Катя проснулась, когда уже совсем стемнело. Сколько же она проспала? Освеженной и отдохнувшей себя, конечно, не чувствовала, но и совсем уж разбитой – тоже.

Правда, мучила жажда, а еще она отлежала руку, и та слегка онемела. Голова побаливала, но вполне терпимо – могло быть и хуже, учитывая количество выпитого натощак. Вдобавок ей нужно было в туалет.

Катя сползла с дивана и потащилась в ванную, а после – на кухню, попутно щелкая выключателями, всюду зажигая лампочки. Ничего необычного не высвечивалось: квартира как квартира. Но она, наученная горьким опытом, знала, что нормальность – мнимая, ничего не значащая, поэтому в любой момент все может стать иным. Нужно быть наготове.

Прохладная вода была невероятно вкусной – просто божественный напиток жизни. Катя пила жадными глотками и не могла остановиться. Кажется, живот уже раздулся шаром, а пить все равно хочется.

Стоя возле стола со стаканом в руке, она смотрела на улицу.

В некоторых окнах горел свет, там тоже кто-то не спал. Что их разбудило? Или еще не ложились? Зеленые цифры на микроволновке показывали два часа ночи. Спать бы и спать, да только вряд ли получится. Выспалась.

В аптечке нашлась таблетка обезболивающего, и Катя, поколебавшись, решила принять ее: зачем терпеть головную боль, если можно не терпеть? Наполнила стакан, чтобы запить пилюлю, но теперь вкус был другим: жажда прошла, и сладчайший нектар превратился в обычную воду.

Поразмыслив минутку, Катя решила принять душ. Смыть и грязь, и страх, и дурные мысли, и предчувствия. Может, на свежую, чистую голову получится принять какое-то решение, сообразить, как поступить.

Вода из крана текла почти холодная, и Катя ежилась, уворачиваясь от колючих струек. Постепенно температура стала такой, как надо, и она с наслаждением намылила тело, вымыла волосы любимым шампунем. Артуру тоже нравился его запах – сладкий, но не приторный, с нотками сирени.

Артур…

Впервые Катя подумала, каково сейчас его родителям, и ощутила острый укол жалости с примесью вины. Ее отношения со свекровью и свекром даже в лучшие дни нельзя было назвать теплыми, но ей вдруг захотелось оказаться с ними рядом, сжать ладонь «аники», заглянуть в ее глаза, так похожие на глаза Артура…

По щекам, смешиваясь с водой, потекли слезы, но как следует выплакаться Катя не успела. Вдруг стало холодно, словно откуда-то потянуло сквозняком. Горячая вода не спасала, тело моментально покрылось мурашками.

«Дверь, что ли, забыла закрыть?» – подумала Катя, поворачиваясь лицом в ту сторону. Да так и замерла с протянутой к занавеске рукой.

Возле края ванны, почти вплотную, кто-то стоял. Высокая темная фигура. Лица, конечно, не разглядеть – мешает плотная шторка, но силуэт виден отчетливо.

Не «кто-то», а он. Стоит беззвучно, не двигаясь, лишь источая могильный холод. Смотрит на нее, дрожащую, обнаженную, сжавшуюся в комок под горячими струями.

Защититься нечем, да и какой должна быть защита?

Спрятаться – негде, оставалось ждать своей участи.

То, что Катя чувствовала в эти секунды, даже страхом нельзя было назвать, скорее, безысходностью.

А потом он вскинул руки, и она инстинктивно отпрянула, прислонившись спиной к кафельной стене, но уклониться не смогла. Резкий толчок, как тогда, возле зеркала, но только в разы сильнее, Катя поняла, что падает.

«Я умираю!» – сверкнула мысль, и тут же все пропало.

То была не смерть, а всего лишь обморок. Сколько она пролежала без сознания, Катя так никогда и не узнала, потому что с того мгновения, как рядом с ней возникла призрачная фигура, и почти до того момента, как раздался звонок домофона, возвестивший о приходе Маши, само понятие времени перестало существовать.

Очнувшись, Катя обнаружила себя лежащей на дне ванны. Тело ломило – видимо, из-за неудобной позы, хотя наверняка сказать было сложно.

Сверху с шуршанием лилась вода. К счастью, сливное отверстие она никогда не затыкала, так что вода беспрепятственно утекала в трубу. А иначе Катя, наверное, захлебнулась бы в собственной ванне.

«Как Артур!»

Вцепившись в край ванны, чтобы не упасть, она встала на четвереньки, дотянулась до кранов и повернула их. Сразу стало тихо. Жуткий посетитель исчез, но ей все равно понадобилось собрать все свое мужество, чтобы отодвинуть занавеску. Кроме нее, в ванной никого не было.

Ощущения почему-то возвращались не все разом, а постепенно, одно за другим.

Первое, что осознала Катя, был холод. Вода, которую она выключила и которая неизвестно в течение какого времени лилась на нее, почему-то была едва теплой. Оскальзываясь и трясясь, Катя потихонечку, осторожно, как глубокая старуха, выбралась из ванны на кафельный пол, взяла полотенце, закуталась в него, пытаясь унять дрожь.

Следом она ощутила, что болит не все тело, а левая сторона лица и левое же предплечье. Коснувшись скулы, Катя зашипела от боли – похоже, сильно ударилась при падении.

Она кое-как вытерла волосы, хотела было набросить на голое тело халат, но передумала и решила нормально одеться. Брюки и рубашка сиротливой кучкой лежали тут же, на полу, Катя натянула их, а после подошла к зеркалу, ожидая увидеть разбитое лицо.

На скуле наливался огромный синяк, который ничем не замазать. Пройдет, наверное, недели через две. Она слегка наклонилась к зеркалу, чтобы рассмотреть гематому во всех подробностях. И тут зеркало будто взорвалось изнутри, разлетелось на сотню осколков!

Катя отшатнулась, закричала, вскинув руки к лицу, прикрывая его и отворачиваясь. Ее осыпало градом острых зеркальных обломков, похожих на кусочки льда, которые брызнули во все стороны. Только чудом ни один из них не оказался в глазу.

Она повалилась на пол и, перебирая ногами, отползла в угол.

– Помогите! Мама! Господи! – бессвязно шептала Катя, все еще не решаясь отнять ладоней от лица.

Спустя какое-то время, взглянув на свои руки, она увидела, что они все в крови – изрезаны осколками. Ощупала лицо – возле рта была рана, откуда тоже сочилась кровь, но в остальном вроде бы все в порядке. Опасности для жизни нет, хотя конечно, неплохо бы обработать порезы зеленкой или йодом.

«В порядке! Это ты называешь «в порядке»?»

Катя в отчаянии потрясла головой. Раздался звон – из волос выпал крупный осколок, и она, не выдержав, расплакалась.

Спустя некоторое время ее будто током ударило: нельзя здесь оставаться! Не в ванной, а в квартире. Пришло ясное понимание неоспоримого факта: ей угрожает смертельная опасность. Если будет сидеть тут и реветь, то умрет!

Не важно, кто и что об этом подумает, но ей больше не нужны никакие доказательства. Катя точно знала, что не одна в квартире: здесь, рядом с ней, поселился призрак маньяка, который при жизни замучил и убил десять женщин, после смерти – еще двоих человек, а теперь взялся за нее.

Обычная казанская квартира стала прибежищем зла, а Катя оказалась его заложницей. Нужно срочно уйти отсюда, куда угодно, хоть на вокзал, хоть снова на лавочку в парк!

С трудом поднявшись, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босыми ступнями на разбросанные всюду осколки, Катя доковыляла до двери, открыла ее и застыла на пороге.

В первое мгновение, пока еще не успела в полной мере осознать увиденного, удивилась тому, что здесь царит полумрак: зайдя в ванную, Катя оставила свет включенным.

Но…

Все вокруг изменилось. Ничего того, к чему она привыкла, больше не было.

– Что это? Где я? – потрясенно шептала она. – Куда попала?

Выйдя из собственной ванной, вместо просторной прихожей и дверей, ведущих в комнаты и в кухню, Катя видела перед собой совсем другое, неизвестное ей место.

«Неизвестное ли?» – спросила она себя, и поняла, что бывала тут прежде.

Дом Никиты – вот где она очутилась. Диким, непостижимым образом оказавшись за несколько десятков километров от Казани, Катя стояла в дверях одной из его комнат.

«Надо вернуться обратно и попробовать снова! Это иллюзия!»

Однако, обернувшись, позади себя Катя обнаружила другую комнату. Ванной, откуда она вышла, тоже больше не было.

– Этого не может быть! – громко сказала она, но убежденности в своих словах не почувствовала.

Сознание раздваивалось, и Катя сжала голову ладонями, словно боясь, что она развалится пополам. С одной стороны, она была уверена, что находится в своей квартире, в той самой, где они с Артуром прожили столько счастливых лет, и что весь мир живет в обычном ритме. За стенами, внизу и наверху – соседи. За окнами – город: здания, машины, люди, трамваи, собаки, газоны. Ее просто морочат, запутывают!

Но с другой стороны, сейчас ничего этого рядом не было. Катя тронула рукой стену. Стена чужого, враждебного дома была реальна.

Похоже, выход только один – идти. Не стоять же столбом до бесконечности. Медленно, стараясь двигаться как можно тише, Катя двинулась вперед. Плохо, что обуви у нее нет, но, вообще-то, если рассудить, это самая малая из всех неприятностей.

Первая комната, куда она заглянула, пройдя по коридору, была рабочим кабинетом Никиты. Большой письменный стол, на котором прежде стоял моноблок, кресло с высокой спинкой (она видела его лишь на фотографиях в Интернете), книжные шкафы, стеллажи и полки с компьютерными дисками. Сейчас все полки и стеллажи были пусты – ни дисков, ни книг. А еще в комнате не было окна, и все это лишний раз говорило о том, что Катя оказалась вовсе не в поселке Кабаново, а в каком-то куда более мрачном, иллюзорном месте, которое лишь напоминало прежнее жилище Никиты.

Возможно, это было его нынешнее пристанище.

Катя не стала задерживаться в кабинете и пошла дальше. Миновала спальню, гостиную, еще какую-то комнату – кажется, Артур называл ее гостевой. Везде было пусто, тихо и, в отличие от настоящего Никитиного дома, очень нечисто: на сером полу оставались Катины следы, в углах комнат тут и там висели, как сказала бы мама, «тенетушки» – неопрятные клочья паутины, пыли и грязи.

Окон ни в одном помещении не было.

«Что я здесь делаю? А если не выберусь обратно?»

Стараясь не думать об этом, чтобы не пугать себя понапрасну, Катя упорно шла дальше.

А вот и кухня – великолепная, мечта хозяйки. Должно быть, Никита обустроил ее для удобства Анастасии, своей прелестной любимой жены, мечтая о большой семье с кучей детишек. Вот только у обожаемой Нюси, судя по всему, были совсем другие интересы, кардинальным образом отличающиеся от хозяйственных и кулинарных.

Разумеется, Катя, не читала дневника Анастасии, в котором были также записи несчастной Нины, но следователь, который допрашивал ее, упомянул о том, что неверная жена не стеснялась в описаниях своих похождений.

Катя постояла в дверях и зачем-то вошла внутрь, вместо того чтобы пройти дальше по коридору, к входной двери. В памяти эхом отдавались слова Артура: «Иди сюда! Посмотри, какая кухня – очень просторная».

Да, тогда кухня произвела на Катю сильное впечатление, но сейчас была такой же, как и прочие помещения в этом сумрачном месте: неухоженной, заброшенной, грязной.

Катя уже привыкла к гнетущей тишине, к полному отсутствию каких-либо звуков, и поэтому, когда за спиной раздался не то скрип, не то скрежет, от неожиданности подскочила на месте. Сердце кувыркнулось и забилось, затрепетало, ладони вспотели.

Она стояла, не двигаясь с места, но ничего больше не происходило, и Катя рискнула выйти из кухни. Источник непонятного звука обнаружился сразу же: это скрипнула, отворяясь, дверь, ведущая в подвал.

Катя оглянулась по сторонам, словно ища чьей-то помощи или подсказки, как быть. Ясно, что дверь открылась неспроста: ее вполне определенно приглашали спуститься вниз.

«Ни за что не пойду! Только не это!»

Но как не пойти? Судя по всему, это как раз то, зачем она сюда попала, и пока не сделает того, для чего ее заманили, ей не выбраться. Придется спускаться.

После всего, через что Катя уже прошла, само понятие страха перешло в иное качество. Пожалуй, она привыкла бояться и ждать того, что может произойти в следующую минуту, оттого и решение далось ей проще, чем можно было предположить. Помедлив несколько минут, Катя покорилась неизбежному.

Она открыла дверь. Все тело было напряжено, как перед прыжком. Катя не знала, что ждет ее внизу, и гадать о том не желала. Просто собралась, сжалась в комок, чувствуя, как звенят нервы.

«Если можно дойти до конца, я дойду. Если можно выжить, выживу», – неизвестно откуда бойскаутская или похожая на пионерский девиз мысль взялась в ее сознании, но эта мысль придала сил.

На лестнице, ведущей в подвал, было темнее, чем наверху, в доме, и, пока глаза привыкали к темноте, Катя шла почти на ощупь, крепко держась за перила, глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться.

Едва взглянув вниз, она сразу увидела очередное отличие настоящей жизни и той неведомой реальности, в которой очутилась. Здесь не было того «легального» подвального помещения, где они побывали с Артуром, не нужно было искать тайную дверь – перед ней был спуск в люк. И, как в ее сне, спуск этот был долгим: не несколько ступеней, а длинная, змеей уводящая в глубину подвала лестница.

Далеко внизу была разлита лужица болезненно-желтого цвета: над столом висела лампа, она освещала сам стол и уголок стоящего рядом кресла. Увидеть, сидит ли кто-то в кресле, отсюда, сверху, было невозможно.

Катя спускалась, чувствуя, что ступени, которые поначалу были каменными, прочными, с каждым шагом становятся все более ненадежными. Теперь они были сделаны из дерева, и перила стали шершавыми, плохо обструганными. Каждый новый шаг давался сложнее предыдущего, и все сильнее было желание вернуться назад.

«Не оборачивайся!» – велела себе Катя, но вопреки этому оглянулась, посмотрела наверх.

Отрезок пути, который остался сзади, был намного длиннее, чем она считала. Но разве здесь можно полагаться на логику или свою память?

Тишина, в которой таял звук шагов. Неверный, чахнущий свет внизу. Ее прерывистое дыхание. Запах мертвых цветов, усиливающийся с каждым мгновением. Хотелось закричать, сломя голову броситься наверх, но Катя продолжала спуск.

Нужно было проснуться – вот только она не спала. Болели раны на лице, ныло ушибленное предплечье, саднило изрезанные руки.

Наконец хлипкая качающаяся лестница закончилась, и Катя ступила на твердый цементный пол. Углы комнаты прятались в бархатистой, густой темноте. Что таилось там? Чьи глаза жадно следили за ней из мрака? Или это только казалось?

В кресле возле стола, спиной к ней, кто-то сидел. Кто? Наверное, Нина? Катя замерла у лестницы, не решаясь подойти ближе, взглянуть на сидящего.

Лампа вдруг закачалась, как от резкого порыва ветра, замигала, заискрила. Мутно-лимонные отсветы запрыгали по стенам. Катя впилась пальцами в занозистые перила, словно ища в них спасения.

Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Ей показалось, что в подвале стало чуть светлее. Сидящий в кресле человек медленно, словно бы через силу повернулся к ней.