Глава 4
Трудности исследования разложившихся трупов

Запах разложения обусловлен такими мощными и мускусными молекулами, что воспринимается как нечто плотное и почти осязаемое. На задней стенке глотки появляется ощущение тошнотворной сладости, как будто во время поцелуя в рот проник разлагающийся язык. Правда, в отличие от сцен телевизионных сериалов, в которых молодые полицейские и закаленные детективы мажут носы ментоловым кремом, чтобы ослабить трупный запах, техники моргов и патологоанатомы не прибегают к таким трюкам. Дело в том, что все разложившиеся трупы пахнут по-разному, и в некоторых случаях эта мрачная обонятельная гамма может подсказать причину смерти. Иногда это бывает очень важно, особенно когда разложившиеся в зловонную жижу органы становятся недоступными патологоанатомическому исследованию. Кроме этого, так просто лучше – сдаться запаху, потому что со временем мозг перестает воспринимать сильные обонятельные сигналы (так же, как мы перестаем ощущать запах старых духов, когда начинаем пользоваться новыми, хотя посторонние люди тот старый запах улавливают очень хорошо), и запах становится переносимым.

Я упомянула об этом, потому что каждый раз, когда мы открываем очередной мешок с трупом, мы получаем возможность испытать свою квалификацию и опыт в распознавании вариантов запахов. Однако запах трупа, конечно, способен вселить страх, потому что это не милый аромат игрушек с ключиками, а зловещий дух разлагающегося тела. Этот запах ударяет в нос сразу, как только ты входишь в морг утром, и становится совершенно отчетливым, когда мы вскрываем черные мешки, извлеченные из холодильника. Подходящим музыкальным сопровождением могли бы послужить начальные такты увертюры к третьей симфонии Бетховена с мрачными ударами литавр. Неплохо было бы добавить к этому вспышки молний на ночном небе. Если у экстренных служб не оказывается под рукой черного мешка, то разложившиеся трупы пакуют в два, а иногда даже в три белых мешка. Это тоже зловещий знак для сотрудников морга. Если расстегивая молнию белого мешка обнаруживаешь под ним еще один такой же, а под ним и третий, то это становится похоже на игру, в которую нет никакого желания играть.

Прочные мешки необходимы, потому что в них могут оказаться вещи, от которых надо уберечь другие трупы, хранящиеся в холодильнике, а таких вещей великое множество – запахи, жидкости, личинки, мухи, сгнившие куски тканей, улитки, хвосты игрушечных собак и все остальное, из чего состоят разложившиеся трупы.

Я заключила с Джун договор: она вскрывает все бариатрические трупы (это такой политкорректный термин, которым обозначают тела страдавших ожирением людей), а я – разложившиеся трупы. Джун была только рада такому распределению обязанностей, но не могла понять мой выбор. «Почему? Почему ты хочешь их вскрывать? Что у тебя с головой, крошка?» Она называла меня крошкой, потому что в то время я регулярно посещала спортзал и была довольно худа, что мешало мне управляться с тяжелыми трупами. Я говорила, что боюсь упасть в разверзнутую брюшную полость такого трупа. Это будет очень комичный вид – оттуда будут торчать только мои болтающиеся в воздухе ножки.

Техники морга, как правило, лютой ненавистью ненавидят разложившиеся трупы, но я никогда против них не возражала. В конце концов, я была ветераном, имевшим опыт похорон животных, погибших на дорогах под колесами автомобилей. Вскрытия разложившихся тел интриговали меня, и я очень скоро приобрела иммунитет к отвратительному хлюпанью жидкостей, омерзительной вони и бесконечным насекомым. Эти твари просто очаровывали меня еще с курса судебно-медицинской энтомологии, которую я изучала в университете. Я часто заспиртовывала извлеченных из трупов насекомых и во время обеденного перерыва относила их в ливерпульский музей мировой природы. Я живо обсуждала свои находки с энтомологом, одновременно жуя бутерброд. Правда, ничего экзотического в моих образцах не было. Там были обычные представители насекомых Великобритании – мясные мухи, личинки сырных мух, трупные мухи. Но мне нравилось находиться в музее, разговаривать об энтомологии и рассматривать изображения бесчисленного множества самых разнообразных насекомых. Персонал музея окрестил меня «личиночной девочкой» – думаю из хорошего отношения, хотя это прозвище подходило мне и по другим соображениям, потому что мне часто приходилось после вскрытий извлекать личинок из одежды и даже из лифчика.

Это было не вполне обычно.

Нет, в самих личинках не было ничего необычного, но я не могла понять, как они умудрялись заползать мне в лифчик. Личинки попадаются в трупах приблизительно раз в неделю, но в летние месяцы такое может случаться и ежедневно. Это очень печально, что многие люди умирают в одиночестве, и их трупы долго не обнаруживают (вспомним хотя бы невероятно грустную, хотя и исключительную, историю Кэрол Винсент, труп которой был обнаружен в 2006 году, но как было установлено, она умерла в 2003 году; телевизор в квартире был включен в течение всех трех лет). Это означает, что трупы таких людей становятся добычей множества разнообразных тварей: либо в качестве места обитания, либо в качестве источника пищи, а подчас и тем, и другим одновременно.

Обычно, вскрывая особенно ужасный труп, я надеваю полное облачение – зеленый хлопчатобумажный хирургический халат поверх формы. Эта форма промокает любой жидкостью, куда я могу непреднамеренно влезть, и поэтому поверх этой форменной одежды я надеваю еще и пластиковый фартук. Кроме того, я надеваю такие же пластиковые нарукавники, потому что перчатки защищают руку только до запястья. Эти нарукавники выглядят как футуристические согреватели голеней, эластичные на концах и плотно облегающие руку. Это препятствует жидкости подняться по гигроскопичному рукаву до уровня локтей. К тому же мы надеваем не одну пару латексных перчаток, между которыми надеваем еще и перчатки, предохраняющие от порезов, так как всегда существует опасность порезаться острым ножом или скальпелем или уколоться иглой. Мы называем эти защитные перчатки цепными, потому что в их ткань вплетена тончайшая металлическая сетка, не дающая лезвию инструмента рассечь кожу. Тем не менее, сетка эта достаточно редкая, потому что частая сетка просто не давала бы нормально работать, и поэтому кончик скальпеля может добраться до кожи и проколоть ее. Но тут в игру вступает двойной слой латекса – он стирает с лезвия остатки тканей и зараженные жидкости, поэтому шанс чем-нибудь заразиться во время вскрытия при случайном ранении приближается к нулю. В деле профилактики инфекций лишних предосторожностей не бывает.

Ко всему этому ансамблю надо добавить сетку для волос и пластиковое забрало, которое запотевает при каждом выдохе. Вы можете себе представить, как жарко в таком наряде в летний день, и как «гламурно» мы в таком наряде выглядим.

Но вот каким образом личинка забралась ко мне в лифчик. В тот день в прозекторской было невероятно жарко и душно. В довершение всех бед сломался кондиционер, и уже не в первый раз. Мало того, не работали и вентиляторы, создававшие нисходящие потоки, которые уносили находившихся в воздухе микробов к полу, где они могли причинить меньше вреда. Я решила не надевать халат, и вместо этого надела пластиковый фартук прямо поверх повседневной формы, а пластиковые нарукавники я нацепила прямо на голую кожу предплечий. Мне казалось, что я поступила очень умно. Мне совершенно не хотелось упасть в обморок от теплового удара и грохнуться головой о металлический стол с острыми инструментами при падении.

Но тут я оказалась между Сциллой и Харибдой.

Моя хитрость мало мне помогла. От удушающей жары я сильно потела, и капли пота на предплечье, не находя выхода из пластикового плена нарукавников, скопились там, и переливались сверху вниз и обратно при каждом движении руками. Сквозь забрало я тоже почти ничего не видела, потому что оно запотело от жара моего пылавшего лица. Я сняла его и не стала надевать обычную хирургическую маску. Мне стало более комфортно, но в сетке для волос и с ковшиком для сбора образцов жидкого жира и крови из полостей тела я была похожа на ведьму с адской кухни.

«Как дела, крошка?» – окликнула меня Джун с насмешливой улыбкой. Она всегда думала, что я жалела о своем выборе, но она ошибалась.

«У меня все нормально», – отозвалась я и вдруг почувствовала, как что-то холодное и скользкое упало в вырез моей форменной куртки. Халат не прикрывал мое декольте, и туда могло попасть все что угодно. Когда личинка упала мне в лифчик и удобно устроилась там между тканью и кожей, я уронила нож и принялась трясти куртку и прыгать, чтобы вытряхнуть тварь. Наконец мне это удалось, и она упала на пол прозекторской. Джун буквально сложилась пополам от смеха. Оказывается, она видела личинку у меня на плече и отлично понимала, чем все кончится. Я решила, что не останусь в долгу и как можно скорее отомщу ей.

Разлагающиеся трупы, заселенные насекомыми и другими живыми организмами, являются замкнутыми экосистемами. Я не верю в реальную реинкарнацию – в то, что душа и интеллект человека остаются нетленными и переселяются в другие тела и сосуды. Глядя на жизнедеятельность новорожденных личинок и ползающих насекомых, пожирающих разлагающуюся плоть, я начинаю понимать смысл выражения «круговорот жизни», который не имеет ничего общего с карикатурными львами и слащавыми песнями Элтона Джона. Первый закон термодинамики гласит, что энергия не может исчезать и создаваться из ничего, она лишь меняет свою форму. Это означает, что силы могут менять места и перемещаться, но суммарное значение энергии замкнутой системы остается постоянной. Если мы примем, что Земля с ее флорой и фауной есть такая замкнутая изолированная система, то жизненные силы всех умерших организмов вселяются в насекомых, ими питающихся, или откладываются в почве, куда хоронят умерших. Фрукты и овощи, питающие как нас, так и животных, которых мы едим, растут на удобренной трупами почве и, таким образом, являются «реинкарнацией» энергии, сменившей свою форму. Сжато это положение выразил Эдвард Мунк: «На моем гниющем теле вырастут цветы – это и есть вечность».

Но почему разлагающееся тело представляет собой такую экосистему или биом? Необходимо детально исследовать процесс разложения, чтобы установить, почему столь отвратительный предмет, как труп, поддерживает жизнь миллионов существ, и понять, что без этих существ мы бы ходили по земле, утопая в трупах. Если вы не способны смотреть жестокие сцены фильмов ужасов, если вы подпрыгиваете от страха, видя крысу или паука, то вам лучше пропустить следующий раздел…

Разложение начинается в тот момент, когда останавливается сердце, хотя многие могут поспорить, утверждая, что в одной популярной молодежной песне поется о том, что «я начинаю разлагаться с момента рождения». Однако для наших целей будет достаточно разделить разложение на пять стадий – свежий труп, вздутие, активное разложение, далеко зашедшее разложение и сухой остаток – и постулировать, что оно начинается все же только после смерти. Мы начнем со «свежего» трупа, и могу сказать, что словом «свежий» любой труп можно охарактеризовать лишь условно. Свежесть трупа не следует понимать в том же смысле, что и свежесть воздуха. Свежести в таком трупе не больше, чем в испачканной пеленке или «свежих» фекалиях. Вам точно не захочется окунуться лицом в такую свежесть, но поверьте мне, что со временем все становится только хуже.

На этой стадии в срок от одного до четырех часов после остановки сердца развивается один из самых ярких признаков смерти – трупное окоченение, rigor mortis. Окоченение наступает, потому что несколько белков, сцепляющих между собой мышечные волокна (что при жизни позволяет нам совершать произвольные движения) не могут их отпустить, потому что необходимое для этого соединение – аденозинтрифосфат – перестает образовываться. Окоченение начинается в мелких мышцах – в веках, жевательных мышцах, шее и пальцах. Это касается также мелких мышц радужной оболочки, и поэтому одним из признаков смерти считают отсутствие реакции зрачка на свет. Свет фонарика направляют на глаз. Если зрачок не сужается, то это говорит о том, что человек, скорее всего, мертв. Коченеют также мышцы, поднимающие волосы. У животных эти мышцы действительно поднимают мех, а у людей при сокращении вызывают появление гусиной кожи. Волосы на голове приподнимаются, что привело людей к ложному впечатлению, будто волосы продолжают расти после смерти. Через четыре-шесть часов после остановки сердца окоченение начинает охватывать и крупные мышцы, и первая стадия – абсолютной пластичности, сменяется полной ригидностью, когда все тело застывает и становится очень неподатливым. Мышцы становятся настолько ригидными, что попытка разогнуть конечности может привести к переломам суставов. Я слышала этот ужасный треск, хотя у меня самой никогда не хватало сил преодолеть окоченение, да, собственно, у меня никогда не было для этого поводов.

Большинство трупов, с которыми мне приходилось иметь дело на вскрытиях, находились на стадии трупного окоченения, и иногда это действительно мешает исследованию. Например, при наружном осмотре патологоанатом должен осмотреть область заднего прохода и гениталий, чтобы ничего не пропустить. Иногда нам с патологоанатомом при исследовании женщин приходилось браться каждому за одну ногу и медленно разводить их в стороны, чтобы получить доступ к гениталиям. Конечно, это выглядит не слишком привлекательно и может показаться непристойным, но надо исключить все заболевания и возможное сексуальное насилие. Если, например, факт изнасилования не будет установлен, то насильник может остаться на свободе.

Многое из того, что мы делаем во время патологоанатомического исследования, может показаться непристойным и кощунственным, но это необходимость. Правда, несмотря на это, иногда и я проявляла повышенную чувствительность, и мне не нравились некоторые действия патологоанатома. Помнится, однажды мы вскрывали пятнадцатилетнюю беременную девочку, которая покончила с собой, прыгнув с крыши дома. Последним ее адресом был интернат, и, кроме того, у нее были проблемы с наркотиками. Самоубийство, наркотики, беременность, бездомность – и все это в пятнадцать лет. Патологоанатом, с которым я тогда работала, привел с собой группу студентов-медиков, и я понимала, что они пришли сюда учиться. У девушки были генитальные бородавки, и чтобы показать их студентам, патологоанатом попросил меня помочь ему раздвинуть ноги трупа. Я буквально взорвалась и закричала: «Нет!» Я могла думать только о том, как не повезло в жизни этой несчастной девочке, которая не могла в жизни постоять за себя и, наверное, страдала от издевательств и насилия. Я не могла допустить, чтобы она страдала и здесь. Я не могла допустить, чтобы студенты смотрели на ее интимные места, словно она была каким-то предметом, хотя у них была возможность увидеть эти бородавки и у живой, вполне отдающей отчет в своих действиях, пациентки. Патологоанатом не стал настаивать. Он посмотрел на меня и не стал больше ничего говорить. Думаю, он понял мои переживания, и решил, что такой осмотр в данном случае, действительно, неуместен.

К тому времени, как все тело становится охваченным трупным окоченением, появляется еще один признак смерти. Это – гипостаз, или трупные пятна, livor mortis. Трупные пятна – это фиолетово-розовые пятна, которые появляются в отлогих местах кожи после прекращения кровообращения, где кровь скапливается вследствие воздействия силы тяжести. То есть другими словами, трупные пятна – это скопления крови в самых низких местах тела. Трупные пятна не появляются в тех местах, которые подвергаются после смерти внешнему давлению, потому что вены там сжаты и кровь в них не поступает. Таким образом, если человек умер, лежа на спине, то его спина в грудном отделе и в области лопаток останется белой или белесовато-мраморной, так как эти участки подвергаются давлению со стороны кровати. Белыми останутся также ягодицы, икры и пятки. Такая белесоватость может возникнуть даже в таких, например, местах, как плечи, на которые давили бретельки лифчика. Иногда эти пятна бывают такими отчетливыми, что на коже трупа виден логотип производителя одежды, как правило, поясных ремней.

В среднем через десять часов после смерти трупные пятна становятся наиболее отчетливыми и приобретают устойчивость к сроку двенадцати часов после смерти, то есть они «фиксируются», и окраска уже не меняется при изменении положения тела. Правда процесс этот варьирует, и поэтому не может служить надежным индикатором при определении времени наступления смерти. Но, если перед такой фиксацией трупу придали иное положение, например, перенесли из кресла в кровать, то на коже проступает новый набор трупных пятен, что помогает установить истину, если кто-то решит солгать относительно положения тела в момент обнаружения. По моему опыту могу сказать, что любая вещь оставляет на трупе неизгладимые следы, что может многое рассказать об обстоятельствах смерти. Гипостаз происходит всегда, в каком бы положении ни находилось тело в момент смерти. Поэтому у повесившегося человека будет бледным торс, а вся кровь скопится в нижних конечностях, которые приобретут темно-фиолетовый цвет. Это явление называют «застоем». Застой – одна из причин того, что может показаться, будто у такого человека перед смертью была эрекция, хотя на самом деле в члене просто скопилась стекавшая вниз под действием силы тяжести кровь.

Очень важно умение патологоанатомов и техников отличать гипостаз от кровоподтеков, полученных при жизни, так как такие кровоподтеки могут многое сказать об обстоятельствах и причинах смерти уже при наружном осмотре. Например, синяки и кровоподтеки на голенях часто встречаются у алкоголиков, которые склонны натыкаться на предметы мебели. В сочетании с другими признаками – например, поражением печени и сладковатым запахом алкоголя от крови (именно для того, чтобы чувствовать подобные запахи, мы и не закапываем в нос раствор ментола) – это подсказка относительно причин и обстоятельств смерти.

Во время одного вскрытия – мы вскрывали труп женщины, о которой было известно, что она алкоголичка – патологоанатому показались подозрительными несколько синеватых пятен на плече женщины.

– Как вы думаете, на что это похоже? – спросил он меня.

– На следы пальцев, – ответила я, подтверждая мысль врача.

На плече женщины, в области трицепса, был отчетливо виден ряд четырех эллиптической формы синяков – явный след того, что кто-то грубо схватил ее за руку. В сочетании с другими травмами это служило косвенным доказательством того, что она была избита, а не ушиблась сама в результате падений. В то же время, на коже были видны огромные участки гипостаза. Патологоанатом решил на всякий случай перестраховаться и направил документы коронеру для получения решения о судебном вскрытии. Нам хотелось быть на сто процентов уверенными в том, что эта женщина не стала жертвой убийства или тяжких побоев. Судебно-медицинское вскрытие отличается от обычного патологоанатомического вскрытия и проводится врачом, имеющим подготовку в судебной медицине.

Судебно-медицинское исследование трупа имеет целью установление того факта, что умерший либо стал жертвой преступления, либо сам совершил какое-то преступление. Когда по телевизору, например, говорят, что какую-то египетскую мумию подвергли судебно-медицинскому вскрытию, то это не соответствует действительности, так как ни у кого нет цели выяснять, был ли тот египтянин жертвой преступления или преступником. На самом деле речь идет лишь о применении методов судебной медицины для исследования мумии. В судебном вскрытии непременно принимает участие офицер полиции и фотограф на случай, если данные вскрытия придется представлять в суде. По всем этим причинам рутинное вскрытие не может по мановению волшебной палочки стать судебно-медицинским – это совершенно иная процедура, требующая иной документации и оформления.

На следующей стадии труп становится холодным. Это явление называют посмертным охлаждением, algor mortis. Считают, что в течение первого часа после наступления смерти тело охлаждается на 2 градуса, а затем на один градус в час до достижения температуры окружающей среды. Однако на температуру трупа в каждый данный момент времени влияют многие факторы. Например, в момент смерти у больного могла быть высокая лихорадка, и в этом случае температура, естественно, снижается медленнее. В большинстве случаев аутопсии, которые приходилось проводить мне, выполнялись на трупах, находившихся в холодильнике, и ткани в таких случаях бывают весьма плотными, потому что жир на холоде, как известно, твердеет. Правда, иногда, когда трупы доставляют непосредственно из больничных отделений для проведения экстренного вскрытия, они могут быть еще теплыми. Многие техники и патологоанатомы не любят работать с теплыми трупами, потому что их ткани очень сильно напоминают ткани живых людей, и работа с ними больше напоминает хирургическую операцию, нежели вскрытие. Лично мне работа с теплыми трупами никогда не доставляла неудобств. Несмотря на многослойные перчатки, мои пальцы очень чувствительны к холоду, и они замерзают при вскрытии холодного трупа.

В сроки между тридцатью шестью и сорока восемью часами после наступления смерти начинается и завершается распад сократительных белков, трупное окоченение исчезает, сменяясь вторичной податливостью, после которой окоченение уже не наступает. Причина распада этих белков заключается в том, что к этому моменту разложение становится отчетливо различимым, а белки в организме распадаются благодаря двум разным процессам: аутолизу и гнилостному разложению (путрефакции).

Аутолиз начинается через четыре минуты после наступления смерти. Слово это, означающее «самопереваривание», происходит от двух греческих корней: «ауто» – сам, и «лизис» – расщепление или разделение. Такое самопереваривание становится возможным, потому что внутриклеточные ферменты, отвечающие за расщепление нежелательных молекул, выходят из клеток и начинают беспрепятственно блуждать по организму, разрушая все, что попадается им по пути, то есть они действуют, как толпа мятежников, не встречающая противодействия полиции. Например, поджелудочная железа – орган, выделяющий в просвет кишечника сильнейшие ферменты, расщепляющие пищевые белки, после смерти очень быстро переваривает сама себя. Этот распад называют также абиотическим, то есть происходящим без участия микроорганизмов, но лишь в результате чисто химических процессов. В структуре клеток наступает дисбаланс, в результате которого в процессе распада образуется жидкость, накапливающаяся в коже в виде пузырей, наполненных красной или коричневой жидкостью. Этот процесс приводит к некрозу и отторжению некротических масс от тела. Этот процесс разрыва кожных покровов происходит приблизительно через неделю после наступления смерти. Именно это явление позволяет удалять кожу с рук трупа, как перчатку, для снятия отпечатков пальцев трупа, если это потребуется. Отслоение поверхностных слоев кожи делает более заметными татуировки и кровоподтеки, расположенные в глубоком слое кожи, в дерме. Поэтому для удаления поверхностного слоя мы пользуемся влажными губками – они снимают эпидермис, как чулок. Пузыри, наполненные жидкостью, лопаются от малейшего надавливания, поэтому трупы укладывают в холодильники упакованными в герметичные пластиковые мешки.

Стадия «вздутия», процесса, название которого говорит само за себя, а также изменение окраски трупа, обусловлены деятельностью микробов. Результат этой деятельности называют путрефакцией. Если аутолиз – процесс абиотический, то путрефакция, наоборот, процесс очень даже биотический, являющийся результатом жизнедеятельности микроорганизмов, а не ферментов собственного организма умершего. Эти микробы всегда присутствуют в человеческом организме, но, если при жизни существуют барьеры, препятствующие проникновению микробов во многие части организма, то после смерти в результате аутолиза и разрушения клеток микробы получают возможность невозбранно заселять все без исключения части тела. Кроме того, микробы сразу получают избыток пищи и принимаются пировать в питательных жидкостях. В микрофлоре желудка преобладают грибы, но все же большую часть «населения» кишечника составляют лактобациллы и клостридии. Обитающие в кишечнике клостридии носят выразительное наименование трупных клостридий. Отсюда становится понятным, что звездный час их наступает после смерти хозяина. Мы, правда, лучше осведомлены о дружественной микрофлоре благодаря телевизионной рекламе пребиотиков. Надо, однако, заметить, что чем больше в наших кишках этой полезной флоры, тем быстрее начнется гнилостное разложение, когда пробьет час. Помните об этом, покупая актимед!

Несмотря на то, что путрефакция начинается сразу же после смерти, ее проявления становятся заметными только через несколько дней. Бактерии вызывают изменение цвета кожных покровов, которые становятся зелеными, фиолетовыми, а иногда и почти черными. Это происходит из-за того, что в результате гниения гемоглобин (белок, придающий крови красный цвет) превращается в сульфгемоглобин, серное соединение гемоглобина, обладающее отвратительным запахом, как и многие соединения серы. Так как большая часть бактерий обитает в кишечнике, то зеленоватое окрашивание кожи проявляется сначала в нижней правой области живота (над слепой кишкой), а затем распространяется по всему животу, а затем и по всему телу. Это зеленое пятно на животе является таким необратимым признаком разложения, что именно появление этих пятен стало одним из оснований организации моргов для хранения трупов в начале девятнадцатого века. Доктор Мейз писал в книге «История трупа»: «Единственным надежным признаком смерти является гнилостное разложение». Помимо защиты живых от мертвых, хранение трупа в морге было призвано гарантировать, что смерть действительно наступила, и человек не будет погребен живым.

Вскоре эффекты гниения становятся хорошо видны на плечах и бедрах, придавая коже их мраморный рисунок. Эта мраморность появляется благодаря тому, что бактерии, изменяющие цвет кожных покровов, распространяются по пути наименьшего сопротивления – по венам. Во всяком случае, сначала. Со временем кровеносные сосуды распадаются, и бактерии получают окончательную свободу. Газы образуются в теле умершего под воздействием бактерий, главным образом, клостридий, которые относятся к другим видам этого рода, и вызывают у живых болезнь, носящую весьма неаппетитное название – газовая гангрена. Clostridium perfringens в процессе своей жизнедеятельности образуют так называемый «тканевой газ». Этот газ вызывает скрип в подлежащих тканях трупа, так называемую «крепитацию», которую бывает слышно, когда на труп надавливают в процессе работы с ним. Этому газу нет выхода, и он накапливается в полостях тела. Иногда часть этого газа может выйти из заднего прохода или изо рта в виде трупной отрыжки. (И то, и другое отвратительно воняет). Однако закрытие естественных отверстий у трупа приводит к тому, что газ скапливается в теле и приводит к его непомерному раздуванию. До неимоверных размеров распухает язык, а глаза вылезают из орбит, гениталии раздуваются, как мешки, а живот достигает огромного, поистине бычьего, размера из-за нарастания внутрибрюшного давления.

Присутствие этого газа я обнаружила на собственном горьком опыте во время моего первого вскрытия разложившегося трупа, когда мой шеф Эндрю наблюдал за моей работой. Я склонилась над трупом, чтобы лучше видеть то, что я делаю. Вооружившись секционным ножом, я уверено сделала длинный продольный разрез, но, когда лезвие рассекло кожу раздутого живота, подлежащие плотные ткани, окрашенные в гнилостный зеленый цвет, лопнули, как воздушный шарик, и мое усердие было вознаграждено струей газа. Такого зловония я не ощущала никогда в жизни. На мне было пластмассовое забрало, но оно не смогло устоять перед таким натиском. Для того чтобы вы поняли, чем все это пахло, я сначала упомяну названия этих газов: путресцин и кадаверин, которые образуются при гниении и разложении белков. Это смесь запаха сероводорода (тухлых яиц) и метана (кишечных газов). Еще одно соединение, содержащееся в этих газах, называется скатолом, название которого произведено от греческого корня, обозначающего «навоз». Я, прищурившись, метнула из-за забрызганного желтыми и зелеными каплями забрала гневный взгляд на Эндрю, словно говоря: «Какого черта ты меня не предупредил?». Он рассмеялся и сказал: «Теперь ты никогда в жизни не будешь наклоняться над такими трупами».

Урок пошел мне впрок, и с тех пор, работая с такими трупами, я никогда не снимаю лицевого щита, даже если из-за него бывает буквально нечем дышать…

Разрез передней брюшной стенки дает выход скопившимся в теле газам. Однако, если вскрытие не производится, то газы продолжают раздувать тело и дальше. Оно становится все больше и больше, и, в конце концов, находит выход через естественные отверстия, буквально разрывая труп. Это происходит в срок от двух недель после наступления смерти. Тем не менее, это не избавляет нас от рутины – все органы должны быть извлечены из тела и исследованы, а это нелегкая задача, потому что они из-за разложения теряют свой первоначальный вид и строение. Органы – из мягких, но отчетливо очерченных структур – превращаются в кашу. Причем в нее превращается буквально все – органы, жир, жидкость, вытекающая из пузырей. При попытке извлечения органов они текут сквозь пальцы, как желе.

Одним из самых интересных свойств разложения является то, что труп может стать абсолютно неузнаваемым, так как меняется рост, объем, исчезают расовые признаки, меняется цвет волос, до неузнаваемости искажаются черты лица. Иногда невозможно даже определить половую принадлежность трупа. В таком маленьком городе, как Ливерпуль, газеты часто печатают некрологи по случаю смерти граждан, и эти некрологи сопровождаются прижизненными фотографиями усопших. Иногда, во время вскрытия разложившегося трупа, я пытаюсь представить себе, как этот человек выглядел при жизни. При сравнении моих фантазий с фотографиями я видела, что почти всегда ошибалась. Реальные лица никогда не были похожи на лица, которые я себе воображала. Именно поэтому опознание разложившихся трупов родственниками отнюдь не всегда бывает надежным.

Это период наибольшей потери массы трупом, так как избыток влаги и газы покидают разлагающееся тело тем или иным путем. (Возможно, их проглотил неопытный садист-техник морга во время вскрытия, кто знает?)

Уменьшается и истинная масса трупа, так как ткани его активно поедают многочисленные организмы, включая и моих приятелей личинок. Как бы отвратительно и отталкивающе это ни звучало, мухи и их личинки превосходно подходят на свою роль «невидимых могильщиков», как их называют некоторые специалисты. Яйцекладущие мухи – это, по большей части, трупные мухи из рода Calliphora, которые действуют по жестко определенной схеме. Эти мухи откладывают яйца в естественные отверстия или раны, потому что юные личинки, питающиеся мягкими тканями, не способны проникать под неповрежденную кожу. Трупные мухи оказываются на трупе в течение двадцати четырех часов, словно кто-то оповещает их о новом покойнике. Они откладывают яйца, из которых на следующий день вылупляются личинки. Мухи некоторых других видов обладают преимуществом, так как являются живородящими, и откладывают непосредственно жизнеспособных личинок, которые сразу обладают способностью поедать плоть. Такие мухи относят к роду Sarcophagidae, то есть плотоядных мух.

Сотни этих крошечных личинок едят, едят и едят, увеличиваясь в размерах и проходя три стадии развития – по одной в сутки. По достижении третьей стадии они начинают представлять собой шевелящуюся белую массу, похожую на клокочущую в кастрюле рисовую кашу. Это лихорадочное пиршество выделяет столько энергии, что труп разогревается до температуры около пятидесяти градусов, и перегретые личинки из центра этой массы выбираются на поверхность, уступая места другим личинкам, что порождает движение волн на поверхности этой массы. На головном конце личинок вырастают крючки, которыми они прицепляются к скользким поверхностям, смоченным пищеварительными ферментами личинок. Эти ферменты переваривают ткани, и в таком виде их проглатывают личинки. На заднем конце личинок можно рассмотреть две точки, похожие на глаза, но, на самом деле, это дыхальца, через которые, как это ясно из названия, осуществляется дыхание. Эти личинки – идеальные жрущие машины, которые не умеют делать ничего больше. Без сна и отдыха они едят, и поэтому могут в течение недели уменьшить вес мягких тканей трупа на 60 процентов. Насытившись, личинки отдыхают, так же как мы отдыхаем после плотного обеда; правда, если мы садимся к телевизору и впадаем к сытую кому, то личинки окукливаются, как, скажем, гусеницы бабочек.

При работе с разлагающимися трупами эти ползучие личинки забираются, куда угодно – в волосы, ботинки, складки одежды, и, как я уже писала, даже в лифчик. Причем, их нельзя просто стряхнуть и бросить в мусорное ведро, потому что они окуклятся везде, а куколки очень устойчивы к внешним воздействиям. Они тверды, как маленькие орешки. С ними поступают очень просто: собирают с помощью вакуумной насадки циркулярной пилы в пластиковые пакеты. Потом я кладу такой пакет на пол и начинаю на нем прыгать, давя куколок. Это напоминает раздавливание пузырьков на амортизирующей упаковке, что, как говорят, неплохо успокаивает нервы. Сначала слышится сплошной треск. Когда он исчезает, я понимаю, что раздавила почти всех куколок, и теперь пакет можно сжечь.

Личиночная девочка уничтожает своих же соплеменников!

Четвертая стадия разложения начинается, когда из трупа выкатываются насытившиеся личинки, которые прячутся в укромные темные места, где и окукливаются. Такое место может располагаться вдали от трупа – вплоть до пятидесяти метров, что для сантиметровой личинки эквивалентно расстоянию в пять километров для человека. К этой стадии масса трупа значительно уменьшается, и именно благодаря этому мы не увязаем по колено в трупах. Тем не менее, на месте обнаружения трупа видны следы жидкости, образующейся в результате аутолиза и путрефакции.

Избежавшие уничтожения «вакуум-экстрактором и башмаками» куколки прячутся в твердом материале. После стольких испытаний они заслужили отдых. В стадии «куколки» личинки пребывают в течение десяти-двадцати дней. Из куколок вылупляются взрослые мухи, но им уготован недолгий век. Они начинают жужжать в прозекторской, но периодически натыкаются на «Инсектикуторы». Следует вспышка и муха погибает в ней героической смертью.

Связь личинок с мертвецами давно и хорошо известна, но только недавно широкая публика узнала о том, что теперь личинки используются для своеобразного лечения – очищения ран от разлагающихся некротических тканей. Личинки поедают их, оставляя нетронутыми здоровые ткани. Собственно, такая практика была известна со времен античности, но с введением в клиническую практику антибиотиков была в конце тридцатых годов оставлена. Интерес к ней пробудился в настоящее время в связи с возникновением бактерий, устойчивых к антибиотикам, например, устойчивого к метициллину золотистого стафилококка. Было давно замечено, что у раненых на поле боя солдат раны реже оказывались смертельными, если в них заводились личинки. Они очищали раны лучше, чем все известные в те времена средства, так как у таких солдат не происходило отравления крови, от которого, например, умер наш страдавший анорексией дантист. Этот метод очищения ран очень хвалят сегодня, несмотря на то, что эстетически он выглядит не вполне привлекательно.

Есть, правда, еще один феномен, меньше известный широкой публике – это инфицирование живого человека личинками насекомых, заболевание, известное под названием «миаз» или «энтомоз». Во время наружного осмотра трупа, исследуя кровоподтеки, татуировки и иные признаки, возникающие как до, так и после наступления смерти, очень важно повернуть тело набок и осмотреть спину. Представьте себе, что мы забыли это сделать, а потом обнаружилось, что на спине, между лопаток находится огнестрельное ранение! Осмотр передней и задней поверхности трупа исключает такой ляпсус. Однако я так и не привыкла к виду тех несчастных одиноких душ, которые при жизни страдали миазом. Миаз чаще всего возникает у уязвимых людей, например, у младенцев, которым так называемые родители неделями не меняют пеленок, или у стариков, лежащих в неизменном положении и справляющих нужду под себя. У таких стариков неизбежно возникают пролежни, которые затем инфицируются флорой кала, а уже на эту благодатную почву откладывают яйца насекомые. Именно поэтому миаз чаще всего обнаруживается на задней поверхности трупа. Это неестественное поражение, вызванное лишь отсутствием всякой гуманности у других людей. Это зрелище никогда не забудет тот, кто хотя бы один раз его видел.

Думаю, что данный факт может служить оправданием моему стремлению изучать естественные экосистемы, возникающие на разлагающемся трупе, и тех живых существ, которые вносят свой вклад в священный круговорот жизни. Это лучше, чем рассуждать по поводу отношения к таким детям и старикам, которое как раз и является негуманным и неестественным.

Наконец, мы подошли к относительно удобной для вскрытия стадии разложения трупов – к стадии сухих остатков. Эта стадия называется так, потому что на ней от трупа остаются только кости, хрящи и уплотненная кожа. На этой стадии находятся выставленные в анатомических музеях, обнаруженные в болотах, древние останки и египетские мумии. Возможно то, что египтяне делали с трупами умерших, сами они и называли «бальзамированием», но, в отличие от современного бальзамирования, это было лишь высушивание останков, причем каждый этап этого действа был исполнен глубокого религиозного смысла. По ходу египетского бальзамирования из тела удаляли большую часть органов через разрезы в левом боку, после чего удаленные органы помещали в особые кувшины. Удаленную плоть промывали нильской водой и на сорок дней засыпали солью. Для сохранения формы останки завертывали в гигроскопическую льняную ткань и присыпали опилками. При бальзамировании применяли также специальные ароматические масла, используя их религиозное значение и свойства.^[2] Процесс египетского бальзамирования никогда не повторяли до 2011 года, когда на 4 канале прошел документальный фильм «Мумифицированный Алан». Алан Биллис согласился с тем, чтобы после смерти его тело было подвергнуто такого рода бальзамированию. В нем приняли участие многие специалисты, и среди них профессор судебной медицины, с которым мне довелось работать, Питер Ванезис.

Правда, мумификация может происходить и естественным путем, особенно, в жарком и сухом климате. Мне приходилось несколько раз сталкиваться с мумифицированными трупами, которые доставляли из домов, в которых продолжало и после смерти хозяев работать центральное отопление, и куда был закрыт доступ мухам. В прошлом чаще всего обнаруживались мумифицированные трупы младенцев, возможно, мертворожденных, которых прятали в стены насмерть перепуганные молодые матери. Один такой младенец есть в собрании нашего музея. Тела таких младенцев довольно часто обнаруживались в каминах старых домов во время реставраций. Мумификация может также естественным образом происходить в сухом холодном климате, причем тела лучше всего сохраняются в болотах, спустя тысячи лет, и, при этом, у них иногда сохраняются даже ресницы.

Профессионально изучая процессы разложения и гниения, я знакомилась со всеми этими стадиями. Но всегда возникает вопрос: на какой стадии должен находиться труп, чтобы его можно было выставить на всеобщее обозрение? Думая об этом, начинаешь понимать, что это можно делать на стадии сухих остатков, а не на стадии вздутия или далеко зашедшего разложения. Сухие остатки мы видим в музеях, в телевизионных документальных фильмах и даже в газетных статьях, посвященных археологическим раскопкам. Однако ни в музеях, ни в кино, ни в газетах вы не увидите заселенные личинками трупы. Широкой публике такие вещи демонстрируют только в фильмах ужасов для того, чтобы пронять зрителя до потрохов. Но почему зрелище высохшего трупа приемлемо, а зрелище вздутого трупа – нет? Кристина Квигли так отвечает на этот вопрос: «Скелет, лишенный индивидуальных черт лица, оказывает меньшее эмоциональное воздействие, чем сохраненная голова мумии. А эта последняя действует на человека слабее, чем лицо нетронутого трупа». Так ли это?

Вид разложившегося тела в музее или в средствах массовой информации одномерен. Трупы в такой ситуации лишены запахов, о которых я уже писала выше. Обсуждая запах разложения в суде, присяжные часто ошибаются, считая, что трупный запах может застревать в волосах и одежде, о чем часто говорят по телевидению и пишут в криминальных романах. На самом деле эти молекулы могут задерживаться на обонятельном эпителии полости носа, и поэтому мы думаем, что продолжаем пахнуть, но, на самом деле, только мы сами и чувствуем этот запах.

Возможно, что это и так, но, когда я была техником морга, то после работы всегда принимала душ и переодевалась в свою обычную одежду, и, тем не менее, в автобусе рядом со мной, как правило, никто не садился (или мне так только казалось?).