Глава 6
Четвертого августа после полудня к подворью боярина Воронова подъехала телега с двумя мужиками. Один в годах, но очень крепкий, другой намного моложе, тоже нисколько не слабак. Повозка остановилась у ворот.
Из калитки высунулся замурзанный мальчонка и пропищал:
— Эй, кто такие? Чего встали тут?
— А что, нельзя? — спросил молодой приезжий.
— Конечно, нельзя. Тут вам не постоялый двор, а подворье боярина Воронова.
Гордей Бессонов слез с телеги, подошел к мальцу и спросил:
— Как звать-то тебя?
— Санька, а что?
— Да нам боярин твой Воронов и нужен.
— По какому такому делу?
— Не много ли вопросов ты, Санька, задаешь?
— В меру.
— Ты вот что, кликни-ка сюда кого-то постарше, — сказал Гордей Бессонов. — Что с тобой-то говорить?
— А я тебе что, не подхожу? — спросил малец и насупился.
— Да мал еще, чтобы разговоры серьезные ввести.
Паренек вытер сопли рукавом рубахи и заявил:
— Ладно, кликну. А кто приехал-то? Чего сказать?
— Скажи, люди, желающие переговорить с боярином. Он сам-то на месте сейчас?
— Дома, где ж ему быть. Ждите.
Вскоре появился взрослый мужик и осведомился:
— Кто такие, откуда и зачем приехали?
Гордей улыбнулся и сказал:
— Здравия тебе, добрый человек!
— Благодарствую. Так кто вы, откуда и по какой надобности к боярину?
— Да вот ищем пристанища. Я Гордей Бессонов, со мной сын мой. — Он указал на Власа. — Мотаемся по краю, ищем, где устроиться на житье.
— Свободные, что ли?
— Свободные, откупились от холопства.
— А где до того жили?
— На Москве.
Мужик удивился и спросил:
— Что, на Москве места для житья не нашлось? У нас, напротив, многие в столицу стараются перебраться, а вы оттуда к нам приехали. Почему так?
— Да надоела нам Москва, суетно там стало. Ты-то тут кто?
— Ключник боярина, Василь Бобрик.
— Возможно ли у вас остановиться?
— А чего у нас, не в Твери или в каком другом месте? Или вы просто в первое же по дороге село заехали?
— Нет, — сказал Бессонов. — Мы и в Твери были, и всю округу проехали. В городе то же самое, что и на Москве. А вот ваше село нам приглянулось. Тихо тут, Тверь недалеко, рядом река, леса. Место очень хорошее.
— Это да.
— Так мы можем поговорить с боярином, или он с такими простолюдинами, как мы, не якшается?
— Отчего же? Всеволод Михайлович доброй души человек. Холопов особо не притесняет, рукам волю редко дает, да и то по делу. Пойду, спрошу, примет ли он вас. У него, чай, тоже дела есть.
— Узнай да скажи, что мы не простые мужики, не бродяги. Я мастер резьбы по дереву. Сын осваивает мое ремесло, никакой другой работы тоже не чурается.
— А чего вы без баб?
Бессонов изобразил скорбь и ответил:
— Да померли наши бабы. Супружница моя да дочь. Задохнулись они при великом пожаре три года назад.
— От всей души соболезную.
— Спасибо.
— Значит, ты мастер резьбы по дереву?
— Да.
— Обожди-ка. — Ключник ушел, скоро вернулся, приказал Саньке присмотреть за лошадью да скарбом в телеге, Бессонову же сказал: — Заходите, хозяин примет.
— Угу. — Бессонов прошел во внутренний двор.
Воронов стоял на крыльце.
— Долгих лет тебе, боярин, — сказал Гордей и низко поклонился.
То же самое сделал и Влас.
— И вам того же, путники. Представьтесь и растолкуйте, о чем говорить желаете?
Бессонов назвался, представил сына и слово в слово повторил все то, что говорил ключнику.
Боярин погладил бороду.
— Значит, приглянулось вам наше село?
— Приглянулось, боярин.
— Да, у нас тут хорошо. Значит, ты мастер резьбы по дереву?
— Так.
— Где до Дубино были?
Бессонов ответил. Он рассказал о жизни на Москве у боярина Рыжова, которого на самом деле и в глаза ни разу не видел, описал, как вольную получил, выложил все, что интересовало Воронова.
— А ну покажи грамоту об откупе! — приказал тот.
— Ага, сейчас. — Гордей достал из-за пазухи сверток, передал боярину.
Воронов посмотрел грамоты. Они, разумеется, были в полном порядке.
— Что ж, — проговорил боярин, возвращая документы. — Мастера нам нужны. На земле работать людей хватает, а вот ремесленников, почитай, и нету. А что у нас произошло, слышали?
Бессонов изобразил равнодушие и сказал:
— Говорили люди про клад какой-то. Видели мы на дороге не особо большую дружину, которая шла в Тверь. Еще старик в Лопухах рассказывал, будто обоз какой-то лихие люди ограбили. По нынешним временам такое дело не самое обычное, но и не новость великая. И у самой Москвы разбойники частенько балуют.
— А что про клад говорили?
— Да я уж и не помню. Это не моя забота, боярин. Нам надо устроиться, покуда лето, избу какую-никакую поставить да мастерскую, пусть и временную. Потом мы работать начнем, деньги на хлеб насущный добывать.
Воронов гладил бороду, смотрел то на Гордея, то на Власа.
«Видно, мужики крепкие, деловые. Если что, в обиду себя не дадут, — раздумывал он. — Другие хозяева таких людей ищут, а эти сами ко мне пришли.
Вот в том-то и дело! Они тогда появились, когда царские посланцы на подходе, которые будут вести следствие. С другой стороны, коли были бы не теми, кем назвались, то сегодня не объявились бы. Так лазутчиков не засылают. Да и не похожи они на служивых людей».
— Значится, мастер по дереву, говоришь, да? — повторил вопрос Воронов.
— На Москве такое ремесло помогало не бедствовать, даже позволило собрать денег на откуп.
— А жена и дочь угорели на пожаре?
— Да. Не убереглись. Тогда пыхнуло так, что улицы огнем пылали вместе с людьми, Москва-река и Яуза кипели. От огня никакого спасения не было. У нас-то, где стояло подворье боярина Евсея Александровича Рыжова, горело не так сильно. Погасили мужики огонь. Да вот покуда хлопотали, их бабы и дети, которые во дворах остались, угорели. Мои из избы скарб хотели вытащить — сдался он им! — да нажитую деньгу. В общем, погибли жена и дочь.
— Сочувствую. Много тогда людей сгинуло. А есть у тебя с собой поделки, которые ты сам мастерил?
— Продал все, только инструмент остался. В телеге лежит. Если хочешь, принесу да покажу. Можно на скорую руку и смастерить что-нибудь. Хотя бы ложку.
— Не надо. Потом посмотрим, что ты за мастер. Значит, так. Земля есть на околице. Для пахоты, сразу скажу, она не пригодна. Но вам того и не надо, раз ремеслом владеете. Избу там поставить запросто можно. Лес рядом. С тебя рубль в год.
— Целый рубль? За овраг поросший? — воскликнул Бессонов.
— Лес даром возьмешь под сруб.
— Все одно дорого для села.
— Будь ты крестьянин, у которого в этом году хлеб уродится, в другом нет, взял бы меньше. А с мастера — рубль. Заработаешь. А гляну, что и как мастеришь, может, и поделками возьму. Сведу с купцом, тот, если товар стоящий, цену хорошую даст. Если ты согласен, то место холоп мой покажет. Нет — ищи пристанище в другом поселении. Это мое последнее слово.
Гордей махнул рукой и сказал:
— А, ладно. Отработаем, но лес для сруба дашь даром, боярин.
— Сказал же, что дам. Ты грамотный?
— Нет, не довелось научиться. Считать могу хорошо, а вот с письмом никак. Сына моего священник нашей церкви обучал. Он и читать, и писать может. А что?..
— Договор надо составить насчет вашего проживания. Без него теперь никак нельзя. Прежде никому не нужны были такие бумаги, сейчас молодой царь новые порядки завел. Так что грамоту тебе подписывать придется.
— Сын за меня подпишет.
— Нет, должен ты. Если неграмотный, то сын тебе ее прочитает. Ты удостоверишься, что без обмана все, точно так, как мы договорились, и палец приложишь вместо подписи. Повсеместно так заведено.
— Добро, боярин, согласные мы.
Воронов позвал ключника и велел ему быстро составить договор на аренду земли.
Вскоре Влас прочитал отцу бумагу. Гордей приложил к ней палец, смоченный чернилами.
Потом Бессоновы вместе с Мироном, холопом Воронова, проехали до участка, на котором будто бы собирались строиться. Он оказался точно таким, каким его и представил Воронов.
Но это Гордею было не важно. Его очень даже устраивало то обстоятельство, что к этому участку можно было скрытно подойти от реки. Лес неподалеку. Рядом не было никаких строений. Ближайший починок скрывался за косогором.
«Удобнее места для исполнения задания князя Савельева и не придумать. Удачно вышло», — подумал ратник особой дружины.
На следующий день отец и сын Бессоновы уже рубили деревья для строительства избы-времянки и мастерской. Служивые татары осматривали Черный лес. Люди Дмитрия Савельева занимались опросом стариков. В округе их действительно оказалось мало, но жили они в разных местах.
Пятого августа в Тверь прибыли князь Андрей Николаевич Греков и три боярина, которым государь поручил вести следствие по делу об исчезновении отряда Ивана Кузнеца. Их сопровождали десять всадников под началом Егора Осина.
Время шло, но ничего особо не менялось.
Агиш и Баймак обследовали дорогу, по которой пошел отряд Кузнеца. Дотошные и бдительные татары все же усмотрели рядом с ней и лесом пятна крови, нашли крохотный обломок сабли, кусок сукна, несколько следов, явно не принадлежащих ратникам Кузнеца. Эти отпечатки были оставлены лаптями, а воины носили сапоги.
Разведчикам стало ясно лишь одно. Они поняли, что обоз боярина Воронова и отряд Кузнеца подверглись нападению одновременно. Разбойники напали на них у леса и у Гиблой рощи, с разных сторон. Это говорило о тщательной подготовке засад и хорошей осведомленности главаря шайки.
Но тех троп, по которым разбойники выходили на свой кровавый промысел, служивым татарам обнаружить не удалось. Баймак нашел лишь проход, который чрез десяток саженей обрывался топью. Агиш обнаружил еще два точно таких же.
Князь Греков с боярами и дружиной обосновался в кремле. Он занимался допросами местных вельмож и торговых людей. Никакого результата его работа пока не давала.
Все это неприятно удивляло Дмитрия. Он не верил в чертовщину и мистику, но трагическая история, приключившаяся у Черного леса и Гиблой рощи, не поддавалась разумному объяснению. Слишком уж загадочной она оказалась.
Ситуация кардинально изменилась только десятого августа.
Утром под видом нищего к Владимирским воротам вышел Ильдус Агиш. Раньше эти убогие люди свободно могли просить милостыню у Спасо-Преображенского собора. Теперь же в кремль могли проходить только московские важные гости, тверские вельможи, проживавшие там, и люди, прибывшие туда по приказу князя Микулинского.
Остановила стража и Агиша.
Воин, стоявший у ворот, завидев нищего, замахал руками и заявил:
— Куда прешь? Теперь вас не велено пропускать в кремль, ступай отсюда!
— Мне нужен князь Савельев, воевода дружины, недавно прибывшей в город.
— А сам царь тебе не нужен? Ступай отсель! Хватит вонь разводить!
— Царь на Москве, — ответил Агиш. — А князь тут. Он мне нужен.
— Вот я тебя сейчас кнутом угощу, позабудешь и царя, и князя, и мать родную!
— Дерзкий ты человек, но глупый. Подумай сам, стал бы я без важного дела пробиваться к князю, приехавшему из Москвы?
— Пошел отсель! — Стражник поднял кнут.
Агиш из-под лохмотьев, предусмотрительно захваченных с собой из Москвы, вытащил боевой топорик и заявил:
— А ну попробуй!
Ратник попятился, опустил плечи.
— Ты чего? Сдурел, что ли? Я вот сейчас товарищей кликну!
— Убери кнут, воин, — с усмешкой сказал Агиш. — Позови лучше своего начальника. С тобой, как я погляжу, и жена твоя не сможет договориться.
— Николка, Митяй, Иван! — заорал стражник.
Но вместо них к воротам подошел Петр Опарь, воевода тверской дружины, которому была подчинена и кремлевская стража.
— Ты чего орешь, Василь? — спросил он ратника.
— Да вот нищий с топориком боевым. Грозится прибить.
— Врет он, воевода, — сказал Агиш. — Я просил пропустить меня к князю Савельеву.
Воевода насторожился.
— К Савельеву? И зачем он тебе нужен?
— Дело у меня к нему.
— Ты для такого дела рылом не вышел!
Агиш вздохнул, достал грамоту, выданную государем Дмитрию Савельеву еще при первом задании. Царь тогда как в воду глядел, сказал, что возвращать ее не надо, она еще пригодится.
— Ты вот это посмотри, воевода Петр Данилович.
Опарь удивился и спросил:
— Откуда ты мое имя-отчество ведаешь?
— Ты грамоту глянь, все поймешь. Только не объясняйся перед рядовым стражником. Не стоит этого делать.
Воевода взял грамоту, развернул ее, коротко глянул и тут же приказал:
— Пропустить человека!
Стражник открыл рот от изумления и отошел в сторону.
— Я провожу тебя до князя, — сказал воевода. — Ты сам не найдешь его во дворце.
— Давай побыстрее. У меня к нему действительно очень важное дело.
Воевода пропустил Агиша вперед, показал стражнику кулак и буркнул:
— Вот я тебе задам, бестолочь!
Стражник изумился еще более. С чего это он бестолочь? Нес службу как положено. Воевода сам запретил пропускать нищих в кремль, а тут из-за такого вот оборванца обещал в морду дать.
Агиш же в сопровождении Опаря был уже у дворца.
Савельев как раз собирался к отъезду. Агиш пришел очень даже вовремя. Чуть позже он уже не застал бы воеводу.
— Ты, Ильдус? — удивился князь.
— Я, Дмитрий Владимирович.
— Встретил бы на улице, не узнал бы.
— Пришлось приодеться побогаче, иначе скрытно не дошел бы.
Савельев кивнул воеводе, явно желавшему остаться, и сказал:
— Благодарю, Петр Данилович. Позаботься, чтобы мой человек беспрепятственно покинул кремль, как я его отпущу. Сам погляди за этим.
— Понял, сделаю.
Воеводе пришлось покинуть помещение.
Савельев тут же спросил Агиша:
— Что случилось, Ильдус?
— Извиняй, князь, нас тут не услышат?
— Нет. Говори спокойно.
— Дело, в общем, такое. Ныне ночью из Черного леса вышел человек.
— Что? Кто таков?
— С виду обычный мужик, только вот рожа вся побита шрамами.
— Шрамами? Меченый?
— Кто знает? Может, и он.
— Да ты сядь, Ильдус, на лавку и по порядку все докладывай.
— Вышел он как раз в том самом месте, где Анвар проход нашел, который обрывался топью, и двинулся в обход Гиблой рощи к селу Дубино. Я быстро поднял Анвара, объяснил ему, что к чему, и метнулся за этим мужиком. Баймак к лесу пошел, к проходу. Он хотел поглядеть, как этот человек прошел через болота. Но о Анваре потом, сперва о мужике. Тот осторожничал, оглядывался, останавливался, прислушивался, залегал в буераке. Но меня, сам знаешь, воевода, заметить не так-то просто.
— Не тяни, Ильдус. О твоих способностях мне хорошо известно.
— Дошел мужик до починка, который в версте от села, и сунулся в калитку.
— Значит, в село не пошел?
— Нет. На починок забрел. Я через городьбу перескочил и подобрался к дому. Он добротный, крепкий, большой. Рядом мастерская, там доски, гробы.
— Гробы?
— Ну да, видел два, оба свежие. На конюшне три коня. Два хороших и одна кляча, старая, но еще вполне рабочая. Две телеги.
— А собака тебя не учуяла?
— Не было там собак. Они в стороне тявкали…
— К делу, Ильдус!
— Не гони так, князь, а то собьюсь, тогда ты вообще ничего не поймешь.
— Ладно, говори так, как можешь.
— Я сунулся к оконцу, где свет лучины пробился, под ним и застыл. Встречал ходока из леса хозяин дома. Козьма его имя. А того, кто пришел — Игнат. Козьма этот, заводя ходока в комнату, так и сказал: «Что случилось, Игнат? Зачем ты из леса вышел? Сейчас, когда в Твери следствие идет, это опасно». Игнат же в ответ: «Без срочного дела не вышел бы. У младшего сына сильный жар. Знахарь наш посмотрел его, сказал, что отвары, которые у него есть, не помогут. Нужны другие снадобья. Он грамоте обучен, названия написал на листке и сказал, что если до вечера не дать, то помрет Васька. Что же мне оставалось делать? Только к тебе идти». Хозяин дома спросил ходока, уверен ли тот в том, что никто не видел, как он выбрался из леса и прошел на починок. «Никто, — ответил Игнат. Я в этом уверен, смотрел и слушал, понимаю же, что к чему». Козьма ему сказал: «Я попробую достать снадобья в Твери у докторов. Ты возвращайся в лес, после полудня ожидай на тропе за кустами. Сам привезу. Меня никто не подозревает, а ездить я могу где угодно, выбирая деревья для гробов. Брошу пакет или сумку за кусты на тропу. Если до сумерек не появлюсь, то не обессудь, Игнат. Значит, не сумел я найти того лекарства. Прими беду достойно». «Долго ли еще мы будем на болотах сидеть? Многие кашляют, особливо дети», — сказал Игнат. «Несколько лет терпели, еще чуть погодите, — заявил Козьма. — Недолго осталось. Как только успокоится все в Твери, получите свою долю. Обещаю. А сейчас ступай и жди там, где сказано. Я постараюсь отыскать снадобья, надо будет, до княжеского доктора-немца дойду. Есть через кого». Они руки пожали, Игнат этот из дома во двор вышел и в обратный путь двинулся. Я за ним, до леса проводил и на полянку свою пошел. А там Анвар. Покуда я шастал до починка, он разобрался с тем, почему мы уперлись в топь, а Игнат прошел через нее.
— И почему же?
— Анвар нашел в лесу длинный узкий щит, бросил его поверх топи, прошел по нему и выбрался на тропу, ведущую скорее всего к стану разбойников. Дальше он не двинулся, опасно было, вернулся, ждал меня, а поутру послал к тебе.
Савельев прошелся по палате и проговорил:
— Вот, значит, как разбойники выходят из леса. Они кладут щиты на топкие места и убирают их, когда возвращаются в свой стан. Говоришь, Игнат приходил к Козьме на починок, расположенный в версте от села?
— Да, князь.
— Этот починок называется Долман. Там проживает семья гробовых дел мастера Козьмы Пурьяка. Судя по тому, что Игнат имеет шрамы, он и есть главарь шайки, то бишь Меченый? Его фамилия Брыло.
— Но князь, он говорил с Козьмой не как главарь, а как подчиненный. Сомневаюсь, что атаман шайки позволил себе унижаться перед каким-то гробовщиком, просить его помочь. Он велел бы ему найти лекарство и остался бы на починке, покуда тот не принес бы его.
— Тоже верно.
— Но самое главное состоит в том, что мы теперь знаем, как найти шайку. Боле того, можем выйти к ее стану. Игнат говорил, что разбойники там с семьями. Им надо как можно быстрее уйти из болот. Это объяснимо. Долгое житье там приведет к серьезным хворям. Они уже начались. Погоди-ка!.. — Савельев застыл. — Ты ведь говорил, что Игнат спросил у Пурьяка, долго ли еще сидеть на болотах. Тот ответил, что недолго. Надо еще немного потерпеть, так?
— Так, князь.
— И еще сказал, что как только все успокоится в Твери, шайка уйдет. С чем?
— Каждый разбойник заберет свою долю.
— Именно так. Уж не доля ли это из сокровищ, захваченных у отряда Кузнеца?
— Не знаю. Шайка разграбила немало обозов.
— Да, но что в них было? Обычный товар, в том числе провизия, одежда, меха, которые необходимы только зимой. Что сейчас делить из того, что было награблено прежде? Пусть там остались меха, какие-то тряпки, даже серебро. Но с этим добром, да еще и разделенным на всех, не устроишься на воле. Только сокровища могут дать семьям разбойников возможность начать безбедную жизнь в новых местах. Дороги в те города, села, деревни, откуда они когда-то бежали, у разбойников нет. Им весьма сложно будет добраться и до дальних земель Руси. Скорее они пойдут в Литву или Ливонию. Но туда можно отправляться, только имея золото.
— Значит, клад сейчас находится на болотах.
— Это ясно, но станет ли главарь делить добычу? Пусть даже доля каждого невелика. Но если в шайке три десятка мужиков, то на них никак не менее четверти клада уйдет. Это слишком большая потеря для главаря, а тем более для его покровителей. Нет. Он не станет ничего давать своим разбойникам. Атаман скажет им, что с драгоценностями из Руси идти опасно. Мол, первые же литовские дозоры у вас все отнимут и загонят в рабство. Посему надо все продать и разделить уже деньги. Для этого сокровища придется вывезти из стана. Как только это случится, главарь бросит свою шайку. Разбойники вымрут на этих болотах. Выходить из Черного леса пустыми, да еще и с повинной нет никакого смысла. Слишком много крови на них, чтобы получить прощение. Так и будут проклинать Меченого и помирать на болотах. Все не под топором или на виселице. Да, Ильдус, новость ты принес отменную. Вы с Анваром дали ответы на те самые вопросы, которыми без всякого толку занимаются московские и тверские вельможи. Да и я зря голову ломал. За это будет вам царская награда.
— Пустое, князь. От царской награды мы, конечно, не откажемся, но все это будет потом. Что сейчас-то станем делать?
— Вам с Анваром надо продолжать наблюдение за Черным лесом. А мы тут присмотримся к Пурьяку. До конца выясним все, что касается боярина Воронова, его ближних людей. Отыщем купцов, с ним связанных. Ведь нам надо не только вернуть икону и клад, но и отыскать зачинщиков сего подлого дела, а потом привезти их на царский суд. Так что продолжаем работу. Ко мне больше не приходи. Если сами разбойники не смотрят за землями, которые лежат от села до рощи и леса, то в этом у них нет никакой надобности. Я сам буду приезжать к вам.
— А коли срочное известие?
— Тогда скрытно к Гордею Бессонову. Он сейчас строится на землях боярина Воронова, на отшибе, найти несложно. А я с ним переговорю, скажу ему, как доставить мне важное сообщение. На дорогу и к месту гибели отряда Кузнеца больше не выходить, в лес не соваться! Только смотреть. Это понятно?
— Понятно, князь.
— Спасибо тебе, дорогой ты мой басурманин, за службу верную.
Князь обнял Агиша, отчего тот смутился. Он не привык к таким нежностям.
Савельев же места себе не находил. Наконец-то его людям удалось-таки выйти на шайку. Клад с иконой можно брать хоть сегодня, но спешить не следует. Сперва надо найти главарей заговора и вынудить их признать вину.
Он заставил себя успокоиться, прикинул, следует ли сообщать о новости, доставленной Агишем, Микулинскому и Грекову. Царь вроде как доверял им. Но Дмитрий решил не спешить. Если они прознают про возможность выхода к стану разбойников, то сгоряча отправят туда дружины, прикажут ратникам побить разбойников да забрать клад. Да скорее всего именно так эти вельможи и поступят, дабы показать усердие в службе царю.
Но кто знает, не затопят ли разбойники сокровища в болоте, дабы никому не достались. Им-то терять будет нечего. Этого допустить нельзя. Значит, и дальше надо работать только со своими ратниками, не спеша, основательно и в то же время внешне небрежно, вроде бы формально.
Савельев решил лично встретиться с Козьмой Пурьяком.
«Что-то мне подсказывает, что тот если и не главарь шайки, то очень близкий к нему человек, — подумал он. — А Игнат Брыло — лицо второстепенное. Сейчас мне уже понятно, что он не руководит шайкой. Его выдают за главаря. А вот кто это делает — очень интересный вопрос, на который надо непременно получить ответ.
Начать этот незаметный поиск надо с Пурьяка. А там, глядишь, князь Крылов что-нибудь по боярину Толгарову сообщит.
Боярина Воронова пока задевать не стоит. Он как бы вне подозрений. Пусть чувствует себя в безопасности. Этот вельможа наверняка связан с главарем шайки, но надежно спрятал все концы этих отношений. Его трогать — только себе хуже сделать.
По пути заодно можно будет проинструктировать Бессонова. Для этого придется все село обходить, с многими людьми поговорить. Но ничего, сейчас время работает уже не против меня, хотя пока еще и не очень-то за.
В этом заслуга служивых татар. Это хорошо. Надо будет похлопотать перед государем о награде для них.
Сегодня надо узнать, заполучит ли лекарство Пурьяк, и у кого он его раздобудет. Значит, стоит установить за ним наблюдение. Хотя он уже может быть в городе. Ладно, и с этим торопиться не будем.
В село и починок следует отправиться завтра и взять с собой не более трех человек. Пусть они говорят с людьми. К Гордею, а потом и к Пурьяку я наведаюсь с Осипом Горбуном. Тот целую дружину в случае чего заменит».
Савельев принял такие решения и направился к Грекову. Он вроде бы хотел узнать, что выяснили князь и его бояре. Если играть роль простака, все старания которого не дают никаких результатов, то убедительно, до конца.
Вопрос по снадобью, которое требовалось доставить в лес, решился сам собой и, как оно часто бывает, совершенно неожиданно для Дмитрия. Произошло это перед вечерней молитвой. Савельев шел в свои палаты, собирался переодеться. На пути он встретил человека, которого уж никак не ожидал увидеть. Это был лекарь Гельмут Рун. Тот определенно искал встречи с воеводой особой дружины.
— Добрый вечер, герр Савельев, — сказал немец.
— Добрый, доктор. Ты ко мне?
— Да, мне есть что сказать вам, князь. Я же прекрасно понимаю, что сыском клада руководите вы, а не князь Греков, присланный сюда государем.
— С чего ты это взял, Гельмут?
— Я довольно долго живу на свете и, уж поверьте мне, князь, неплохо научился разбираться в людях. Вы выслушаете меня?
— Отчего нет! Прошу ко мне.
Они прошли в палаты, там немец сказал:
— Сегодня ко мне обратился местный доктор, замечу, герр Савельев, очень способный человек. Он попросил у меня лекарство от острой формы кишечной болезни. Я много изучал этот недуг. Это снадобье применяется редко. Оно облегчает состояние человека, страдающего от переизбытка влажности и миазмов, распространенных на заболоченной местности. Это…
Савельева не интересовало, при каких болезнях помогает средство, понадобившееся местному лекарю. Он хотел выяснить, кто этот человек.
Немец фамилии не помнил, слишком сложная она была для него, иностранца, а вот имя он назвал — Иван. Но самое главное состояло в другом. Гельмут сказал, что это снадобье нужно не самому местному лекарю, а человеку, чей ребенок сильно болен.
Савельев поблагодарил немца, быстро выяснил, кто таков этот лекарь Иван, и послал к нему Бажена Кулика. Тот скоро вернулся и сообщил воеводе, что снадобье купил Козьма Пурьяк.
Данные Агиша полностью подтвердились.
Утром одиннадцатого августа князь Савельев выехал в село Дубино. Трех ратников он отправил по избам, опрашивать местных жителей, сам же в сопровождении Осипа Горбуна направился к подворью боярина.
Тот встретил человека из Москвы приветливо и в то же время настороженно. Но Дмитрий показал, что объезжает поселения чисто формально, исполняя приказ. На предложение Воронова перекусить и выпить вина он ответил отказом и спросил, не происходило ли в селе чего необычного за последнее время.
Воронов чуть подумал и ответил:
— Не считая того, что сгорела изба одного из моих холопов, ничего.
— Что за холоп?
— Да был у меня такой Лавр Кубарь. У него жена Прасковья да дочь Варвара, жуткая уродина.
— А почему ты говоришь «был»? Он что, сгорел в избе?
— Пропал вместе с семейством. Когда мужики растаскивали пожарище, тел не нашли. Может, он сам и поджег дом, дабы бежать из села. Странный человек был, нелюдимый, работник так себе. Вся его семья — одно недоразумение. Я даже и в розыск подавать не стал. Пущай бегают.
— А к разбойникам в Черный лес он податься не мог?
Воронов внимательно посмотрел на Савельева и проговорил:
— Коли он знал тропу к ним, то мог и уйти.
— Значит, бежал. Ладно, это все?
— Больше ничего особенного вроде не происходило. Разве что у меня недавно новые люди поселились. Где-то в середине двадцатых чисел июля пришел ко мне ремесленник Гордей Бессонов, откупившийся от холопства. При нем сын Влас.
— Откуда появился этот Бессонов?
— Из Москвы. У него бумаги в порядке. Дал я ему землицы на отшибе. Это все. У нас, князь, тут скукота.
— Ну да, особенно у Гиблой рощи и Черного леса. Это же твой обоз разорили разбойники Меченого, не так ли?
— Да, было такое. Дело непонятное, темное. Мы не раз обсуждали его у князя Микулинского.
— Ну да, он говорил мне об этом.
— Это был единственный случай, когда разбойники подходили так близко к селу. Раньше они промышляли в стороне, моих людей и добра не трогали. Обозлились на меня, наверное, вот и отомстили мне.
Савельев изобразил удивление и спросил:
— А ты-то чем насолил им, боярин?
— Как же! Я же всегда открыто выступал против шайки, предлагал поджечь лес, да князь Дмитрий Иванович Микулинский не согласился.
— И правильно сделал. Коли пожар двинулся бы по лесам, то и до самого Новгорода дошел бы.
— Но ведь надо как-то бороться с шайкой Меченого. А если он решит на село налететь? Сожгли бы мы лес, так со временем вырос бы новый. Тогда отряд воеводы Кузнеца с сокровищами уберегся бы. А так лес цел, но нет ни отряда, ни сокровищ, ни моих холопов, ни товара.
— Ладно, мои люди тут людей опрашивают, ты не мешай им. Я проеду к твоему новому поселенцу, посмотрю, что за человек, заодно загляну на починок Долман. Это последнее место в округе, где я еще не был. Там ведь проживает гробовых дел мастер Козьма Пурьяк с семейством, да?
— Да. Хороший, скажу тебе, мастер. И семья у него крепкая, работящая. Мне бы побольше таких людей. Мужики совсем обнаглели. Работают из-под палки. А я ведь к ним не как к скотам отношусь. Все по-человечески. Не понимают. Им все плохо, даже когда хорошо. Думаю продать село и на Москву перебраться, пойти на государеву службу.
— Дай бог тебе успехов в этом, боярин. Но ладно, поехал я, не провожай.
— Свидимся еще во дворце.
— Конечно.
Савельев и Горбун проехали мимо пожарища к участку Бессонова. Отец и сын, выдававшие себя за переселенцев, очищали от коры бревна.
— Приветствую вас, бедолаги! — с улыбкой проговорил Дмитрий.
— Будь здоров, князь. Какие же мы бедолаги? Землю у боярина взяли, сруб скоро поставим, печь сложим и будем товар для купцов тверских делать.
— Ну, до этого не дойдет. Что видели, что слышали?
— Вчера ночью Влас заприметил человека, что на починок заходил. Хотел я сегодня послать его к тебе, сообщить о том.
— Наши татары тоже видели. Агиш его до починка проводил и обратно. — Савельев рассказал Бессонову обо всем, что происходило ночью и днем.
— Вот как? — воскликнул Гордей. — Это что же получается-то? Сам Меченый к хозяину починка приходил?
— Вряд ли. Этот человек вел себя не как главарь шайки.
— Но он пришел из леса. Мы теперь знаем, как пройти до разбойничьего стана. Так, может, заглянем к ним в гости? Там и проверим, Меченый приходил на починок или кто другой.
— Нет, Гордей, это невозможно. — Князь объяснил дружиннику ситуацию.
— Да, ты прав, воевода, — сказал Бессонов. — Загнанный зверь вдвойне опасен и непредсказуем. У тебя есть соображения насчет наших дальнейших действий?
— Есть. Если сделаем все так, как я задумал, то выполним задание государя.
— Это хорошо. А то как-то муторно на душе. Уж столько времени тут сидим, а все топчемся на месте.
— Ты давай-ка пройдись по селу да попади на Новика. Надо, чтоб Воронов видел, как Кузьма угостит тебя кнутом. Тогда боярин будет до конца уверен в том, что ты не заслан к нему специально, а действительно переселенец.
— Сделаю. Потом, на Москве Воронову должок верну.
— Разберемся. Мы в гости в твоему соседу.
— К хозяину починка?
— Да. Надо посмотреть, что это за гробовых дел мастер, к которому с просьбой обращается разбойник, пришедший из леса и считающийся главарем шайки.
— Вы там поосторожней.
— Кому ты это говоришь, Гордей?
Савельев и Горбун поехали на починок. Там уже было тихо. Возле мастерской стояли два свежих гроба.
Горбун поежился.
— Ты чего? — спросил Савельев.
— Не люблю я эти дела похоронные.
— А кто любит? Но без них никак. Ты побудь тут, присмотри за двором, я к гробовщику.
— Коли посторонний человек появится, задержать?
— Только легонько, а то ты так задержишь, что этот самый посторонний разом богу душу отдаст.
— Я нежно.
— Смотри!
Видимо, гостей увидели из дома. На крыльцо вышел мужик в лаптях и рубахе без пояса.
Дмитрий напрягся. Физиономия гробовых дел мастера была в шрамах.
«А не это ли Меченый?», — подумал Савельев.
— Кто такой? — спросил его хозяин подворья.
— Воевода царской дружины. Ты, Пурьяк, ворота-то открой!
— Воевода, стало быть? Извиняй, не знал я, что ты ко мне заедешь. А ворота, так это мигом. — Он сбежал с крыльца, приоткрыл створку.
Савельев въехал во двор, спрыгнул с коня, накинул поводья на столб городьбы, повернулся к хозяину подворья и заявил:
— Ну, Козьма Пурьяк, показывай хозяйство.
— А что видеть желаешь?
— Все!
— Могу ли я на грамоту твою взглянуть?
— Не для того она мне дана, чтобы всякому показывать. А коли сомневаешься, что я тот, кем представился, то собирайся, поедем в Тверь. Там во дворце убедишься, что я действительно воевода.
— Нет, не сомневаюсь. Так что показывать?
— Начнем с мастерской.
Дмитрий осмотрел все. Мастерскую, клеть, конюшню и дом.
Он вышел во двор, когда солнце зашло за горизонт, указал на готовые гробы и спросил:
— Как дела идут?
— Слава богу, не бедствуем.
— Ну да, гробы всегда в цене. Ты мне о соседе новом что-нибудь сказать можешь?
— Да я его издали только видел. Мужик крепкий. Сын ему под стать. Оба работящие. Целыми днями лесом занимаются. Валят деревья, свозят на участок, торопятся. До зимы надо дом поставить, иначе не выживешь. Холода у нас лютые.
— Такие же, как разбойники в Черном лесу?
Пурьяк бросил быстрый взгляд на князя, но тут же потупился и проговорил:
— Да, они последнее время что-то разбаловались. Вот обоз боярина Всеволода Михайловича Воронова разграбили, людей его поубивали. Зачем, непонятно.
— Да, их понять трудно. Как мыслишь, атаман Меченый может мстить боярину Воронову?
Пурьяк пожал плечами и сказал:
— Я особо в эти дела не вникаю. У меня семья, работа. Мне не до разбойников.
— А коли они к тебе наведаются?
— Чего у меня брать? Деньги уходят на прожитье да плату за землю. Гробы пусть забирают. Я новые сделаю.
— Значит, не боишься их?
— Боюсь, а толку? Все мы в руках божьих.
— Это так. Где шрамами-то обзавелся?
— В давние годы ордынцы развлекались, будь проклято все их племя.
— Понятно. Ладно, посмотрел, пора в город. Во дворце оно как-то уютней, чем тут, с твоими гробами, — сказал Савельев и рассмеялся. — Бывай здоров, мастер. Дай-то бог, чтобы разбойники тебя не тронули.
— Благодарствую, воевода.
Савельев запрыгнул на коня, выехал за ворота. Он и Горбун поскакали к селу.
Пурьяк проводил их взглядом, сплюнул вслед и пробурчал:
— Псы служивые. Только деньги люди на вас изводят. А толку никакого. Но это и к лучшему.
Гробовых дел мастер прошелся по двору, оседал коня и, покуда не стемнело, поехал вокруг Гиблой рощи к Черному лесу. В уговоренном месте он бросил чрез кусты небольшой сверток и двинулся дальше, делая вид, что высматривает большие деревья. Потом Козьма отправился восвояси.
Все это, конечно же, было замечено служивыми татарами.
Савельев вернулся во дворец и узнал, что его уже целый час ждет гонец Петр Емельянов, прибывший от князя Крылова. Дмитрий тут же приказал проводить его в свои палаты. Через пару минут тот появился.
— Ну, здравствуй, Петр. Я ожидал тебя, но не так скоро.
— Долгих лет тебе, князь. Как послал Юрий Петрович, так я и поехал.
— Устал, наверное? Проголодался?
— Есть немного.
— Скажешь, что велел передать мне князь Крылов, потом отужинаешь и отдохнешь.
— Хорошо.
— Садись. — Савельев указал на лавку, сам опустился на другую.
— Нас не услышат?
— Говори спокойно. Рядом никого нет.
— Князь Юрий Петрович повелел передать тебе, что взят боярин Толгаров.
— Хорошая новость. Давай по порядку.
— Значит, так. Всех подробностей я не знаю, скажу главное. Толгаров признался, что к нему в двадцатых числах июля или чуть раньше приезжал Лавр Кубарь, гонец от боярина Воронова…
Савельев прервал Емельянова:
— Как ты сказал? Лавр Кубарь?
— Да, я долго запоминал имя и фамилию.
— Продолжай.
— От этого Кубаря Толгаров узнал о кладе, найденном в Твери, о посылке за ним царского отряда под началом Ивана Кузнеца. Московский боярин удивился. Мол, а я-то тут при чем? Кубарь объяснил, что ключник Толгарова князя Емельян Горин — названый брат Козьмы Пурьяка. Дескать, боярин Воронов просит прислать его, чтобы тот организовал ему встречу с этим Пурьяком. У этого Козьмы, кстати, имеется дом на Москве. Он главенствует над шайкой, скрывающейся в Черном лесу.
— Так получается, что Пурьяк и есть Меченый, — проговорил Савельев.
— Да. Это Меченый. А Игнат Брыло ходит под ним.
— Дальше!..
— Толгаров не мог отказать Воронову и послал в Тверь своего ключника вместе с Кубарем. Горин устроил встречу. Воронов договорился с Пурьяком, что тот ограбит царский отряд и заберет сокровища в Черный лес, где они будут храниться до поры до времени. За содействие Воронов обещал Толгарову четверть всего клада. Вскоре, как ты знаешь, исчез отряд Кузнеца вместе с золотом, драгоценными камнями и иконой. Я привез для тебя список с признания Толгарова.
Савельев принял свиток, не стал его разворачивать, прошелся по палате и проговорил:
— Все сошлось.
— О чем это ты, князь? — спросил гонец.
— Так, о своем. Передай боярину Крылову, что мои служивые татары-ратники нашли место, где был уничтожен отряд Кузнеца. Кроме того, они обнаружили и тропы, ведущие к стану разбойников. Но для успешного завершения всего дела надо…
Савельев говорил довольно долго. Емельянов внимательно слушал его.
— Только так мы сможем и икону заполучить, и шайку извести, и Пурьяка с Вороновым взять, — подвел он итог. — Передай князю Крылову, что другого пути у меня нет. Он поймет. Государь поддержит. Для него главное — икона и зачинщики разбоя. Я с этим управлюсь.
— Но послушает ли Крылова князь Греков? Ведь его сюда послал сам государь!
— Послушает. Мы с тобой прямо сейчас пойдем к нему. Все будет так, как надо мне.
— Твое слово, князь, — закон для меня!
— Идем, покуда вельможи не легли спать. Ты уж потерпи с ужином и отдыхом.
— Потерплю, конечно. Я ведь все понимаю.
— Ну и хорошо.
В тот день Савельеву явно везло.
В гостевой зале до сих пор находились князья Микулинский и Греков. При них, прямо как по заказу, был боярин Воронов.
— У тебя что-то срочное, Дмитрий Владимирович? — спросил Микулинский.
— Да, вот гонец от князя Крылова. Он обязан огласить приказ, отданный самим государем. Грамота при нем, так что не сомневайтесь.
Вельможи переглянулись, потом Греков спросил:
— И что это за приказ?
Савельев кивнул Емельянову и сказал:
— Излагай, Петр.
Гонец достал из-за пазухи свиток, недавно врученный ему Дмитрием. Это была совсем другая грамота, та самая, которую Савельев получил от царя, но об этом знали только они.
Емельянов развернул документ и заговорил, для вида поглядывая в текст:
— Ввиду затягивания следствия и отсутствия каких-либо итогов работы князю Грекову и всем его людям велено до четырнадцатого августа покинуть Тверь и идти до постоялого двора, расположенного у села Каменка, которое лежит в пятидесяти верстах от Москвы. Конники Егора Осина оттуда уйдут к месту, которое будет указано отдельно. На смену им в тот же день прибудет другой отряд. Дружине князя Савельева тоже покинуть Тверь, идти в Новгород, двадцать первого августа быть там и поступить в распоряжение князя Морозова. Князю Грекову оставить своих бояр на постоялом дворе и тут же явиться к государю Ивану Васильевичу. Князю Микулинскому находиться в Твери и ожидать новых людей, которые продолжат следствие. Это все!
Такая новость буквально ошарашила тверского тысяцкого и московского князя. Боярин Воронов же с трудом скрывал ликование.
Впрочем, не от Савельева. Тот все видел и понимал.
После гонца он взял слово:
— Повеление государя всея Руси надо исполнить в назначенный срок. Все мы должны покинуть Тверь до четырнадцатого августа. — Дмитрий повернулся, взглянул на Петра и приказал: — Следуй за мной!
Они вышли из помещения.
— А князья-то как удивились! — проговорил Емельянов.
— По-моему, они больше испугались. Особенно князь Греков. Ему же велено по прибытии в Москву тут же явиться к самому царю. — Дмитрий улыбнулся.
— Он явится, а его не пустят. Или царь спросит, зачем тот пришел. Мол, ты где должен быть? Вот тогда невесело тебе станет, Дмитрий Владимирович.
— Ты передай Юрию Петровичу, чтобы поговорил с государем. Пусть Иван Васильевич примет Грекова. Надеюсь, что князь Крылов все устроит. Да, еще не забудь передать ему, чтобы он срочно отправил отряд на охрану Грекова и его бояр. Наши вельможи только во дворцах смельчаки, а как одни останутся на захолустном постоялом дворе, так в штаны и наложат. Хотя Греков — нет, он из боевой породы. Я о других говорю.
— Я ничего не забуду, Дмитрий Владимирович.
— Ну и хорошо. А теперь ужин и отдых.
— Завтра во сколько выезжать?
— Да как позавтракаем, так и поедешь. Я дам тебе людей для охраны.
— Спасибо, не надо. Один всадник не бросается в глаза. И потом, Дмитрий Владимирович, я привык на себя полагаться. Меня не так-то просто словить.
— Ну, как знаешь.
— Но почему надо сразу все свернуть и возвращаться? — с недоумением заявил князь Микулинский. — Или царь думает, что новые люди чего-то добьются? Да и когда они еще прибудут? — Он взглянул на Грекова и продолжил: — Если четырнадцатого августа тебе, Андрей Николаевич, только выезжать, то на Москве ты будешь числа семнадцатого. Значит, новые люди прибудут сюда в лучшем случае через неделю. Все это время мне придется бездельничать?
— Царь знает, что делает. Нам не следует обсуждать его приказы, — спокойно проговорил князь Греков. — Да и прав он. Мы здесь с пятого числа, князь Савельев — с четвертого. За все это время мы ничего не добились. Да, таких работничков следует менять. Вот только не знаю, сделает ли что-то путное какой-то другой человек. Прими, Дмитрий Иванович, мой добрый совет. Продолжай следствие сам. Не прекращай поиски.
— А где для этого силы взять? Ратников задействовать? Да разве их хватит на то, чтобы весь Черный лес наглухо закрыть? Эх, ладно, как говорится, чему быть, того не миновать. Готовься к отъезду, князь. Жаль, на охоту мы с тобой так и не собрались. Лося много нынче в округе. Да и кабана. Но не вышло.
— В следующий раз, Дмитрий Иванович.
— А будет он, этот самый следующий раз? Царь хоть и молод, но очень суров. Хотя и справедлив. Это надо признать.
— На все воля божья!
— Это так.
Воронов поднялся, сохраняя на физиономии печальную мину.
— Поеду я, князья, — сказал он. — Уже поздно, да и настроения нет. Не ожидал я такого приказа. Дмитрий Иванович, если что, я на селе и прибуду по первому зову.
— Езжай, Всеволод Михайлович. Понадобишься, позову.
Воронов вышел из дворца, вскочил на коня, подведенного к нему служкой, и двинулся к Владимирским воротам, пока еще открытым. Но Дубино, свою вотчину, он объехал со стороны пустыря, где строились Бессоновы, и направился к починку Долман.
