Глава 19

Дома меня ждала солидная куча иностранной валюты. Убрав с нее сейф и ящик, принялся разгребать денежный завал. Но сначала нашел на антресолях старые чемоданы. Вытряхнув из них всякое разное, что вроде, как и не нужно уже, но вдруг когда понадобится, стал складывать добычу, сортируя по происхождению и номиналу. Трех чемоданов не хватило. Пришлось шарить по квартире, выискивая подходящую тару. Нашел два рюкзака, с которыми мы с отцом на рыбалку ездили, большую хозяйственную сумку, кейс матери и мой школьный портфель. Объемов опять не хватило, даже бельевая корзина, принесенная из ванной комнаты, мало помогла. Порывшись в самой глубине кладовки, обнаружил четыре пыльных мешка из-под картошки. Вот теперь упаковал все. Сколько денег утащил у прибалтов, даже не пытался подсчитать. Но на взгляд, вес и объем – что-то около пятидесяти миллионов долларов. Евро почему-то меньше. Всего один мешок набрался. Долларами буду расплачиваться в веке двадцатом, а в двадцать первом радужными бумажками Евросоюза. Они по отношению к рублю, после введения санкций, дорого стоят.

Осталось провести ревизию сейфу и железному ящику. Достал отцовский слесарный инструмент прикинул, что за замок стоит на ящике, и из куска проволоки выгнул отмычку. И какой же слесарь ими не умеет пользоваться? Только тот, у кого соседи и знакомые ключей не теряют. А у нас в доме жили десятка полтора бабушек, что хоть и не часто, но это практиковали. И шли за помощью к моему отцу. От него и я научился. Вот и пригодилось сейчас: замок открылся, явив моему взору несколько сшитых пачек стандартных листов А4 со столбцами, как я понял, номеров купюр. На первом листе каждой пачки была напечатана сопроводиловка, в которой указывалась сумма, количество, номинал и номера купюр, а так же номер отделения банка, куда эти деньги направлялись. В мои руки попали как оригиналы, так и копии документов, которые должны были остаться в банке. Чудесно! Могу свободно расплачиваться умыкнутыми бумажками где угодно: не будет в розыске их номеров.

Так, остался сейф. Его замок я отмычкой не вскрою. Придется резать, хоть и жаль. Вытащил его на середину комнаты, чтобы искры от плавящегося металла пожара мне не наделали, и заметил какую-то надпись на стенке, выцарапанную чем-то острым. Пригляделся. Буквы и цифры. Кто-то забывчивый нацарапал код замка. Вот олень! Неужели там во всех банках такие работнички присутствуют, или мне только в этом повезло?! Быстро набрал комбинацию. Внутри обнаружил две деревянные коробки. В одной – россыпь самоцветов: ограненные рубины, алмазы, сапфиры. Добрая жменька! И камушки в 3–4 карата. Но сразило меня содержимое большой плоской коробки темно-вишневого цвета. На черной бархатной обивке лежал бриллиантовый гарнитур: диадема, колье, серьги и перстень. Вот это я удачно порезвился!

Аккуратно закрыл коробку, положил в сейф и захлопнул дверку. Потом взял напильник и тщательно зацарапал код замка. Я его знаю, а еще кому – не обязательно. Взялся за папки-скоросшиватели. Было их десятка полтора. Довольно старые, достаточно пухлые. С грифом «Секретно» и «Хранить вечно» в верхних углах. А в центре – «Архив КГБ Латвийской ССР». Вот это да! А каким образом в денежном хранилище коммерческого банка оказались эти документы? По любому, при развале конторы их должны были уничтожить. Чтобы врагу секреты не достались, какими бы они ни были. Но… Видно, враг был уже внутри системы. Не раскрывая папок, сунул их в железный ящик. Так же отмычкой закрыл замок. Открыл портал в мое личное казнохранилище под домом в Новороссийске Уругвайском. Переправил туда всю свою добычу, включая снятую с полицейских. В этом времени оставил только тысяч десять долларов, столько же евро и прихваченный у банковского охранника «Глок». Машинка действительно хорошая, калибр 9 мм, австрийского производства, магазин на 17 патронов. Все лучше ПМ-а. только с патронами напряженка. Разобрал австрийца, почистил, собрал, попробовал мягкость спуска, вставил магазин. Сунул в ящик стола. Пусть здесь полежит. В этом времени и месте, думаю, он мне не понадобится.

Утром проснулся в отличном расположении духа. Вспомнив вчерашнее приключение, широко улыбнулся. Вот ведь гнусный я какой! Взял и обидел националистов с фашистами, банкиров, полицейских и вообще все «коренное население» шавочного государства. И ведь еще не раз обижу! Евриков-то мне много надо будет. Дорого оружие стоит, да и те, кто мне его продавать будут, тоже твари не дешевые. Так, а смотаюсь-ка я лет на двадцать назад, в славный город N, одна из достопримечательностей которого изображена на обложке журнала, найденного на полке.

…Я медленно шел, размышляя, за каким чертом сюда приперся. Церквушка, послужившая мне ориентиром для точки выхода, красивой и ухоженной осталась лишь на обложке советского журнала. А в натуре от нее просто веяло бедностью и запущенностью. Церковь-то чисто православная, а в чести у них тут сейчас униатская, что с гитлеровцами сотрудничала да бандеровцев привечала. Батюшка смотрел на меня, одетого в дорогой кожаный плащ-реглан и черную пиндосовскую шляпу с широкими полями, с откровенным удивлением. А когда я, попросив помолиться за усопших родителей и всех воинов русских, погибших при освобождении Родины от иноземных захватчиков, достал пачку долларов и, не считая, ополовинил ее в кружку для пожертвований, он вообще потерял дар речи. И только когда я, перекрестившись на алтарь, шел к дверям, произнес мне в след:

– Благословляю тебя, добрый человек!

Гулял я по городу долго. Посетил какой-то ресторан с громким, но почему-то не запомнившимся названием. Из него вышел таким же голодным, как и был. С тоской посмотрел на бабульку, торговавшую пирожками. Но! В моем богатом прикиде есть бабкин пирожок на улице – нонсенс. Уже вечерело. Решив, что пора и домой отправляться, завернул в арку какого-то двора и услышал чей-то грубый голос. Осторожно выглянул. Прижавшись спиной к стене, стоял человек в форме полицейского с капитанскими погонами на плечах. В одно руке он сжимал пистолет, в другой держал черную папку. Напротив него, поигрывая пистолетами, стояли два амбалистых качка и приглушенно, стараясь не привлекать внимания громким смехом, потешались над полицейским:

– Шо, ментяра москальский, попался? Заждались мы тебя! Щас убивать будем, гы-гы-гы!

Полицейский вскинул пистолет, но вместо выстрела раздался негромкий щелчок курка. Лязг передернутого затвора, и вновь холостой щелчок. Качки уже в голос загоготали и стали медленно, явно наслаждаясь своим превосходством над жертвой, оставшейся без оружия, поднимать стволы. А вот хрен вы угадали! Два моих быстрых выстрела из «Глока» слились в один. Качки выронили пистолеты из простреленных рук. Я прыжком одолел расстояние до них и провел два расслабляющих удара в промежности. От всей души! Качки повалились на асфальт и завыли. Я повернулся к остолбеневшему полицейскому:

– Карандаш и лист бумаги. Быстро!

Взвизгнула молния на папочке. Схватив потребованное, крупными буквами написал: «Этих двоих в кандалы и в темную до моего прихода. Перевязать, не кормить. Воевода». Потом открыл портал в Новороссийск и зашвырнул в него воющих бандосов. Туда же бросил записку. Закрыл портал по-аварийному. Нет у меня времени туда-сюда прыгать. Похватав с асфальта бандитское оружие, огляделся. Полицейский уже пришел в себя и, крикнув «За мной!», бросился вглубь двора. Бежали как под обстрелом, пригнувшись и маскируясь за дворовыми насаждениями.

Тенями проскользнули в подъезд, потом в квартиру на третьем этаже. Не включая света, прошли на кухню. Капитан схватил стоявшую на столе бутылку с минералкой и опростал ее почти полностью. Вытащил из кармана платок и вытер потное лицо. Аккуратно выглянул во двор. Долго стоял, всматриваясь в сгущавшийся сумрак. Потом плотно задернул шторы, включил настольную лампу и достал свой ПМ. Быстро разобрал, вынул боек и с отборным матом бросил его на стол. Я взял мелкую детальку. Боек был сточен.

– Да, капитан. Кто-то тебя сильно не любит, и уже очень долго. Догадываешься, кто?

– Догадываюсь, но прижать не смогу. Доказательств мало.

– Из бандитов или полицейских?

– Из полицейских, что бандитов хуже.

– Что теперь делать думаешь? Ведь тебя конкретно слили. Качки-то знали, что твой пистоль стрелять не будет.

– Не знаю. Чуйка была, что эта поездка будет проблемной. Но чтобы настолько! – капитан допил воду и сунул бутылку в пустое, как я заметил, мусорное ведро. Перехватив мой взгляд, для чего-то пояснил:

– Я не местный, в области живу. А эта квартира мне от матери досталась, царствие ей небесное, – перекрестился капитан, и я вслед за ним.

– Тебе, капитан, исчезнуть надо, – произнес я. – Убивцев твоих завтра заказчики хватятся. Эту квартиру они знают. Засаду-то от нее в двух шагах устроили. И в твой город тебе теперь тоже возврата нет: оттуда за тобой приехали.

– Да, ты прав. Не додумал я, что так обернется. – Капитан встал, открыл холодильник, достал бутылку горилки и шмат сала. Включил газ на плите, поставил на огонь большую сковороду. Настрогал в нее сало. Дождался, когда оно зашкворчит и вбил десяток яиц. Пока жарилась яичница, нарезал крупными ломтями хлеб. Набулькал по стаканам горилку.

– За твой второй день рождения, – поднял я свой стакан. Чокнулись, выпили. Закусили. Прожевав, капитан задал вопрос:

– А куда ты тех двоих дел? Там в цоколе хоть и есть окно в подвал, но они в него явно пролезть не могли. И бумага зачем?

– Я, капитан, их в шестнадцатый век отправил, с запиской, чтобы в тюрьму посадили, в кандалах. Потом, когда вернусь, отправлю их на каменоломню, в пожизненные каторжники.

Участковый изумленно посмотрел на меня, а потом расхохотался:

– Ты! Их! В шест… ха-ха-ха! Шестнадцатый век! Отправил! Скажи еще, что вечерним дилижансом! Через Париж! Ха-ха-хааа!

Наконец он устал смеяться и замолчал. Только время от времени фыркал и вытирал платком появлявшиеся на глазах слезы. Я понимал, что этот смех не от веселья. Он – нервная реакция на пережитый страх смерти. Я взял бутылку и разлил по стаканам. Капитан, все еще пофыркивая короткими смешками, сгреб свой всей ладонью и махом вылил в горло. Скривился, посидел, зажмурившись и, став серьезным, сказал:

– А теперь отвечай на мои вопросы. Только правдиво, без уверток и выдумок.

– Хорошо, спрашивай!

– Кто ты? Откуда оружие? Почему мне помог? И куда действительно дел бандосов?

Предварительно просканировав его сознание и не найдя гнили и червоточин, я ответил на все его вопросы. Правда, о себе и о приборе пространственно-временного перехода выдал адаптированные под его мировосприятие версии. Капитан сидел, слушал и не верил.

– Да ну! Ты, парень, гонишь! Какие перемещения? Я никакого портала не заметил.

«Ага», – подумал я. – «Ты в то время танк бы перед носом не заметил, не то, что черный портал в темноте». Но говорить этого я ему не стал. Сказал другое:

– Не веришь? Можешь проверить! Только сначала представься, имя назови.

– Донов Иван Титыч, капитан полиции. Был опером в убойном, сейчас участковый в поселке. Так как я могу твои слова проверить?

– Единственный способ подтверждения моих слов – пройти через портал. Готов?

Капитан посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом и решительно поднялся из-за стола.

– Готов!

– Назвался груздем – полезай в кузов! – я открыл портал. – Шагай, капитан, и не трусь.

Только мгновение он вглядывался в бездонно-черное ничто, и вот уже в нем скрылся. Я шагнул следом.

Точку выхода выбрал на склоне той самой горы, вернее, внушительного холма конусообразной формы именем Эль Серро, увидев которую испанский матрос завопил: «Монте видео!» – «Вижу гору!». С нее открывается великолепная панорама, потому для знакомства капитана с местом моего постоянного жительства я ее и выбрал. Итак: на юге – величественно катит свои воды Рио де Ла-Плата, на севере простирается холмистая уругвайская саванна, заросшая травой и кустарником. Три реки пересекают саванну, две из них впадают в обширный залив Монтевидео: одна, хорошо видимая, названа нами Тихой за спокойное медленное течение. В ее устье стоит построенная князем первая цитадель, прикрывающая и вход в реку, и вход в две бухты: Птичью – гавань нашего флота, и Узкую, что выше по течению реки. Ну и город Новороссийск заодно. Эта цитадель – сердце крепости, чьи стены только начали возводить.

Показывая рукой, что где находится, я рассказывал капитану историю появления в этих местах русского города. О том, какие трудности пришлось вынести, отвоевывая эту землю у воинственных племен индейцев чарруа. Рассказал и о том, что в скором времени нам придется столкнуться с агрессией со стороны Испании. Капитан смотрел, слушал, задавал вопросы, но было видно, что до конца он мне все же не верит. Я заметил, как он сунул в карман несколько камешков и пучок травы. Вещественные доказательства, что это реальный мир, а не иллюзия. Правильно! Не верь глазам своим, а верь тому, что можешь руками потрогать.

– Ну что, капитан. Возвращаемся?

– А в город не пойдем?

– Там людей полно. А наш внешний вид никак не вписывается в это время. Да и ты, все-таки, очень от местных отличаешься. Меня, правда, по-любому узнают. Но начнут вопросы задавать, я ведь сейчас должен находиться в Бразилии, за несколько тысяч верст отсюда. А я не хочу раскрывать свою возможность мгновенного перемещения в пространстве. И тем более – во времени. Так что возвращаемся туда, откуда пришли…

Ментально связался с Вито. Поинтересовался, куда дели двоих мной телепортированных бандосов. Сын удивился, услышав меня, но вопросов задавать не стал, а ответил, что «все в порядке, сидят в зиндане, только народ не понял, откуда они взялись». Посоветовал ему говорить, что это я врагов пленил и прислал. И пусть все знающие о них заткнутся и не болтают.

– Боярин, значит. Воевода княжеский и граф испанский. К тому же телепат и пространство-время-проходец. Чудны дела твои, Господи! И это все реальность, – капитан высыпал на стол жменьку мелких камешков вперемешку с землей, сверху бросил пучок пожухлой зимней травы. – Значит, это правда.

– Правда, Иван Титыч, истинная правда, – я перекрестился. – И мне нужна твоя помощь.

– Подожди, Илья Георгиевич, с просьбами. Дай хоть немного с этим фактом смириться. Сжиться, вернее сказать. Выпить еще осталось?

– Сейчас схожу, – произнес я и нырнул в портал. Вышел из него ровно через шесть секунд с глиняной бутылкой моего самогона на апельсинах и большой тарелкой тушеного мяса. От него еще парок поднимался. И не мудрено: спер я его с княжеской кухни под обалдевшим взглядом кухарки. Почему не со своей? У меня в доме никто не знает об обретенных мной способностях. И им это знать пока ни к чему. А князь знает и заткнет рот кухарке, когда та побежит к нему на меня жаловаться.

Говорили мы с капитаном долго и конкретно. Криминогенную обстановку в своем городе он знал очень хорошо. Кто под кем ходит, кто кого крышует, у кого какой легальный бизнес прикрывает нелегальный, и так далее. Весь расклад был в его голове. Особо отметил «коммерческие» связи руководства, как полицейского, так и гражданского. И рассказал он мне далеко не все, что знал. Теперь понятно, почему за жизнью простого участкового послали аж двух киллеров. Бывших оперов, даже переведенных в другую службу за не совершенный проступок, не бывает. Въедливый опер с каждым прожитым днем становился для очень многих все более опасным. Спасать мужика надо!

– Слушай, Иван Титыч, еще раз повторяю: прятаться тебе надо. Не успокоятся ведь недоброжелатели. Узнают, что у качков покушение не вышло, а сами они пропали, возьмутся за тебя серьезнее. На службе тебе появляться никак нельзя. Дома – тоже. Есть, куда занырнуть?

– Не привык я прятаться, но и сделать ничего не могу. Дьявол! В родном городе изгоем становлюсь, дичью, на которую открыли охоту! Прячься – не прячься, все равно достанут. Загонщиков много, да и пособников, за горсть гривен купленных, хватит. Один оружейник, гнида, чего стоит!

– Ты бандосов узнал? Чьи они?

– Два брата, год назад из Мордовии приехали. Реваз их пригрел, авторитет криминальный. Были они у него в шестерках, а теперь пожелали, видимо, статус свой поднять.

– Вот и поднимут в моих каменоломнях. И держать его будут, пока жизни хватит. А может тебя, капитан, ко мне переправить? Уж там-то никто и никогда не найдет, – я широко улыбнулся. – Как, годится?

– Нет, не годится. Чем я там заниматься буду? Да и очень мне хочется алаверды преподнести тем, кто меня грохнуть заказал. Только вот опять же задаю себе вопрос: почему сейчас, а не вчера или месяц, год назад? Что такое произошло? Непонятно!

– Тогда предлагаю помощь. Но тебе все же придется на нелегалку перейти. По крайней мере, до тех пор, пока с твоими начальниками не разберемся.

– Я согласен. Только переоденусь и документы заберу.

Капитан отодвинул от стены тумбочку с телевизором, поднял дощечку пола и из образовавшейся щели вытащил несколько картонных папок. Сунул их в полиэтиленовый пакет.

– Мой архив, – тихо произнося слова, пояснил он. – Много тут чего есть интересного, и некоторое даже с доказательствами. Только доказательства не для правосудия. Прокурорским этого мало, а вот браткам – в самый раз будет. Уж если меня разменять хотели, то и я теперь никого жалеть не буду.

– Значит, работаем!

Шесть утра. Уже практически светло. Зайдя за угол, где бандиты хотели капитана расстрелять, я быстро нашел свои гильзы и патрон участкового.

– Машина, – тихо произнес капитан. – Тех мордвинов.

Метрах в тридцати, припаркованная поперек проезда, стояла заляпанная грязью «девятка». На лучшие колеса бандосы, видимо, заработать не успели. Я просканировал окружающее пространство. Кроме старичка, выгуливавшего шпица метрах в ста от нас, никого во дворе не было. Подошли к машине. Дверь не заперта, да и ключи торчат в замке. Думали качки, что дел на три минуты: посмеются над ментом, пальнут в него по паре раз, да и поедут пиво пить. А вон как вышло. Капитан сел за руль, я рядом. Трахома, на удивление, завелась сразу. На малом газу проехали по двору. Выехав на улицу, капитан вдавил тапку в пол.

Капитан вел машину как настоящий профессиональный гонщик. Бандосовская «девятка» оказалась довольно резвым бегуном, хоть и звенела подвеской на любой дорожной неровности. А когда капитан стал объезжать областной центр, где его так невзлюбили, по проселкам, к бренчанью подвески прибавился скрип кузова и стук убитых амортизаторов. Добрались до поселка, где капитан был участковым. Иван Титыч загнал машину в пристроенный к дому гараж.

В доме усталый капитан завалился спать, а я принялся изучать его архив. Оказывается город, как и вся область, поделены на сферы влияния, вернее, кормления, между двумя крупными группировками. Было еще с десяток мелких, обитавших по окраинам и ближайшим поселкам, но они подъедали то, чем большие дяди брезговали: прессовали селян, что возили овощи-фрукты на рынок, обирали владельцев магазинчиков, грабили прохожих и квартиры… Конечно же, между большими время от времени случались терки со стрельбой, да и мелким доставалось: миром редко расходились, не все еще поделили и не обо всем договорились. Наблюдалось и сращивание криминала с органами власти – чиновники, засевшие в высоких креслах после «открытых демократичных» выборов тоже жаждали бабла, и побольше! Не отставали от администраторов и силовики. И патрульные, и начальники тоже хотели денег. Много и сразу. Правда, не все кинулись набивать карманы. Были и честные полицейские, но от них довольно быстро начали избавляться: кто не прошел переаттестацию, кого на пенсию отправили, кого подставили, а кому, как начальнику криминальной полиции, устроили ДТП со смертельным исходом, а оперов разогнали. Капитана услали в участковые, дав ему куст из пяти деревень и одного поселка за сто километров от областного центра.

Пока капитан спал, я смотался в княжеский зиндан. Портал открыл прямо в яму. Сидевшие там недобитки с перепуга от моего появления ниоткуда шарахнулись в стороны. Говорить мне с ними было не надо: короткое прикосновение к голове одного, потом другого. Информация получена. Улыбнувшись своей самой жуткой улыбкой, я исчез, обеспечив им сдвиг мозгов в сторону безоблачного ясельного детства.

– Ты деда на озере с толовыми шашками ловил? – спросил я проснувшегося только вечером капитана.

– Да. Он рыбу глушил. Только этот старый бандеровец говорить, где шашки взял, не стал. Только ощерился гнилыми зубами.

– И ты за ним решил проследить.

– Да. Но недалеко от развалин монастыря я его потерял.

– Не ты его потерял, а он тебя заметил и с хвоста сбросил. Да, а почему ты его бандеровцем назвал?

– Батька его у Бандеры служил, потом, когда немцев выбили, по лесам долго ховался. НКВДшники отловили, срок получил. Отсидел десятку, вернулся и через год подох. А нынешний дед тогда совсем мальцом был, но успел папаша ему свою заразу в душу запустить. Вырос малец в сволоту конченную. Два раза в тюрьме сидел по серьезным статьям. Последний раз за торговлю оружием. Вышел год назад. Через полгода здешний участковый на том озере, где я деда с тротилом поймал, утонул. Тело так и не нашли, только одежду на берегу. А тут меня сюда сунули. Я прежде всего в документах покопался, с контингентом знакомясь. Вот и нарыл, кто такой Болеслав Засядько, погоняло Пасюк. И упек его на зону последний раз местный участковый.

– За что и поплатился, видимо. Расследование-то проводили?

– Проводили. Только у нас как: нет тела, нет и дела. А вдруг он сбежал куда? Короче, сильно никто не напрягался. Розыскное дело завели, сунули на полку и забыли.

– А семья, дети, родственники?

– Нет никого, как и у меня.

– Понятно. Так вот, Иван Титыч. Убрать тебя приказал Реваз, тут ты прав. А причина – то, что ты этого деда зацепил и следил за ним. Ты кому докладывал об этом?

– Да. Я тротил конфискованный с рапортом в область отвез. Сдал дежурному. Потом по городу проехал, кой-какие дела порешал. Часа два прошло. Дежурный позвонил, попросил в отдел заехать.

– Это зачем?

– Приказал тротил самому в ХОЗО, в отдел вооружений сдать. Ему некогда, а в сейфе держать такую хрень он не хочет.

– Отвез?

– Конечно. А там на меня начальник наехал: давно, мол, я свое табельное оружие на осмотр не сдавал. А что его осматривать? Мой Макарка всегда чистенький.

– Так сдавал?

– Пришлось. Только он мне его буквально через пять минут и вернул. Без замечаний. Я в бумаге расписался и уехал.

– Когда пистолет передал, из кабинета ты или начальник этот выходил?

– Он выходил. Сказал, что проверять будет вместе с мастером-оружейником. Пистолет, мол, уже старый, надо посоветоваться, не пора ли его списывать. Так вот когда мне боек подменили! – капитан вскочил и нервно стал мерять шагами комнату. – Вот сволочи! Так это что же получается?

– То и получается, что ты деда, за сбыт оружия отсидевшего, с оружием снова прихватил. Тот настучал своему, видимо, старому корешу Ревазу. К нему же пришла инфа о твоем рапорте из ментовки. Реваз засылает убийц. А кто-то, скорее всего по своей инициативе, портит или приказывает испортить твое оружие. Все просто. Кто знал, что ты родительскую квартиру проведать поедешь?

– Так я отпуск взял. На неделю, за свой счет. Многие знали.

– Вот и удобное место для ликвидации. Кто, за что, почему именно тебя – условия малоочевидности мотива преступления. И списали бы на какого-нибудь отморозка, ненавидящего полицию и воспользовавшегося удачно сложившимися обстоятельствами. Все просто!

– Да, все просто. Ну что ж, теперь мой ход. И начну я свою партию со старого бандеровца. Одна толовая шашка, изъятая мной у него, не повод убивать полицейского. Тут что-то более серьезное.

– Вот и пойдем, выясним, в чем причина.

К хате Пасюка, это погоняло бандеровца, подошли через огород. Собаки он не держал, потому среагировать на наше вторжение, подняв лай, было некому. Но Пасюк все равно был настороже, и когда я вошел в горницу, встретил меня с «Парабеллумом» в руке. Только оружие ему помочь не смогло: шагнув через порог, я тут же отдал мысленный приказ всему живому в небольшой комнатушке не двигаться. Потом огляделся. Пасюк стоял возле стола с пистолетом. Рядом с ним на лавке вздыбив шерсть, подняв хвост трубой и раззявив пасть, замер большой пушистый кот. С выпущенными когтями. Ты посмотри! Котяра тоже в бандосах!

Я вывернул пистолет из безвольной руки Пасюка. В горницу тихо вошел капитан, доложил, что возле дома и в сараях людей нет. С интересом посмотрел на обездвиженных хозяина и его животину. На стол с громким стуком упал здоровенный таракан. Оказывается, мой ментальный приказ подействовал действительно на всех здесь живущих! Капитан взял кота за шиворот и выкинул за дверь. Я положил ладонь на лоб Пасюка. Потом приказал ему сесть и рассказывать. Слова полились из бандеровца рекой. И хотя две трети их были проклятьями «клятым москалям» и ненормативом, полезная информация все же была. И в довольно большом объеме. Я-то ее уже знал, а вот капитану было интересно послушать.

Встревожился Пасюк не из-за конфискованной взрывчатки. Тут его отмазали бы и без вмешательства Реваза. Но капитан пошел дальше и попытался проследить за Пасюком, а тот слежку поздно заметил и почти привел участкового к схрону, оставшемуся еще со времен войны и доставшемуся в наследство от отца-бандеровца. Но Пасюк, местный житель, легко запутал приезжего полицейского и исчез. А потом доложил «по команде». И на капитана началась охота.

– И что же в развалинах спрятано, Пасюк? – спросил участковый.

– Оружие. Много, – сверкнув глазами через силу произнес он. – Хватит всех москалей и предателей выбить.

– Пошли, покажешь, – приказал я.

Лишенный моим приказом воли, Пасюк шел впереди, показывая дорогу. Я включил «кошачий глаз» и шел следом. За мной, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, брел по лесной тропинке участковый. Шли часа три, и вот лучи встающего солнца осветили развалины. На монастырские они явно не тянули. Так, церквушка кирпичная, по которой время и люди прошлись без сострадания. От постройки остались лишь несколько фрагментов стен. Зайдя за один из них, Пасюк стал разбирать груду кирпичей. Я с капитаном смотрел на его действо, не забывая прислушиваться к звукам проснувшегося леса. Заодно ментально просканировал окрестности развалин. Мозговой активности высших существ, то-бишь людей, не засек. Наконец кирпичи в углу закончились, пошли обломки досок, под которыми обнаружился массивный люк без признаков разрушения. Ухватившись за массивное кольцо, бандеровец открыл вход в свой схрон.

– Вперед! – скомандовал я, и он спустился вниз. Я включил фонарь и по крепким, ни разу не скрипнувшим ступеням проник в подвал. Он был совершенно пуст.

– Ты что, сволочь, издеваешься? – зло проговорил капитан. – Где оружие?!

– Все – здесь, – указав на стену справа от лестницы, ответил Пасюк. – Открою сейчас.

Он подошел к указанной стене, вытащил из нее кирпич, сунул в отверстие руку. Раздался приглушенный гул, негромкое поскрипывание и постукивание. Часть стенной кладки вдруг отъехала вглубь стены, открыв справа и слева от себя два узких прохода. Пасюк посмотрел на нас и направился к проходу.

– Стой! Назад!

Пасюк остановился и, явно пересиливая себя, сделал пару шагов от прохода. А я схватил его за голову и ринулся своим сознанием в его. Так вот что меня насторожило! Интересно, кто же ему такое хитрое психокодирование произвел? Будто предвидел неведомый кодировщик чье-либо ментальное воздействие на сознание Пасюка и заложил спуск самоуничтожения не в кодовую фразу, а в последовательность действий людей, что возле него находиться будут. Ведь завязывать глаза и затыкать уши бандеровцу после ареста никто не стал бы. А требование выдачи схрона – действие закономерное. Я усилил ментальное давление. Хитро, очень хитро! Надо запомнить этот прием. Может пригодиться. Вот только кто его придумал? Все глубже и глубже я проникал в сознание вражины. И нашел! И кто, и когда. Даже схема минирования четко всплыла перед моим внутренним взором.

Я разжал ладони. Пасюк мешком рухнул на каменный пол.

– Что случилось, Воевода? – встревоженно спросил капитан.

– Схрон заминирован. А у этого ублюдка сработал мозговой код, еще в детстве поставленный кем-то из немцев, курировавших оставляемых в подполье бандеровцев. Взорвать он нас вместе с собой хотел.

– Вот гад! – капитан пнул Пасюка под ребра. Тот тоненько вскрикнул, забормотал плаксивым голосом и попытался отползти в сторону, но после уже моего пинка свернулся комочком и затих.

– Что это с ним? – удивленно спросил капитан.

– Идиотом он стал. Я ему в мозги залез за информацией и не очень церемонился.

– Так ты еще и мозголом, Воевода?!

– Есть немножко, иногда практикую, но не слишком… Так, его отсюда надо вытащить и подумать, как мины снять, – съехал я с темы.

Пасюка выволокли из подвала. Закрыв крышку, восстановили маскировку и стали думать, что делать с бандеровцем-идиотом.

– Воевода, – произнес капитан. – Тут недалеко болотце есть уютненькое. Может, туда гада определим?

– Это будет самым оптимальным. Шел, упал, утонул. Показывай!

Подхватив безвольное тело, пошли. Минут через пятнадцать среди деревьев образовалась изумрудно-зеленая слегка кочковатая полянка. На ней то тут, то там были видны окна чистой воды. Пасюк, что-то почувствовав своим контуженым умишком, забеспокоился и стал слабо вырываться. Видно, детские воспоминания о коварной болотине. Мы, схватив его за руки-ноги, сунули головой в ближайшее окно. Яростно шлепая руками и ногами, негодяй попытался выбраться. Но… поднявшаяся муть скрыла Пасюка, и только несколько мелких пузырьков воздуха смогли вырваться из топи. Пусть в аду горит, выкормыш бандеровский! Я ведь знаю будущее. Не так уж и много пройдет времени, и такие, как он, поднимут голову и встанут в полный рост на земле, народ которой русские до последнего мгновения считали братским. И даже когда братья-украинцы начали убивать братьев-русских, русские не прекращали жить надеждой, что националистическое безумие пройдет, что братья отбросят оружие и вновь наступят мир и дружба. Но… Кровь большая пролилась, и примирения уже не получится. А утопленный в болоте Пасюк одним из первых схватился бы за автомат. Может, в предвидении такого развития истории и был фашистами организован схрон, а его хранителем после ментальной обработки поставлен семилетний ребенок? Как знать…

Уже в сумерках вернулись в поселок. Забазировались в хате Пасюка. Жил он нелюдимо, дружбы ни с кем не водил. Так что на огонек к нему гости не заглянут. Да и нас, вернее капитана, здесь искать никто не будет. Из запасов почившего в болоте хозяина приготовили ужин. Только собрались ложиться спать, как по окнам хаты мазнули лучи автомобильных фар. Дважды хлопнули дверцы. Гости. Я просканировал пространство. Двое шли по двору к дому, один остался в машине. От Реваза гонцы. Передернув затворы пистолетов, мы приготовились к встрече. Бандиты смело ввалились в горницу и замерли на пороге, уткнувшись взглядами в черные зрачки наших стволов. Я ментально подчинил их и приказал сесть и выложить на стол оружие. Рядом с неубранной хлебницей улеглись два ТТ. Один я сунул в свой карман, другой передал капитану. Теперь у него два ствола рабочих и один, табельный, испорченный.

Приехавшие сидели, вытаращив глаза. Думать они могли, а вот шевелиться – нет. И их думы четко отражались на их лицах.

– Ну что, хлопцы, побеседуем?

– Москальску мову не розумию, – едва шевеля губами, проговорил один.

– Хорошо, тогда помолчи, – сказал я и врезал ему кулаком в глаз. «Щирый хохол» кулем шмякнулся на пол. Я глянул на второго.

– Я розумию, да-да, э-э, понимаю, и говорить умею!

– Вот и говори, за каким делом к Пасюку приперлись?

– Спросить, не появлялся ли участковый. Пропал он из города, и пацаны, что босс за ним послал, тоже пропали.

– И все?

– Нет. Еще стволов десяток прихватить с патронами. Вроде разборки намечаются.

– Понятно! Ты пацан правильный, – я взял его голову в ладони, – сейчас приведешь водителя. Поужинаете и поедете обратно. Ревазу скажешь, что мента нет, Пасюк стволы без денег не дал. А твой кореш, – я кивнул на все еще не пришедшего в себя «щирого», – остался его караулить. Нас здесь нет. Понял?

– Понял, пан!

– Вот и гарно. Вставай и иди, зови. А я на стол накрою.

«Правильный пацан» пошлепал к машине. Мы с капитаном, стянув руки брючным ремнем и заткнув пленнику рот, отволокли его в соседнюю комнату. Через пару минут в горницу вошли оба романтика с большой дороги. На столе уже стояла миска с вареной картошкой, лежал шмат сала и полкаравая хлеба. Рядом – запотевшая, прямо из холодильника, бутылка с мутным самогоном.

– А дед-то где? И Петро? – поинтересовался водитель, сграбастав бутылку. – Во, блин, горилку поставил, а стаканы нет. Склероз у деда начинается?

– Не склероз, жадность пробилась. Он за стволы бабло требует.

– Так он же вроде как у босса в центровых корешах! Жизнь друг другу спасли! И такие гнилые базары? Так где он?!

– Не кипишись, братан. Мы его скрутили, теперь в сарае сидит, а Петро его караулит. Щас поедим и к Ревазу. Пусть сам с Пасюком этим трет. Не зря, видно, погоняло ему такое дали – Крыса.

Водила поставил бутылку обратно на стол и заткнул пробкой из кукурузной кочерыжки. Вздохнул, глядя на самогонку, и принялся за картошку с салом. Быстро поев, оба ушли, не выключив свет и оставив дверь нараспашку. Хлопнули дверцы, завелся мотор, и машина отъехала. Счастливого пути, недоумки! Когда звук мотора затих, пошли беседовать с нелюбителем москалей. Тот уже очнулся и пыхтел, елозя по полу в попытке развязать руки. Получив пинок по ребрам, затих, зло сверкая глазенками. Собственно говоря, мне он с целыми мозгами был не нужен. И я влез в его сознание. О! Этот член ОПГ знал больше, чем предыдущий. Не церемонясь, я рылся в его мозгах, выбирая интересное и полезное. Потом вставил свою программу. Пусть напоследок послужит правому делу.

Реваз с компанией на двух джипах появились только утром. Прикинув общее количество врагов, я задумался. Перебить быстро их всех не получится, а устраивать долгие пострелушки чревато. Подчинить ментально такую ораву тоже не выйдет: мне надо видеть объект воздействия, а они сразу разбежались, контролируя территорию. Ладно, портал у меня всегда под рукой. Действуем!

Развязал «щирого», вручил ему ПМ, отобранный у мордвина-киллера. Потом открыл портал и стал ждать. Реваз вошел в горницу даже впереди своих охранников, так, видимо, был уверен в отсутствии подлянок в доме кореша. А зря! Я подтолкнул своего зомби, и тот, выйдя из Пасюковой спальни, открыл огонь. Следом выскочил я, за мной капитан. Он сразу метнулся к входной двери, и когда та распахнулась, всадил в появившийся силуэт две пули. Силуэт исчез, а захлопнувшаяся дверь содрогнулась от автоматной очереди. Серьезно! Я кинулся к Ревазу. Он мне живым нужен. Живым и был, получив пулю только в плечо. Как и было приказано зомбированному самостийнику. Кстати, где он? А-а! Вон где прилег! Там и лежи. Я сделал три контрольных выстрела. Подхватив Реваза, бросился в спальню. Капитан, сделал пару выстрелов через окно. В ответ вновь прогрохотал автомат, вышибая стекла и ковыряя печь. Место для обороны, хоть и не долгой, приемлемое: в спальне окон не было. Вот только задерживаться здесь дольше десяти секунд я не планировал. Швырнул в портал Реваза. Следом шмыгнул капитан. Последним, как и предусмотрено, я.

Портал я открыл недалеко от места сражения, чтобы осмотреться и устроить бандосам большую бяку. Надо их поголовье сократить. Глядишь, какой-нибудь хороший человек и уцелеет, не попав к ним в руки. Капитан занялся пакованием босса-безволоса, а я, проверив все четыре оказавшихся в моих карманах пистолета, пригнувшись стал пробираться поближе к действующим лицам и исполнителям. Те разделились. Трое засели справа от ворот, двое слева. Один, скорее всего, обходит дом. Итого шестеро. Активировал сапфир невидимости, и осторожно пошел к троим. Те, о чем-то шепотом переговариваясь, стояли, пригнувшись, рядышком. Бакланы! Сразу видно, что в армии не служили, а в тюрьме и на зоне не учат, как вести себя при огневом контакте с противником. Я подошел почти в упор и с двух рук расстрелял ушлепков, не забыв и про контрольные. После чего активировал антигравитационный пояс и поднялся метров на пять. Перелетел через джипы и завис над двумя предпоследними кандидатами в покойники. Держа пистолеты обеими руками (видяшек про гангстеров пересмотрели!), они сидели на корточках и крутили головами, не понимая, кто и куда стрелял. Два выстрела в их пустые головы внесли ясность в ситуацию. Остался еще один, с автоматом. Взлетев повыше, я направился в сторону хаты. Последнего нашел подкрадывающимся к крайнему окну. Там его и пристрелил.

Все, кончились бандиты. Начинается сбор трофеев. Опустился на землю, вошел в хату. Обратно вышел с объемистым мешком. Капитана пока привлекать не буду. Пусть с Ревазом пообщается по-свойски. Не чужие ведь люди! Подходя к каждому жмуру, забирал оружие, включая ножи и финки, бумажники с документами, часы и золотые цепуры с массивными крестами. Не достойны негодяи носить на своих шеях этот символ. Изгадили они его своими гнусными делами, умерли без покаяния, вот пускай теперь их душонки в аду горят.

– Дядя, ты ангел? – услышал я тонкий детский голосок. – Ты их души забираешь?

Меня пробил холодный пот. Медленно повернулся на голос. Его обладателем оказалась маленькая девочка с распущенными волосами до пояса, одетая в ситцевое платьице и какую-то курточку мышиного цвета. И босиком. Она меня видела, но я не выключал прибор невидимости!

– Ангел, забери меня тоже на небо. Я к бабушке хочу.

– А почему ты хочешь на небо? – ласково спросил я. – Разве тебе здесь плохо?

– Плохо, Ангел. Люди недобрые. Нас с бабушкой не любили. А когда та умерла, то после похорон пришли и почти все, что у нас в погребе было, съели. И поросенка тоже. А он еще маленький был. Мне только и остались картошка и огурцы соленые. И еще сказали, что меня в детдом отдадут, а я туда не хочу. Забери меня, Ангел! Бабушка говорила, что Боженька меня любит и позаботится обо мне. Забери!

По щекам девчушки катились крупные чистые слезы. С какой надеждой смотрели ее глаза! Спазм сжал мое горло. С трудом проглотив внезапно образовавшийся комок, я произнес:

– Тебя как зовут-то, маленькая?

– Я не маленькая и много умею. А бабушка звала Аннушкой.

– Хорошо, Аннушка. Я заберу тебя, только не на небо, а в другое место, где тебе будет хорошо. Бабушка твоя была права: это Бог сделал так, что мы встретились. Только как ты меня увидела? Я ведь невидим для людей.

– Для меня ты видим, только нечетко. Меня бабушка учила, только доучить не успела. Я когда сюда подошла, смотрю, а вещи пропадают. Тогда я слова бабушкины прошептала и тебя видеть стала. Вот. Только ты не белый и без крыльев. А летать умеешь. Так ты меня точно заберешь?

– Ангелы, Аннушка, не обманывают.

– Тогда я собираться пойду.

И не успел я слова сказать, как девчушка исчезла. Прямо на моих глазах! Чудеса-а…