранница упала под ударами его кружащихся клинков, обрызгав его кровью. Они его даже не тронули. Такое множество врагов и так близко – у них явно была возможность нанести удачный удар, но этого так и не случилось. «Просто я слишком крут!» Судьба улыбалась ему, и Вихтих, смеясь, убил еще одну леворукую фехтовальщицу.

«Это судьба, вот почему они не могут ранить меня». Судьба с ним. И он станет величайшим в мире фехтовальщиком. Бедект думал, что Вихтих не знает, чего пытаются добиться Геборене через своего юного бога, созданного людьми, – но Бедект был неправ. Вихтих понял. Если Геборене могут создать бога, убедив кучку крестьян поклоняться какому-то случайно взятому мальчишке, то, конечно, он, Вихтих, станет богом, когда ему станет поклоняться достаточное количество людей, признав его величайшим в мире фехтовальщиком.

«Как там Штелен? Жива еще?»

– Эй! Ты жива? – крикнул Вихтих в ту сторону, где видел ее в последний раз.

– Идиот! – устало отозвалась она.

– Сколько? – спросил Вихтих, крича в просвет между своими противницами.

Он не услышал ее ответа: у него на глазах множество женщин с мечами волочили Бедекта. Иногда судьба слишком добра, Вихтиха она так и балует. Он спасет Бедекта, покажет себя верным другом – а потом будет тыкать этим в нос старому козлу. Ну и что, что еще мгновение назад он думал, не кинуть ли ему дурного старика, – но спасти его будет намного забавнее! Шанс доказать, что Бедект ошибался, и самодовольно насладиться своим превосходством – да это дороже денег.

Вихтих стал прокладывать путь к Бедекту, убив столько фехтовальщиц, что остальные пятились от него в страхе. Бедект был весь в крови, по большей части, к сожалению, собственной. Совсем ничего не осталось от левого уха, хотя и раньше оно было изрядно искромсано клинками.

– Где твой топор, старый бездельник?

Бедект приоткрыл один опухший глаз, откашлялся алой кровью и уставился на стоявшего над ним Вихтиха.

– Скажи Штелен: надо убить настоящую, – проклокотали его слова из разбитых губ. И так он не красавец, так еще и зубов ему немало выбили.

«Настоящую? Что это значит, черт возьми?» Вихтих повернулся к преградившим путь в зал вооруженным жрицам. Трупов на полу было вдвое больше, чем живых. Он не видел Штелен, но слышал, что она дерется и сыпет проклятиями где-то в глубине осаждавшего ее роя. Фехтовальщицы, что стояли перед ним, тяжелыми шагами двинулись вперед. Теперь они поняли, что с ним нужно обращаться поуважительнее. Вихтих, стоя над Бедектом, поправил волосы и отвесил изящный поклон наступающей толпе.

– Штелен! – проревел он. – Убей настоящую!

«Убить настоящую?» Ну и как она должна это сделать? Выглядят они все одинаково. Штелен думала над этим, продолжая яростно сражаться. «Где же должна находиться настоящая стражница? Ну, надо полагать, где-то в более безопасном месте. Возможно, позади всей толпы». Штелен сменила стратегию и прекратила убивать. Вместо этого она стала нырять и уклоняться от ударов, пробираясь к дальнему ряду толпящихся стражниц. Двигаясь вперед, она наблюдала за лицами противников. При одинаковой внешности выражения лиц у них были разные. Когда Штелен пинала одну в пах, остальные не кривились от боли. «Это может быть мне на руку», – подумала она.

Штелен слышала, как где-то позади нее Вихтих крикнул: «Ну что, жива еще?» Без толку звать этого идиота сюда и просить о помощи. Сейчас, наверное, этот тупой засранец в дальнем конце зала рассказывает фехтовальщицам о том, как ему предстоит стать величайшим в мире свиноложцем. Но как раз в тот момент, когда она это вообразила, ее осенила идея. Стоит попробовать.

– Еще жива! – Она посмотрела на лица стражниц, стараясь охватить взглядом их как можно больше. Она изобразила на лице самую ликующую улыбку, на которую была способна, и закричала: – Я знаю, где настоящая!

И увидела, как одна из женщин заморгала от неожиданности и отступила в дальние ряды толпы.

«Попалась!»

Штелен не отводила взгляда от отступающей стражницы и пробиралась к ней, ныряя мимо противниц, проскакивая все дальше сквозь толпу. Второй раз фехтовальщица не попадется на ту же уловку, и, если Штелен ее потеряет, ей конец. Рой охранниц охватила паника, когда они поняли, что делает противница, и все их боевые умения отступили перед их безумным порывом остановить Штелен. Она превратилась в размытое смертоносное пятно. Ее окружили со всех сторон, и ей оставалось только наносить раны врагам, прорубая себе путь… и, пусть от страха они стали совершенно неловкими, ее все же задевали лезвия их мечей.

Еще мгновение назад зал был полон фехтовальщиц, грозно надвигавшихся на Вихтиха и Бедекта, и вдруг остались только трупы.

Бедект, подняв взгляд от пола, увидел, как Вихтих в недоумении заморгал, рассматривая полный мертвяков зал, а потом недовольно нахмурился. На полу лежали десятки тел; гораздо больше, чем перебили Бедект и Вихтих.

Вихтих посмотрел вниз на Бедекта.

– Бóльшую часть из них убил я.

– Лгун, – пробурчал Бедект сквозь стиснутые зубы. Боги, как же все болит. Он чувствовал, что внутри у него все порвано.

Вихтих философично пожал плечами и снова взглянул на поле боя.

– Не вижу Штелен.

– Иди и найди ее.

– Ты обратил внимание, что на ногах остался стоять только я? – Вихтих убрал мечи в ножны и сложил руки на груди. – На мне ни царапинки. И даже ни синяка. А ты ужасно выглядишь. Тебя сейчас и ребенок может прикончить.

«И что, вот оно и наступило?» Тот самый момент, который, как Бедект знал, когда-то придет? Он попытался оттолкнуться от пола и сесть, но обрубок ладони поскользнулся на залитых кровью камнях, и Бедект снова упал, застонав от боли. Над ним стоял Вихтих. Этот урод даже не запыхался.

– Ну вот, – сказал Бедект, – теперь мы и узнаем, каков ты на самом деле.

– Я тоже так думаю. – Вихтих поднял бровь. – Тебе хочется мне служить в Послесмертии? – Он обвел взглядом наваленные тела. – Пойду поищу для тебя твой топор.

– Это чтобы я мог умереть с оружием в руках?

Вихтих насмешливо фыркнул.

– Чтобы ты пользовался им вместо костыля, капризный старый козел. На всякий случай, если ты не заметил, а ты, похоже, очень сосредоточенно заливал пол своей кровью, – я только что спас тебе жизнь. Поблагодарить меня можешь позже. – Он нашел топор Бедекта, глубоко вонзившийся в труп, вернулся и протянул его владельцу. – Ты мой друг. Я твой друг. – Он грустно улыбнулся. – Когда-нибудь ты поймешь.

Бедект молча смотрел на протянутый ему топор, понимая, что за ним внимательно наблюдает Вихтих.

– Я оскорбил твои чувства, не так ли? – проворчал Бедект. – Я на это не поддамся.

Вихтих поцокал языком, наигранно изображая отвращение.

– Попробуем отыскать Штелен.

Они нашли Штелен сидящей спиной к двери, единственной двери в дальнем конце зала. Молодая женщина с карими глазами будто прилегла вздремнуть, положив голову на колени к Штелен. Штелен гладила фехтовальщицу по коротко стриженным волосам. Когда Вихтих подошел к ней вместе с Бедектом, прислонившимся к нему всей тяжестью, она посмотрела на них, и лицо ее было осунувшимся и измученным.

– Даже не пытайся, – зарычала она. – Ты знаешь, что я убила их больше, чем ты.

Вихтих радостно рассмеялся, как если бы это не имело значения.

– Может быть. Но я спас Бедекту жизнь, пока ты там обнимались с трупом. – Он снова посмотрел на фехтовальщицу. На ее теле не было видно ни одной раны. – Она мертва или как?

– Я всадила ей нож в спину, когда она пыталась бежать. Я спасла вас обоих, убив настоящую, а не ее копии, – подчеркнула она.

– Если бы я не сказал тебе, что убить нужно ее, ты бы этого и не сделала, – заявил Вихтих, совершенно упуская из вида тот факт, что самому ему об этом сказал Бедект.

– Он в порядке? – спросила она, кивнув в сторону Бедекта, на полу возле которого с пугающей скоростью расползалось блестящее кровавое пятно.

– Все нормально, – промямлил Бедект, заметив при этом, что из открытого рта у него, мимо дрожащих колен, течет длинная струйка слюны, окрашенной кровью. Если Вихтих отпустит его, он рухнет на пол.

– Он в порядке, – подтвердил Вихтих. – Он просто вне себя от ярости, что я ему жизнь спас. А еще он, кажется, чуточку простудился.

Бедект слабо кашлянул, встретился со Штелен взглядом подбитых глаз, а потом сплюнул кровью на ногу Вихтиху. В его плевке пестрели белые пятнышки – осколки выбитых зубов.

Штелен указала на Бедекта:

– Он истекает кровью.

– С учетом того, что выходить отсюда нам, возможно, придется с боем, – растягивая слова проговорил Вихтих, – я надеюсь, что ты там сидишь из художественных соображений, а не потому, что не в состоянии встать. Мне сложновато будет сражаться и при этом тащить на себе вас обоих. – Слова его прозвучали так, как будто «сложновато» – преувеличение и на самом деле он справится запросто.

Штелен ненавидела Вихтиха еще сильнее, чем прежде. Похоже, этот забрызганный кровью болван вышел из схватки невредимым. У него даже не взъерошились волосы. Он выглядел безупречно, точь-в-точь таким, каким должен быть отважный герой. Она ненавидела его, и хотела его, и ненавидела себя за эту похоть. Она его либо трахнет, либо прикончит. «Возможно, трахнет, а потом прикончит». Вихтих воткнул бы в нее свое орудие, а она в него – свое. Ее появившаяся было улыбка растаяла, когда Вихтих с отвращением отвел глаза. Есть раны, которые никогда не затянутся.

Штелен отпихнула от себя мертвую женщину и встала, изо всех сил стараясь не казаться обиженной.

– Надо убираться отсюда. – Она, возможно, говорила самой себе, что к такому обхождению успела привыкнуть. Она могла бы сказать себе, что уже давно не переживает оттого, что мужчины шарахаются от ее улыбки.

– Нет, – еле выговорил Бедект. – Мальчик. Мы возьмем его с собой. – Один глаз у него совсем не открывался, а вторым он со звериным отчаянием глянул на Штелен. – Мы так долго сюда добирались. Я продержусь, пока мы отсюда не выйдем. – Он нетвердо стоял на ногах. – Мне просто нужно остановить кровь.

Штелен и Вихтих обменялись взглядами, полными сомнения, но ни один из них не желал убираться, не взяв добычи. Пусть эта добыча – какой-то мальчишка, которого готовят стать богом.

– Штелен, ты могла бы открыть дверь? – спросил Бедект.

Она глянула на створку через плечо.

– Она не заперта.

– Как ты можешь… – Вихтих замолчал, заметив, какой брезгливый взгляд бросила на него Штелен. – Да и ладно.

Вихтих прислонил Бедекта к стене, и старый болван тут же осел на пол. «Что же, и так неплохо. По крайней мере, теперь он не мешается на пути».

Оставив Бедекта, Вихтих встал наготове с мечом в руке, и Штелен открыла дверь. В центре отлично обставленной комнаты стоял худенький светловолосый ребенок с ярко-голубыми глазами. Это была комната, о которой мечтает любой мальчик. Игрушки лежали в коробках и повсюду на полу, оставшись там, куда их занесло в игре, движимой бурной и неутомимой фантазией. Самым великолепным среди игрушек был макет города, стоявший на огромном дубовом столе, с крестьянами, животными, и городскими стражниками.

Но Вихтих смотрел только на будущего бога. Мальчик вовсе не был похож на Флуха, сына Вихтиха, но все равно, глядя на него, Вихтих вспомнил, как в последний раз видел собственного ребенка. Он даже не попрощался с ним. Он не собирался бросать сына, он просто ушел от своей злопамятной стервы-жены. Его вдруг осенило, что самым счастливым моментом в его жизни был тот, когда он держал на руках новорожденного сына и смотрел на спящую жену, измотанную долгими и трудными родами. Он часто думал, не вернуться ли в Траурихь и не отыскать ли ее там. У него не было никаких сомнений, что он мог бы ее уговорить принять его вновь; ему всегда удавалось заставить ее согласиться с его точкой зрения. Он вспомнил запах ее густых темных волос и изгибы ее бедер…

– Я слышал, что в коридоре дерутся, – сказал мальчик.

Этот вопрос, который спокойно задал ему ребенок, вернул Вихтиха в настоящее. На него смотрели умные голубые глаза. Доверчивые глаза. Если бы вы воспитывали для себя будущего бога, стали бы вы его учить предательству и обману? Нет же, – думал Вихтих. Он постарался припомнить имя.

– Нас прислал Кёниг. Тебе грозит серьезная опасность. Ты должен пойти с нами.

Мальчик смотрел на него с ничего не выражающим лицом, и на мгновение Вихтих, что с ним так редко бывало, засомневался: может, этот парень смотрит сквозь него? Не будучи уверенным в том, что в такой момент лучше сделать, он принял самую внушительную из своих героических поз.

– Я читал о тебе, – сказал мальчик.

– Правда? – удивился Вихтих.

– Да. Ты герой.

«Герой?» Вихтих поклонился и безупречно исполнил мечом салют фехтовальщика.

– Вихтих Люгнер. Величайший в мире фехтовальщик. К вашим услугам.

– А я – Морген, – ответил мальчик.

– Черт побери, – тихо пробормотала Штелен, обращаясь к Бедекту. – Мне кажется, Вихтих сейчас лопнет от собственной значимости.

Вихтих не обратил внимания на ее слова. Кроме ребенка, ничто не имело значения. Вернуть этого будущего бога за выкуп – такой план мог придумать только человек, лишенный воображения. Теперь Вихтих уже понял истинную ценность этого ребенка. Мальчик был идеальным средством для достижения высшей цели. Он встал в стороне, чтобы ребенок увидел зал, усеянный трупами. Не нужно ничего объяснять, пусть Морген сделает собственные выводы.

Вихтих внимательно наблюдал за мальчиком, на лице которого впервые за все это время отразились эмоции. Глаза Моргена испуганно округлились при виде кровавой картины. Он перевел взгляд от Вихтиха к Штелен и Бедекту, оценивающе рассмотрел их брутальную наружность. Потом обвел глазами пол, многочисленные одинаковые трупы.

– Филе Зиндайн. Она была моей телохранительницей с тех пор, как… – Морген замолчал. – Всегда, – прошептал он. – Никогда не видел, чтобы ее становилось так много. Обычно ее только двое. Они часто ссорятся. – Он посмотрел на Вихтиха и добавил: – Думаю, они друг друга недолюбливают, – будто открыл секрет.

– Она собиралась убить тебя, – быстро проговорил Вихтих. – Мы должны были остановить ее.

– Нет у нас на все это времени, – проворчала Штелен из зала. – Выруби этого мальчишку, и уходим. Бедект истекает кровью.

Мальчик посмотрел на Штелен.

– Думаю, вы не сделаете мне больно.

Вихтих потрясенно наблюдал за этой сценой; Штелен смущенно отвела глаза. Она открыла было рот, но тут же его резко захлопнула. «Не извиниться ли она собирается?»

– Прости нас, – сказала она, и по ее лицу было видно, что она поражена не меньше, чем Вихтих.

«Не может быть!»

Вихтих коротко хохотнул и изобразил на лице самую очаровательную из своих улыбок.

– Пойдем. Нам нужно отвести тебя в безопасное место.

– Хорошо. Но сначала мне надо помыть руки.

Пока мальчик старательно отмывал и без того чистые руки, они постарались остановить кровотечение из самой серьезной раны, полученной Бедектом.

– Тут нужен сильный целитель, – прошептала Штелен.

Вихтих согласился, но ничего не сказал. Искать целителей им было некогда; следовало поскорее выбраться из Зельбстхаса.

Когда Морген вернулся, он посмотрел на них с любопытством и отвращением, опасливо держась на изрядном расстоянии. Когда кровь обрызгала пол у его ног, он ловкими шажками отскочил подальше.

«Похоже, ребенок никогда раньше не видел крови», – подумал Вихтих.

Через несколько минут они направились к выходу из древнего замка тем же путем, которым вошли. Впереди шагал Вихтих, с видом защитника положивший руку на плечо мальчику; за ними следовала Штелен, к которой всей тяжестью прислонился бледный и едва не теряющий сознание Бедект.

Вихтих заметил, что его рука оставила на тонком плече мальчика большой кровавый отпечаток. Немного грязной действительности только поможет сделать ребенка еще более зависимым от него. Никогда прежде Вихтиху не случалось быть героем, и он только и ждал момента, когда сможет сыграть эту роль – совершить героические дела, а не просто выглядеть как герой. То, что он делал, давалось ему легко и естественно. Нет сомнений, что именно героем назначила ему быть судьба.

Он осмотрелся. Хотя их драка с охраной Моргена была довольно шумной, башня стояла на таком расстоянии от остальной части храма, что оттуда никто ничего не услышал. Они шли по пустым залам, не встречая никого на своем пути.

Штелен с трудом удерживала Бедекта на ногах. С каждым шагом он двигался все медленнее.

«Мне нужно оставить его здесь». Внутри у нее все так и сжалось от этой мысли.

– Как медленно ты тащишься, бестолковый мешок песьего дерьма, – прошептала она хрящику, оставшемуся от левого уха Бедекта. Она не знала, слышит ли он ее. – Не заставляй меня бросить тебя здесь. Не надо со мной так.

– Тупая…

– Что?

– Сучка, – договорил Бедект.

Что ж, уже лучше, чем ничего. Если у этого засранца хватает сил обзываться, значит, он еще не умер. Ноздри ее затрепетали: она принюхивалась к чему-то. От Бедекта смердело кровью, и пóтом, и запахом немытого стариковского тела. В воздухе было что-то еще. Что-то неопределенное, но при этом ей знакомое.

– Мне кажется, что здесь что-то не так, – прошептала она ему прямо в обрубок уха, так близко, что почувствовала вкус его подсыхающей крови.

– Попробуй оценить обстановку, когда тебя десятки раз проткнули клинками, – прошипел Бедект сквозь зубы. – Гарантирую, все покажется гораздо хуже.

Она не обратила внимания на его слова.

– Я знаю, что чувствуешь, когда воруешь. Я знаю, какой у кражи запах. Знаю, что при этом слышишь. Какая она на вкус. А здесь что-то не так. Нам был расчищен путь.

– Ну и хорошо.

«Этот идиот не понимает».

Каждый нерв вкрик предупреждал Штелен – «Опасность», – но заметить что-то неладное ей не удавалось. Кто-то помогал им расчистить путь для побега, но она не видела причин считать, что этот таинственный незнакомец был на их стороне. Все на свете делается из эгоизма. Жизнь, полная вероломства и недоверия, дала Штелен понять одно: если кто-то помог тебе, это было потому, что они тем самым помогли самим себе. В тот момент, когда общий интерес сходит на нет, правда становится очевидной, а ты чувствуешь, как они всаживают тебе нож в спину.

Штелен прибавила темп, чтобы нагнать Вихтиха и мальчика, и Бедект – к ее огромному удивлению – умудрился от нее не отстать.

Она искоса посмотрела ему в лицо и увидела, что его переломанные зубы сжаты, как бывает в моменты решимости.

– Да в тебе еще есть толика жизни, – сказала она.

– Нет, просто во мне намного больше смерти. – Он посмотрел на нее тем глазом, который еще не совсем заплыл, и в его взгляде она уловила проблески черного юмора. – Я не могу позволить Вихтиху забрать мою долю.

– Ничто не мотивирует так, как жадность. Как бы то ни было, если ты умрешь, я убью этого засранца и заберу себе все. – Конечно, она понятия не имела, каким образом нужно действовать, чтобы получить за мальчика выкуп. Если старик умрет, то она прикончит Вихтиха и мальчика и умоет руки – отделается от этой неразберихи, в которой одни только боги могут разобраться. Любой план, подразумевающий нечто более сложное, чем войти, взять добро и смыться, обречен на провал.