– Нет, конечно же, Ридли Скотт не закладывал в символику «Чужого» никаких оккультных смыслов. Символизм там есть, и он очевиден, но с тайными знаниями никак не связан. Главный отрицательный персонаж, Чужой, символизирует жизненный цикл сперматозоида, не более того. Вспомните, каким он покидает мужское тело – мужское, прошу заметить! – во время совместной трапезы: крохотный, шустрый, с длинным хвостиком, совершенно не похожий ни на лицехвата, ни на взрослого ксеноморфа. Затем, чтобы воспроизвести себя в том же виде, он должен пройти через два других организма, опять-таки параллель лежит на поверхности… Все это достаточно примитивно и не имеет отношения к теме нашего разговора. Есть другие вопросы, более кореллирующие с темой лекции?

Эк загнул… Я даже немного пожалел, что не слышал ничего из лекции старика Лернейского, подъехал из Белоострова только к концу, когда он отвечал на вопросы.

Слушателей на мероприятие г-на Заушко собралось побольше, чем у Властимира, – десятка три. Возможно, отчасти это было связано с тем, что здесь находились Ихти с Импи (я попросил их зайти, опасаясь, что сам не успею вернуться). Женщины среди оккультистов встречались, но в большинстве своем не слишком женственные, и сестры пользовались у тусовщиков немалой популярностью.

Всех, присутствовавших в малом конференц-зале, я изучить не успевал. Бросил вопрошающий взгляд на Ихти, но она отрицательно покачала головой. Значит, никого подозрительного не увидели…

Надо отметить, что после купания с расчленением у наших русалочек отношение к Иксу резко изменилось. Они прекратили играть в молчанку и описали человека, рассказавшего им о байкальских тритонах и открывшего тайну происхождения сестер (словесный портрет полностью соответствовал лже-Резнику), согласились помочь в его опознании под новой личиной… Но пока не преуспели.

Других вопросов к лектору у почтеннейшей публики не оказалось. Вопрос задал я, желая немного затянуть мероприятие и все-таки получше присмотреться к собравшимся, – спросил первое, что пришло в голову: о символике «Звездных войн».

– Видите ли… э-э-э… – Заушко сделал вид, что приглядывается к моему бейджу, хотя, конечно же, отлично меня знал, – видите ли, Капитан Дарк, говорить о символике «Звездных войн» смысла нет – в классических фильмах Лукас целиком позаимствовал символику из первоисточника, при этом многое нещадно переврав. А создатели диснеевских продолжений о таких материях, очевидно, не слышали.

– О первоисточнике можно чуть подробнее? – спросил кто-то из заднего ряда.

Мой нехитрый расчет оправдался: среди трех десятков человек в любом случае найдутся хотя бы два-три поклонника «Звездных войн» и поддержат тему, не позволят дискуссии заглохнуть.

– Первоисточник – древнеиндийский эпос и основанная на нем средневековая индийская поэзия, – ответил старик Лернейский с таким видом, словно растолковывал детсадовцу азбучные истины.

– Есть конкретные примеры заимствований? – не унимался тот же голос.

– Ну вот вам конкретный пример: завязка пятого эпизода, битва на снежной планете Хот. Казалось бы, в действиях имперцев ни малейшей логики не видно: обладая подавляющим преимуществом в воздухе и на орбите, они высаживают десант и атакуют базу повстанцев слоноподобными шагающими машинами – огромными, уязвимыми, абсолютно нефункциональными… Однако, если почитать индийский «Океан сказаний», все встает на свои места. Для тех, кто не читал или позабыл, напомню: там описана аналогичная ситуация – древнеиндийский властитель Сурьяпрабха воюет с раджой Шруташарманом, причем первый обладает виманами – мощным флотом воздушных кораблей, способных быстро решить исход сражения ударом с воздуха. И как же используется этот флот? Своеобразно: лишь для доставки к месту битвы боевых слонов, которые и ведут бой… Флагманский воздушный корабль, кстати, носил имя «Падма» – думаю, поклонникам Лукаса оно кое о чем напомнит.

Он плел что-то еще: о брахманах и световых мечах, о ситках и сикхах, но я уже не вслушивался, сосредоточившись на разглядывании публики… Однако моя легендарная интуиция молчала. Поневоле закрадывались нехорошие сомнения: может быть, я ошибся, моделируя действия Икса? Может быть, конгресс оккультистов вообще никак не связан с посланцем-крабоидом, а случайно оказался на траектории его движения?

…На выходе из конференц-зала меня подстерег Ротмистр. И сразу потянул куда-то, упорно не желая объяснить, в чем дело: дескать, сейчас сам увижу.

И я пошел с ним и увидел, и сомнения рассеялись.

– Далеко еще идти? – недовольно спросил я. – Может, все-таки стоило на машине?

– Уже почти дошли, – успокоил Соколов. – Как-то ты странно шагаешь… Болит что-то?

– Фантомные боли… Не бери в голову.

Я давно сообразил, что за существо наградило меня жгучей болью вокруг поясницы (перцовое жжение во рту тоже не проходило, лишь ненадолго умеряемое холодными напитками).

Таких же, но крохотных прозрачных тварей в любом нашем болотце можно при желании и при наличии лупы насчитать десятки и сотни, если не тысячи, именуются они Hydra vulgaris grisea, или попросту гидрами.

В багровом море вымахавшая до многометровой длины гидра была царицей местной микрофауны, в сравнении с ее размерами штурмовавшие остров существа казались мелкотой, хотя многие из них продвинулись гораздо дальше по эволюционной лестнице.

Устроена гидра проще некуда: вытянутое цилиндрическое тело с венчиком щупальцев вдвое большей длины, нашпигованных стрекательными клетками, их яд парализует жертву, позволяет без помех проглотить ее и приступить к перевариванию…

Гидра имеет единственную внутреннюю полость и ротовое отверстие, тоже единственное, по совместительству выполняющее функции прочих отверстий, имеющихся у более развитых организмов: через него гидра и поглощает пищу, и выбрасывает ее непереваренные остатки.

Несмотря на примитивное устройство и невзрачный (у нас невзрачный) размер, гидра заправский хищник с древней и почтенной родословной. Ее далекие предки одними из первых усвоили простой жизненный закон: гораздо выгоднее не поглощать питательные вещества, рассеянные в протоокеане, а убивать и пожирать тех, кто уже выполнил эту работу.

С тех давних времен появлялись и исчезали многочисленные куда более совершенные хищники, отрастившие себе самые разные приспособления для убийства и освоившие замысловатые методы пожирания.

А прямые потомки самых первых гидр так и живут, не меняясь: старый проверенный способ добывания пищи их не подводит… Но с кархародоном гидра-переросток наверняка столкнулась впервые. Встреча завершилась вничью: фантомные боли у меня будут слабеть и пройдут, а у нее отрастет новое щупальце взамен откушенного…

Однако я не настаиваю на переигровке. Невзирая на всю эволюционную пропасть, разделяющую нас с гидрой, ничья – вполне достойный результат.

Вел Соколов меня к берегу залива, упорно секретничая, не желая открывать цель прогулки… Любит человек эффектные жесты, я понял это еще при вручении мне найденной им экшен-камеры…

Пока шагали, Ротмистр рассказал, что он успел накопать о покойном Граче.

Грач (в миру Олег Грачанов) приехал на конгресс из Москвы и был личностью многогранной. По образованию инженер-химик, но еще в институте увлекся оккультизмом и не проработал по специальности ни дня. Получил известность как издатель оккультной литературы, исследователь наследия Блаватской, завсегдатай всевозможных КОТов, главный редактор тайноведческого журнала «А вдруг?» и прочая, и прочая…

Я слушал детали его биографии и не понимал: что в ней могло заинтересовать надмировые Силы? Нет, конечно, покойный оккультист теоретически мог случайно натолкнуться на краешек какой-то тайны и напечатать в своем журнале то, что никак не стоило печатать… Но рыться в журнальных подшивках в поисках непонятно чего для проверки допущения не хотелось. Если до этого все же дойдет, поручу поиски Властимиру, он по складу характера как раз подходит для такой работы.

– Пришли, вот оно, – сказал Ротмистр.

Если он рассчитывал меня поразить или хотя бы удивить, то просчитался.

На вершине небольшого пригорка я увидел бетонный крест. Он не возвышался, как тот, что стоял на Голгофе (хотя напоминал его формой и пропорциями), и даже не лежал плашмя на земле – был утоплен в нее, вернее, не в землю, а в грунт, состоящий почти полностью из песка.

Надо понимать, здесь выкопали крестообразную яму, укрепили ее стенки досками или фанерой, затем залили эту опалубку бетоном, а когда затвердел – убрали деревянные части конструкции.

Длина креста оказалась метра три, перекладины – вдвое меньше. На месте их пересечения в бетон была заподлицо вмурована металлическая деталь, поблескивающая на солнце. Неподалеку валялись какие-то плоские обломки, вероятно, оставшиеся от крестостроительных работ.

После нескольких секунд созерцания этого натюрморта я произнес:

– А теперь постарайся убедительно объяснить, зачем я сюда притащился. Ключевое слово – «убедительно».

– Ты посмотри внимательнее. На металлический срез, на бетонный… Посмотри, посмотри.

– Металлический срез? Подожди-ка… Это не отсюда Розу Мира умыкнули?

– Угадал, отсюда.

– То есть Бодалин проел-таки тебе плешь до самого подбородка, и ты принял у него заявление, чтобы отстал?

– Снова в «десятку»! Сегодня явно твой день. Но ты все-таки взгляни, КАК ее умыкнули, прежде чем скажешь мне все, что собираешься высказать.

Я взглянул без малейшего интереса. И удивился:

– Чем ее срезали? Не ножовкой и не болгаркой… И уж тем более не газовым резаком.

– Вот-вот… Заодно инструмент срезал сверху тоненький слой бетона, но лишь с одной стороны креста. Вон валяется этот ломтик, оказался не нужен.

Бетонный «ломтик» был чуть толще листа бумаги. Он и до меня уже развалился на несколько частей, и при попытке взять их в руки части продолжали ломаться.

– С металлом еще можно что-то придумать, – сказал Соколов, – представить, как это было сделано… Отпилили, например, болгаркой, потом тщательно отполировали срез… Но инструмент, способный так строгать бетон, мне не известен. И никому не известен. Нет таких инструментов. По крайней мере у бомжей, охотящихся за металлами, точно нет.

– Скажи уж прямо: ты считаешь, что здесь поработал не инструмент, а оружие… И этим оружием расчленили и Грача, и Капитоныча.

– А ты считаешь, что в окру́ге, просто так, по случайному совпадению, болтаются два различных неизвестных науке приспособления, способных резать что угодно, оставляя идеально чистый срез?

– Не считаю…

Я взглянул в сторону залива – не виден ли след твари, тянущийся от воды сюда. Бесполезно… Высохший песок следы не сохранял. На травянистом склоне холма тоже ничего не отпечаталось.

– Но абсурд же, согласись! – воззвал я к разуму и логике Соколова. – Проложить туннель через Миры, чтобы украсть центнер цветного металла?!

– Половину центнера.

– Тем более… Что за металл хоть?

– Непонятно… Бодалин сказал, что вроде бы нержавейка. Я попробовал остаток Розы пилкой для ногтей – ни царапинки. А пилка у меня алмазная.

– Любопытно, любопытно…

Металлический срез состоял из двух концентрических кругов разного оттенка. На внешнем действительно виднелись едва заметные царапинки, но обрывались они на границе внутреннего круга.

– Резьбовое соединение? – догадался я. – Странно, что бомжи давненько Розу не вывернули и в пункт приема не отволокли. И еще один момент подозрительный: это у них уже двадцать первый конгресс, и свой цветик-семицветик оккультисты устанавливают на каждом, а бетон новенький, словно неделю назад залит.

Ротмистр, после разговора с Бодалиным неплохо владевший информацией, рассеял мое недоумение. Оказалось, действительно, самую первую Розу на самом первом «ИнтерБалтКОТе» украли. Вполне возможно, что бомжи, охотившиеся за цветметом.

К следующему конгрессу кто-то из участников (Бодалин за давностью лет сам не помнил, кто именно) подарил новую Розу, вандалоустойчивую. Вывернуть ее нелегко – очень тугая резьба и нужен большой специальный ключ, причем не стандартный, а уникальный, сделанный по спецзаказу и позволяющий вращать семигранный стержень, разводной водопроводный не подойдет. И спилить практически невозможно, сделали Розу из очень прочного нержавеющего сплава. В общем, с тех пор много лет Роза Мира стояла три дня конгресса целая и невредимая, потом организаторы ее вывинчивали и забирали. Пока, предположительно, не заявился наш крабоид и не внес коррективы в налаженный процесс…

А бетонный крест и в самом деле свежий, залит пару недель назад. Потому что ИБК не проводится каждый год на одном и том же месте, кочует по всему побережью залива от Сестрорецка почти до Выборга.

– Что будем со всем этим делать? – спросил Соколов. – Мне кажется, рыскать по многочисленным пунктам приема металла смысла нет. Хотя Бодалин настаивал именно на этом.

– Сделаем вот что… – сказал я, параллельно читая пришедшую СМС. – Раздобудь подходящий инструмент, чтобы извлечь металлический обрезок из бетона. Отправим на экспертизу. Еще мне нужны данные по предыдущим ИБК – даты и места проведения. И хотя бы еще один такой крест локализуй на местности. А я доложу боссу, но чуть позже… Мне сейчас необходимо на полчасика отъехать. Предстоит ритуал соления залива…

– Ритуал чего?! Не понял…

– Соления. Залива. Финского. Морской солью. Что тут непонятного?

В Белоострове я неожиданно узнал: в нашей семье ожидается пополнение.

Нет, у Лары или Маришки с Маратом в ближайшей перспективе еще один братик либо сестричка не планируются. Пополнит семью домашнее животное. Вернее, домашняя птица. Вернее…

Короче, они купили страусиное яйцо.

Стоило оно как две сотни обычных куриных, но я, в принципе, не отказался бы за такие деньги отведать экзотической яичницы. Как же… Никакой яичницы! Яйцо будет лежать в тепле, пока не проклюнется страусенок!

Не хотелось разочаровывать детей, но едва ли у них появится домашний любимец. Нейя не сторонница содержания животных в неволе – не важно, дома ли, в зоопарке или в цирке… Нет, она не экстремистка, не ломает запоры на клетках под лозунгом «Всех на волю!», однако страус с нами жить не будет.

Детей, кстати, честно предупредили при покупке: есть лишь один шанс из четырех, что яйцо оплодотворенное и из него кто-то вылупится. Но Маришка с Ларой посчитали, что игра с такими шансами стоит свеч. Когда они взахлеб рассказывали о своих великих планах и упомянули этот нюанс, Нейя за их спинами покачала головой – значит, чувствует, что приобретение годится лишь для кулинарных целей.

Идея с морской солью была отложена на потом. В пансионат, немедленно в пансионат! Яйцо должно быть срочно завернуто в одеяло и положено под настольную лампу! Две юных энтузиастки в два голоса подстрекали меня гнать по Приморскому шоссе, нарушая все правила движения.

Доехали, и в разгар суеты вокруг яйца позвонил босс:

– Дарк, подтягивайся немедленно в Серово! Нашего крабоида выбросило прибоем на берег. Похоже, он исполнил свою миссию и стал больше не нужен… Обязательно возьми институтское удостоверение, там уже разворачивают оцепление.

И он отключился, на полуслове оборвав мой недоуменный вопрос.

Пока я разговаривал, завершилось сооружение импровизированного инкубатора из одеяла (разумеется, из моего), двух настольных ламп и термометра, снятого со стены номера. Процесс пошел и, понаблюдав за ним недолгое время, Маришка стала проситься на залив, дабы исправить наконец его соленость.

– Отправляйтесь, конечно же, – сказал я. – Не все ли равно, где его солить, здесь или в Белоострове.

И действительно, в свете сообщенного боссом особой разницы теперь не было.