Глава 15

Этот просторный учебный зал, где легко могла разместиться сотня учеников, Ауфшлаг предназначил для ученика единственного и самого важного. Когда занятий не было, пара стражниц Отраальма, обе способные превращаться в чудовищно искривленных демонов, несли здесь караул, чтобы никто не мог прикоснуться к урокам, оставленным на тяжелых дубовых столах. Теперь обе охранницы дежурили за закрытой дверью, готовые отдать жизнь, чтобы предотвратить любые попытки входа.

Главный ученый сидел в напряженной позе. Морген шагал перед ним туда-сюда, сцепив руки за спиной; он склонил голову и опустил глаза в пол. Ауфшлаг раньше не замечал у него такой манеры.

Морген остановился и повернулся к Ауфшлагу. Мальчик глянул в зеркало, а затем перевел взгляд обратно на главного ученого.

– Кёниг наблюдает за мной. Всегда.

– Даже сейчас? – спросил Ауфшлаг.

– Он так думает. – Морген улыбнулся. – Но Швахер Зухер – невеликого мастерства зеркальщик. При желании его легко обмануть.

– А сейчас ты хочешь это сделать?

– Да. Я не хочу ничего скрывать от Кёнига, но есть кое-какие вещи, о которых мне неловко с ним говорить. – На лице мальчика выражение уверенности сменилось беспокойством и ужасом, но потом так быстро отобразилась прежняя уверенность, что Ауфшлаг подумал, что, возможно, это ему только показалось.

– Морген, ты всегда можешь поговорить со мной. Ты знаешь, что я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе.

– Кёниг от меня чего-то ожидает, правда?

– Конечно же. Ты станешь богом Геборене…

– Я имею в виду кое-что более конкретное. Личное. – Морген наблюдал за ним, и его лицо было открытым и доверчивым.

Стоит ли сказать об этом Моргену? Да. К черту Кёнига.

– Кёниг – могущественный гайстескранкен, – сказал Ауфшлаг.

Теперь Морген смотрел на него с непониманием.

«Мы так опекаем этого ребенка, что ему не знакома даже эта простая аксиома!»

– Я хотел сказать, что его иллюзии также обладают огромной силой. И становятся все сильнее. Он разделит судьбу всех гайстескранкен. Его иллюзии в конце концов попытаются взять над ним верх.

Глаза Моргена округлились.

– Его доппели! Я должен спасти его!

– Да, но…

– Но… но как?

Ауфшлаг заставил себя не рассмеяться. Прорабатывать детали Кёниг никогда особенно не умел.

– Я не знаю, – признался он. – Он просто верит, что ты можешь… что ты это сделаешь. Его веры достаточно. – «Или просто Кёниг сам себя в этом убедил». У Ауфшлага были сомнения на этот счет. – Не волнуйся. Ты сделаешь то, что нужно.

На лице мальчика мелькнуло выражение благодарности.

– Я думал о том, каково быть богом. Мне никто по-настоящему не говорил, что от меня ожидается. Что произойдет, когда Вознесусь? – Он взмахнул руками, будто пытаясь осознать, что стои́т за этим словом. – Сохраню ли я свою физическую форму? Как я буду выглядеть? На что буду способен?

Ауфшлаг сделал успокаивающий жест.

– Правда в том… что мы не знаем.

– Кёниг говорит, что я буду не первым богом, созданным людьми, но первым, кого люди создали намеренно. Он говорил про это «разработали». Раньше я не понимал, что он имел в виду, а теперь знаю.

– В тех словах не было злого умысла, – тихо произнес Ауфшлаг, сам не понимая, лжет он или нет.

Морген внимательно разглядывал главного ученого.

– Я знаю.

От мыслей о Вознесении Моргена Ауфшлаг чувствовал себя измотанным, старым и печальным. Для того чтобы Морген Вознесся, нужно, чтобы он умер и чтобы было достаточно много людей, которые верят, что он вернется уже богом. Двадцать лет Кёниг готовил к этому Геборене Дамонен и всех жителей Зельбстхаса. Скоро этот ребенок должен умереть.

«Почему мне не пришло это в голову до того, как я рассказал Кёнигу о моих планах создать бога?» Хоэ отчаянно хотелось угодить единственному другу, и это отчаянное стремление ослепило его. Кёниг принял план Ауфшлага, увидел возможности, которых не разглядел ученый, и переделал план по-своему, исказив его самым ужасающим и поразительным образом.

«Морген скоро должен будет умереть».

Но здоровые дети не умирают просто так, сами по себе. От осознания этого главному ученому становилось дурно, ведь он успел полюбить этого рано повзрослевшего ребенка. Всего на мгновение он подумал, что мог бы выкрасть мальчика и спасти его, помочь ему избежать той судьбы, которую предназначил ребенку Кёниг. Ауфшлаг тут же прогнал от себя эту мысль. От Кёнига невозможно скрыться. Верховный жрец обладал силой воли, которой невозможно противостоять. А чтобы наказать ученого, Кёниг выпустит своих шаттен мердер, котардистов-ассасинов. От этой мысли у Ауфшлага внутри все обмирало. «Нет, мальчик не умрет, как планирует Кёниг».

Морген мягко положил руку на плечо Ауфшлагу.

– Ты выглядишь грустным.

Ауфшлаг заставил себя улыбнуться.

– Я думал о том, как ты быстро вырос.

Морген снова рассматривал Ауфшлага, стараясь взглянуть ему в глаза. О чем думает этот мальчик? Неужели ему удалось сквозь ложь увидеть все как есть?

– Я думал о богах, – наконец сказал Морген. – На богов не действуют те правила, которым подчиняются люди. Могущество приходит к людям через то, во что они верят, и через их бредовые иллюзии. Чем сильнее вера, тем большее могущество они обретают. Я предполагал раньше, что у богов все точно так же, но сейчас уже в этом не уверен. Видишь ли, у человека, как правило, бывает только одна бредовая иллюзия. У некоторых, коморбидиков, могут иметься и другие, второстепенные иллюзии, но в сравнении с основной они всегда незначительны. Скажем, у Кёнига. В первую очередь и в наибольшей степени он гефаргайст, но у него к тому же развились способности доппельгангиста и немножко зеркальщика. Хотя он и могущественный гефаргайст, Кёниг с трудом контролирует своих доппелей, а чтобы воспользоваться зеркалом, до сих пор ходит к Швахеру Зухеру. – Ауфшлаг слышал, что мальчик с большим трудом подбирает слова, чтобы выражать свои мысли как взрослый. – Людей определяет их основная бредовая иллюзия. Но у богов это не так.

Эти слова особенно заинтересовали Ауфшлага.

– Что ты имеешь в виду?

– Богу не нужно иметь иллюзии или быть безумным, потому что за него страдают те, кто ему поклоняется. Тем не менее в некотором смысле он несет в себе все их заблуждения.

– Откуда тебе это известно?

Мальчик радостно улыбнулся.

– Потому что я не ограничен и стану богом.

«Если это правда, то, возможно, ему не придется умирать, чтобы Вознестись!» Кёнигу это не понравится. Смерть Моргена была важнейшей частью плана. Те, кого ты убиваешь, должны служить тебе в Послесмертии; принести мальчику смерть означало возможность управлять им. Ауфшлаг сглотнул комок, вставший у него в горле от нервного напряжения.

– Ты можешь мне это показать?

Морген вытянул левую руку и пошевелил пальцами.

– Смотри.

На глазах главного ученого рука Моргена почернела. Кожа начала отваливаться клоками, и комнату наполнил смрад разложения. Через пару мгновений от руки мальчика осталась только кость с державшейся на ней полоской иссохшей кожи.

– Котардист…

– Смотри. – Рука Моргена заерзала: от плеча нарастала плоть, и вокруг кости ложились блестящие сухожилия, сплетались вены, тонкими слоями прибавлялись мускулы. Когда рука снова приняла свой обычный вид, мальчик улыбнулся, и ближайший стол заполыхал огнем. Через мгновения от него остался только пепел. Ауфшлаг открыл рот, желая что-то сказать, но мальчик взорвался, и его охватило ревущее пламя. Пол обуглился, и Ауфшлагу пришлось шагнуть подальше от огня. Но Морген, все еще улыбаясь тому, какое потрясенное выражение было на лице ученого, оставался невредим. Затем огонь исчез, а Морген стоял там же, на обгоревшем круге на полу. Он сделал жест в сторону зеркала, и оттуда вылезли десятки его отражений. Вскоре зал наполнился сотнями одинаковых детей, и все они вели друг с другом разные разговоры.

Ауфшлаг стоял, окаменев от страха. «Этот ребенок сошел с ума! Мы не создали бога, мы сотворили безумное чудовище!»

– Мы пугаем Ауфшлага.

Главный ученый не понял, который из мальчиков это сказал; надо предполагать, тот, который все еще стоял в обугленном круге. Все как один доппели – или это отражения? – перестали разговаривать и повернулись к нему.

– Прости нас, – произнесли сто голосов, бе-зупречно сливаясь в унисон. – Нам нужно было показать тебе, чтобы ты понял.

Мальчики выстроились рядами и залезли обратно в свое зеркало. Остался только один. Не тот, который стоял в обуглившемся круге.

– А ты… – Опасаясь ответа, Ауфшлаг не смог закончить свой вопрос.

– Да. Я настоящий.

– Ты в этом уверен?

– Вполне. – Он вдруг шагнул вперед и обнял Ауфшлага, уткнувшись лицом ему в грудь. – Мне нужно было тебе показать. Я знал, что ты поймешь.

«Пойму?» У ученого лишь возникло еще больше вопросов. Действительно ли мальчик так безупречно контролирует ситуацию, как это выглядит со стороны? Если да, то, возможно, он действительно стал богом, и их эксперимент все же нельзя считать неудачным. Прав ли был ребенок, утверждая, что может пользоваться иллюзиями своих почитателей, не погружаясь в эти иллюзии сам, или же Морген безнадежно повредился в рассудке? И теперь, когда он сошел с ума, следует ли ждать совсем скоро его неизбежного падения, как это случается со всеми остальными гайстескранкен?

Но все эти вопросы блекли рядом с одним важным фактом, который теперь стал известен Ауфшлагу.

«Морген готов. Но должен ли он умереть, несмотря ни на что?»

Он знал, какой ответ на это будет у Кёнига. Да! Если Морген умрет не от руки верховного жреца, у Кёнига не будет верных способов управлять этим богом. Что же тогда Хоэ должен сказать Кёнигу?

Все те вопросы, на которые Ауфшлаг не нашел ответы, улетучились и забылись, смытые всепоглощающей волной любви, его охватившей. «Я должен спасти этого ребенка». Если мальчик обладает умениями зеркальщика, доппельгангиста и хассебранда, почему же он не может, к тому же, быть и гефаргайстом? Как только Хоэ пришла в голову эта мысль, он понял, что нужно сделать.

Ауфшлаг крепко обнял мальчика и изо всех сил постарался сдержать слезы. Он не помнил, когда в последний раз кого-нибудь обнимал.

– Морген, ты должен меня внимательно выслушать.

Мальчик отодвинулся от него и с непонимающим видом кивнул:

– Хорошо.

– Ты не должен больше никому это показывать.

– Почему же? Кёниг будет…

– Хороший бог исполнен смирения. – Ауфшлаг заставил себя быть с мальчиком потверже. – Хороший бог ничего не делает напоказ. Кёниг весьма расстроился бы, увидев твое хвастливое представление. Попробуй вспомнить: разве он когда-нибудь выставлял напоказ свою мощь гефаргайста?

Морген задумчиво наморщил лоб.

– Нет. И он старается, чтобы его доппели почти никогда не появлялись за пределами его покоев.

– Правильно. – У Кёнига были другие, гораздо более веские причины сдерживать передвижения своих доппелей, но мальчику этого не нужно знать. – Ты должен поступать как Кёниг. Тебе следует учиться деликатности.

Когда мальчик пообещал никому не рассказывать о своих способностях, Ауфшлаг велел ему уйти. Нужно будет распорядиться, чтобы работники заменили сожженный стол и привели в порядок обгоревшие доски пола. Он ступил на опасную дорогу. Обманывать Кёнига долго почти что невозможно, а если главный ученый будет на этом пойман, наказанием станет долгая и мучительная смерть. Но все же он считал, что рискнуть стоит.

В глубине души Ауфшлага зародилось и пустило корни новое чувство. Ученого наполняло незнакомое ему прежде тепло. Возможно, впервые в жизни он действительно поступает правильно. Он любил Моргена как сына, и ни один мужчина не позволит убить своего единственного сына. Не отдаст без боя.