Глава 7

На сей раз это были Олег с Андреем. Дядя Степан мелькал где-то позади своих рослых родственников. Услышав, что к ним явились с визитом очередные Аверьяновы, Жанна дико перепугалась и заверещала:

– Нет! Никого нету дома!

– Девчонки, вы чего? – мирно прогудел Олег. – Мы же просто поговорить пришли. Чего боитесь?

– Уже один ваш был тут сегодня. До сих пор последствия его визита разгребаем.

– Значит, Сергей от вас такой бешеный вернулся?

– Он и когда пришел к нам, был не лучше!

– Но что вы ему сказали? – настаивал Андрей. – Почему он вдруг среди ночи сорвался и уехал? Пьяный, а за руль сам сел.

– Так не пускали бы.

– Не успели мы его остановить.

Подруги слегка встревожились. Нет, не то чтобы им было жалко Сергея, севшего пьяным за руль. Даже если и случится с ним что-то, плевать, такого негодяя ничуть не жаль. Но подругам было страшно за других людей, которые могут столкнуться с Сергеем в такую пору. Сам не погибнет, пьяному и море по колено, а других угробить может.

Да еще его семейка наседала на подруг, снова нагромождая вокруг девушек обвинения:

– Вы что-то ему сказали! Чем-то оскорбили! Почему он так взбеленился?

– Ваш Сергей заявился к нам с угрозами, разбил окно, кидая в него камни, потом пытался задушить Катю, чуть было не изувечил Марину. Что нам было делать?

– И что же вы сделали?

– Сказали, что к его жене вчера приходил какой-то мужик.

– Так это он его побежал убивать?

– Наверное.

– И что за мужик? Кого-то конкретного назвали?

Подруги потупились. Жанна покраснела. Только сейчас она поняла, что, обвинив некоего брата Евгении, возможно, подставила человека под удар.

– Но я же не знала, что у нее и впрямь есть брат.

– У кого? У Евгении? Нету у нее братьев.

– А Ганс – это кто такой?

– Ганс – это брат Ритки, – сказал Олег.

Но Андрей тут же его перебил:

– Ну, брат или не брат… Фамилии у них разные. Ритка когда-то объясняла, что братом ей Ганс по отцу приходится, а у нее фамилия матери.

– Сергей про какого-то Ганса тоже упоминал. Это он и есть? Брат Риты?

Но Аверьяновы уже не обращали на девушек внимания.

Они склонились друг к другу, обсуждая положение:

– Надо бы предупредить мужика. Если Сергей до него доберется, плохо парню будет.

– Ты знаешь, как его разыскать?

– Где-то он «ВКонтакте» у меня был, – задумчиво произнес Андрей. – Он тоже охотник. Попросился в друзья, ну я его и принял. Кстати, у него и машина черная. И татуировка на руке имеется. Норвежские руны, если мне не изменяет память. Малявки вполне могли принять их за эльфийский язык. Написать ему, чтобы кончал дурака валять и возвращал Катюшу?

– Пиши.

Лицо Андрея приняло сосредоточенное выражение, а пальцы запрыгали по экрану.

– Ну чего?

– Был в Сети сегодня последний раз в десять вечера. Может быть, еще заглянет, тогда увидит мое сообщение.

– А его телефонного номера у тебя нету?

– Мы же с ним не настоящие друзья, он просто так из любопытства когда-то ко мне на страничку зашел и в друзья попросился. Ну, я его и принял.

– Ладно, что могли, мы сделали, – произнес Олег. – Извините, девчонки, за окно и вообще за весь ущерб. Но Сергей и у нас дел натворил. Слышали грохот, наверное? Это он ворота вынес, когда Степан ему ключи от замка давать не хотел. Теперь вместо ворот у нас сверкает дыра.

Так вот что это был за шум. Сергею приспичило срочно мчаться к Ритиному брату. И, учитывая, что он торопился учинить разбор полетов, его не остановили даже ворота.

Когда Аверьяновы выкатились, Катя повернулась к подругам и сказала:

– Вы как хотите, а я не могу эту Риту осуждать за развод с Сергеем.

– Осуждать? Да это было самое разумное, что она могла сделать.

– А я вот Евгении удивляюсь. Как она могла с таким типом жить?

– По ее же собственному признанию, он ее содержал.

– Не он, а Катюша. Деньги, которыми пользуется Сергей, принадлежат девочке.

– И это наводит на мысль, что Евгении и впрямь могло показаться, что она лучше справится с ролью опекуна малышки.

– И Рита тоже могла так же думать.

– И она поручила своему брату увезти Катюшу.

– Хоть бы так и было, – вздохнула Марина. – Все лучше, если девочка окажется у знакомых, чем у чужих.

И подруги пошли спать. Силы их нуждались в укреплении.

Утром Марина первым делом взглянула в зеркало. Отек за ночь несколько спал, но зато возле глаза в том месте, где грубый и толстый палец Сергея надавил на нежную кожу, наметился кровоподтек.

– Новое кино, – расстроилась девушка. – Вернусь из отпуска с бланшем под глазом. Вот Нине Георгиевне радости будет. Она и так не устает мне предсказывать, что я кончу свои дни на панели. И тут лишнее подтверждение ее правоты.

Почему-то разрыв Толика с Мариной, инициированный, кстати говоря, самим Толиком, его мать восприняла как личное оскорбление. Долгое время Марина не понимала, по какой причине ее наказывают, но вырвавшееся у заведующей признание пролило на это свет.

– Ты должна была в ногах у моего сына валяться! Умолять его должна была, чтобы он тебя не бросал! А ты что вместо этого? Даже слезинки не проронила! Я же вижу, тебе абсолютно наплевать, что вы больше не вместе. Может, в душе ты еще и порадовалась, что снова свободна. Можешь другим хорошим мальчикам головы морочить! Ты всегда использовала Толика в своих целях! И ничуть его не любила!

В общем, Нине Георгиевне не хватило драматического накала. Разрыв сына с его невестой прошел слишком спокойно и буднично, никто не рвал волосы и не пытался покончить с собой, что заставило Нину Георгиевну считать, что Марина вовсе не любила замечательного Толика по-настоящему. А значит, дурачила и его самого, и его маму. Ну, а уж этого Нина Георгиевна никому прощать не собиралась.

Марина потрясла головой, стремясь вытрясти оттуда непрошеные мысли о Толике. И откуда они взялись? Эти мысли расстроили девушку. Ей-то казалось, что разрыв их дело давнее и прошлое, прочно похороненное в глубине души. И рана от поступка Толика давно зарубцевалась. Да и не была она такой уж глубокой, может, кое в чем Нина Георгиевна была и права. Не любила Марина своего женишка так сильно, чтобы наложить на себя руки или учинить что-нибудь в этом роде. Было немного противно, когда Марина увидела, на кого он ее променял. Но, с другой стороны, о вкусах не спорят.

– Да бог с ними всеми! – сказала Марина. – Надоели! Других проблем разве нету?

Она выглянула в окно. Но не краски раннего утра интересовали ее. Девушка их просто не замечала. Марина хотела понять, вернулся ли Сергей. И если да, вернулся, то Марина должна была придумать способ, чтобы избежать новой встречи с этим жутким типом, которого теперь она просто боялась. Она вышла из дома и прогулялась по улице. Сначала в один конец, потом в другой.

Проходя мимо дома Аверьяновых, девушка кинула быстрый косой взгляд в его сторону. Ворота уже были на месте. Сломанную створку Аверьяновы еще ночью подняли и пока что просто поставили стоймя и прикрепили кое-где проволокой. В образовавшиеся щели было видно, что машины Сергея во дворе не имеется. Это заставило Марину вздохнуть с облегчением. Теперь для нее и солнышко заиграло в полную силу, и роса на траве заискрилась, и жизнь вновь стала если не прекрасна, то по крайней мере вполне сносна.

Поеживаясь от утреннего холодка, Марина вернулась домой и решила еще немного прогуляться по участку. Ну, пройтись по естественным утренним надобностям. Каково же было ее изумление, когда, обогнув дом на пути в туалет, она наткнулась на неожиданный сюрприз. В гамаке, который вчера они с подругами оставили висеть на улице, снова кто-то спал! Марину прямо как водой из ушата окатили. Она так и замерла на месте. Как будто бы вчерашнего происшествия с Евгенией им было мало, так еще новое приключение подвалило!

Кто именно был этот человек, Марина сказать не могла. Он укутался с головой какими-то тряпками. Но то, что в гамаке кто-то спал, сомнений не вызывало.

– Это что за дела такие! Кто тут улегся без разрешения?

Сначала Марина собиралась подойти и посмотреть, но потом решимость ее растаяла, и она замерла в нескольких шагах от гамака, опасаясь подойти к нему ближе. Но даже с такого расстояния она видела, что в гамаке определенно кто-то лежит. Девушка могла разглядеть контуры человеческого тела, которое укутывала блестящая ткань.

Кто же это мог быть?

Марина готова была поклясться, что это не Жанна и не Катя. Вчера девушки даже не смогли заставить себя просто прикоснуться к гамаку, поэтому и оставили его на прежнем месте. Хотя обычно на ночь они убирали гамак в пристройку, чтобы предохранить его от ночной росы и возможного дождя. Но вчера стоило им только подойти к нему ближе чем на метр, как девушек начинала бить холодная дрожь. После того как в нем полежала мертвая Евгения, гамак внушал им какой-то суеверный ужас.

«И чтобы после этого кто-то из девчонок улегся в него спать? Туда, где еще совсем недавно качался труп? Быть того не может».

На всякий случай Марина вернулась в дом и убедилась, что и Жанна, и Катя спокойно спят в своих кроватях. Кто же тогда лежит у них в гамаке? Чем дольше Марина размышляла над этим вопросом, тем хуже становилось у нее на душе. И почему она должна страдать в одиночестве? Только потому, что проснулась раньше подруг?

– Катя… Жанна…

Подруги спали крепко. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Марине удалось их растолкать. И еще столько же времени, если не больше, ушло у нее на то, чтобы втолковать им новость о том, что у них снова какой-то незваный гость в гамаке.

Протерев спросонок глаза, Катя заявила:

– Но этого не может быть.

– Тебе показалось.

Марина лишь вздохнула в ответ:

– Хорошо, если так!

Втроем они вышли на улицу и осторожно приблизились к гамаку. Катя громко кашлянула, надеясь привлечь внимание отдыхающего. Ничего у нее не вышло. Человек в гамаке не подавал признаков жизни.

– Вы как хотите, а мне до него дотрагиваться страшно.

Подруги были целиком и полностью согласны с Катей. Слишком свежи еще были воспоминания о бедной Евгении, которая вот точно так же лежала в гамаке, завернувшись в одеяла. Правда, на сей раз человек завернулся в собственную куртку. И судя по его нижним конечностям, это был мужчина. Но подругам все равно было страшно.

– Ну? Давайте на счет три! Раз! Два! Три!

И они дернули за капюшон куртки, который и прикрывал голову мужчины. И тут же дружный крик вырвался у всех троих. Мужчина был бледен. И взгляд у него был нехороший, остановившийся и остекленевший. На лице у него застыла гримаса ужаса, и в первый момент Марина не поняла, отчего этот мужчина кажется ей знакомым. А потом пригляделась и все поняла:

– Ой! Мамочка моя! Это же Толик!

– Толик? Какой Толик?

– Ты его знаешь?

– Ну еще бы мне его не знать. Это мой Толик!

– Погоди, это что, тот парень, за которого ты замуж собиралась? – обалдело переспросила Катя. – Сын твоей заведующей?

– Он самый.

– А что он тут делает?

– Понятия не имею.

– И он… что? Мертв?

Марина дотронулась до кожи Толика. Она была холодной. Впрочем, крови видно не было. Подруги стащили с парня куртку, а ставшая уже своего рода экспертом в таких делах Катя побежала за зеркальцем. Маленького она почему-то не нашла, в металлической раме снимать не стала, поэтому приволокла один из осколков разбитого зеркала. При виде его Жанну передернуло.

– Нашла что принести.

– Ничего другого не было, – оправдывалась Катя. – Да ему не все ли равно? Он же уже мертв.

Но Толик был жив. Слабое, очень слабое дыхание все же заставило осколок зеркала немножко запотеть. И Марина, приложив ухо к груди бывшего жениха, уловила сердцебиение. Редкое и слабое, но оно все же присутствовало.

– Врачей! Скорее!

– Я сама врач.

Марина постаралась припомнить все, что им читали из курса экстренной медицинской помощи. Получалось, что для Толика они могут сделать не так уж много. Поднять ему ноги, так они и так у него в гамаке задраны. Вынести на свежий воздух, так он и так на улице. В общем, врачей они вызвали, описали ситуацию, и врачи приехали довольно быстро. Ну, для сельской местности вообще моментально. Уже через полчаса возле Толика хлопотала бригада докторов, которые обкололи его всем, чем возможно. Благодаря этим мерам Толик задышал, слегка порозовел, и ресницы у него затрепетали.

– Он приходит в себя. Доктор, что с ним было?

– Боюсь, ничего хорошего.

– Но ран не видно.

– Его пытались задушить.

И врач приподнял своего пациента за подбородок, дав Марине увидеть багровую полосу, пересекавшую шею парня.

– Кто-то напал на него и попытался задушить веревкой или ремнем. Но ваш знакомый лишь потерял сознание, а не умер. Душитель оказался в таких делах человеком неопытным.

– Вы думаете?

– Опытный преступник сразу бы сломал ему шейные позвонки, и тогда шансов у бедняги бы уже не было. А так его бросили, сочтя мертвым. Как он очутился в вашем гамаке? Это вы его сюда положили?

– Нет, он так и качался.

– Мы так его и нашли.

Врач посмотрел на девушек с большим сомнением:

– Сам он забраться в гамак да еще и укутаться с головой курткой вряд ли бы смог. Его кто-то должен был сюда поместить. Или же… Или же на него должны были напасть прямо тут, когда он спал у вас в гамаке.

Подруги молчали. А Марина с ужасом понимала, что ситуация лично для нее чревата множеством осложнений. Во-первых, пострадавший ей хорошо знаком. И не просто знаком, одно время он даже считался ее женихом. Потом они расстались, верней, он ее бросил. И это может в глазах полиции послужить мотивом для покушения на убийство. Никто же не знает, что Марина давно простила этого нюню. Но полиция – это полбеды. В конце концов, Толик остался жив. И когда очухается, сумеет объяснить, что Марина вовсе не причастна к покушению на его жизнь. А вот его мама…

– Что скажет твоя начальница?

И вот это было осложнение номер два. Куда более серьезное, чем происки полиции. Если полицейских еще реально убедить в своей невиновности, то с Ниной Георгиевной дело обстояло куда сложнее.

– Она никогда не поверит, что я тут ни при чем, – покачала головой Марина. – На всю жизнь я останусь для нее тем человеком, который виноват в том, что она чуть было не лишилась своего сына.

– Пусть благодарит судьбу, что не лишилась. Толик сравнительно цел. И я слышала, как врачи утверждали, что несколько дней в стационаре, и он будет как огурчик.

– Так-то оно так. Но Нина Георгиевна не умеет быть благодарной за мелочи. Ей подавай все и сразу. Вот увидите, она будет первой, кто обвинит меня в покушении на жизнь Толика.

И как это ни печально, Марина оказалась права. Не успели врачи уехать, как к ним снова пожаловал следователь. Подруги как раз собирались приступить к приготовлению завтрака. Но им пришлось отложить это приятное занятие до более подходящего момента.

– Не скрою, ситуация сложная, – заявил следователь, ознакомившись с показаниями подруг. – Но вы тоже должны меня понять. В вашем гамаке находится уже вторая жертва. Да еще в данном случае вы… или по крайней мере одна из вас однозначно питала к пострадавшему отрицательные чувства.

– Ничего я к нему такого не питала, – возразила Марина. – Мы расстались с ним без всяких скандалов.

– А вот мать пострадавшего заявила, что вы мечтали вернуть ее сына себе.

– Ничего я не мечтала. Нужен он мне!

– Она утверждает, что только поэтому вы остались работать у нее на отделении.

– Да это не из-за Толика! Просто я привыкла к своей работе.

– А как он оказался у вас в доме?

– Не в доме, а во дворе. И не у меня, а у моей подруги. Не знаю.

– Вы с ним договаривались о встрече?

Марина судорожно замотала головой. Нет, не договаривались.

– Вы ему рассказали, как сюда добраться?

– Нет! Клянусь вам!

– Говорили, что будете тут отдыхать?

– Еще не хватало уведомлять его, где я буду.

– Тогда каким образом ваш бывший жених возник на пороге дома вашей подруги?

– Для меня его появление стало полнейшей неожиданностью, – развела руками Марина. – И я не представляю, что заставило его сюда приехать.

– Что заставило – это как раз легко понять. Ему надо было о чем-то переговорить с вами. Вот он и примчался. Другой вопрос, как он сумел вас найти?

– Я тут ни при чем.

– Прекрасно, – произнес следователь, причем его голос звучал так, словно бы ничего прекрасного он во всем этом как раз и не находил. – Подождем, пока потерпевший сможет дать показания сам. Врачи говорят, что к вечеру его уже можно будет допросить.

И, кинув на подруг строгий взгляд и особенно задержав его на бледном и все еще перепуганном лице Марины, следователь проговорил:

– Надеюсь, вам всем понятно, что вы по-прежнему должны оставаться тут.

– Все трое? – робко осведомилась у него Жанна. – Или… одна Марина?

– Все вы! – отрезал следователь, повернулся и ушел.

После его ухода подруги какое-то время сидели молча. У Марины было чувство, что из нее выпустили весь воздух, который вылетел вместе со всеми чувствами, эмоциями и мыслями. Полнейшая пустота. Другие выглядели не лучше. Так они и сидели, пока Катя не произнесла:

– Надо бы хоть позавтракать, как вы думаете?

Жанна тоже выразилась в том духе, что если заморить червячка, то жизнь покажется веселей. Она первой направилась к холодильнику, ожидая найти его набитым купленными вчера продуктами. Но вместо этого из ее груди вырвался крик:

– Нет! Не может быть!

Подруги подскочили к ней ближе. И все вместе они удостоверились, что в холодильнике ничего нет. Пусто.

– Это просто невозможно!

– Тут же вчера полки ломились от еды.

Увы, сегодня на это былое изобилие и намека не было.

– И куда все делось?

Подруги смотрели друг на друга в полнейшем изумлении. А потом Жанна сорвалась с места и куда-то побежала.

– Подождите! – донесся с улицы ее голос. – Постойте! У нас новое ЧП!

Катя хмыкнула:

– Ограбление века! Кража из холодильника. Неужели Жанка воображает, что следователь вернется из-за ее сосисок и котлет?

Марине тоже казалось, что следователь по особо опасным делам вряд ли станет заниматься расследованием кражи продуктов из холодильника.

– Хотя если кражи и убийства между собой связаны…

Но Марина, как ни ломала голову, так и не смогла понять, как могут быть связаны друг с другом эти вещи.

Жанна вернулась назад крайне удрученной и сказала:

– Уехал! Не мог дождаться! Я ему кричала, но он то ли не услышал, то ли не захотел остановиться.

– Наверняка не слышал.

Но Жанну это совсем не утешило:

– И что же мы будем делать?

К счастью, на сковородке на плите осталось немножко цыпленка, которым подруги и позавтракали.

– Странно, почему из холодильника продукты вор забрал, а с плиты не удосужился?

– Не заметил?

– Или не сообразил, что там может находиться что-то съедобное.

Цыпленка вчера жарили по всем правилам. Цыпленок, соль, чеснок, крышка, а сверху еще и груз, чтобы получился почти настоящий цыпленок табака. Так цыпленок и ночевал, прикрытый перевернутой тарелкой и придавленный утюгом, который Катя разыскала среди вещей бывшей хозяйки дома. И этот утюг был не какой-то там тефлоновый модник, а солидный чугунный, который полагалось нагревать на настоящих углях и лишь потом приступать с ним к глажке белья.

– Не у всех сковородка с утюгом ассоциируется с едой.

Марина осматривала плиту. Ее удивили длинные продольные царапины, оставленные на эмали. Что это такое могло быть?

– Похоже на следы когтей.

Жанна тоже осмотрела плиту и возмутилась:

– Вот только нечистой силы нам тут и не хватало.

– Почему обязательно нечистая сила? Может, это какое-то животное.

Но какому животному под силу открыть холодильник и утащить миску с салатом? Да так утащить, чтобы не уронить ни кусочка в доме. Сама миска тоже пропала, но после завтрака ее принес подругам Сергей. Сперва девушки окаменели от ужаса, опасаясь, что повторится вчерашнее. Но Сергей сегодня был настроен очень кротко и дружелюбно.

– Не ваша ли мисочка? На дороге валялась.

Миска была та самая, с пропавшим салатом. Но теперь она была пуста и вроде как даже вылизана.

– А я к вам с извинениями, – продолжал Сергей. – Брат говорит, я вчера набедокурил у вас немножко. Окно вам разбил, вас всех напугал.

И Сергей поднял руку, намереваясь почесать у себя в затылке. Но при этом его движении Катя шарахнулась в сторону, Жанна тихонько взвизгнула, а Марина притронулась к глазу, который все еще побаливал. По губам Сергея скользнула едва заметная ухмылка. Ему нравилось, как реагируют на него подруги. Но Сергей явился в роли постника. И он выглядел сегодня совсем иначе, чем ночью. Он явно раскаивался в содеянном или делал вид, что раскаивается.

– Ох, девчонки, простите меня. Сам не помню, что творил. Вы на меня не сильно сердиты?

– Вообще-то есть немного.

– Простите! – взвыл Сергей. – Все искуплю. Что я тут у вас испортил? Окно разбил? Починю. Зеркало сломал, ну, у вас ведь уже висит новое. И вот вам еще от меня…

И, покопавшись за пазухой, он извлек довольно сильно помятую и подтаявшую плитку шоколада. Жанна с возмущением уставилась на подношение. Что? Шоколадка? Просто шоколадка и ничего больше? Даже не коробка конфет и не торт? Не говоря уж о том, что являться к дамам без пышного букета цветов в руках – это непростительно. И цветы должны быть покупными, а не с клумбы, пусть даже и своей собственной. А тут вместо всего этого великолепия какая-то жалкая плитка, по внешнему виду завалявшаяся где-то на полке в магазине, уцененная или даже вовсе выброшенная за негодностью. В глазах Жанны это было оскорбление еще хуже вчерашнего.

Но Катя была настроена не столь строго. Она быстро цапнула шоколадку и, сорвав с нее обертку, принялась с аппетитом жевать. Этим она вызвала у Сергея довольную ухмылку, а у Жанны гневную гримасу. Марина молчала, сохраняя нейтралитет. Шоколада из рук Сергея ей что-то не хотелось. И цветов не хотелось. И конфет. И вообще ничего ей от него не хотелось, а хотелось, чтобы он исчез и никогда больше не появлялся.

– Ну что? Мир?

– Мы с тобой и не ссорились.

– Знаю, сам виноват. Только вы уж меня простите. А то отец с дядей говорят, полиция к вам сегодня утром снова приезжала.

Девушки с пониманием переглянулись. Так вот чего Сергей такой шелковый! Перетрусил, поди, что они на него заявление в полицию напишут и что ему придется по всей строгости закона отвечать за вчерашний дебош в доме у подруг.

– Следователь не по твою душу приезжал.

– А, вон оно как! Это и к лучшему. А то я вам прямо скажу, ничего из вчерашнего не помню. Батя говорит, будто бы я ворота ему машиной вышиб. А где машина, я и не скажу. Нету ее.

То-то Марина не обнаружила ее с утра.

– А что к Ритиному брату ездил? Это ты помнишь?

– Я? Вон оно, куда я рванул. А к кому ездил? К Гансу или к Витьке?

– К Гансу. Как съездил-то?

– Не знаю. Не помню ничего.

– Нашел дочку?

– Говорю, не помню!

У Сергея глаза снова начали наливаться кровью, и подруги сочли за благо замолчать.

– Очнулся я уже под утро у нас во дворе, в руках ремень от штанов, сам не помню ничего, машины нет. А брат с батей и дядькой твердят, чтобы я шел перед вами извиняться. Вот я и пришел.

Подруги с сомнением смотрели на Сергея. Они не знали, как им реагировать. Вроде бы человек предлагает им мировую. Надо бы его простить… или не надо было? Конечно, вчерашняя обида здорово мешала принять правильное решение, она была еще очень сильна. Но в то же время они понимали, что вряд ли за хулиганство Сергея посадят надолго, если вообще посадят. А если его не посадят, значит, оставят разгуливать на свободе. И что? Они будут жить и знать, что где-то рядом бродит неуправляемый псих, имеющий на них зуб?

Катя нашла третейское решение:

– Мы тебя прощаем, но… к нам ты больше не приходи.

– Годится! Заяву на меня когда заберете?

– Мы и не писали ничего.

– Нет? А братуха говорит, что с утра полиция к вам приезжала. Думал, что по мою душу.

Так вот правильно подруги догадались! Вовсе не раскаяние двигало Сергеем, а страх. Вот почему он так резво прискакал и так почтительно держался. Испугался, что за вчерашнюю выходку ему придется отвечать в полиции. А тут еще убитая жена и пропавшая дочка. Это все может сыграть против него.

Ведь если следователь думает, что Сергей добрый муж и хороший отец, то это одно дело. А если он узнает, что Сергей в пьяном угаре способен на неадекватные, грубые и жестокие поступки, – это уже другое. Тут следователю впору задуматься, а не мог ли сам Сергей и прикончить женушку. А дочку похитить для отвода глаз или, опять же, по каким-то своим соображениям. Подозрительный, одним словом, образ вырисовывается. Совсем не такой, каким рисовался Сергей трезвый.

– А что у вас тут случилось? Плохо кому-то было? Батя видел, как «Скорая» прикатывала. Вроде бы к вам.

– Не твое дело. Иди ищи свою дочку.

– Ладно, девчонки. Но если вам чего подсобить понадобится…

Договорить ему девушки не дали:

– Со своими проблемами мы сами разберемся.

– Бывайте тогда! – отсалютовал им Сергей. – Покеда!

И очень довольный тем, что так легко отделался, потопал обратно. Подруги смотрели ему вслед с большим сомнением. Когда человек пытается угрожать насилием и пускает в ход руки – это уже само по себе должно настораживать.

– Мы должны были сказать следователю, что Сергей учинил ночью. А мы попросту струсили!

И у всех трех подруг появилось тягостное ощущение ошибки, которую они совершили частично из страха, а частично из глупости, которую приняли за милосердие.