Глава 17. Изменница

Опухшему бледному лохматому безобразию в моем лице вставать с утра не хотелось категорически. Почему-то мое слегка смущенное воображение рисовало сладкие картины о том, как в порыве душевной щедрости мне готовят кружку ароматного кофе. Я даже потянула носом воздух, чтобы уловить этот ни с чем несравнимый уютный запах. «А вдруг он в тебе души не чает?» – зевнула Интуиция. «Чай, кстати, тоже был бы очень кстати!» – оживилась я, стекая с мятой постели. Что ж так спина болит? «Говорила я тебе, иди на фитнес!» – вздохнула Интуиция, глядя на опустевшую подушку по соседству. «Говорила я тебе, иди на…» – зевнула я, понимая, что в последний раз меня так ломало после того, как я сажала с родителями картошку. Согласна, процесс был не таким увлекательным, и особого удовольствия от картошки я не получила, но сходство последствий заставляло меня задумываться. «И посадил картошечку по самый стебелек!» – мурлыкала Интуиция на мотив «В лесу родилась елочка», пока я пыталась вернуть мутному взгляду некую осмысленность. Дверь внизу открылась, заставив меня насторожиться.

– Импэра! Где ты, любовь всей моей жизни? – услышала я, быстро натягивая домашнее платье.

«А вот и муж пришел!» – ехидно заметила Интуиция. «Сплюнь!» – прокашлялась я, зевая, как удав. С таким любовником, муж сам с удовольствием посидит в шкафу. Или тут же вспомнит, что мусор не вынесен, хлеб не куплен, да и вообще долгие прогулки на свежем воздухе полезны для здоровья!»

Те, кто наивно полагает, что женщина всегда должна порхать бабочкой, правы, если учесть, то иногда даже самая прекрасная бабочка временами бывает жирной, прожорливой, ленивой и лохматой гусеницей, прямо как я сейчас. И не важно, кто она по жизни: алчная и очень распространенная капустница, робкая серая моль, вечно кислая лимонница, суровая адмиральша или скандальная крапивница, в какой-то момент ее рука протянется к дешевой краске для волос, и она превратится в бабушку махагон… тьфу ты!.. бабочку махаон. «Вот мы стали на год взрослее!» – вздохнула Интуиция, понимая, что каждый прожитый год приближает неумолимую старость.

Сползая по ступенькам ленивой гусеницей, глядя на отломанные перила, я вздохнула, слегка покраснев. В кресле по-хозяйски расположился лорд Бастиан собственной персоной, положив ноги на уже прилично расшатанный стол. Стол под его дорогими сапогами покачнулся на кривых золотых ножках, выдав знакомый скрип, и заставил меня мучительно покраснеть. Отломанная ручка дивана валялась на полу, вынуждая меня скорбно опустить глаза. Раритетная мебель рассыпалась на ходу.

– Прими мои глубочайшие соболезнования, Импэра! – нарочито грустненько вздохнул лорд Бастиан, глядя на меня и гадко улыбаясь. – Я пришел узнать, как прошла ночь?

«Перед тем как преподносить правду, уточни возраст лорда! – предупредила Интуиция. – Если ему двадцать один, то можно рассказывать все как есть. Если восемнадцать, то кое-какие детали можно упустить. А если шестнадцать, то скажи, что вы целую ночь держались за ручку, а потом робко поцеловались, обоюдно смущаясь и ковыряя пальчиками обшивку второго кресла!»

«Этого?» – уточнила я и посмотрела на сломанное второе кресло, которое лежало перевернутым ножками вверх поверх моей новой половой тряпки. Судя по всему, смущение не знало границ, раз спинка кресла лежала на полу отдельно.

– Убийственно, – вздохнула я, глядя на то, что у меня на груди алеет пионерский галстук съехавшей повязки. «Тише, не буди Совесть! С ней мы просто не выживем!» – прошептала Интуиция, прикладывая палец к губам. «Да ладно тебе! Она уже двадцать лет в коме валяется, как самый важный родственник в бразильском сериале!» – закатила глаза я.

– Не переживай, любовь моя, у тебя же есть я, – усмехнулся Бастиан, глядя на оборванную ткань. – Я вижу, что ты сильно убивалась… Еще бы… Такое большое, необъятное горе…

Я чуть не подавилась, понимая, что действительно такого горя в моей жизни еще не было!

– …теперь некому тебя защитить, – вздохнул лорд, снова одаряя меня токсичной и очень самодовольной улыбкой.

Я снова мысленно прижалась к чужой груди, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и даря нервные поцелуи всему, до чего дотягивалась. Помню, как сглотнув, сообщила, что еще никогда в жизни не чувствовала себя более защищенной. На что мне так же сбивчивым шепотом ответили, поправляя мою повязку, что я слегка ошибаюсь. Опасность всегда рядом. Большая и теплая опасность обнимала меня, пока я мечтала однажды встретиться с ней лицом к лицу.

– …это же так больно, – продолжал Бастиан, задумчиво глядя на уцелевшую ручку дивана.

Да что ты знаешь о боли? Больно, это когда затекает то, что затекать не должно! Особенно в тот момент, когда спите друг на друге, как хомячки в клетке, и твою, допустим, спину используют в качестве подушки!

– …это же такая потеря… – патетически разглагольствовал незваный гость, явно зашедший за картой, на которой я уже отметила места возможного посыла! «Это… хм… не карта… Это страница из учебника по биологии!» – заметила Интуиция, гаденько прокладывая маршрутный лист.

– …наверняка был хорошим другом, раз ты так тяжело пережила расставание! – на меня посмотрели своей промозглой серостью.

Ну… как сказать. Да, пожалуй, было нелегко! Особенно когда тебе закрыли рукой сонные глаза, как покойнику, чтобы поцеловать на прощание, но что-то пошло не так. Сначала затянулась на глазах повязка, а потом и само прощание.

– И теперь я хочу знать, где ты его похоронила, чтобы тоже иногда навещать его могилку, – закончил свою утешительную речь лорд.

«На поле чудес! – подсказала Интуиция, делая интеллектуально-географическую привязку к конкретным широтам. – В стране дураков!» Я мысленно вращала барабан, передавала горячие приветы лорду Бастиану, а потом скромненько сообщала ведущему о том, что у меня есть для него… хм… подарок. Пока другие развлекают его сушками-частушками, вручают огурчики-помидорчики, бубны и шапочки, я кричу: «Труп в студию!»

– Отвечай, Импэра! Где он? – сверкнул глазами Бастиан.

– Я здесь, – послышался знакомый голос. По лестнице бесшумно скользила черная фигура, подметая плащом мои ступеньки. «Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой…» – сглотнула Интуиция. «Так! С ногами у него все в порядке», – возмутилась я.

У горла Бастиана сверкнул нож, зажатый в черной перчатке.

– Здравствуй, мой дорогой друг. Как дела? Это хорошо, что хорошо, – услышала я насмешливый голос.

Даже в полумраке задернутых штор, я видела бледность, покрывшую лицо молодого лорда. Его пальцы нервно вцепились в подлокотники кресла.

– Сиди, сиди, дружище. Я так рад, что ты решил заглянуть к нам в столь ранний час. На то ты и лучший друг, чтобы заходить в любое время без стука. Чувствуй себя, как дома, – услышала я вкрадчивый голос. – А чтобы ты чувствовал себя «как дома», я тоже иногда буду приходить к тебе домой без стука на правах лучшего друга.

Лорд молчал, с ужасом поглядывая на нож.

– Я так понимаю, что ты почувствовал себя очень одиноко, тебе показалось, что все о тебе забыли, но у меня есть хорошая новость. Я, твой лучший друг, о тебе никогда не забуду. Если нужно, то я тебе пошлю весточку, даже с того света… Ты рад этому? – снова усмехнулся вкрадчивый голос.

– Очень, – прокашлялся Бастиан, делая глубокий вздох, чтобы сохранить самообладание.

– Знаешь, я подумал и решил научить тебя кое-чему очень важному. Это древнее искусство обычно передается из поколения в поколение, поэтому отнесись к этому очень серьезно, дружище. Сейчас я покажу тебе, как это правильно делается. Смотри, друг мой, и запоминай, – черная перчатка левой руки сжалась в кулак и постучала по столу. – Понимаю, что это очень сложная наука, поэтому не у всех получается с первого раза. Попробуй сам. Я в тебя верю!

Кинжал у горла заставил лорда протянуть руку и негромко постучать по столу.

– Невероятно, – саркастически заметил любимый голос. – Я редко кого-то хвалю, но ты делаешь невероятные успехи! Мне даже не верится, чтобы у кого-то это получилось с первого раза! Импэра, ты видела это? Многие за всю жизнь не могут научиться, а тут прямо сразу… Я горжусь тем, что у меня такой талантливый друг.

Черная перчатка свободной руки потрепала лорда по волосам.

– Мой тебе дружеский совет. Не надо скрывать свой талант… Ты можешь тренироваться каждый раз, когда стоишь на пороге этого дома. Только очень громко! Договорились? Громко и отчетливо!

– Договорились, – по лицу лорда в какой-то момент скользнула и тут же исчезла странная улыбка. – Я обязательно буду стучать,… дружище…

– Знаешь, я тут подумал, что закон разрешает Импэре занимать деньги. Ты ведь обидишься, если она займет деньги у кого-то другого, не так ли, друг? Помнится, ты и сам хотел ей предложить это? – прошептал убийца, склоняясь над сидящей жертвой. – Импэра, принеси, пожалуйста, перо и бумагу.

Я положила на стол письменные принадлежности. Лорд Бастиан под угрозой ножа снял кошель, содержимое которого рассыпалось золотом по столу.

– Дружба дружбой, но иногда стоит перестраховаться, не так ли? Поэтому я тебе советую написать бумагу, о том, что занимаешь деньги Импэре. Пиши расписку, – прошептал голос, указывая пальцем на бумагу. – Я выступлю поручителем. Если с Импэрой что-то произойдет, то в долгу не останусь… Пиши вторую записку. Переписывай внимательно.

Записки была написана. «Поручитель» настоял на том, чтобы и на моем экземпляре появилась печать.

– Распишись, Импэра, – услышала я голос. Я обмакнула перо в чернила и поставила свою роспись на двух экземплярах.

– Теперь моя очередь, – заметил «поручитель», обмакивая перо в чернила и рисуя огромную загогулину, которую я жадно пожирала глазами в надежде увидеть хоть какой-то намек на букву. – Видишь, Импэра, как хорошо, когда есть друзья. Не волнуйся, если не сможешь погасить долг, его погашу я. Пойдем, дружище. Когда еще я смогу побеседовать с лучшим другом?

Они удалились, оставив меня наедине с мокрым креслом и золотом, рассыпанным по столу.

«Но слава богу есть друзья! А у друзей есть шпаги!» – возликовала Интуиция, сожалея, что у нас не было такого поручителя по ипотеке.

День только-только начинался, а уже было понятно, что начинался он хорошо. Словно кто-то взял мою полосатую жизнь, кинул ее в стирку, щедро залив ее отбеливателем.

Прием шел достаточно бодро, ибо «королевская служащая» была в ударе. Я даже отказалась принять три несчастные картофелины, которые протянула мне бедно одетая мать, спрашивая о судьбе сына. Под конец приема пришел какой-то странный тип в сером плаще и положил на стол запечатанное незнакомой печатью письмо. Когда я подняла глаза, гонца уже не было. Я раскрыла конверт и увидела красивую вязь букв на изумительной белоснежной плотной бумаге. Какой почерк! Теперь я точно знаю, кто заполняет поздравительные открытки!

«Многоуважаемая Импэра, да прибудут с вами долгие годы жизни! От лица всего Флармера выражаем восхищение вашим даром, который произвел впечатление даже на Его Величество, да прибудут с ним долгие годы правления. Мы вернулись домой, как вы и говорили, впятером. На обратном пути через Серые Степи мы попали в засаду. Четверых из нас убили, а пятый умер прямо на границе от полученных ран. Мы сожалеем, что не вняли вашим тайным знакам, которые вы подавали во время нашей беседы. Но это стало еще одним доказательством того, что вы, Импэра, – истинное сокровище Кронваэля. Многое в вашем доме, да прибудет в нем вечный достаток, не укрылось от нашего взгляда, и когда мы рассказали Его Величеству, да прибудут с ним долгие годы правления и процветания, о том, как вы живете, он был в большом гневе. Он сказал, что вы, Импэра, заслуживаете воистину королевских почестей и воистину королевской роскоши, которую обещает вам, если вы согласитесь тайно покинуть Кронваэль!»

Я представила королевскую роскошь, королевские почести, пусть даже идущие от очередного доверчивого старого сморчка и жалобно шмыгнула носом, оглядывая свой магазин ковров на выхлоп. «А дело, судя по похолоданию, к зиме идет! Не знаю, как мы тут перезимуем!» – заметила Интуиция. «Погоди, драконы еще в стаи не собираются!» – усмехнулась я, глядя на печать и вспоминая, что покинуть Кронваэль не смогу при всем желании. Да и не хочется… Я мысленно подарила нежный поцелуй щеке со шрамом, получив в ответ такой же поцелуй, от которого вдруг стало так тепло, как от норковой шубы и всех королевских почестей вместе взятых.

Я хотела сжечь письмо, но этот ажурный почерк, эта великолепная бумага вызывали у меня ассоциации с роскошной открыткой, которые я никогда не выбрасывала. Если открытка не подписана, а просто вложена в подарок, – это красноречивый признак того, что тебя поздравляет исключительно типография. Я без зазрения совести равнодушно переадресовывала «типографские» поздравления следующим именинникам, понимая, что ничто так не портит настроение, как бесконечная череда родственных и дружеских дней рождений в разгар личного экономического кризиса. А вот открытки, где помимо стандартного набора «поздравляю-желаю» и «ты-мечты», написано что-то хорошее лично от автора, всегда храню, как память. Самое обидное, что чем старше я становлюсь, тем меньше таких замечательных, теплых и адресных открыток.

Я бережно свернула письмо и отнесла его наверх, заодно пересчитывая свой «кредит», который был просто жизненно мне необходим в связи с последним скачком цен.

Нынешние цены в Кронваэле можно с уверенностью назвать «драконовскими», ведь за удовольствие сгрызть краюху хлеба при свечке нужно заплатить десять дев, за приличную яичницу с кусочком мяса – двадцать дев, а скромный суповой набор заставил бы потребительский кошелек полинять минимум на тридцать дев. В итоге приличная потребительская корзина уже измерялась драконами. Кстати, не мешало бы пополнить запасы провианта!

Слоняясь по рынку, я с удивлением обнаружила, что почти в каждой точке у меня есть персональная скидка! «Нет! Сюда даже не смотрите! Я тут приберег для особого покупателя отличную шейку! Свежая, парная! Прямо, как к королевскому столу! Сейчас я вам отрежу! – суетился мясник, отрезая лучший кусок мяса, когда я протягивала ему деньги. – Скажите, когда снизят налоги? Ой, это вы мне слишком много даете! С вас двадцать дев!» Я недоверчиво смотрела на кости с легким мясным налетом, продающиеся по тридцать дев за кучку. «Скажите, Импэра, когда закончится война? У меня просто сын на границе! Недавно весточку прислал!» – грязные руки торговки, выбирали для меня самую лучшую картошку. Помимо десяти штук, которые я просила, протянув деньги, мне положили пятнадцать.

– …пусть дом вчера дотла сгорел, один ребенок уцелел! Кхе… Кхе… Спаслась девчурка только… Кхе… Кхе… чудом! Кхеу! – сипел Буревестник. Конец я не расслышала, потому, что его задавил приступ кашля.

Стоило мне прикрыть дверь, ставя полную потребительскую корзину на стол, как в нее постучали клюкой.

– Имп… Кхе… ра! – просипел голос Буревестника. – Открой!

Он сидел в моем кресле, выставив вперед забинтованные портянками ноги, пока его лохматый и потрепанный плащ, похожий на крылья старой птицы, подметал ковер.

– Мой прапрадед Горевестник, кричал на этой площади еще во времена драконов! Он сорвал голос в тот день, когда… Кхе! Кхе! – сипел гость. – Мой прадед Лиховестник кричал еще при первом государе, мой дед… Кхе!.. Лихослов, орал на этом самом постаменте, пережив сразу троих королей. Он сорвал голос в тот день, когда умер отец покойного короля! Мой отец Страхолюд сорвал голос в день смерти третьей королевы! Как он кричал! Ты бы… Кхе… слышала! Я сменил отца в день свадьбы покойного короля Йокарна и его четвертой жены… Кхе… Сколько лет уже кричу, никогда мой голос меня не подводил! Помню, как кричал так, что люди уши закрывали: «Не успела утихнуть боль, опять женился наш король! Желаем долгих лет правления и королю и королеве!»

Я смотрела на Буревестника, вспоминая профессиональную болезнь всех учителей – ларингит. Не помню, чтобы ларингит был окончательным приговором, поэтому внимательно слушала историю сиплого оратора, вспоминая, чем лечила подобную напасть в последний раз.

– И теперь я хочу спросить, Импэра… Неужели проклятие предков перешло ко мне? Неужели я полностью потеряю голос? – прокашлялся в кулак Буревестник, глядя на мое.

– А что сына нет? – поинтересовалась я, представляя орущую династию. – Пусть подменит на время! А тебе пока кричать нельзя. Полощи горло отваром из дубовой коры и ромашки, а на ночь пей теплое молоко с медом! И постарайся какое-то время не разговаривать!

– Сын у меня немой растет… – сипло заметил Буревестник, снова пытаясь прокашляться.

«Отец не тот, кто сделал ребенка, а тот, кто сделал для ребенка все!» – вздохнула Интуиция, задумчиво глядя на гостя.

– Говорить не может, да и не слышит ничего… – вздохнул отец. – И кричать потише не могу! Никто ж не услышит!

Я посмотрела на рупор общественности, а потом свернула бумагу «рупором» и произнесла слово ему прямо на ухо: «Услышит!» Получилось куда громче, чем обычно. Буревестник заинтересовался, пока я на бумаге рисовала ему макет рупора с ручкой.

– Если есть знакомый жестянщик или кузнец, то пусть сделает тебе такую штуку! Знаешь, как тебя слышно будет? Даже на другом конце Кронваэля! Кривой с какой-то там площади охрипнет тебе перекрикивать! – воодушевилась я, вспоминая, какую услугу буквально вчера оказал мне этот крикун. – Ты сможешь кричать до старости!

Буревестник прямо внимательно смотрел на мои рисунки.

– Но это еще не все! – усмехнулась я, вспоминая виселицу, а точнее, ее подмостки. – Смотри сюда! У меня для тебя есть замечательная идея! Виселица всегда привлекает внимание! И если ты будешь каждое утро прислонять к ней вот такие доски с надписями и рисунками, за деньги, разумеется, то знаешь, сколько людей их прочитают? А те, кто читать не умеет, пусть картинки смотрят! Думаю, что разберутся! И если вот так вот по периметру прислонять, то и твоему парнишке занятие найдется, и тебе кричать меньше придется!

Как вредные старушенции борются с детской песочницей под окнами, потому что «спать мешают»; как интеллектуально-подкованные «яжематери» сражаются за нравственное воспитание отпрысков, требуя убрать подальше от детской площадки баннер со словом «Лизинг»; как инициативная группа безынициативных товарищей во главе с очень деятельным предводителем в период осенне-весеннего обострения пишет петиции по поводу нового фильма «еще не смотрел, но уже осуждаю», требуя запретить прокат и казнить режиссера, так и я буду сражаться за вид из окна! И пусть только попробуют что-то сказать!

Ближе к вечеру я услышала достаточно громкий голос, иногда перебиваемый кашлем. На своем постаменте возвышался Буревестник с рупором в руках, а рядом с ним сидел паренек с молотком. Я даже вышла из дома, чтобы увидеть реализацию своей бизнес идеи. К виселице были прислонены сбитые доски, на одной красовался рисунок в виде хлеба и стрелки. На другой был нарисован гвоздь и написано «2 девы на угле». Бедолаги, которые нашли свою смерть в петле, уже мало интересовали народ.

«А спонсором нашей казни является…» – усмехнулась Интуиция, глядя с каким интересом люди рассматривают рекламу, пока счастливый Буревестник, вещает о том, что сдается место под объявление, и периодически полощет горло из фляги.

Судя по растерянным лицам стражников, закона, который бы запрещал использовать виселицу не по назначению, пока еще не было, и внедрять его пока еще некому. Мясник в фартуке протягивал деньги парнишке с молотком, обрисовывая руками будущий эскиз, а потом прислонил к голове пальцы, делая рога. Парнишка кивал и брался за работу, старательно выводя на досках незамысловатый рисунок.

И тут я увидела целую процессию, которая движется в сторону моего дома. Многочисленный, вооруженный до зубов эскорт, какой-то хмурый старик в синей парчовой мантии и лорд Бастиан, собственной персоной.

«Опять послы?» – напряглась Интуиция, замечая, как люди на площади встревожились, провожая глазами моих будущих гостей.

– Еще раз здравствуй, Импэра! – на лице лорда блуждала нехорошая улыбка. Он положил руку на мою дверь, стуча несколько раз. – Видишь, я делаю успехи. Но я научился стучать не только по двери!

Меня грубо втолкнули в дом, заставив сесть в кресло.

– Обыскать все! Начинайте с этой комнаты! Каждую щель, каждую дырку! – отдал приказ лорд Бастиан. – Трое остаются со мной. Один стоит позади меня. Обыскивайте дом очень тщательно! Все, что связано с драконом, с его культом, несите сюда!

Из моего шкафа достали ту самую гнусную книгу, которую я купила за бешеные деньги, и небрежно швырнули ее на стол. Я бы после нее еще руки вымыла с мылом три раза!

– Отлично! – потер руки лорд Бастиан, пока позади него стоял наготове стражник. – Ищите еще! Все что найдете, несите сюда!

Я брезгливо посмотрела на этот многостраничный оплот маразма, раскрытый как раз на странице, где в кровожадных деталях описаны драконьи увеселения.

– Позвольте! – возмутился хмурый старик с черными глазами, беря книгу в руки и рассматривая обложку. – Никто не имеет права так обращаться с моей книгой! Вы что себе позволяете! Я не для того потратил столько дней и ночей, чтобы такой неуч, как ты, швырял ее на стол!

«Надо срочно пересмотреть наши взгляды на литературу!» – Интуиция обрадовалась возможности взглянуть в глаза автору этого бестселлера.

– Не смейте бросать мою любимую книгу! – громко возмутилась я, пытаясь вскочить с кресла. – Это – лучшая книга, которую я читала в жизни! Кладезь мудрости! Оплот знаний! Я столько недоедала, чтобы купить ее!

– Сидеть на месте! – заорал лорд, силой усаживая меня на место. – Не трогать книгу!

– Но ведь это… это… – притворно вздохнула я, поглядывая, как расходятся брови у хмурого старикана и как проясняется его лицо. – Это лучшее, что я читала в своей жизни… Позвольте мне взять ее… Не отнимайте у меня мое единственное утешение…

– Нет! – возмутился Бастиан, пока мой дом переворачивали вверх дном. – Я приказываю, чтобы…

– Успокойся, лорд. Я и магический конклав подчиняемся напрямую королю! – неприятным голосом заметил старик, снова глядя на меня с явным интересом. – Так вы ее читали, дитя мое? Неужели вы ее прочитали всю?

– Конечно! Несколько раз! Да что там несколько раз! Я перечитываю ее почти каждый вечер! – ответила я, робко протягивая руки к уже пять минут, как самой любимой книге. – И я очень рада, что лорд Бастиан решил познакомить меня с великим человеком, который ее написал! Это лучший день в моей жизни! Я так благодарна!

– О, дитя мое, я тоже очень рад познакомиться с вами, – мне протянули худую и холодную руку, украшенную дорогими перстнями. – Вы точно дочитали ее до конца?

«Еще страниц десять, и мы бы скончались», – сморщилась Интуиция.

– Конечно! После этой книги жизнь никогда не будет прежней! Я случайно купила ее, увидев на витрине… У меня тогда был выбор, купить себе хлебушка или книгу, но я решила, что знания важнее! – страстно прошептала я, отпуская холодные пальцы и прижимая книгу к груди, словно щит. – Эта книга перевернула всю мою жизнь! Сколько мудрости в каждой строчке! Какая колоссальная работа была проделана, чтобы написать ее! Особенно мне понравился момент, когда вы, многоуважаемый автор, описываете ритуалы, посвященные дракону! Это ведь действительно зверство! Я читала, а у меня по коже бежали мурашки! Надо же так мастерски передать атмосферу, царившую в те темные века! Примите мои искренние восхищения!

– Ну что вы, – улыбнулся польщенный старик, поглаживая свою седую бороду. – Я очень рад, что вам она понравилась. Сейчас редко встретишь столь начитанную девушку! А ведь в каждое слово я вкладывал душу…

«Чью?» – Интуиция подавилась, глядя на него, как на дьявола.

– И мудрость! – вдохновенно подхватила я, заглядывая в глаза автора. – Обряд принесения девственницы в жертву дракону, как бы символизирует, невинность души, впервые столкнувшейся с жестокостью мира. Вы пишете про испепеление, но мы все рано или поздно, станем прахом… Я ни в одной книге не видела такой глубины!

«Простите, – встряла Интуиция, припоминая парочку таких моментов, от которых хочется эту книгу сжечь, – А когда дракон… ну… эм… того… девственницу, это что символизирует?» – «Жизнь поимеет всех! Никто не умрет девственником!» – огрызнулась я, вспоминая про два внезапно пригодившихся мне диплома и одного депрессивного музыканта.

– Дитя мое, я как автор, – ласково заметил старик, чуть не прослезившись от глубины собственной философской мысли, – искренне рад нашей встрече. Я не верю в предвидение, но я верю в мудрость, коей вы обладаете в полной мере!

«У меня еще вопрос! По поводу абзаца, где в красках описан процесс поедания девственницы!» – поинтересовалась Интуиция. «Жизнь найдет способ, доказать тебе, что ты – дерьмо!» – вздохнула я, прикидывая, сколько еще и насколько глубоко мне придется любить эту книгу.

– Покорность судьбе как символ перехода из бытия в небытие, отражает тонкую философию существования. Потакание своим удовольствиям приводит к опустошению души, с точки зрения общепринятых ценностей, – скромно заметила я, понимая, что пауза слегка затянулась, а обыск переместился наверх. – Пусть этих слов нет в книге, но она это подразумевает! И пусть неподготовленному читателю эта книга покажется странной…

«Это еще мягко сказано!» – прокашлялась Интуиция, вспоминая некоторые отрывки. – После прочтения этой книги, особенно последних двух частей, чувствуешь, что на всех представительниц древнейшей профессии можно смотреть с нескрываемым превосходством!»

– Вы специально погружаете читателя во тьму кровавых оргий, извращенных ритуалов, страшных пыток, чтобы он увидел истинный свет целомудрия и знаний! Человек, который умеет видеть истину между строк, поймет, насколько она важна для нравственного воспитания будущих поколений! – закончила я, понимая, что если это будет последняя книга в мире, по которой можно научиться читать, то мои дети останутся безграмотными.

– Все верно, дитя мое! – обрадовался «какавтор», явно офигевая с моих выводов. По его щеке катилась умилительная слеза, тронутого… «На всю голову!» – съехидничала Интуиция. «До глубины души человека!» – возразила я, ерзая на диване инстинктом самосохранения.

– Я хотела спросить вот о чем, о, великий… – задушевно начала я, глядя, как старик утирает слезу. Краем глаза я посмотрела на обложку, где красовалось имя автора. – Деменциус! Вы планируете написать продолжение? Если да, то можно будет у вас попросить один экземпляр?

«Да! Я требую продолжение драконьего банкета!» – воскликнула Интуиция, поскольку туалетную бумагу здесь еще не изобрели, а этот опус лишился уже минимум двадцати страниц!

– Дитя мое, я подумаю над этим! Но сейчас я решил дописать двадцать восьмой том «Алхимер», – вздохнул автор, боясь меня разочаровать.

– Дракон – тоже алхимера? – осторожно спросила я, прикидывая в уме, что для личных нужд придется поискать другого не менее занимательного и желательно начинающего автора. Книги начинающих авторов обычно недорогие и предусмотрительно издаются на более мягкой и менее качественной бумаге, дабы в случае чего утешить разочарованных читателей! Кто виноват, что триста листов чистой бумага стоят дороже, чем книга?

– О, нет! Дракон – это дракон, – покачал головой старик, явно желая поделиться со мной своими успехами на литературном поприще. – А алхимера – это бессмертное и почти неуязвимое существо, созданное при помощи магии! Для создания алхимеры нужен кровавый камень! Такая магия подвластна не каждому, нет… Лишь единицы, достигшие вершины мастерства, смогут из крови человека создать такое чудо!

– Неужели? – я изобразила явный интерес, вспоминая первый день в новом мире. – Расскажите еще про алхимер. Понимаю, что ваши книги – бесценны, но у меня пока нет таких денег, чтобы их приобрести и в полной мере насладиться вашим талантом!

– Не волнуйтесь, когда я ее допишу, я обязательно пришлю вам ее в подарок! – вздохнул Деменциус. «Отныне вы – мой любимый автор! – прослезилась Интуиция. – Обещаем хранить верность еще как минимум двести страниц!»

– Раньше алхимер было много, но сейчас они почти забыты… А зря! Зря! Создавать камни из человеческой крови – это целое искусство! Но еще большим искусством я бы назвал умение их оживлять! Представьте себе сгусток человеческой крови, ставший драгоценным камнем, – старик показал пальцами универсальный застольный жест при розливе, явно намекая на основной источник вдохновения. – Его можно вправить в ожерелье, повесить на шею, сделать из него кольцо! Но поверьте мне, огранить его не удастся! Он настолько прочный, что его даже нельзя разбить! Открою вам секрет! У многих именитых семей, до сих пор хранятся такие камни!

– А для чего? – прошептала я, слушая, как переворачивают мою мебель.

– Как для чего? Чтобы точно определять родственную кровь! Когда в такой семье рождается ребенок, его первым делом проверяют камнем! И знаете, я сейчас как раз пишу о том, что было с теми неверными женами, которые не догадывались о том, что из поколения в поколение в семье мужа передается такая реликвия! – шепотом заметил автор, потирая руки.

«Ой-ё-ёй! – сглотнула Интуиция, представляя сотню страниц изощренных пыток.

– А для чего вообще были нужны алхимеры? – поинтересовалась я, прислушиваясь к шуму наверху.

– Как для чего? Для чего нужны бессмертные и неуязвимые стражи? – удивился Деменциус. – Сторожить фамильные ценности, места погребения, тайные комнаты, куда имеют право входить только члены семьи! Я как раз пишу об том, что бывает с теми, кто повстречал на своем пути алхимеру!

«Мамочки!» – охнула Интуиция, понимая, что читать эту книгу на ночь мы точно не стали бы.

– А если, например, всю семью убили? Род оборвался, что будет с их алхимерой? – поинтересовалась я, глядя в глаза автора. – Не будет же она рыскать по окрестностям, убивая всех на своем пути?

– Магический конклав обязал каждого мага, создающего алхимеру, делить кровавый камень на две части. Одна часть становится алхимерой, вторая – оружием против нее! Обычное оружие ее никак не возьмет! А вот если в этом оружии есть второй кусок кровавого камня, то тогда… Если так посудить, то за всю мою жизнь я встречал только трех магов, которые умеют создавать алхимер! Говальд Отшельник, Ирбис и… Ах да, чуть не забыл! Надо же! Чуть не забыл советницу Кесиду!

– Советницу третьей королевы? – спросила я, слыша, как рядом протяжно зевает лорд Бастиан.

– Невероятно! Вы даже знаете историю! Спроси любого ученика, кто такая Кесида? Они что ответят? Ерунду они ответят! – возмутился старик уровню образованности подрастающего поколения. – Срам, да и только! И из-за таких, как они, магическая наука катится…

– Ничего нет! – раздалось сверху, где делегация шаромыжников шарила в поисках шара. – Того, о чем вы говорили, здесь нет! Мы перевернули все вверх дном, но не нашли его!

Хм… Как нет? Он же лежал в ящике столика? Там же лежал и золотой медальон, который мне подарили… Странно…

– Зато есть письмо! Лорд Бастиан! Посмотрите его! – кто-то сбегал по лестнице, неся в руках письмо из Флармера.

– Импэра! – оживился лорд, вдыхая воздух полной грудью и пробегая глазами писанину. – Ты обвиняешься в государственной измене! Взять ее! В темницу! Живо!

– Мы нашли кучу денег! – закричал кто-то.

– Ей заплатили, чтобы она предала Кронваэль! – громко произнес лорд.

– Тут есть бумага, что эти деньги дали ей вы! Так что деньги не в… – заметил кто-то, неся листок, который тут же был выхвачен из рук, и полетел в камин.

– Объявите всем, что Импэра – государственная изменница! Она вела переписку с Флармером, с нашими врагами! И скажите, что она получила деньги за свое предательство! Скажите, что она сбежала в Флармер! Живо! – приказал лорд Бастиан, разрывая «открытку» и бросая ее следом за долговой распиской.

– Я пойду, – внезапно вздохнул автор, который тут же мне слегка разонравился. – Мне еще книгу писать…

Дверь закрылась, а лорд Бастиан приблизился ко мне, пока стража делала вокруг него вооруженное кольцо.

– Видишь, любовь моя, как иногда бывает? Поверь мне, люди не прощают предателей… – усмехнулся он, убирая прядь волос с моего возмущенного лица. – Зато я прощаю твой долг… Теперь возле меня денно и нощно будет находится десять человек охраны, на случай, если твой честный поручитель захочет мне его вернуть. Запомни, любовь моя, я и есть закон! И как я скажу, так и будет!

В камин полетела книга, а я стояла и смотрела, как чернеют и сворачиваются ее страницы.

– Поцелуй меня на прощание, любимая! – усмехнулся лорд Бастиан, приближаясь ко мне. – А ведь это действительно, прощание…

Я набралась смелости и поцеловала.

– В особую камеру без окон! Если там кто-то есть – убейте! – гневно приказал «поцелованный», вытирая с лица потек моего поцелуя.