Глава 32

В августе, когда конгресс ушел на каникулы, Келли и Портер провели несколько недель в Бедминстере вместе с президентом. Новый глава аппарата считал, что в Белом доме царит полный бардак. Прибус и Бэннон были любителями. Но он привнесет порядок и дисциплину.

«Мы пытались это сделать, но не очень-то успешно», — сказал ему Портер. Он рассказал Келли обо всех попытках Прибуса навести порядок. Несколько месяцев назад Прибус собрал старших сотрудников — Макмастера, Кона, Бэннона, Конуэй и Портера — в Зале стратегических совещаний в здании Исполнительного управления.

«Нам нужна стратегия, — заявил Прибус. — Каковы наши приоритеты? Как их ранжировать?» Обстановка в зале была почти такой же, как в помещениях для сверхсекретных совещаний, — всюду стояли компьютеры и оборудование для видеоконференций, на стенах висели белые доски. Все принялись предлагать идеи, а Прибус записывал их на досках.

Ни одна из этих идей так и не была претворена в жизнь. Президент часто принимал решения, консультируясь с одним-двумя, в лучшем случае с тремя людьми. Формализованного процесса принятия и координации решений не существовало. Хаос и беспорядок были недостаточно сильными словами, чтобы описать происходящее. Это была полная анархия. У Трампа внезапно появлялась какая-то идея, и он заявлял: «Я хочу это подписать». Портеру приходилось объяснять, что, хотя президент действительно обладает широкими полномочиями, в частности по изданию указов, эти полномочия зачастую ограничены законом. Трамп не понимал, как функционирует правительство. Время от времени он принимался самостоятельно составлять или надиктовывать указы. Портер продолжал использовать тактики, которые показали себя наиболее эффективными еще при Прибусе, — затягивать и медлить, ссылаться на юридические препятствия и иногда красть проекты документов со стола президента.

Портер, по его собственным словам, «вопил как резаный о необходимости процесса» каждый день на протяжении нескольких месяцев. Необходимо железно контролировать все, что подписывает и приказывает президент, или хотя бы обеспечить частичный контроль.

Келли и Портер разослали 21 августа две служебные записки всем членам кабинета министров и старшим сотрудникам Белого дома: «Все документы, предназначенные для президента и исходящие от него, должны передаваться главе секретариата Белого дома [Портеру]». Каждый листок бумаги, включая все меморандумы о принятии решения, служебные записки, пресс-релизы и даже газетные статьи, должен проходить через Портера.

Подготовка указов должна «занимать не менее двух недель» и включать обязательную экспертизу юрисконсультом Белого дома и юрисконсультской службой министерства юстиции, которая предоставляла Белому дому официальные толкования.

«Все документы, выходящие из Овального кабинета, должны представляться главе секретариата… в соответствии с законом о президентских документах».

Вторая служебная записка гласила (в оригинале текст подчеркнут): «Решения не являются окончательными и, следовательно, не подлежат исполнению до тех пор, пока глава секретариата не подошьет в дело проверенную резолюцию, подписанную президентом». Это распространялось на все новые политические инициативы, включая «бюджет, здравоохранение, торговлю», и все виды правительственной деятельности, включая «дипломатические, разведывательные и военные операции».

«Решение, принятое в устной форме, не является окончательным до тех пор», пока не будет выпущен официальный меморандум.

Это была утопия.

Келли и Портер объяснили президенту новый процесс.

«Чтобы принять решение, вы должны подписать меморандум», — сказал Портер. Меморандум не обязательно должен быть длинным. «Я постараюсь ограничивать его одной страницей». Каждый меморандум будет сопровождаться пояснительными материалами, продолжил Портер, «но я не буду заставлять вас читать больше одной страницы по каждому решению. Я буду приходить и коротко вводить вас в курс дела, чтобы мы могли это обсудить. В некоторых случаях вам потребуется провести консультативную встречу с пятью-шестью-семью советниками. Но во многих случаях мы сможем обойтись меморандумом».

Окей, сказал Трамп.

Первые недели новая система раздражала президента. В конце концов Портер приучил его к тому, что каждый день ему приносят на подпись от двух до 10 меморандумов. Трампу нравилось подписывать документы. Это означало, что он принимает решения, а его размашистая подпись, поставленная черным маркером, выглядела очень внушительно и властно.

Портер обратил внимание, что первый месяц Келли вел с себя с Трампом очень дружелюбно. Они были ровесниками. В присутствии президента Келли, казалось, всегда улыбался. Он часто шутил с Трампом, давал советы и предлагал свои комментарии: «Господин президент, я думаю, нам лучше сделать так-то и так-то». При этом он оставался почтительным. «Я всего лишь сотрудник. Вы — босс. Наша цель — обеспечить вас всей необходимой информацией». Идеальный глава аппарата. «Вы принимаете решения. Я не пытаюсь на вас повлиять».

Но вскоре медовый месяц закончился. Начиная с сентября Келли и Портеру пришлось держать оборону вдвоем, иногда при поддержке еще нескольких сотрудников аппарата.

«Президент невменяем», — сказал Келли. Что-то непременно должно было случиться, особенно в зоне риска были торговые соглашения и военное присутствие США в Южной Корее. «Мы должны постараться поговорить с ним, переубедить», — предложил Келли. Они должны вместе противостоять президенту. Он никого не слушал.

Деятельность Овального кабинета и принятие решений приобретали все более стихийный характер. «Президент просто ничего в этом не понимает. Он не знает, о чем говорит», — жаловался Келли.

Когда Трамп принимался с удвоенной энергией настаивать на выходе из торговых соглашений или отказе от дорогостоящих внешнеполитических мер, Келли говорил: «Не могу поверить, что он действительно собирается это сделать». В конце концов он обратился за помощью к Портеру: «Роб, ты должен это остановить. Не составляй их [указы]. Просто не делай этого. Ты можешь пойти к нему и поговорить? Может, тебе удастся добиться какого-нибудь прогресса? Сегодня утром я говорил с ним по телефону. Я привел все аргументы. Можешь пойти и посмотреть, сможешь ли ты что-нибудь сделать?»

Присутствие войск США в Южной Корее оставалось для Трампа источником постоянного раздражения. Мы субсидируем Южную Корею, настаивал он. «В этом нет никакого смысла».

Портер напомнил ему, что Мэттис и многие другие считали, что это, возможно, лучшая инвестиция в национальную безопасность Соединенных Штатов. Военное присутствие в Южной Корее обеспечивало незаменимые разведывательные возможности: в первую очередь возможность собирать сверхсекретные данные, необходимые для обнаружения пусков и перехвата северокорейских ракет.

25 августа президент заявил, что собирается незамедлительно принять решения по NAFTA, KORUS и Всемирной торговой организации. «Меня уже тошнит от ваших разговоров, — сказал Трамп. — Нужно просто сделать это. Сделать, и все. Нужно выйти из NAFTA. Выйти из KORUS. И выйти из ВТО. Выйти из всех трех».

Кон и Портер завербовали в свою команду быстрого реагирования Келли, который не хотел, чтобы торговые войны подорвали национальную безопасность США. Келли и Портер отправились в Овальный кабинет. «Южная Корея — наш союзник, — попытался убедить Трампа Келли. — На самом деле соглашение KORUS гораздо выгоднее, чем вы думаете».

Портер показал Трампу экономические исследования, которые показывали, что KORUS способствует уменьшению торгового дефицита.

«Сейчас действительно очень важное время в свете того, что происходит в Северной Корее и во всем этом регионе, — продолжил Келли. — Мы не должны делать резких шагов в сфере торговли, особенно учитывая, какая это мелочь в глобальном раскладе. Это разрушит все». Он посоветовал президенту позвонить Тиллерсону. Тиллерсон привел те же доводы.

Тиллерсон, Мэттис, Макмастер, Келли — все, кого заботил вопрос национальной безопасности, — считали, что, даже если бы торговый дефицит с Южной Кореей был в 10 раз больше, это все равно не оправдывало бы выход из соглашения. Даже думать об этом было безумием, соглашались они.

«Ладно, — наконец сказал Трамп в пятницу, 1 сентября, — сегодня мы не будем делать эту 180-дневную бумагу по KORUS. Я не хочу сказать, что мы не сделаем этого вообще, — просто не будем делать это сегодня».

Портер передал на Холм, юрисконсультам Белого дома и членам Совета национальной безопасности, что по крайней мере сегодня они могут расслабиться. Он позаботится о том, чтобы не было составлено никаких документов, которые президент мог бы подписать.

Четыре дня спустя, 5 сентября, Кон, Портер и еще несколько старших сотрудников пришли в Овальный кабинет. Трамп держал в руках проект письма с уведомлением о том, что через 180 дней Соединенные Штаты выходят из соглашения KORUS. Портер не составлял этого письма и был уверен, что никто из присутствовавших этого не делал. Это мог быть Наварро или Росс, но наверняка сказать было невозможно.

«Тут у меня проект, — сообщил Трамп. — Мы выходим. Пусть его подправят, потом распечатайте на официальном бланке, и мы его отправим. Нужно сделать это сегодня».

Макмастер попытался напомнить президенту об интересах национальной безопасности, Кон и Портер привели контраргументы с точки зрения экономики и торговли.

«Пока я не предприму конкретных действий, показывающих, что мои угрозы реальны и должны восприниматься всерьез, — заявил Трамп, — у нас не будет никаких рычагов влияния в этих делах». После этих слов он ретировался из Овального кабинета.

Проект письма свидетельствовал о том, что президент нашел способ обойти контролируемый Портером процесс. Кона это очень встревожило, он подошел к столу президента и забрал проект.

Первые несколько месяцев в должности главы аппарата Келли, казалось, целыми днями не выходил из Овального кабинета, присутствуя на каждой встрече. Говорил он мало, в основном выполняя роль молчаливого наблюдателя и стража. Он следил за тем, чтобы дверь между Овальным кабинетом и небольшой приемной, где сидела Мадлен Вестерхаут, всегда была закрыта. Мадлен было 27 лет, раньше она работала секретарем в Национальном комитете Республиканской партии и со своими длинными каштановыми волосами и широкой улыбкой была копией Хоуп Хикс. Дверь должна быть закрыта, настаивал Келли, из соображений конфиденциальности и безопасности. Кроме того, он не хотел, чтобы люди свободно ходили туда-сюда, как это было принято раньше.

«Нет-нет, оставь дверь открытой, — требовал президент. — Я должен видеть Мадлен. Как я ее позову, если она мне понадобится?»

Контр-адмирал Ронни Джексон, главный медик Белого дома и личный врач президента, заходил проверить состояние здоровья Трампа несколько раз в неделю, иногда каждый день.

«Как ваше самочувствие, г-н президент?» — спрашивал он, высовывая голову из своего кабинета, когда Трамп проходил мимо. Обычно это был 30-секундный осмотр или какая-нибудь короткая процедура вроде впрыскивания назального спрея.

Несколько раз д-р Джексон заходил к Келли. «В последнее время у президента слишком большая нагрузка, — однажды сказал ему Джексон. — Нам нужно подумать, как немного сбавить обороты, облегчить его расписание».

В следующий раз Джексон высказался более конкретно: «Похоже, президент действительно устал. Мы можем сделать его завтрашний график более щадящим?»

Келли считал, что решение проблемы — дать президенту больше свободного времени. Как правило, Трамп сам решал, когда начать рабочий день и когда его закончить и вернуться в свою резиденцию, варьируя это время в широких пределах.

Келли попытался выполнить рекомендации Джексона. Какие встречи действительно важны, а какие нет? Могут ли они дать Трампу дополнительные полчаса или час свободного времени утром или вечером, заканчивая его рабочий день чуть раньше? Они попытались. Но президент продолжал функционировать в режиме нон-стоп, зачастую доводя всех вокруг, включая себя, до нервного истощения.

Трамп организовал в своей резиденции встречу, чтобы обсудить тарифы на сталь. Росс, Наварро, Лайтхайзер, Кон, Макмастер и Портер также были приглашены. Трамп заявил, что устал от обсуждений и хочет подписать меморандум о введении 25%-ных пошлин на всю ввозимую сталь без исключений, для всех стран.

Это был очередной День сурка. Они снова повторили все доводы против, пока не вмешался Мнучин и не сказал, что сейчас приоритетом номер один должна стать налоговая реформа. В сенате, палате представителей и Белом доме доминируют республиканцы — такой шанс выпадает раз в жизни, сказал он. Последний раз налоговая система реформировалась больше 30 лет назад, еще при Рейгане.

Мнучин предупредил, что многие из сенаторов-республиканцев, чья поддержка была необходима для проведения законопроекта о реформе, были сторонниками свободной торговли и выступали против тарифов на сталь.

Господин президент, вы можете их потерять, сказал он.

Кон и Портер поспешили его поддержать. Макмастер, который считал, что введение тарифов на сталь нанесет серьезный ущерб отношениям с ключевыми союзниками и негативно отразится на национальной безопасности, также согласился по поводу налогов и сенаторов-республиканцев.

«Окей, вы правы, — в конце концов сказал Трамп. — Тарифы — это важно, но мы не можем рисковать налоговым законопроектом. Поэтому пока мы их отложим. Но как только с налогами будет закончено, мы снова вернемся к торговле. И тарифы на сталь — это первое, что мы должны сделать».

После ухода Бэннона из Белого дома Трамп и Сешнс нашли свой способ взяться за решение иммиграционного вопроса. Трамп официально объявил 5 сентября о завершении программы DACA, принятой его предшественником Обамой. Он назвал ее подходом «амнистия на первом месте» и дал конгрессу шесть месяцев на разработку новой программы.

Через два дня Трамп попытался успокоить поднявшуюся бурю. Его твит от 7 сентября гласил: «Всем, кто обеспокоен своим статусом (по DACA), в течение 6-месячного периода беспокоиться не о чем — никаких действий!»

Бэннон, который по-прежнему имел доступ к Трампу, позвонил ему и напомнил о важности жесткого антииммиграционного курса.

«Вы понимаете, что это почти уничтожило Республиканскую партию летом 2013 г.? — сказал Бэннон. — Это главная причина, по которой вы стали президентом. Один этот вопрос способен расколоть Республиканскую партию. Эта амнистия преследует нас».

Стивен Миллер сообщил Бэннону, что сейчас в Белом доме все дебаты сосредоточены на цепной миграции. Он подсчитал, что, если эта политика будет продолжаться, Соединенные Штаты в ближайшие 20 лет получат 50 млн новых иммигрантов.

Миллер сказал Бэннону: «Демократы никогда не откажутся от цепной миграции. Она изменила страну. Воссоединение семей — это святое».

Миллер оказался прав. Трамп мог сколько угодно говорить о поиске компромисса, но никакая сделка с демократами была невозможна.

«У меня нет ни одного хорошего юриста, — однажды пожаловался Трамп Портеру. — У меня ужасные юристы. — Он отдельно прошелся по юрисконсульту Белого дома Дону Макгану: — У меня куча неагрессивных и бесхребетных юристов, которым плевать на мои интересы, у которых нет никакой лояльности. Это какая-то напасть. Президент не может найти себе хорошего юриста». Портер понял, что Трамп говорит о своих личных адвокатах, которые представляли его в расследовании Мюллера.

Он отправился предупредить Келли. Они были в его кабинете вдвоем. «Я уже видел это кино, — сказал Портер. — И меня это беспокоит, потому что в прошлом такое уже случалось не раз, особенно после назначения спецпрокурора, когда сначала был Коми, потом Мюллер, когда президент был поглощен только этим и не мог думать ни о чем другом. Он не мог ни работать, ни принимать решения, фактически он не мог быть президентом. Он был не в состоянии дать нам никаких указаний, в каком направлении вести работу правительства.

К счастью, мы это пережили. Но я боюсь, что такие приступы возобновятся, особенно из-за расследования, когда оно достигнет какой-то критической стадии. Я не знаю, что может послужить катализатором».

Это может исходить даже от сената или палаты представителей, которые ведут собственные расследования по России. «Это может быть что угодно. Но мы должны быть начеку. Если мы не научимся лучше управлять ситуацией, давать президенту время и возможность переварить новости от Мюллера и привести мысли в порядок, эта кома распространится на весь Белый дом». Трампу нужно время, чтобы «выпустить пар и эмоционально стабилизироваться».

Портер попросил Келли подумать на эту тему, «чтобы подготовиться, чтобы продолжать функционировать и чтобы не допустить ступора всего Западного крыла на протяжении нескольких дней, если не недель, как уже случалось в прошлом».

Келли кивнул: «Да, это чувствовалось даже со стороны. Могу представить, насколько плохо все было на самом деле».

«Последний раз мы едва устояли, — сказал Портер. — Но теперь все может быть еще хуже, чем раньше. Поэтому нам нужно разработать план, как удержать ситуацию под контролем».

Келли согласился. «Давайте попробуем», — сказал он. Но ни у кого из них не было ни одной идеи.