Глава 21

Яэль решила отстать. Не во времени. Его у нее было достаточно (десять минут были комфортной форой), но ногой вызвав двигатель к жизни и вырвавшись на улицы Багдада, она позволила толпе гонщиков проглотить её. Девушка ждала Феликса. Лука гордо проехал мимо, и верный своему совету, он оставался всего в нескольких метрах позади Кацуо. Не теряя во времени, но и не прибавляя.

Яэль держала Феликса на своей стороне, Луку в поле зрения, и финиш в своем сердце.

Эта пустыня значительно отличалась от дюн и песков побережья Африки. Ее земля в трещинах простиралась далеко, по дьявольскому, наполненному пылью пейзажу. Горы маячили на горизонте, как волны детектора лжи, к которому Влад имел обыкновение ее подключать. Кроме того, дорога тоже отличалась. Меньше ям, более пригодная для четвертой передачи.

В первую ночь они разбили лагерь в древней крепости, в нескольких метрах от дороги. Это место было давно опустошено. Испещренное сухими испражнениями каких-то животных, окаймленное разрушенными стенами. Звезды выстроились рядами в темноте без крыши, горели, как нефтяные месторождения.

Яэль сидела, опершись спиной на осыпающиеся камни, наблюдая, как Феликс проверяет время на разбитых часах Мартина (он починил их!) и укладывает в кофры еду. И хотя он делал это, повернувшись к ней спиной, она отметила, что его щека была цвета испорченного майонеза. Они не сказали ни слова после нута, но слова только казались осколком отношений близнецов. В воздухе между ними реял белый флаг – высокий и развевающийся – снимающий напряжение. (По крайней мере, со стороны Феликса. Яэль провела большую часть времени на дороге, изучая факты:

Феликс Буркхард Вольф. Трудности с управлением гневом. Одинокий-одинокий, как она).

– Сушеная курица или сушеная говядина? – нарушил молчание Феликс, подойдя к ней, взвешивая в руках два блестящих пакета. – Честно говоря, я не могу отличить их на вкус.

Последним отремонтированным им автомобилем был «Фольксваген». По словам соседей Вольфов, каждый год, в день рождения близнецов, Феликс навещал могилу Мартина и дежурил там. Факт за фактом, за бесполезным фактом.

Эти отношения, то, как быть его сестрой… Яэль не могла подделать такое.

Решение было достаточно простым, достаточно болезненным.

Она просто должна общаться с ним как с братом. Так же, как она делала с Аароном-Клаусом.

Выше, свет звезд дрожал от давно ушедших сил, прошедших веков. Ее четвертый волк обжигал кожу воспоминаниями, когда Яэль протянула руку и схватила ближайший пакет. Курица.

– Фенрир, – сказала она.

Здоровая бровь Феликса изогнулась в удивлении.

– Так я называю свой байк, – объяснила Яэль.

– Имеешь в виду мой байк? – Брат Адель рухнул рядом с ней, опершись на ту же разваливающуюся стену.

Правильно. Они фактически так и не поменялись обратно мотоциклами после Каира. «Цюндапп», на котором она начала Гонку, на котором Феликс дохромал до третьего контрольно-пропускного пункта, давно утерян. Отдан в счет покупки одной из нескольких замен, которыми был укомплектован каждый контрольный город.

– Хочешь получить его назад?

– После того, на что ты пошла? – Феликс покачал головой. – Фенрир весь твой. Где ты научилась так обращаться с пистолетом?

В альпийской долине на ферме, которая вовсе не была таковой.

– А ты как думаешь?

– Темные переулки? Тайные чердаки? – Он пожал статными плечами. – Я не знаю. Где обычно члены Сопротивления занимаются антиправительственной деятельностью?

По тому, как Феликс сказал это, – сжав губы и по-змеиному сузив глаза – стало ясно, что сам он не участвовал в Сопротивлении. Должно быть, он наткнулся на утечку информации… Яэль зубами разорвала пакет с едой и старалась не думать о том, сколько секретной информации барахталось по всей Европе. Кап, кап, капала из ушей в другие уши.

Пришло время кинуть несколько крошек. Развеять его подозрения почти точными сведениями.

– Кальянные, – ответила она.

– Я знал! – Феликс сжал кулаки. Ткнул в некоего фантомного врага перед собой. – Так это была ты…

– Не я, – солгала Яэль. – Двойник. Я видела, что ты следишь за мной, и заставила девушку в кафе поменяться со мной одеждой. Занять мое место. Я надеялась, что ты решишь, что это была ошибка. Пустишь все на самотек.

Что-то вроде гнева появилось в лице Феликса.

– Ты знаешь, какой большой опасности себя подвергаешь? Всю нашу семью?

Яэль засунула в рот кусочек курицы, покупая несколько секунд молчания. Жуй, жуй, жуй. Проглоти курицу, выплюни ответ.

– Почему, ты думаешь, меня не было дома? Я целенаправленно дистанцировалась, Феликс. Чтобы защитить тебя и папу с мамой. Вот почему я ударила тебя по голове в пустыне. Ты должен был вернуться домой, – пояснила она. – Я не хочу, чтобы ты в этом увяз.

– Слишком поздно, Ада. Неважно, во Франкфурте ты или за тысячи километров от него! Если Гестапо учует хотя бы запах того, что ты делаешь, они сдерут с тебя кожу заживо. Они заживо сдерут кожу со всех нас. Целые семьи вывозили и за меньшее.

Глаза Феликса были серьезными, как будто он ждал, что она будет поражена. Но они уже вывезли ее семью. Уже сняли с нее кожу. Заживо. Она наблюдала, как та опадает, словно осенние листья. Все, чем она была, опадало…

– Что Сопротивление заставляет тебя делать?

Если он думал, что гонка сама по себе была слишком опасной, он воспротивится мысли о том, что Яэль должна будет сделать в конце. Она не могла сказать ему.

– Они не заставляют меня.

– Тогда так: что ты выбрала сделать? – спросил он.

Она думала о досье, которое дал ей Райнигер. Шорох всех этих толстенных документов, скользящих по покрытому рубцами столу на ферме у Влада. Жизнь Адель. Смерть фюрера. Изложенная в недвусмысленных выражениях.

Выбор.

Разве это был выбор? Когда каждый поворот и изгиб ее жизни привели к этому? Когда бабушка сказала ей, что она изменит все? Когда смерть позволяла ей уйти, снова и снова? Когда звезды давали ей песчаные бури? Когда она могла быть кем угодно, но ощущать себя никем?

Яэль покачала головой:

– Мир несправедлив.

Сказала бы Адель такое? Наверное, нет. Но, в первую очередь, Адель не присоединилась бы к Сопротивлению. А теперь было слишком поздно, слова вылетели.

– Мы знали это всю жизнь, не так ли? Но мы никогда ничего не говорили, потому что так легче, потому что кто-то может подслушать. Люди исчезают в ночи, и о них никто больше никогда не слышит. Женщин разводят, как скот, для Лебенсборна. Мужья, отцы, братья, сыновья – все мертвы…

Она подавилась последним словом, заставила себя остановиться. Потому что эта тема была бесконечной. В ней было слишком много о ней самой.

– Мир несправедлив. Я просто выполняю свою часть работы по его исправлению.

Ветер, все еще жаркий и суровый от пустынного дня, бился в стену старого форта. Подчеркивая их молчание. Яэль наблюдала за Феликсом краешком глаза. Он схватил пакет с говядиной, крепко сжав его пальцами.

– Как ты узнал о миссии? – спросила она.

– Это был мальчик Шулеров. – Сказав это, Феликс разорвал пакет почти наполовину. Вяленая говядина посыпалась из разорванного пластика. – Тот, с улицы Вольфсганг, которому ты всегда нравилась. Он думал, что ты в опасности, поэтому предупредил меня, что что-то произойдет во время гонки.

– Это не его дело, – сказала Яэль.

– А кто сказал, что оно для тебя? – Феликс был слишком взволнован, чтобы собрать свою говядину. Вместо этого она просто валялась в пыли. – Ради Бога, Ада, ты просто семнадцатилетняя девушка! Сопротивление не имеет права просить тебя рисковать всем. Почему это должна быть ты?

Юноша рядом с ней был так непохож на Аарона-Клауса. Аарона-Клауса, который ее нашел. Аарона-Клауса, который верил в лучший мир. Аарона-Клауса, который покинул ее навсегда, потому что кто-то должен это сделать.

Нет, Феликс Вольф был больше похож на репей. Такой, который вцепляется в ваши носки после прогулки по высокой траве. Крючковатый, упрямый, на всем протяжении пути, колющийся, если пытаешься избавиться от него.

Сейчас он был колючим. Переживающие глаза: наблюдающие, вопрошающие, требующие ответа. Мотива.

Не ее мотива (четыре + один + чернила + боль).

За что боролась бы Адель? Что может заставить Феликса бороться за нее?

Яэль сунула руку в карман. Почувствовала кнопку Аарона-Клауса, скомканные бумажные фигурки, маленькую куклу.

Ответ, который так необходимо было услышать брату Адель, не сильно отличался от ее собственного. Потерянная семья. Недостающие части.

Щелк, щелк, щелк, в безопасности. Это то, что направит Феликса Буркхарда Вольфа туда, куда хотела Яэль.

– Этот мир разделит нашу семью. Даже если меня не поймают на этой миссии, тебя и меня отправят в разные поселения Лебенсраума. У мамы и папы никого не останется.

Если мы поможем Сопротивлению, то сможем это изменить. Мы сможем остаться вместе. Быть снова семьей. – Эти слова вызвали боль внутри Яэль, когда она произнесла их. Она так сильно ухватила талисманы внутри кармана, что давно затупившийся конец кнопки Аарона-Клауса поранил ей кожу.

– Я прошу тебя доверять мне, – сказала она. – Ты можешь все бросить и вернуться домой. Или ты можешь помочь мне выиграть эту гонку. Добраться до конца.

Феликс положил свой пакет. Ветра со стены спустились вниз, подняли его из пыли. Он танцевал и дрожал, и вертелся как живой в свете лампы. Яэль ждала, что он спросит, каким будет конец, но видимо он не имел для Феликса значения.

– Помнишь, что папа сказал нам в утро похорон Мартина?

Старая кнопка впилась в ладонь. Она не хотела ее отпускать.

– Я не люблю думать о том дне.

– Не ты одна, – сказал он, его голос изменился, когда он цитировал отца близнецов. – В нашей крови есть железо, и оно связывает нас вместе. Мы Вольфы. Мы сильнее этого.

Феликс протянул руку и коснулся ее. Было так много слоев – рука на куртке, на рукаве, на повязке, на коже, на чернильных волках – но они совсем не чувствовались.

– Мы Вольфы, Ада. Я доверяю тебе. И я на твоей стороне. Несмотря ни на что.

Так много слов, сказанных через столь много слоев – любовь над самой большой ложью, над гневом, над брошенными, над испуганной маленькой девочкой, одиноко бредущей по дороге. И все же, на мгновение, Яэль слышала эти слова кожа к коже. Она перевела взгляд на расселины ночного неба – его оспинки из звёзд – и представила себе, что Феликс сказал их ей, Яэль. (В конце концов, в ее крови тоже было железо). Что этот юноша действительно был на ее стороне. Несмотря ни на что. Что они доберутся до конца гонки вместе, и что он как-нибудь поймет, почему она украла личность его сестры, использовала ее, чтобы убить самого могущественного человека в мире. Что она как-нибудь выживет после того, что произойдет. (Жизнь или смерть).

Это была прекрасная мысль. Прекрасный момент.

Но в глубине души она знала, что Феликс исчезнет, как и все остальные, от него не останется ничего, кроме чернил в ее коже и фрагментов для кошмаров.

Он не уйдет. Не как Аарон-Клаус. Нет – ей нужно было вырвать его из себя, как репей из носков. Показать ему, кто она такая. Что она сделает. Что она собиралась сделать.

И это будет больно.

Прошло два дня. Трое гонщиков были смыты с дороги жуткими авариями. (Переднее колесо Рольфа наткнулось на острые скалы. В результате прокола шины Дольфа и Норио поглотил клубок металла и безжалостной пыли.) Феликс оставался на ее стороне, как и говорил. Вместе они держали хороший темп. Кацуо и Лука оставались в пределах видимости, не проглоченные до конца достаточно туманным голубым горизонтом. Другие десять всадников держались у Яэль на хвосте. Голодные двигатели, изголодавшиеся взгляды. Каждый раз, когда один из них газовал и приближался, пытаясь ее подрезать, Феликс останавливался, прижимая виновника к обочине.

Затем начались горы. Они были не такими большими и острыми, как Альпы, но дорога искривлялась между ними, как злой змей с заостренными клыками скал. Иногда дороги не было, только выступы чуть-чуть шире, чем их колеса. Феликс оставался позади Яэль, верный преследователь. Его лицо мрачнело, когда она балансировала на своем байке по тропинке. Молилась небу в вышине, что она не упадет.

Она не упала. Феликс перестал задерживать дыхание, когда они достигли другой стороны с целыми байками и телами. Его плечи затряслись, когда он посмотрел на ущелье, вдоль которого они только что ехали. Более двадцати метров. Перелом костей в лучшем случае.

И тогда она вспомнила:

акрофобия – сильный страх высоты.

Он боролся с этим страхом ради нее, не сказав ей ни слова.

– Ты в порядке? – Яэль не пришлось изображать озабоченность в голосе.

– Да. – Он вздрогнул, сказав это. – Как думаешь, персонал «Рейхссендера» и обслуживающие фургоны пройдут здесь?

– Должно быть, они поедут более длинным маршрутом. Вокруг этого хребта. – А это означает, что они были одни на этом участке. Не было права на ошибку. Отравленные пайки или механические поломки во время этого этапа могли означать конец всего.

– Повезло им. – Брови Феликса дернулись под очками. – Мы должны ехать, прежде чем Лука и Кацуо уйдут слишком далеко вперед.

Но этого можно было не бояться. Несколько поворотов и склонов спустя они нашли пару, остановившуюся посреди дороги. Их двигатели были заглушены, а шлемы сняты. Яэль остановила свой «Цюндапп».

Они приехали в тупик.

Скалистые коричневые горы, вздымавшиеся по обеим сторонам, обрушились, поглотив дорогу грязью и валунами. Некоторые из них были гораздо больше Кацуо, они были огромны. Лука прислонился к своему мотоциклу, лениво наблюдая, одновременно вытаскивая новую сигарету из своего серебряного портсигара. Яэль припарковала свой «Цюндапп» на приличном расстоянии от его и, засунув руку в карман со своим П-38, сняла очки: зрение прояснилось.

Не было никакой возможности пройти оползень. Он был настолько крутым, что Кацуо пришлось использовать руки, чтобы сохранять равновесие при подъеме. Когда он достиг вершины, он казался маленьким.

– Оползень, – пробурчал Лука.

– Мы это видим, дубина, – пробормотал себе под нос Феликс, остановившись рядом с Яэль.

– Он выглядит свежим. – Яэль соскользнула со своего байка. Обломки пород на дороге все еще бурлили, не разбивались на составные части. Ее глаза следили за ними, осматривали склоны.

Брат Адель взял горсть сыпучей грязи и позволил ей просыпаться сквозь пальцы. Кацуо присел на горе. Лука засунул сигарету между губами и искал спичку.

А затем Яэль увидела. У нее перехватило дыхание.

– Кто-то сделал это нарочно, – сказала она. – Смотрите.

Феликс проследил взглядом за ее пальцем. Высоко-высоко в горы, где из земли были вырваны целые комья, что напомнило Яэль шрамы от бомб, выщербивших здания в Европе. Почерк взрывчатых веществ.

– Но почему? Кто? – спросил Феликс.

Яэль вытащила пистолет из кармана. Продолжала смотреть на склоны холмов. В каменных мешках были тени. Слишком много мест, чтобы спрятаться.

Лука больше не опирался на свой байк. Он уронил портсигар и полез в задний карман брюк, доставая свой пистолет.

– Проклятье, – пробормотал он и нацелил свой Люгер на израненные холмы.

Но темнота гор уже разрасталась, разделяясь на части. Мужчины вываливались, наводнили свою долину, в руках было полно винтовок Мосина (7,62-мм). Советского производства. Более точные, чем хотелось думать Яэль, их стволы были направлены ей в грудь.

– Бросьте свое оружие! – Это был приказ на хорошем немецком от человека впереди группы, за которым последовал грохочущий поток на русском. – Проследите за юношей с холма. Убедитесь, что он не ушел. Мы не можем позволить себе что-то упустить.

Двое мужчин отделились от остальных, начали взбираться по неустойчивой земле. Яэль подняла взгляд вверх и увидела, что Кацуо исчез. Только струйка пыли осталась на том месте, где он был.

– Положите свой пистолет на землю, фройляйн Вольф. – Командир снова заговорил на немецком. – Мы предпочитаем доставить вас в целости и сохранности.

У двух пистолетов не было никаких шансов против столь многих винтовок. Яэль опустилась на колени, положив свой драгоценный П-38 посередине разрушенной дороги, рядом с пистолетом Луки. Они выглядели такими маленькими и бесполезными среди скал.

– На колени, – пролаял командующий. – Руки за голову.

Она опустилась на колени, в то же самое время изучая группу. Всего их было примерно двадцать человек, включая мужчин, которые пошли за Кацуо. Их форма знавала лучшие времена (некоторые не носили ее вовсе), но можно было с легкостью сказать, что это были остатки советской армии. Призраки из белого пространства на карте Хенрики.

Хотя Советский союз распадался на части до вторжения Оси с двух границ, Великая победа Гитлера полностью разрушила его, заявив права на каждый кусок земли до Уральских гор. Москва. Ленинград. Все города и окружавшие их сельские местности были заявлены для Лебенсраума – необходимого распространения арийской расы на восток. Остальное, объявил Рейх, принадлежало Великой восточно-азиатской сфере взаимного процветания. Но взор императора Хирохито был устремлен на Тихий океан, поэтому просторы Сибири остались нетронутыми. Это был пустырь, лишенный инфраструктуры и экспорта, доведенный до феодальной жизни.

Ходили рассказы о вылазках в Лебенсраум к востоку от Урала, но Яэль никогда не слышала о партизанах так глубоко на юге. Что они делали так далеко от границы? И почему они направляли винтовки на молодых людей Оси, больше всех отмеченных наградами?

Яэль слушала ответы – язык бабушки носился взад и вперед между ними:

– Где же остальные гонщики?

– Едут вдоль горного уступа. Наши товарищи окружат сзади, убедятся, что выхода нет.

Наши товарищи. Это был целый взвод.

– Давайте доставим их обратно на базу, – русский командующего раскатился по сторонам долины. – Товарищ Громов, когда задержите остальных гонщиков, ты пошлешь радиограмму в Новосибирск. Пусть они знают, что первая часть нашей работы выполнена. Скажите им, что мы ждем дальнейших инструкций.

– Есть, товарищ командир Ветров.

Яэль сохраняла удивленное лицо, исписанное вопросительными знаками, когда солдаты связывали ей руки. Адель не говорила по-русски. Как Феликс или Лука – факт, который отчетливо заиграл на их лицах.

– Встать! – приказал солдат сзади нее на плохом немецком. – Идите за мной.

Она встала. Начала идти от тычка его винтовки Мосина, которая погнала ее в сторону холма. Внутренности из грязи и камней, вырванные из земли.

– А что с их мотоциклами? – Один из мужчин ткнул винтовкой байк Кацуо.

Товарищ командир Ветров бросил, не оборачиваясь:

– Оставьте их. Они им больше не понадобятся.