Октябрь
вторник 1 октября
Да, это подагра. Врач прописал мне таблетки, которые я не хочу глотать, а когда они закончатся, желательно отказаться от красного вина и есть поменьше земляники. Без земляники я вполне обойдусь, тем более в октябре, но сезон красного вина только что открылся, так что придется вернуться к летнему белому. Если я таким образом избавлюсь от подагры, ущерб будет невелик.
С великим трудом и мучениями я добираюсь до туалета. Такое прекрасное занятие, как шарканье по дому, исключается. Остаются: чтение, писанина, телевизор и ожидание гостей. Можно еще немного порыться в папке с вырезками. К примеру, в одной старой газете было помещено сообщение: “Американская следственная группа установила, что 6,6 миллиарда наличных денег в новеньких долларах, отправленных в 2003 году в Багдад двумя самолетами для оплаты тамошнего правительства, вероятнее всего были украдены. Американцы передали деньги иракцам, а те их слямзили”.
Слямзили? Шесть миллиардов долларов? Да ведь это несколько грузовиков, набитых деньгами. Исчезли. Пропали без вести. Растворились. Я понимаю, почему сохранил эту вырезку. Уж слишком неправдоподобно звучит. Где-то в Багдаде дядюшка Скрудж Мак-Дак в своем бункере ныряет в свой плавательный бассейн, битком набитый долларами.
среда 2 октября
Чтобы утешить Гритье, я рассказал ей, что в Европе старческим слабоумием страдают шесть миллионов человек.
– Вы с Эвертом думаете, что для Гритье разделенное горе – это полгоря, – сказала она с улыбкой. – Не берите в голову.
Честное слово, я покраснел.
Можно себе представить, что в одной только Европе сто двадцать благотворительных приютов “Арена” заполнены маразматиками, но эта мысль не вдохновляет.
Гритье рассказала, что в продвинутой стадии деменции можно пройти мимо зеркала и не узнать своего отражения. Она надеется, что в этом случае она подумает: “Ох, какая красивая женщина!” Потом мы обсудили известных нам соседей, страдающих слабоумием, и пришли к выводу, что примерно половина из них испытывает довольно глубокие страдания.
– Зато другая половина не так уж несчастна. Они чувствуют себя не намного хуже, чем большинство остальных жильцов. Итог оптимистический, – заметила Гритье. И, словно отвечая на вопрос, который я боялся ей задать, прибавила, что ни единый волос на ее седой голове не допускает и мысли о самоубийстве.
Подагра немного отпустила. Таблетки делают свое дело, я уже могу ступать на ногу и даже немного ходить.
четверг 3 октября
В нашей субтропической говорильне несколько раз в день заходит речь о том, что раньше все было лучше. Вчера госпожа де Фрис с тоской в голосе обронила, что прежде всегда хватало времени выпить кофе и поболтать. На что Эверт заметил, что если речь идет о ней самой, то, в сущности, ничего не изменилось.
– Как это?
– Я вынужден годами каждый день выслушивать твою болтовню, перемежаемую короткими паузами на глоток кофе.
В ответ прозвучало негодующее:
– Ах так…
И впервые за долгие годы тишина продлилась пять минут. Через пять минут она высокомерно потребовала, чтобы Эверт впредь обращался к ней на “вы”. Большинство людей здесь обращаются друг к другу на “вы”. Вероятно, пережиток того времени, когда все было лучше и люди еще уважали друг друга. Один Эверт, невзирая на лица, тыкает всем подряд.
Я снова довольно уверенно хожу и сегодня вечером могу спокойно выпить винца. Оказывается, я привержен к выпивке больше, чем полагал. Пока спокойно пьешь, ты этого не замечаешь, но когда вынужденное воздержание затягивается на несколько дней, так и тянет выпить больше, чем полезно для хорошего настроения.
В защиту своей тяги к спиртному я всегда могу сказать, что на продолжительность моей жизни она уже не повлияет. И с удовольствием налить себе первый стаканчик до еды. До недавнего времени я еще и закуривал сигару. Увы, больше не закуриваю. Иначе задохнусь насмерть.
пятница 4 октября
Сегодня Всемирный день животных, так что в меню нет ни мяса, ни рыбы, только шарики соевого творога и горшочек цикория. Небольшой жест благодарности животным. Завтра закажу кусок мяса побольше.
Даже 4 октября мы ставим мышеловки и убиваем комаров. Бывают звери и звери. С людьми то же самое: одних убивают, другие подыхают с голоду, а третьи приобретают виллы с бассейнами.
Госпожа Стелваген пригласила меня в свою контору. Спросила, не знаю ли я, какой прощальный подарок купить Ане. Не знаю.
– Цена не играет роли, – настаивала она.
Может, она испытывает угрызения совести?
– Подарите ей электровелосипед.
Стелваген нашла мою идею весьма удачной. Думаю, она собиралась отделаться каким-нибудь будильником. Кажется, этой подсказкой я оказал Ане неплохую услугу.
Сегодня в час дня наведаюсь к своему автослесарю. Наконец-то, первый раз в жизни, у меня есть свой автослесарь. Попрошу его установить на моем скутмобиле ветровое стекло. В последние дни дул ледяной восточный ветер и во время прогулок, несмотря на осеннее солнышко, было холодновато. Со стеклом будет лучше.
суббота 5 октября
Хенк Крол, который так героически сражался на баррикаде, защищая наши пенсии, свалился со своей высоты. Выяснилось, что в борьбе за честные выплаты он поступал непоследовательно. Почему-то не счел нужным начислять пенсионные бонусы своим сотрудникам. Вдруг оказалось, что половина наших жильцов всегда считала Крола ненадежным типом.
Газетная фотография, где он позирует со своей экс-женой и своим экс-мужем, положения не исправила.
– Сначала реши, ты гомик или нет! А потом заботься о трех миллионах престарелых! И пошел ты на… – подвел итог как всегда утонченный господин Баккер.
Но с отставкой Хенка Крола (нет, госпожа де Гуде, он отнюдь не брат Рюда Крола!) умерла надежда множества пенсионеров на участие в серьезной политике. За кого им теперь голосовать?
– Ян Нагел перешел уже в шестую партию. Не зря его прозвали Гвоздь-мне-в-гроб. Так что за него тоже нельзя, – буркнул господин Хейнеман.
Значительная часть жильцов, главным образом дамы, предпочли бы голосовать за принцессу Беатрикс.
Нет, говорить здесь о политике – удовольствие ниже среднего. Вообще мало о чем за кофе или чаем говорится со знанием дела. Недавно Эверт с бухты-барахты спросил, остались ли еще люди, ухаживающие за растительностью на интимных местах. Поглядели бы вы на эти вытянутые физиономии! Позже он объяснил, что почувствовал необходимость несколько шокировать публику, чтобы развеять подавленное настроение, царящее за нашим столом.
воскресенье 6 октября
Внизу, в гостиной, на одном из кофейных столов Эдвард установил табличку с надписью: “За этим столом болезни не обсуждаются”. А Эверт подписал под ней второе объявление: “И ни слова о покойных супругах (м/ж)”.
На эти объявления посмотрели косо.
– Почему болезни не обсуждаются? – спросила госпожа Диркзвагер. Она всегда первым делом водружает на стол рядом с чашкой бескофеинового кофе свой ящик с таблетками. Потом принимает дневную дозу, постоянно сокрушаясь, что не помнит, от чего помогают эти лекарства. И так изо дня в день, хотите верьте, хотите нет.
Эдвард с трудом объяснил, что о мучениях, несчастьях и зверских убийствах можно говорить где угодно, но желательно не за этим столом.
– Некоторые не любят, когда к ним пристают с чужими болячками, – уточнил он.
Постепенно здесь формируются два лагеря: маленькая компания за столом без болезней и все остальные за другими столами. И теперь они сомневаются, позволят ли им сотрапезники изливать привычные жалобы на здоровье.
Как-то после обеда табличка исчезла.
Скоро состоится песенный конкурс среди стариков. Сначала пройдет отборочный тур. Нет, я не позволю себе брюзжать, не то совершу описанную выше ошибку.
Зато сделаю одно замечание: больше всего на конкурсе песни везет глухим и слабослышащим.
понедельник 7 октября
Здесь есть несколько дам, патологически боящихся грязи, и несколько дам, чей образ жизни, мягко говоря, не включает уход за собой. Это порождает взаимное неприятие.
Госпожа Ауперс, одна из тех, кто не каждый месяц надевает чистые чулки, сообщила за обедом двум соседкам по столу, весьма озабоченным гигиеной, что мыться и чистить одежду не имеет никакого смысла.
– Только на пятки налипает восемьдесят видов плесени. Я читала. Можете себе представить, что там копошится в вашей промежности?
– Я же обедаю! – воскликнула одна из чопорных дам.
– Я только хочу сказать, что в мытье нет никакого смысла. И на руках у вас полно плесени и бактерий.
Она своего добилась: две дамочки, исповедующие гигиену, позвали медсестру: пусть госпожа Ауперс сделает одолжение и на время обеда закроет рот. Госпожа Ауперс сослалась на свою неотъемлемую свободу слова. Возник небольшой скандал. В конце концов Ауперс в ее замызганном платье, на коем можно было видеть остатки всех меню предыдущих дней, пересела за другой столик.
Но злое дело было сделано. Почти никто не опустошил своей тарелки. Только толстая госпожа Зондерланд, воспользовавшись моментом, проглотила четыре порции ванильного пудинга. Обычно это самый любимый десерт жильцов. В большинстве случаев креманки бывают вылизаны дочиста.
четверг 8 октября
Выходит, Хенк Крол все эти годы терзался страшной мыслью: “Только бы никто не догадался, что я не начисляю пенсионные бонусы своему персоналу!” Думаю, этот тайный страх слегка подорвал его непомерное самомнение. Вероятно, многие люди живут под угрозой разоблачений. Скандалы, выплывающие на поверхность, это лишь верхушка айсберга.
Вчера после обеда в конторе провожали на пенсию Аню. Вполне благопристойно. Несколько сослуживцев спели слащавую песенку, а один сотрудник произнес учтивую речь, в которой иногда слышались критические вздохи по поводу трудовой культуры в этом доме. Стелваген и бровью не повела. Ее улыбка держалась как приклеенная во время всего мероприятия. Интересно, кто был этот критик.
Аня по-настоящему обрадовалась своему электрическому велосипеду. Мы с ней договорились регулярно встречаться. Красивая декларация о намерениях. Осуществить бы ее на практике. Старики часто теряют старых друзей за стенами этого дома, потому что перестают ходить в гости и что-нибудь вместе предпринимать. Всякая активность для них – как подъем на высокую гору. Выражаясь элегантно, речь идет о дефиците энергии и фобиях. Я называю это ленью. Чтобы преодолеть одиночество, нужна надежда и некоторое, пусть бесплодное, усилие.
среда 9 октября
Я услышал глухой удар в соседней комнате и сразу затем тихий стон. Стены здесь тонкие. Я вышел в коридор и постучал: никакого ответа. Дверь была заперта, но тут как раз приковылял уборщик и открыл ее по моему настойчивому требованию.
Госпожа Мейер лежала на полу в своей кухоньке, и любой, даже не врач, мог видеть, что ее рука согнута совершенно неестественным образом. Жуткое было зрелище. Я вызвал “скорую”, и Мейер отправили в больницу. Это произошло вчера вечером.
Теперь я знаю, что она сломала руку и ногу. Встала на стул, откуда вскарабкалась на кухонный стол, чтобы вытереть пыль с подвесных шкафчиков.
– Я всегда так делаю, – стонала она.
Убедительный аргумент.
Сам я три раза на этой неделе садился на свои очки. После стольких испытаний одна дужка не выдержала, сломалась. Это были запасные очки, потому что на парадные очки я уже усаживался в прошлом месяце. Я обмотал дужку изолентой, выпросив ее у завхоза, а парадные очки наконец-то отнес к оптику.
– Посмотрим, что еще можно с ними сделать, сударь.
четверг 10 октября
Когда несколько лет назад Ралфу Стейнману позвонили из Нобелевского комитета, чтобы поздравить с присуждением Нобелевской премии, Ралф не смог подойти к телефону, потому что умер три дня назад.
Ралфу не повезло. Не каждый день выигрываешь такую премию, хотелось бы лично присутствовать на ее вручении. А с другой стороны, ему повезло, хотя он и не подошел к телефону. Потому что есть правило, что покойникам Нобелевскую премию не присуждают. И комитету пришлось срочно вводить новое правило: можно получить Нобелевскую премию, будучи покойником, но только если комитет не знает, что лауреат уже на том свете.
По слухам, теперь кто-то из этой организации обязан сначала связаться с лауреатом по телефону, дабы лично его или ее ввести в курс дела. Дамы и господа ученые, имейте в виду, нет никакого смысла отрицать собственную смерть.
Впрочем, в первую очередь это вина самого Нобелевского комитета: он-то и создает трудности, присуждая премию десять, двадцать, тридцать лет спустя после великого открытия. Кто знает, сколько покойных профессоров упустили из-за этого самый счастливый момент в своей научной карьере?
Все посочувствовали Ралфу Стейнману, когда я рассказал об этом за столом.
– А еще очень печально, что Винсент Ван Гог никогда не получил ни цента из тех миллионов, которые потом платили за его картины, – вздохнула госпожа Ауперс.
– Хорошо еще, что он мертв! – оживился Эверт.
Бозон Хиггса тут не обсуждается.
пятница 11 октября
Разворачивается скандал вокруг русского дипломата, арестованного гаагской полицией.
– По-моему, пьяному русскому, который издевается над своими детьми, пригодились бы скорее седативные средства, чем дипломатическая неприкосновенность.
Отлично сказано, Граме! Ты искусно увязываешь две в высшей степени актуальные вещи. Жаль, мало есть людей, которые понимают то, что ты говоришь. После обсуждения за кофе выяснилось, что “мы” не очень-то жалуем русских и не склонны их оправдывать.
– Поглядите на пьяную рожу этого русского, сразу все поймете, – категорически высказался наш господин Баккер.
– В некоторых туристических проспектах отели помещают рекламу, что они не пускают русских, – встряла госпожа Снейдер, которая никогда в жизни не уезжала дальше Велюве.
Даже я сказал:
– Слава богу, что наш премьер Марк Рютте, а не Владимир Путин.
Как получается, что люди прежде всего забывают имена? “Черт, да как же его звали? Солиста этой группы. Там еще была такая блондинка, на букву А. Вот вертится на языке…”
Всю жизнь знал эти имена и вдруг не можешь извлечь их из соответствующего уголка мозга. А иногда спустя несколько часов такое имя вдруг выскочит без спроса и замельтешит в голове.
Я постоянно тереблю свои мозги в поисках какого-нибудь имени или слова, но со все меньшим успехом. Мне бы угомониться, а я извожу себя этим насмерть.
Не надо, Грун.
суббота 12 октября
Директриса объявила, что учебная эвакуация прошла весьма успешно. Если целью эвакуации было создание максимального хаоса, то я не могу с ней не согласиться.
В коридорах вдруг возникли спасатели во флюоресцирующих жилетах. Они появились еще до тревожной сирены, так что имели полную возможность рассказать всем и каждому, что это все не по-настоящему.
– Чтобы предотвратить инфаркты, – пояснила позже Стелваген.
Зная, что это лишь учения, большинство жильцов сначала допили кофе, а потом поднялись наверх, в свои комнаты, взять пальтишки, ведь на улице было свежо. Перед лифтами образовались очереди, заслуживающие особого упоминания. Каждый знает, что во время пожара нельзя пользоваться лифтом. Большинство жильцов категорически отказались спускаться по лестнице, что вполне резонно, если вы передвигаетесь с ходунками. Они стояли и ждали лифта, а лифта не было. В конце концов главный спасатель решил, что при ближайшем рассмотрении речь идет не о пожаре, а о заторе и лифт вполне можно использовать. А тем временем одна дама свалилась с лестницы, а кто-то защемил пальцы автоматическими противопожарными дверьми.
Надеюсь, во время настоящего пожара пламя будет разгораться медленно, ведь прошло целых 35 минут, пока последний из жильцов выбрался из здания, а к тому времени первые спасенные, во главе с персоналом, уже вернулись в дом, из-за плохой погоды на дворе.
воскресенье 13 октября
Я снова впадаю в бешенство, когда вспоминаю о том, что произошло.
Вчера неожиданно потеплело, и я решил покататься на своем скутмобиле. Только я двинулся с места, как вдруг прямо впереди, наискосок от меня, остановился автомобиль. Я тормознул и встал посреди велосипедной дорожки. С другой стороны на внушительной скорости приближался мопед, которому пришлось резко затормозить, чтобы не протаранить мой экипаж. Нарушитель, лет примерно двадцати, нагло уставился на меня.
– Посторонись, старый хрыч!
– Мы с вами не родня, сударь! Нельзя ли повежливей. Вы ведь тоже состаритесь. – Я ткнул себя кулаком в грудь и потребовал: – Уважайте старость.
– Осади назад, старый хрыч!
Я сдал назад и притормозил, освободил ему дорогу. С расстояния пятидесяти сантиметров он плюнул мне прямо в лицо, дал газ и умчался. Слюна попала в щеку. Я смахнул ее рукавом.
Кипя от бессильной ярости, я повернул назад.
Как раз читаю, что у “моего” бургомистра ван дер Лана рак простаты. Это не улучшает настроения. Он один из немногих людей, вызывающих мое восхищение. Хороший человек и хороший администратор – редкое сочетание.
Потом гляжу в окно, на ливень, который продолжается уже три часа, и понимаю, что мне необходимо срочно повидать Эфье, чтобы преодолеть тягу к самоубийству. Если не застану ее дома, зайду к Эверту. Если и его не застану, проведу остаток дня в постели.
понедельник 14 октября
К счастью, вчера я застал Эфье дома. Она действует на меня как успокоительное и укрепляющее средство, и для этого ей ничего не нужно делать, нужно просто быть. Я рассказал ей о моем дорожном происшествии. Когда я дошел до этой мерзости с плевком, она откинула голову назад, и взгляд у нее был такой злой, словно она ощутила эту грязь на своем лице.
– Будь у тебя ружье, ты бы сшиб его с мопеда. Легко могу себе представить.
– Ну… скажешь тоже! Я бы открыл стрельбу, но из-за дрожи в руках промахнулся бы. Подстрелил бы ни в чем не повинных прохожих. Стало быть, я еще легко отделался.
Потом Эфье предложила выпить до обеда по чашке кофе. В порядке исключения. Чтобы остыть. Так, между прочим.
Для непосвященных: она имела в виду ирландский кофе, с виски.
Это помогло.
За чаем госпожа Бастиаанс заполняла анкету журнала “Справочник потребителя”. Вопросы касались сковороды “мулинекс-про-клин-АМС-7”. Нужно было поставить двойной крестик, “если крошки прилипают ко дну”. Госпожа Бастиаанс никак не могла сообразить, хорошо ли, что они прилипают. Или как раз нехорошо. Между прочим, она считает себя знатоком жареного картофеля, но в прилипании крошек не столь компетентна. О важности обсуждаемой проблемы говорят два обстоятельства: журнал был пятилетней давности, и у нас здесь строго-настрого запрещено что-либо жарить. А ты сиди и, хочешь не хочешь, слушай эту муру.
вторник 15 октября
На доске объявлений появилось объявление, что жилищный комитет отменил ежегодную экскурсию. Причина: члены комитета не сошлись во мнениях. Весной предстоят новые выборы в комитет. Все нынешние члены выставляют свои кандидатуры.
Речь здесь – неслучайно – идет о четырех самых упрямых ослах нашего заведения. Если им немного повезет, всех четверых выберут снова, и, соответственно, в следующем году экскурсию снова отменят.
Несколько лет назад я участвовал в экскурсии. Ездили на один день в Ахен. В Эйндховене посмотрели выставку матрасов, а в Ахене – распродажу пластиковых контейнеров для кухни (немецкий вариант). На обратном пути в Эйндховен какой-то мужик в докторском халате продавал витамины, с помощью коих вы проживете минимум до ста лет. Если помрете раньше, вам вернут деньги.
Погуляли часок по Ахену, в три часа выпили кофе и чай и в шесть сели в автобус, заплатив за билеты по 22 евро 50 центов с носа.
Одна женщина, царствие ей небесное, накупила в тот день на тысячу евро мелочей, в том числе матрас для страдающих недержанием. По выгодной цене.
На обратном пути госпожа Схаап, считающая себя обладательницей прекрасного голоса, взяла микрофон и битый час истязала автобус песенками своего персонального далекого прошлого. Честно так честно: многие энтузиасты подтягивали.
среда 16 октября
К нам прибывает Ева! Персонал обходится все дороже и становится все малочисленней (скольких уже уволили?). Поэтому в ближайшем будущем чашки чая станет разносить Ева. Ева – робот, изготовленный в Техническом университете Делфта. На картинке она выглядит как гибрид тренажера и старомодных весов. Со ртом, похожим на почтовый ящик, и двумя пятнами, напоминающими глаза или, скорее, брови. Ее прямое назначение – мелкие услуги по уходу, но она еще умеет изображать эмоции, уверяют изготовители. Интересно, каким образом? Неожиданный хохот? Настоящие слезы? В рекламе не указано.
Я надеюсь не дожить до того времени, когда всех, кто ухаживает за больными и беспомощными, заменят роботами, потому что роботы дешевле. А если доживу, то выкручу там и сям какой-нибудь шурупчик. Эверт обещал ненароком раздавить своей инвалидной коляской как можно больше роботов. Прекрасный сценарий для кинофильма.
Старые люди производят меньше адреналина и дофамина – гормонов, отвечающих за то, что у вас замирает сердце и в животе порхают бабочки. Но влюбленность зависит не от общего количества производимых вами гормонов, а от относительного возрастания их числа. А оно у стариков может очень даже возрасти. Так написано в газете. Вот почему в присутствии Эфье я всегда трепещу.
четверг 17 октября
– Не будем преувеличивать: паллиативная опека – это в общем-то все, что может сделать здешний доктор, – заявил Эверт, вмешиваясь в дискуссию о домашнем враче из Тёйтьенхорна, который якобы вколол пациенту слишком щедрую дозу морфина.
– В любом случае Тёйтьенхорн вдруг снова в центре внимания, – сказал Граме.
Мнения о действиях доктора разделились. Многие из здешних жильцов оценивают эвтаназию слишком прямолинейно по-христиански. Но, в общем, все согласились, что арестовывать милосердного доктора посреди ночи и допрашивать его несколько часов подряд – недостойно. Я считаю его милосердным и буду стоять на этом, пока мне не докажут обратное.
Очень уж они поторопились с арестом. Если так и дальше пойдет, у нас останутся только доктора, которые не рискнут вколоть больному морфин, как бы он ни мучился от боли. Побоятся, что пациент умрет, и такая вероятность среди стариков статистически высока. А аспирин часто уже не помогает.
Господин Баккер, самый большой брюзга этого дома, проехал под струей поливальной машины, но забыл задраить окошко своей “канты”. Когда он все-таки нажал на кнопку, было уже поздно, и он очутился в аквариуме. Мы безудержно хохотали, когда консьерж рассказывал нам об этом. Он видел, как Баккер входил в дом, а с него ручьем стекала вода.
пятница 18 октября
– Все эти великие достижения в области борьбы с альцгеймером не про меня, – говорит Гритье. – Дорога ложка к обеду.
Она остается такой же веселой и с явным удовольствием рассказывает, что положила шлепанцы под подушку, а пижаму – под кровать. И все чаще забывает, что только что собиралась сделать.
– С туалетом пока справляюсь. А когда и о нем забуду, переведусь в соседнее отделение.
В следующий понедельник мы, наконец, снова устраиваем вылазку клуба СНОНЕМ. Дежурный организатор – Эдвард. Он пытается сбить нас с толку, давая противоречивые указания относительно формы одежды и постоянно перенося время сбора. Вообще-то, в понедельник не его очередь, но он настоял на этой дате. Напряженное ожидание усиливается.
Есть и другие хорошие новости: наш повар, самый бессолевой повар в Нидерландах, уволен. О причинах нам не сообщили, но ходят слухи, что он готовил слишком много блюд с вином. Вино на вынос.
Жилищный комитет, весь целиком, попытался войти в состав конкурсной комиссии. Дело безнадежное, а единогласно выбрать одного делегата они не могут.
суббота 19 октября
Когда у США возникнут проблемы с финансами и республиканцы сократят бюджет, мы будем судить о них спокойнее.
– Если Америка обанкротится, им потребуется хороший судебный исполнитель, – заявила госпожа Блоккер.
– Если до этого дойдет, хорошего судебного исполнителя будет недостаточно, – проворчал Граме. И с пафосом добавил: – Мы несемся в утлом суденышке к водопаду, и никто ничего не предпринимает!
Граме – верный поклонник почившего в бозе Ко ван Дейка. Этот актер играл крупными мазками. После подобных тирад обычно следует хитрое подмигивание по адресу Эфье и Гритье, а если их нет рядом, то по моему.
– Да, время непонятное, жизнь – пазл из пяти тысяч элементов, но к нему не приложена заданная картинка!
Тоже недурно, хоть это мои собственные слова.
Во всяком случае, не стоит верить так называемым экспертным оценкам. Эксперты всегда крепки задним умом. Никто из знатоков Восточного блока не предвидел падения Берлинской стены. И конечно, ни один экономист не предсказал банковского кризиса.
Быть может, человечество слишком глупо и непредсказуемо, чтобы строить разумные прогнозы. Если так, то немедленно ликвидируйте всех так называемых экспертов, заполняющих время в ток-шоу.
Как бы то ни было, любая дискуссия за нашим кофейно-чайным столом заканчивается прописной истиной: на наш век этого добра хватит!
вторник 22 октября
В ночь с субботы на воскресенье Эфье разбил инсульт, вероятно во сне. Она почти полностью парализована и не может говорить.
Дежурная сестра нашла ее в воскресенье утром и на “скорой” отправила в больницу. Она лежит в отделении интенсивной терапии.
В воскресенье к ней приезжала дочь. Посещения знакомых разрешаются только в понедельник днем.
Я вошел в палату, еле держась на ногах. Это было ужасно. Она может только едва заметно утвердительно кивнуть и отрицательно качнуть головой. Судя по реакции на вопросы, она в полном рассудке. И испытывает сильные боли.
Я держал ее за руку, пока она не забылась беспокойным сном. Тогда сестра велела мне выйти. Я попросил ее сказать Эфье, что завтра приду опять. И сейчас еду к ней.
четверг 24 октября
Через четыре дня после удара Эфье стало немного лучше. Она может издавать звуки, но “да” почти нельзя отличить от “нет”. Ее перевели из интенсивной терапии в палату.
Она снова может глотать и пытается пить совсем маленькими глоточками, что стоит ей заметных усилий. Она исхудала. А ведь и до инсульта она весила меньше пятидесяти кило.
Когда я прихожу, она почти всегда спит. Когда просыпается, то, видимо, радуется моему приходу. У нее даже загораются глаза, но через несколько секунд они опять тускнеют и грустнеют, а у меня каждый раз навертываются слезы. И я отворачиваюсь, чтобы не огорчать ее еще больше.
Я держу ее за руку минут пятнадцать или двадцать, пока она снова не заснет. Разговаривать не получается.
Вчера играли час на бильярде, но мне было не до бильярда.
– В такой игре нет никакого смысла, – заметил Эверт. – Если ты только и можешь, что бродить с похоронной миной, то лучше я останусь у себя в комнате. Мне хватает своей печальной доли.
Он прав, я попросил прощения. После чего игра немного оживилась.
пятница 25 октября
Основание нашего общества СНОНЕМ было вспышкой жизнелюбия. Похоже, оно стало последней судорогой счастья.
Эверт инвалид, Гритье впадает в слабоумие, а Эфье парализована. Клуб, куда входит всего восемь членов, не сможет выстоять, даже если как угодно часто собираться и пить хорошее вино.
Каждый делает для каждого то, что может, это трогательно. В этом я черпаю немного силы. Каждый день два человека, один утром, другой днем, ездят в больницу, а Гритье и Эверт всегда под присмотром. Каждый постоянно подбадривает каждого. Но это оптимизм от безысходности.
Я пытаюсь каждый день писать. Это мало-мальски позволяет держаться. Еще я читаю газету, немного смотрю телевизор, сижу у окна, пью чай. Пожилой человек не должен распускать себя, я знаю, но не знаю, откуда мне взять энергию для чего-то другого.
суббота 26 октября
Я всегда упрекал соседей, которые только и делают, что охают и жалуются. Теперь настал мой черед. Хендрик Грун, сослужи службу себе и другим, двинь себя под зад коленом.
Первый результат: я спросил Эдварда, не хочет ли он в ближайшее время организовать вылазку, которая сорвалась в прошлый понедельник. Он задумался и сказал, что кое-что устроит. Первый шаг по дороге вверх.
Наш адвокат Виктор сообщил письмом, что административный совет обещал самое позднее к 1 июня 2014 года предоставить всю запрошенную нами информацию.
Стелваген понимает, что нас можно больше не опасаться. Что бы она ни сделала, время работает на нее. Встретив меня в коридоре, она изобразила интерес к моей подруге. Дескать, она слышала, что состояние больной не слишком улучшается. Она всем сердцем надеется, что Эфье сможет продолжать жить самостоятельно, но положение тяжелое.
– И конечно, нужно поскорее освободить комнату? – вырвалось у меня.
О, пока об этом речи нет, дело терпит до середины ноября.
Я думаю, Стелваген искренне сочувствует Эфье и мне. Но, разумеется, “в интересах дела”.
воскресенье 27 октября
Вчера я “посовещался” с Эфье и ее дочерью Ханнеке. О встрече попросила Ханнеке. Сказала, что ее мать очень бы этого хотела.
С дочерью Эфье я встретился впервые. Она прекрасная дочь, но живет в Рурмонде, у нее трое детей, муж и работа, так что она связана по рукам и ногам. В больнице сказали, что лечение закончено и когда-нибудь позже Эфье может выздороветь. Выздороветь – звучит обнадеживающе, но, если верить доктору, шанс полного восстановления, то есть возможности жить самостоятельно – нулевой.
Мы сидели у кровати Эфье. Ханнеке задавала вопросы. Эфье кивала или качала головой.
Итог нашего совещания: она не хочет ни в какой дом ухода, она хочет спокойно умереть. Она еще раньше написала заявление, что в таком случае, как этот, она не хочет больше жить. Об этом она рассказала Ханнеке, когда была еще здорова. Только не помнит, где это заявление.
Я еще никогда не видел таких несчастных отчаявшихся глаз. Завтра нам предстоит разговор с лечащим врачом. Я дал себе клятву, что каждый день буду сообщать ей что-нибудь позитивное или смешное.
Утром семнадцать стариков целый час сидели в церкви, ругая пастора за опоздание. Они забыли про переход на зимнее время!
понедельник 28 октября
Лечащий врач выслушал нас. Мы сказали, что для Эфье жизнь стала невыносимым бременем. Что она подписала заявление, где подтверждает, что не хочет жить в полной зависимости от других людей.
Доктор попросил показать ему заявление.
Пришлось признаться, что мы пока не нашли его.
– Не хочу напрасно вас обнадеживать, но даже при наличии подписанного заявления мы в нашей больнице не можем сделать ничего, чтобы прекратить жизнь госпожи Бранд. Советую вам обратиться к ее домашнему врачу.
Постоянная дискуссия среди жильцов о домашнем враче из Тёйтьенхорна, который подверг эвтаназии сначала пациента, а потом себя самого, обретает особое значение.
Здесь, за чаем, от Черного Пита до эвтаназии – один шажок. Пит пользуется большим успехом у толпы верных поклонниц. Каждый год повторяется все та же глупая шутка, когда Черный Пит сажает себе на колени какую-нибудь даму. Некоторые добиваются этой чести.
У нас каждый год одни и те же Пит и Синтерклаас. Собственно говоря, наш Клаас с трудом передвигается с ходунками, но, опираясь на трость, с помощью сильного медбрата он в прошлом году успешно добрался до своего разукрашенного трона. Черного Пита изображает главный уборщик. Это уникальный Пит – в розовых резиновых перчатках и с пряниками в ведре. Из уважения к своим коллегам-уборщикам он не рассыпает конфетти. К тому же почти никто уже не может нагнуться, чтобы не упасть.
вторник 29 октября
Вчера была штормовая погода, сила ветра 10 баллов. Никто не высовывал носа за дверь. Во время каждого шторма неизменно вспоминается старая история о своенравной госпоже Гравенбеек, которая в 1987 году в такую же погоду вышла на улицу. Ее сшиб порыв ветра, она упала в канаву и утонула.
– А ведь ее предупреждали!
Но моему скутмобилю придется денек постоять. Лететь на нем можно, проблема в том, чтобы приземлиться.
Вчера днем мы с Ханнеке искали заявление Эфье об эвтаназии. Не нашли. Мы тщательно перелистали штук десять папок с бумагами и письмами, где перед нами раскрывалась целая жизнь. При виде всех этих личных документов я почувствовал себя так неловко, что попробовал взвалить их просмотр на Ханнеке. Но ей это было еще тяжелее, чем мне. И тогда я сам как можно поверхностнее просмотрел все бумаги в поисках заявления на эвтаназию. Через два часа я не выдержал. Пошел к Эверту, чтобы выплакаться. В переносном, конечно, смысле, но слезы потекли настоящие.
Эверт налил виски двадцатилетней выдержки “для особых случаев”, заказал еду из суринамского кафе, а потом мы смотрели старую комедию с Германом Финкерсом.
После этого я смог вернуться к бумагам.
среда 30 октября
“Ты рождаешься, ты умираешь, а остальное – заполнение досуга” (Джеймс Джойс).
Где найти хоть немного сил, чтобы помочь самой дорогой моей подруге в ее несчастье. Это и сделает жизнь осмысленным заполнением досуга. На практике вся моя помощь Эфье заключается в том, что я каждый день полчаса держу ее за руку и придумываю, что еще сказать.
Ей немного лучше. В пятницу ее переводят в отделение ухода. Мы так нигде и не нашли заявления, где она написала, что не хочет жить, если окажется в беспомощном состоянии.
Самое грустное фото штормовых разрушений – опрокинутый фургон-закусочная “Уютный уголок” под Лауверсоогом. “Прокачу по Лауверсоогу!!!” По Лауверсоогу.
Во время шторма мы наконец сидим в первом ряду за своими геранями. Со своего кресла у окна пятого этажа господин Баккер углядел шесть поваленных деревьев и насчитал две тяжелых и три легких аварии. Великий день!
За кофе я слышал следующие подсчеты: из-за перехода на евро все вздорожало вдвое, но если мы снова перейдем на гульден, все само собой вдвое подешеевет.
У меня лично есть еще одно простое решение: во всех банковских документах нужно перенести запятую на один знак вправо. Фактически ничего не изменится, но каждый станет в десять раз богаче. Покупательная способность населения возрастет, экономика расцветет, проблемы будут решены.
четверг 31 октября
Госпожа ван Димен, по примеру Аннеке Грёнло, лелеет мечту о подтяжке лица.
– А куда хирург денет лишние подбородки? – спросил Эверт с изумленным видом.
– Может, они кому-нибудь еще пригодятся, – сказала госпожа ван Димен. Она понемногу теряет ориентацию и движется прямиком в сторону закрытого отделения.
Другой жилец, господин де Вейс, в третий раз за короткое время собирается менять банк. Он держал деньги в “Постбанке”, через “АМРО-банк” перевел их в “Рабобанк”, а теперь и этот банк его не устраивает.
– Кто-нибудь знает банк, куда я могу выгодно поместить деньги? – спросил он за кофе.
Все вопросительно воззрились на него. Кто-то предложил взять его деньги на хранение. В банке под кроватью.
Здесь благодатная почва для завещаний, составляемых “за небольшую плату!” в сети магазинов “Хема”. Многие жильцы боятся нотариусов, и правильно, если учесть, сколько дерут эти профессионалы за пару клочков бумаги. Но к “Хеме” здешние обитатели испытывают огромное доверие. Двое жильцов, заглянувшие в “Хему” за колбасой, решили заодно оформить завещание. Узнав, что это делается через интернет, они были глубоко разочарованы.
Мне не хватает Эфье, она так деликатно умела помогать в тупиковых ситуациях. Одно ее замечание – и я избавлялся от раздражения и злости по поводу всех жалоб и сплетен. И снова мог противостоять ужасающей враждебности мира.
