17
Во второй половине ночи густыми хлопьями повалил снег, усложняя и так нелегкую задачу по устройству новой линии заграждений. Мне как воздух нужна была сильная позиция, позволяющая держать под контролем Верейский проход и иметь возможность постоянно беспокоить неприятеля. То есть наш отряд должен был располагаться достаточно близко к основным силам тимландцев, чтобы быстро реагировать на все их телодвижения, и достаточно далеко, чтобы не вступать с ними в прямое соприкосновение.
Основной лагерь расположили за скальным выступом, метрах в трехстах от выхода на равнину. Огородились повозками, устроили несколько огневых позиций, организовали патрулирование. На этом трудовая вахта для валящихся с ног белогорцев и зеленодольцев окончилась, за дело взялись подошедшие из резерва ивангородцы.
Небольшой холм, возвышающийся у самого выхода на Бобровскую равнину, решено было превратить в редут. Сам я в этом ничего не понимал, потому с радостью перепоручил дело полковнику Крючкову. Его застоявшийся в резерве полк с жаром вгрызся в мерзлую землю, а я со спокойной совестью завалился спать.
Утром вернулись уставшие, но исключительно довольные собой уланы.
– Четыре раза за ночь в разных местах устраивали переполох, – с довольной улыбкой докладывал ротмистр Петров, – в бой не ввязывались, согласно вашему приказу, господин полковник! Налетели, пошумели, порубили всё, что под руку подвернулось, гранаты побросали в разные стороны и ушли в ночь.
– Преследовать не пытались?
– Может, и пытались, – пожал плечами ротмистр, – но нам про то ничего неизвестно. Точно могу сказать лишь, что спать тимландцам сегодня не пришлось, а когда мы уходили, лагерь был похож на растревоженный муравейник, только праздничный – весь в огнях.
Хорошая новость, даже отличная – противник должен нервничать. И я ему это обеспечу. Только бы не заиграться, не потерять берега, а то я тот еще полководец доморощенный! Понять бы теперь, как будет действовать оппонент. Сегодняшнюю ночь генерал Освальд провел в тревоге, думая, что подвергается атаке неожиданно подошедшего сильного вражеского отряда. Только к утру стало ясно, что можно выдохнуть по этому поводу и попытаться выяснить, что это было и почему так произошло. Скоро тимландская разведка обнаружит, что Верейский проход заблокирован, из чего логически вытекает утрата форпоста на Солянке и его гарнизона. Какие есть варианты действий?
Вариант первый – свалить к чертям собачьим на свою территорию. Меня это устроит, поскольку миссия будет выполнена с минимальными затратами сил и средств, а вот тимландского генерала – вряд ли. Бобровск не взят, достаточно большой отряд потерян, ни одна из целей военной кампании не достигнута. К тому же возмущенные вероломством соседей таридийцы будут гореть жаждой мести, следовательно, весной можно ожидать прихода царевича Федора с войском, а это гораздо серьезнее какого-то там князя Бодрова со сборным отрядом. Так что, как бы мне ни хотелось надеяться на такое развитие событий, но – нет.
Вариант второй – срочный решительный штурм города. Мне это не нравится, потому что как бы ни был хорош генерал Нилов, но случиться может всякое, в том числе и падение Бобровска. То есть таким шагом Освальд гарантированно заставит меня выходить в поле для помощи осажденным, а это не есть хорошо. Пока я сижу в Верейском проходе, потенциально грозя врагу ударом в тыл, мои силы неизвестны, а неизвестность заставляет сомневаться и нервничать. Но стоит лишь мне выйти в поле, и всем станет понятно, на чьей стороне преимущество. С другой стороны – тимландцам не очень-то хочется оказаться между двух огней, ведь биться сразу с двумя, хотя и меньшими по численности отрядами – удовольствие сомнительное. Так что ситуация получается патовая – ни одну из сторон не устраивающая. Идем дальше.
Вариант третий – оставить прикрытие, имитирующее обычную осадную рутину, а основные силы двинуть против меня. Хм, не знаю, не знаю. Пожалуй, у противника в этом случае не так много шансов. Преимущество в количестве будет незначительным, и моя сильная оборонительная позиция, скорее всего, сведет это преимущество на нет. Даже учитывая то, что Освальд – опытный заслуженный генерал, а я – дилетант и балбес. Мои офицеры не лыком шиты и при обороне нанесут противнику такой ущерб, что штурмовать Бобровск будет некем. Ну, это я так предполагаю…
Вариант четвертый – запросить подкрепление из Тимланда, чтобы гарантированно справиться и со мной и с городом. Здесь нечего гадать – я просто не знаю, какими возможностями обладает противник. Но чем быстрее я расправлюсь с генералом Освальдом, тем меньше будет вероятность дождаться его усиления. Так что долго сидеть здесь в бездействии не в моих интересах.
Эх, и почему я не Юлий Цезарь? Пришел, увидел, победил! Как просто это звучит, а попробуй, сделай – и людей почем зря положишь, и успеха не добьешься. А мне потерпеть поражение нельзя, последний шанс у меня реабилитироваться. Всех страшных собак, выстроившихся в очередь по мою душу, мне уже показали: и начальника Сыскного приказа, и мастера пыточных дел Яшу, и протоинквизитора «со взглядом горящим». А может, и не всех, может, я еще чего-то не знаю. Да и знать не желаю! Надоело жить в страхе! В конце концов, я современный человек! У меня знаний – тьма тьмущая, пусть и получены они не посредством собственного жизненного опыта, а через книги и фильмы! Всего-то и нужно, что суметь применить их к местным жизненным реалиям. Так что вперед, князь Бодров, только вперед! Ведь, по сути дела, даже если меня здесь убьют, что из того? Умрет местный князек, меньше головной боли будет у окружающих. Вряд ли кто-то заплачет, хотя… хотелось бы, чтобы прекрасные глаза графини Ружиной увлажнились при вести о моей кончине, хотелось бы. Но это всё лирика, главное – чтобы там, в нормальном, моем мире я остался на своем месте, вместе с семьей. Утверждение же о том, что чем лучше будут идти у меня дела здесь, тем лучше там, я предпочитал не вспоминать.
Погоняв еще с полчаса мысленно варианты развития событий и прибавив к уже перечисленным основным вариантам штук пять комбинированных, я плюнул на это неблагодарное дело и отправился на улицу.
Редут, уже прозванный солдатами Снежным, был почти готов. Ивангородцы уже вкатывали пушки на подготовленные огневые позиции. Внизу часть подходов к Снежному прикрывал овражек, остальное пространство перекрывалось двумя линиями плетней, ощетинившихся заостренными кольями и рогатинами. Верхнюю часть склона сейчас обильно поливали водой – добро пожаловать, гости дорогие! Взять редут атакой в лоб можно только очень дорогой ценой, при попытке обхода слева противник попадет под перекрестный огонь редута и укрепленного лагеря, а с правой стороны от редута высится скала. Что ж, неплохо.
Из Усолья наконец-то прибыли двое местных купцов, подвизавшихся на торговле с западными соседями и не раз бывавших на той стороне Нариса. И я в присутствии Григорянского, Крючкова и Шторма два с половиной часа подробнейшим образом расспрашивал их о ближайших землях Тимланда.
Мне бы сейчас компьютер с Интернетом, задал бы вопрос Яндексу и уже спустя мгновение изучал бы подробную карту искомой местности, увеличивая, уменьшая и прокручивая в нужном направлении изображение. Вместо этого приходится опрашивать купцов, дополняя их сведения сообщениями разведчиков.
– Михаил Васильевич, – сокрушенно покачал головой Крючков, как только купцы исчезли за пологом шатра, – это очень опасно, слишком сомнительное мероприятие!
– Согласен, дело немыслимое, но и противник от нас такого не ожидает, – подал голос майор Шторм.
– Ты что скажешь, Василий Федорович? – обратился я к нервно теребящему ус Григорянскому.
– Красивая затея, но больно уж ненадежная. Вдруг Освальд навалится-таки с решительным штурмом либо на город, либо на нас? Тогда все напрасно будет.
– Если будете действовать, как мы тут с вами обсудили, то не навалится! – вообще-то обсуждение заключалось в том, что я набрасывал идеи, а коллеги только уточняли технические детали. Но мне было нужно, чтобы каждый считал эту маленькую войну своим личным делом и чувствовал свою причастность к выработке стратегии. – Освальд осторожный, он наобум не сунется. Будет стараться заслать разведку, прощупать наши позиции боем, но в большое сражение не полезет. Вот о штурме города может подумать, но мы сделаем всё для того, чтобы он от этой мысли отказался.
– Эх, Михаил Васильевич! – все-таки не мог избавиться от сомнений командир зеленодольцев. – Может, все-таки сговориться с Ниловым да ударить с двух сторон на тимландцев? Они вояки так себе, не чета улорийцам, а нас с бобровским гарнизоном лишь немногим меньше будет!
– Ну, а так мы на них с трех сторон ударим! – продолжал гнуть свою линию я.
В общем, убедил. Тем более что в разгар обсуждения нам доложили об обнаружении вражеской разведки, и я не преминул возможностью воспользоваться этой новостью в качестве доказательства своей правоты.
На ночь разожгли огромное количество костров. Если тимландцы вдруг вздумают подойти к нам ночью, то вид огромного лагеря должен их остановить и заставить задуматься. И если решат ввязаться в преследование наших мобильных отрядов, то костры тоже подействуют на них отрезвляюще.
Этой ночью уланы совершили только одно нападение, основная работа пришлась на четыре конных артиллерийских расчета. Подобравшись поближе к вражескому лагерю, они делали по три-четыре выстрела и исчезали в ночи, чтобы через час обстрелять противника уже в другом месте. Вторую ночь подряд генералу Освальду пришлось не спать – теперь-то уж он явно понимает, что сидеть под Бобровском всю зиму, пытаясь взять город измором, точно не удастся. Придется что-то предпринимать, а для этого нужна информация о противостоящих ему силах. Бьюсь об заклад, что в ближайшее время последует разведка боем. А просьбу о подкреплении генерал уже послал, если не вчера, то этим утром наверняка.
На рассвете я повел Белогорский пехотный полк в горы. Шли налегке, без обоза и артиллерии, с сухим пайком и боезапасом на три дня. Нет-нет, ни о каком сравнении с беспримерным переходом Александра Васильевича Суворова через Альпы не может быть и речи! И горы были пониже, и переход гораздо короче, никакого Сент-Готардского перевала и Чертова моста с французами не было и в помине, лишь в паре мест идущим впереди проводникам приходилось натягивать веревки, чтобы основная масса солдат преодолела, держась за них, особо опасные места. Да и с погодой откровенно повезло, осадков не случилось, и даже в горах температура воздуха не опускалась ниже минус десяти градусов.
Самой трудной выдалась ночевка. Хорошо, что в районе перехода склоны Верейских гор обильно поросли хвойным лесом, потому у полка не было недостатка ни в топливе для костров, ни в укрытии и подстилке.
Утром второго дня наш отряд благополучно спустился с гор на тимландской стороне и при помощи наскоро сколоченных плотов начал переправу на правый берег Нариса. А в четвертом часу пополудни, одевшись в реквизированные у пленных и убитых при штурме форпоста тимландцев кафтаны местного покроя и развернув взятые там же знамена, походные колонны Белогорского полка мирно подошли к северным воротам города Столле.
Городок небольшой, с трех сторон окруженный шестиметровой каменной стеной. Четвертой стороной Столле примыкал к реке, которой был всецело обязан если не своим существованием, то уж благосостоянием точно. Судоходный Нарис давал возможность торговым судам подниматься из Южного моря до местной городской пристани, позволявшей принимать два десятка купеческих кораблей одновременно. Вроде бы городские старшины Столле были недовольны тем, что большую часть речной торговли перехватывал у них таридийский Бобровск, это даже называлось одной из главных причин начала военной кампании генерала Освальда. Но я очень сомневаюсь, что в случае перехода Бобровска в тимландское подданство для Столле что-то изменится, просто в гавани конкурента в этом случае будут хозяйничать другие люди, а порт Столле так и будет подбирать крохи с чужого стола.
Владевший тимландским языком майор Торн повел первый батальон прямиком к северным воротам. Местным было заявлено, что мы очень спешим под Бобровск, где генерала Освальда атакует прибывшее к бобровцам подкрепление. Жители Столле разразились радостными овациями, и по всему пути следования батальон сопровождали радостные возгласы и подбрасываемые в воздух шляпы и женские чепчики. Не владеющим чужим языком солдатам строго-настрого было приказано хранить невозмутимое молчание.
Я со вторым батальоном немного поотстал, давая основание для задержки и третьего батальона с подполковником Волковым во главе. Таким образом, когда Торн подходил уже к выходу из города через южные ворота, солдаты Волкова только втягивались в Столле через ворота северные.
По сигнальному выстрелу майора оба входа в город, а также примыкающие к ним кордегардии были захвачены практически мгновенно. В свою очередь, я развернул находившийся примерно в центре города второй батальон в сторону реки, и спустя четверть часа восемьдесят солдат местного гарнизона были разоружены и заперты в собственных казармах, после чего мы, не встретив никакого сопротивления, захватили городские пристани с пришвартованными там кораблями.
Местные жители далеко не сразу поняли суть происходящего. Многие с разинутыми ртами недоуменно наблюдали за тем, как одни тимландские солдаты разоружают других. Несколько проще соображать было тем, кто находился у северных ворот, потому что половине третьего батальона не хватило тимландских кафтанов, благодаря чему в них быстро опознали чужаков.
Наконец жители Столле спохватились: на улицах раздались крики, визг, люди в панике бросились прочь с центральной улицы. Кто-то спешил спрятаться дома, кто-то попытался сунуться к выходу из города, но ворота были заперты и надежно охранялись таридийцами.
– Господин полковник! – ко мне подбежал разрумянившийся с мороза и от охотничьего азарта подпоручик Сосновский. – Господин полковник, у нас тут интересная ситуация образовалась. Один из кораблей фрадштадтский.
– А что, Сосновский, фрадштадтские корабли не горят? – ехидно усмехнулся я, поскольку отдал четкий приказ спалить все корабли и саму пристань – пусть жители Столле больше ценят то, что имеют, а не завидуют чужому достатку.
– Там зеркала! Фрадштадтские! Пятьдесят штук, в золоченых рамах! – подпоручика аж трясло от возбуждения. – Какой-то придворный богатей из Рисбанда заказал, и золото за товар уже доставили на корабль!
– Вот как? – сногсшибательная удача, но возиться с этим призом мне сейчас решительно некогда. Что же делать? – Можно ли найти среди наших десяток человек, способных увести такой корабль вниз по реке?
– Найдем! У нас есть ребята из Мерзлой Гавани, они наверняка управятся!
– Действуй! Завтра к вечеру они должны привести судно в Бобровск! А сейчас под шумок пусть уходят от пристани!
В этот вечер Столле лишился своей пристани и всех находившихся на ней плавсредств. Также я велел реквизировать из ратуши городскую казну, а саму ратушу сжечь. На добытые средства у населения были закуплены подводы, подчеркиваю, именно закуплены! Всеми своими действиями я подчеркивал, что Таридия воюет именно с государством Тимланд, а не с его простыми жителями.
На подводы погрузили казну, захваченные в Столле ружья, пули и порох. Пушки решили не тащить, но и оставлять их врагу не стали – утопили в реке.
Ранним утром следующего дня Белогорский полк, по-прежнему одетый в тимландские мундиры, вышел из необычайно тихого и пустынного Столле в сторону Бобровска.
Было морозно, из тысячи с лишним ртов вырывались в воздух облачка белесого пара. Дорожная грязь надежно замерзла, и шагать по такому грунту было не в пример легче и веселее, нежели по осенней жиже. Взошедшее из-за гор солнце заставило лежащий в полях снег радостно искриться. Настроение в полку царило приподнятое, все чувствовали, что неожиданный маневр принес нам не только военную удачу, но и вполне осязаемые материальные блага – кроме обычных призовых денег я пообещал еще дополнительную премию за так удачно захваченный фрадштадтский корабль с товаром.
Примерно с восьми часов утра стала слышна постепенно усиливавшаяся артиллерийская канонада. Значит, пока всё идет по плану и мои соратники с рассветом выступили в сторону Бобровска, чтобы атаковать тимландцев во фланг, а осажденные бобровцы открыли пушечную пальбу со стен, заставляя неприятеля вести бой на две стороны сразу.
В десять часов батальон Торна вступил на расположенный примерно в километре от Бобровска каменный мост. Небольшие укрепления по обеим сторонам реки, в которых в мирное время обитала пограничная стража и таможенники, были заняты тимландцами. Более того, на правом берегу Нариса располагался обоз вражеской армии, вокруг вытащенных на прибрежный песок рыбацких баркасов суетились солдаты противника и, что самое неприятное, неподалеку на якоре стоял самый настоящий шестнадцатипушечный военный корабль. По всей видимости, затевалась серьезная попытка ворваться в город через гавань.
Ничего себе изменения в дислокации! На момент принятия решения об обходном маневре никаких сведений о корабле и обозе не было. Выходит, что гадал я вслепую, не представляя себе всех возможностей генерала Освальда! А он от греха подальше вывел обоз на свой берег, обезопасив его от ночных набегов. А также вызвал военный корабль, чтобы под его прикрытием высадить десант в гавани Бобровска, то есть отплатить нам нашей же монетой – заставить город обороняться на две стороны.
Что же мне теперь делать? Нужно срочно что-то придумать, буквально на ходу! Мост-то мы займем, вон Торн уже близок к его середине, а значит, неприятель пока ничего не заподозрил, и отсечь нас от родного берега поднятием среднего пролета уже не сумеет. С обозом и баркасами на берегу тоже проблем не будет – захватим с наскока, никто даже пикнуть не успеет. А вот корабль с его пушками – это проблема. Ладно бы он пришвартованным у пристани стоял, так нет же – торчит посреди реки. Если предположить, что команда будет, разинув рты, наблюдать за происходящим на берегу переполохом и ничего не предпринимать, то можно было бы рискнуть отправить людей на лодках. Но разве можно рисковать своими солдатами, рассчитывая на несообразительность противника?
– Это фрадштадтец, Михаил Васильевич, голову даю на отсечение, – вполголоса, словно его могут услышать на корабле, сообщил мне шагающий рядом Игнат.
– А как же флаг? – я кивнул на вяло трепыхающийся тимландский штандарт желтого цвета с диагональным белым крестом.
– Прикрываются чужим флагом, фрадштадцам это не впервой. А у тимландцев отродясь таких кораблей не было.
– Нам нет разницы, чей это корабль, – я лихорадочно пытался найти приемлемое решение, – нам нужно, чтобы он не стрелял.
– Ну, так это, – унтер задумчиво почесал затылок, – гренадеры с моста могут гранатами его закидать.
– Далековато, – я в сомнении покачал головой – на мой взгляд, корабль стоял метрах в сорока от моста, если не больше.
– Добросят-добросят, не сомневайтесь!
– Ладно, будем пробовать все варианты, не отступать же теперь!
Посыльные помчались вдоль движущейся колонны к подполковнику Волкову и к командиру первой роты второго батальона капитану Свешникову.
Первый батальон миновал мост и направился в сторону центра армии генерала Освальда. Рота Свешникова перешла на левый берег Нариса и повернула к позициям осадных орудий тимландцев, обстреливающих стены Бобровска. Третий батальон на подходе, вот-вот станет видна форма не переодетых в неприятельские мундиры бойцов. Пора!
– Вперед! – скомандовал я и выстрелил в воздух.
На захват предмостных укреплений ушло совсем немного времени. Не ожидавшая подвоха охрана не оказала никакого сопротивления. Третий батальон мгновенно смял прикрытие обоза и взял под контроль правый берег. Свешников атаковал артиллерийские позиции примыкавшего к реке правого фланга тимландцев, отбитые орудия были тут же развернуты в сторону реки. Но еще раньше гренадеры начали метать гранаты с моста, и, к моему вящему удивлению, довольно большая их часть благополучно долетала до палубы судна.
Тем временем первый батальон, потратив минуту на то, чтобы сбросить с себя чужие кафтаны, принялся громить центр позиций противника, чем вызвал громогласное «Ура!» на городских стенах. Рано еще радоваться, рано!
Команда военного корабля в панике металась по палубе, но кто-то среди этой неразберихи все-таки сумел сохранить голову холодной. Якорь был выбран, и судно начало уносить течением от моста, а несколько пушечных портов по левому борту открылись. Как же некстати этот корабль здесь объявился, ведь совершенно нет времени с ним возиться!
Свешников к этому времени разобрался с трофейными орудиями и сумел дважды выстрелить в сторону реки, правда, оба раза мимо цели. Но посыл капитан корабля понял, палить в ответ не стал, а направил судно поближе к правому берегу, обходя бобровский речной форт по крутой дуге, и покинул поле боя. Фух, прямо камень с души!
Теперь можно было заняться войсками Освальда вплотную, без оглядки на реку. Бобровский гарнизон вышел из городских ворот и атаковал правый фланг тимландцев, зеленодольцы и ивангородцы держали в напряжении фланг левый, а я мог со спокойной совестью воссоединить своих белогорцев в единый кулак, потому что сила его удара еще пригодится.
Следующие четверть часа прошли в каком-то сумбуре. Мы продвигались вперед, заставляя деморализованного противника либо сдаваться, либо обращаться в бегство. Несколько раз завязывались короткие штыковые схватки, и я получил возможность на своей шкуре познать и ярость штыкового боя, и все преимущества сомкнутого строя – у разрозненных кучек тимландцев, пытавшихся оказать сопротивление, не было абсолютно никаких шансов на успех. С большим удивлением я обнаружил, что солдаты очень бережно относятся к своим офицерам. Хотя я и получил в одной из заварушек кровоточащую царапину на левой щеке, по факту мне пришлось всего пять-шесть раз взмахнуть шпагой, всю остальную работу за меня сделали простые солдаты Белогорского полка, споро перехватывая у меня всех противников.
На волне успеха нам удалось в весьма короткие сроки смять весь правый фланг Тимланда. Но не могло же всё пройти в режиме «как по маслу»! Противнику нужно было как-то реагировать на изменившуюся ситуацию, и реакция генерала последовала – засверкали в лучах зимнего солнца начищенные кирасы направившейся от левого фланга в нашу сторону тяжелой кавалерии.
– Кирасиры! Кирасиры! – раздались с разных сторон крики, заставив кровь в моих жилах похолодеть.
В прошлый раз после таких криков для таридийского войска быстро наступил бесславный конец. Но в этот раз всё было по-другому и в криках не было ни ужаса, ни отчаяния, одна лишь констатация факта. Да и как иначе, если в этот раз кирасирам противостояли не потерявшие строй и уступающие им в «весовой категории» собратья по кавалерийскому цеху, а обученная и хорошо организованная пехота?
Первый батальон построился в каре прямо посреди тимландского лагеря, третий перекрыл путь к спасительному мосту через Нарис. Я со вторым батальоном сдвинулся на сотню шагов за пределы захваченных вражеских позиций, оставляя свободным выход на позиции третьего батальона. Таким образом, тимландских кавалеристов как бы приглашали проскочить между ощетинившимися штыками флангами и нанести удар прямиком по углубленному центру в виде каре третьего батальона. Только вот глупцами будут господа кирасиры, если это приглашение примут.
Не приняли. И в лагерь, где потерялась бы свобода маневра, тоже не сунулись. То есть направились все прямиком на второй батальон! Честно говоря, мне пришлось пережить несколько очень неприятных минут. Чувствовать, как содрогается земля под копытами тяжелых кирасирских лошадей, видеть надвигающуюся на тебя конную лавину с закованными в блестящие доспехи всадниками и остаться на месте, не поддаться животному страху – это дорогого стоит!
– Стоять, ребятушки, стоять!
– Не боись, братцы, пока в строю – мы сила! – изо всех сил стараясь скрыть волнение, подбадривали солдат офицеры.
Мне не раз приходилось читать о том, как пехотные каре успешно действовали против кавалерии, но одно дело читать и совсем другое – испытать это на деле. В какой-то момент я усомнился в способности пехоты выстоять под натиском конницы. Вот до кирасиров уже двести метров, сто пятьдесят, сто…
– Господин полковник!
– А? – откликнулся я на голос молодого прапорщика Синявского, но ничего говорить ему не пришлось – по множеству обращенных ко мне вопросительных взглядов и так стало понятно, чего от меня ждут.
Вот же разиня! Я поднял левую руку. Пятьдесят метров, уже видно, как вскидывают пистолеты передние ряды кавалеристов. Пора.
– Пли! – заорал я что есть мочи.
Грянул ружейный залп, на несколько секунд поле боя скрылось в облаке дыма. Три-четыре человека упали в наших рядах – часть всадников тоже успела выстрелить, и некоторые пули нашли-таки свои цели. Своих людей всегда жаль, но наши потери не шли ни в какое сравнение с тем, что натворил наш залп в неприятельской массе.
За рассеявшимся пороховым дымом нашим взорам предстала страшная картина, вот уж воистину, как у Лермонтова – смешались в кучу кони, люди. Передние ряды лошадей рухнули наземь, кто-то замертво, кто-то еще бился в агонии. Следующие за ними ряды спотыкались об упавших и тоже падали. Кому-то удалось вовремя затормозить, но их подпирали сзади, фактически запихивая в ту же кучу-малу. Однако часть кирасир сумела преодолеть завал, а вовремя сориентировавшиеся задние ряды обошли его стороной, в результате, хотя мне этого совсем не хотелось, дело дошло до штыков.
Солдаты яростно размахивали ружьями, угрожая противнику. Лошади хрипели и пятились, опасливо кося глазами на сверкающие на солнце штыки. Кто-то из прорвавшихся к каре кирасир пытался стрелять из седла, но белогорцы тоже не дремали – таких шустрых в первую очередь настигали штыки бойцов, да и стоявшие в третьем ряду солдаты имели возможность перезарядить ружья и тоже палили в неприятеля. Одному тимландцу удалось направить обезумевшего от боли коня прямо на наши штыки, и на миг в каре возникла брешь. Но воспользоваться ею противнику не удалось – пострадавших быстро втянули внутрь построения, и ряды снова сомкнулись.
С правой стороны один за другим раздались два пушечных выстрела, и левый фланг вражеской конницы стал валиться под градом картечи – это Торн развернул два трофейных орудия в сторону атакующей тимландской конницы.
Поняв, что успеха здесь не добиться, а вот сложить головы очень даже можно, тимландские кирасиры повернули назад, преследуемые нашим громовым «Ура!». Что вы скажете нам на это, господин Денис Освальд?
Господин Освальд сдался спустя два часа, когда остатки его боеспособных частей оказались зажаты между грозящими иссечь их артиллерийской картечью ивангородцами и зеленодольцами и жаждущим крови гарнизоном Бобровска при поддержке Белогорского полка и клинцовских драгун.
– Ну, Бодров, молодец! Всё предугадал! – обнимал меня вечером в ратуше Бобровска Григорянский. – Вчера утром тимландцы попытались-таки выбить нас из Верейского прохода, да обломали зубы о Снежный редут!
– Ты бы знал, как я испугался, увидев этот корабль у моста! – устало отмахнулся я. – Он путал все наши планы! Если бы ввязался по-настоящему в бой, туго бы нам пришлось.
– Правильно твой Игнат говорит – фрадштадтцы это! – уверенно заявил командир Зеленодольского полка. – Те за чужие интересы воевать не любят. И корабли свои берегут, как зеницу ока.
– Поздравляю, молодые люди! Давно не приходилось видеть такой воинской смекалки! – командующий Бобровским гарнизоном генерал Нилов был среднего роста, средней толщины и средних для своего чина лет – около пятидесяти. – Да что там – давно! Никогда такого не видел! Уж думал, что сам наследник престола Федор Иванович под Бобровск пожаловал!
– Ну что вы, Владимир Иванович! Царевич вымел бы тимландцев отсюда за день! – скромно возразил я.
– Скромны вы, молодые люди, это тоже вам в плюс! Что с пленными-то делать? Отпускать?
– Ни в коем случае!
– Так чересчур много! Чуть не три тысячи собрали! Их же кормить-поить нужно!
– Ничего, Владимир Иванович, с ними ведь обоз взяли. Вот с него и будут кормиться. Часть тимландцев оставьте здесь, часть отправьте в Усолье, а офицеров мы с собой в столицу заберем. Пусть страна увидит триумф таридийского войска! Да и планы на пленных у нас кое-какие есть.
