Глава 22

«Базой» была заброшенная деревня. Каменные коробки домов громоздились, как детские строительные кубики вдоль склона горы. Они удалились на приличное расстояние от маршрута Гонки Оси, по крайней мере, они 30 минут провели в задней части грузовика. Пока они тряслись в транспорте – все ругались, тыкались конечностями в темноте – Яэль закрыла глаза и подумала о карте в кабинете Хенрики. Официально они были в красной области карты, на территории Рейха. В действительности это была ничейная земля, состоящая из разграбленных деревень и разрушенных дорог, прямо к юго-западу от белой пустоты.

Идеальное место для бесследного исчезновения участников Гонки Оси.

Солдаты направили их в дом в центре деревни. С единственной огромной комнатой с зарешеченными окнами. Там было более чем достаточно места для тринадцати из них. Всех оставшихся гонщиков, за исключением Кацуо.

По словам охранников, он исчез. Яэль переместилась ближе к двери, где могла слышать болтовню охранников на русском, который, как они думали, не мог понять никто из пленников.

Однако трудно было слушать, когда пространство вокруг нее было забито страхом, спорами на грани взрыва.

– Думаешь, они собираются нас убить? – ныл один из немецких юношей. (Ральф, может быть? Первогодка, никакой угрозы).

– Я слышал, что коммунисты вырывают ногти, один за другим и заставляют их есть! – говорил Ларс рядом с ним. Рот Ральфа округлился, как будто его сейчас вырвет.

Лука застонал, переместил свои связанные руки к стене позади себя.

– Прямо сейчас я бы отдал все свои ногти за сигареты.

– Они ничего не получат от нашей смерти. – Японский Ямато растекался из другого угла комнаты. Даже в плену немцы и японцы сидели отдельно друг от друга. Лука, Феликс, Яэль, Карл, Ларс, Ральф на одной стороне. Ямато, Ивао, Такео, Таро, Исаму, Масару, Рёко – на другой. – Не сейчас.

Немецкие гонщики взглянули на него из-под опущенных ресниц, их умы были заняты медленным переводом. Хотя большинство гонщиков изучали язык другой страны в средней школе, в действительности они редко общались друг с другом.

– Он говорит, что у солдат нет никаких причин нас убивать. – Немецкий Рёко был медленным – сокращенные слоги и ужасно правильная грамматика – но все, кто слышал, поняли.

– Кацуо приказал нам не разговаривать с ними! – зашипел Такео на девушку на японском.

– И где Кацуо? – огрызнулась Рёко. – Замечательный он лидер: заставляет вас делать за себя грязную работу, а потом оставляет в беде!

Другой гонщик выглядел оскорбленным:

– Цуда Кацуо выиграет Двойной крест и принесет честь нашему народу! Я горд помочь ему сделать это! Как должна быть и ты!

– Не будет никакого Двойного креста, если мы не выберемся отсюда, – напомнила ему Рёко. – Немцы могут помочь нам сбежать.

– Немцы нам не друзья, – сказал Такео. – Неважно, сколько подарков ты оставишь под подушкой Победоносной Вольф.

Лицо девушки побледнело.

– Они собираются сначала вырвать нам ногти! – Немецкий Ларса перерос в вопль. Заглушающий беседу японцев. – Затем они убьют нас!

– Заткнитесь все! – Яэль обнаружила, что смотрит волком на всю комнату. Ее голова усиленно работала, вступив в столкновение с планами и невозможностью текущей ситуации. Нож был все еще в ее сапоге, но его было недостаточно. Из того, что она видела на пути сюда, деревня хорошо охранялась.

Никто из гонщиков не решился бросить ей вызов. Комнату накрыла неустойчивая тишина, прерываемая только отрыжкой дизельных двигателей грузовиков и болтовней их охранников.

– У нас есть два часа, прежде чем обслуживающие фургоны Гонки Оси завершат объезд и поймут, что гонщики пропали. Мы надеемся найти японского юношу до отхода.

– Он не мог уйти далеко.

– Разведчики клянутся, что он исчез. В любом случае, это небольшая потеря. Гонщики, которых мы получили, должны стать достаточным рычагом давления.

Два часа. Их время уходит. И Яэль очень сомневалась, что Кацуо вернется, чтобы спасти их.

– У тебя есть план? – Шепнул ей на ухо Феликс.

Никакого. Она знала, что у Райнигера были связи с Новосибирском, где сейчас находились остатки правительства Советского Союза. Она видела сообщения, доставляемые ему массивными кириллическими символами. Но Райнигер никогда не позволял ей приближаться настолько, чтобы увидеть содержание этих писем. Он рассудил, что эти сведения не имели отношения к ее миссии. Сведения, которые ей не нужно было знать, чтобы их не могли у нее выпытать, если схватят. Яэль подозревала, что такой ход рассуждений применили для обеих сторон. Казалось, Райнигер не счел необходимым поделиться более точными деталями ее миссии с русскими.

Он никогда бы не подумал, что ее схватят его собственные союзники.

Протокол был таков: ничего не показывай. Особенно под принуждением.

Но сейчас Яэль не видела другого способа. Ее пластичность кожи была бесполезна в деревне, где были одни мужчины. И один нож против целого взвода… Единственным эффективным оружием, которое у нее было, была правда.

Яэль повернулась и ударила деревянную дверь ногой в сапоге. Болтовня надзирателей резко кончилась. Она закричала им: «Товарищи!»

– Ты сумасшедшая, фройляйн? – нахмурился Лука. – Они и без того уже буквально в двух шагах от того, чтобы пристрелить нас!

Она проигнорировала его и продолжила молотить по дереву. Дверь распахнулась. Через нее вонзился свет второй половины дня, вместе с дулом винтовки. Яэль замерла.

– Тихо! – приказал охранник, резко дернув своей винтовкой Мосина.

– Мне нужно поговорить с вашим командиром. – Немецкий вылетел из нее, смазанный и быстрый, прежде чем он смог снова закрыть дверь. Лоб охранника наморщился; она видела, как он пытается интерпретировать ее слова.

– Ветров, – попыталась она снова. – Позвольте мне поговорить с Ветровым.

Второй силуэт втиснулся в дверь. Другой охранник. Его немецкий был лучше.

– Зачем? У вас есть, что ему сказать?

Дуло винтовки первого охранника по-прежнему была направлено ей в грудь. Но Яэль отдавала себе отчет в том, что на нее направлены двенадцать пар глаз и ушей в комнате позади нее. Если это сработает, она должна будет поддерживать свое прикрытие. Она не могла сделать так, чтобы со стороны это выглядело, будто она сотрудничает с русскими.

– Японский юноша. Который убежал. Я знаю, где вы можете найти его. – Это было единственное, что она могла придумать, что могло затащить ее в кабинет Ветрова и не вызвать подозрений у остальных. Она надеялась только, что охранники клюнут.

(– Видишь? – выплюнул Такео в комнате позади нее. – Немцы нам не друзья.)

Охранник потянулся, опустил огнестрельное оружие своего компаньона.

– Где?

Она покачала головой.

– Отведите меня к Ветрову. Я скажу только ему.

Солдаты мгновение смотрели друг на друга, посовещались на бормочущем русском, который Яэль могла ухватить только урывками.

– Иди со мной. – Второй охранник потянул ее за руку, к выходу из здания.

– Пока будешь там, не могла бы ты им сказать, я хочу, чтобы мне вернули мои сигареты? – Гордый голос Луки проскользнул из-за закрывающейся двери. Она почувствовала странное утешение, когда охранник с хорошим немецким тащил ее через деревню, в еще одно заброшенное здание.

Товарищ командующий Ветров поник над своим импровизированным столом, как комнатное растение, неделями предоставленное самому себе. Даже его глаза были цвета грустного сельдерея – водянистые, усталые – когда они остановились на Яэль и ее охране. Он выпрямился и взмахом руки позвал их в комнату.

– Что она здесь делает? – Его русский щелкал, отточенный утомлением.

– Она говорит…

Яэль вмешалась. Ее собственный русский был таким же свободным, как много лет назад, когда она ночами говорила с бабушкой:

– Тысяча извинений, товарищ командир, но мне нужно было поговорить с вами наедине. Без остальных гонщиков.

– Я не знал, что вы говорите на нашем родном языке, мисс Вольф.

– Я не мисс Вольф.

Вот она. Истина. Всякую ложь разоблачило одно предложение.

Она стояла – выставленная напоказ, как маленькая кукла – пока горный ветер дотягивался до нее через окна без стекол. Он сотрясал горы бумаг и сворачивал края карты Ветрова. Он сдул несколько ангельских прядей волос Адель на лицо Яэль. Она смотрела сквозь челку, как лицо товарища командира исказилось. Несколько раз он открывал рот, но слова так и не появились.

– Я являюсь частью движения Сопротивления. Мне было поручено украсть личность Адель Вольф и принять участие в Гонке Оси. Я выдаю себя за нее уже пару недель.

– Так вы утверждаете, что не являетесь мисс Вольф? Что вы… кто-то другой?

Яэль кивнула.

Глаза Ветрова больше не слипались. Они были больше цвета горькой мяты, когда прищурились на нее.

– Вы лжете.

Она кивнула на золотую полоску на пальце правой руки с кольцом.

– У вас есть фотография вашей жены?

– Да, но…

– Покажите ее мне, – сказала она.

Из-за расширившихся вен на шее и истончившихся губ, Яэль ожидала, что он крикнет «нет», но офицер опустил руку за отворот. Вытащил черно-белое фото – хранимое и любимое. На которое смотрел много раз. У женщины, напечатанной на бумаге, были темные волосы и печальная серая улыбка. Которая соответствовала ее глазам.

Яэль погрузила изображение этой женщины вглубь себя. Она вложила печаль и серый в радужку своих глаз. Прижала ее за своими губами. Волосы, взъерошенные у ее щек, становились темнее, тяжелее. Яэль пришлось угадывать точные цвета, также как с фотографией Бернис Фогт, ох сколько лет назад. И снова это сработало.

Товарищ командующий Ветров взирал на эту сверхъестественную версию своей жены с удивительным спокойствием. Его руки сложились над на картой.

– Вижу.

Охранник за ней не вздрогнул и не потянулся за своей винтовкой Мосина. Что-то было неправильно. Оба мужчины просто наблюдали за ее изменением – превращением в кого-то другого на их глазах – и они даже не вздрогнули. Правда, глаза товарища командира Ветрова выглядели более настороженными (целый сад свежей зелени), но это была скорее задумчивость, чем изумление.

Возможно, это от того, что они были солдатами. Обученными видеть невозможное, справляться с шоком. Но и другие тоже были солдатами. Как Райнигер, который выругался, но побледнел как мертвец. Как Хенрика, чей рот был открыт добрых две минуты прежде, чем она смогла его закрыть. Как Влад, который бросился к своему ящику с охотничьими ножом, прежде чем Райнигер смог его успокоить. Объяснить.

Это все было очень странно.

– Я не Адель Вольф. – Было непривычно говорить это вслух после стольких дней совершенно других рассказов. Яэль продолжила, пытаясь стряхнуть апатию мужчины. – Вы совершаете очень большую ошибку, останавливая эту гонку. Если я провалю свою миссию, пострадает все Сопротивление.

– И в чем именно заключается ваша миссия?

Солгать было так естественно, просто. Ее этому обучили. Но Яэль также прошла подготовку по пониманию ситуаций, и она могла почувствовать напряжение в этой комнате на вкус – годы войны и партизанской борьбы, которые грузом давили на плечи товарища командира Ветрова, злоба к Рейху в его глазах. (Яэль узнала их, потому что они были и у нее). Она знала, что только правда убедила бы этого человека. Только у правды был шанс освободить ее.

– Третий рейх гниет изнутри. Люди несчастны от Нового порядка, даже некоторые в ближайшем окружении фюрера. Сопротивление растет под носом у Гестапо. Мы достаточно сильны, чтобы изменить это сейчас. Каждая ячейка в каждом городе ждет сигнала восстать и уничтожить Новый порядок.

– Моя миссия заключается в том, чтобы дать этот сигнал. Моя миссия заключается в том, чтобы убить фюрера на Балу Победителя. Чтобы это увидел весь мир. – Масштабность слов Яэль заполнила комнату, вдавливаясь в каждый угол.

На этот раз Ветров выглядел удивленным:

– Вы? Вы собираетесь убить фюрера?

– Только если я выиграю Гонку Оси, что будет невозможно, если вы похитите всех ее участников, – резко сказала Яэль. – Вы должны освободить нас.

– Это будет трудно, – сказал ей командир, засовывая фотографию своей жены обратно внутрь выцветшего мундира. – Мои приказы пришли непосредственно из Новосибирска. Мы должны захватить участников Гонки Оси и использовать их в качестве политического рычага для возвращения нашей территории на западе.

– Рычага? – Яэль не могла поверить, что у нее вылетело это слово. – Как Новосибирск ожидает держать гонщиков в заложниках, не вызвав гнева Гитлера на свою голову?

Ветров пожал плечами.

– Как вы и сказали: Третий рейх гниет, на грани распада. Нас… предупредили, что путч на горизонте. Мы просто пытаемся вернуть земли, которые они забрали, прежде чем воцарится анархия.

– Но… это не сработает. Рейх не развалится, пока я не подам сигнал. А это может произойти только если вы позволите нам уйти.

Командир нахмурился.

– Если я выпущу вас, это может быть расценено как измена.

Измена. Лицом к лицу с расстрельным взводом и кончиками их стволов. Какой командир будет так рисковать?

– Это все большое недоразумение, – сказала Яэль. – Эрвин Райнигер. Он мой командир, и я знаю, что он поддерживает контакт с Новосибирском. Именно он предупредил вас о путче. Если вы радируете им и объясните ситуацию…

Товарищ командующий Ветров медленно встал.

– Я отправлю радио в Новосибирск. Но даже тогда я не могу гарантировать вашу свободу. Кроме того, я бы предпочел, чтобы вы прекратили имитировать мою жену, мисс В… – офицер перебил сам себя, подавив ее псевдоним. – Как именно Вас зовут?

Яэль растаяла обратно в черты лица Адель. Волосы, в которые проникла зима, и глаза, которые подходили, как хорошо сидящая перчатка.

– Если они спросят, можете сказать им, что меня зовут Волчица. – Она знала, что ее кодовое имя чего-то стоило. Единственное, которое Райнигер сообщил бы Советам, если он вообще что-то рассказал.

– Волчица. – Офицер повторил его так, что даже Яэль с ее безупречным русским, не смогла имитировать. В том же ломком ритме, который обычно использовала ее старая подруга, так любившая свой родной язык. – Самка волка. Интересный выбор.

– Я не выбирала его, – сказала она ему. – Оно выбрало меня.

Яэль час просидела у дальней стены импровизированного кабинета товарища командира Ветрова. Наблюдая, как полуденное солнце проходит через окно, за трещинами забытых зданий. Подсчитывая грузовики и людей, и оружие, проходящих мимо окна. (Три грузовика. Двадцать три человека. Слишком много оружия.)

Охранник стоял напротив Яэль. Было ясно, что он, скрестивший ноги на грязном полу и сцепивший руки в замок, не думал о ней, как об угрозе. Он выглядел расслабленным: плечи наклонены, винтовка лежала рядом с ним. Одолеть его было достаточно легко – сбить его с ног, бессознательного связать, использовать нож, по-прежнему спрятанный в ее сапоге, чтобы разорвать веревки.

Она предположила, что может даже сбежать из лагеря. Если она снимет с него форму, использует ее с немного увеличенным ростом, короткими волосами, и надвинет низко на глаза кепку.

Но это ничему не поможет. Совсем нет. Ей необходимо выиграть Гонку Оси, и для этого ей нужны остальные гонщики. Она никак не смогла бы тайно вывести двенадцать гонщиков из-под носа у вооруженного отряда за оставшийся час.

Длинная тень выросла в дверях, материализовалась в краснолицего товарища командира Ветрова. Яэль встала, ее легкие наполнились воздухом, как наполненный горячим воздухом воздушный шар, пока советский офицер возвращался к своему столу.

– Я говорил с моим командованием. Они не знают ни о каких сообщениях от Эрвина Райнигера, не знают и имени Волчица.

Яэль почувствовала, как воздух утекает из легких. Вниз, вниз, вниз к земле.

– Они приказали мне вернуть вас в Новосибирск, – продолжал офицер. – Так они смогут проверить вашу историю.

В Новосибирск? Это тысячи километров в неправильном направлении. Это будет означать конец ее гонки. Провал ее миссии.

Не сейчас. Она зашла так далеко, сражалась со столь многим…

Командира глаза метнулись к охраннику:

– Алексей, возвращайся на свой пост в доме заключенных. Оставь девушку. Я присмотрю за ней.

Когда охранник поклонился, оставил их наедине, советский офицер вздохнул. Это был звук, который прижал его в кресло у стола.

– Мы бесполезны для вас как рычаг. – Яэль пыталась не прокричать это. – Если я вернусь в Новосибирск, Сопротивление не ударит. Рейх будет сильным, как никогда, и как только вы начнете угрожать жизни их ценной молодежи, они вторгнутся. Сотрут Новосибирск с лица земли. Вы должны дать нам уйти, это в интересах всех.

– Дело в том, Волчица, что я вам верю. Я верю вам, но мои руки связаны. – Произнеся это, он кивнул на руки Яэль, связанные веревкой. – Если я позволю вам уйти, то поплачусь жизнями своих людей и своей.

Яэль думала, что ее дыханию настанет конец. Что ее внутренности могут прекратить падение. Но они казались бездонными.

Советский офицер положил руку на стол. Она опустилась сильнее, чем должна была: с тяжелым ударом по покосившимся бумагам. Когда пальцы Ветрова отодвинулись, Яэль увидела причину. Ее «Вальтер П-38» лежал на карте – поверх координат и красных отметок, и стран, которые давно потеряли свои названия.

Костяшками пальцев Ветров толкнул пистолет вперед. Над границами. Обратно туда, где стояла Яэль.

– Но – если вы сами сбежите – это совсем другое дело.