Глава 26
За год, что Инга не была у Сергея, его холостяцкое жилище обросло женскими вещами: с вешалки свисали цветастые шарфы, на стенах бледно-бежевого цвета появились яркие рамки. Серёжа и Даша. Даша и Серёжа. Она прижимается к нему. Он целует её в щёку. Счастливая пара.
Инга поставила сумку на пол в прихожей, скинула босоножки, походила по квартире, вглядываясь в лицо новой пассии бывшего мужа на фотографиях. На кухонном столе стояла ваза с засохшими розами. Видимо, перед отпуском Сергей подарил Даше цветы, в день отлёта они ещё не отцвели, выкинуть было жалко. Инга сунула букет в ведро, ополоснула вазу. Кран отплёвывался рыжими сгустками – горячую воду дали только сегодня с утра. Помыла миску Кефира с засохшими остатками корма.
Как жаль, что Серёжа отвёз его к родителям! Зарыться бы в его пушистую шерсть, поцеловать в мокрый нос!
Устало присела на угловой диван. До возвращения дочери больше недели. За это время надо успеть привести в порядок свою квартиру. Сменить замки. Эдик настаивал, что необходимо заменить входную дверь полностью. Он взялся рьяно помогать с уборкой и ремонтом, за что Инга была ему очень благодарна.
Она поставила чайник, открыла окно. Скинула Марата – последние пару дней он названивал без остановки, – набрала Холодивкер. Занято. Набрала снова.
Ну что ж, пока поживу тут. Спасибо, Серёж.
Indiwind
Подключен (а)
запрошенныйфайл в приложении
Inga
Подключен (а)
Почему так долго? Спасибо
Indiwind
Подключен (а)
старых планов не было электронной базы
это отсканированный ручной чертеж
ты повезло что вообще нашёл
Инга подключила ноутбук к Серёжиному принтеру, распечатала цветную схему. На титульном листе было написано: «Геоподоснова Красногвардейского района. 1937 год». В глазах зарябило от красных и синих линий.
Я никогда в этом не разберусь.
Она разложила листы на столе, быстро сопоставив, какой из них куда. Из папки с лаконичной надписью «Джи» достала ксерокс геоподосновы, который сделала со схемы Кирилла. Карта, находившаяся в распоряжении полиции, явно не совпадала со старой схемой.
– Ты как там? – спросила она в трубку.
– Жива. На кухню зарулила. – Судя по голосу, Холодивкер жевала.
Голову Эвелины обнаружили на Димитрова, 2. Инга взяла красный фломастер, ища этот адрес на карте.
Холодивкер молчала, но трубку не вешала. Похороны Мариам дались ей тяжело.
– Как Вертман? – спросила Инга.
– Ну как он может быть? Никак. Чёрный от горя. Леонора его тоже. Одноклассников Мариам пришло много.
Инга с трудом нашла на схеме дом, поставила крестик. К точке, в которой находился отстойник, где нашли голову Эвелины, вела синяя труба. Инга сверилась с условными обозначениями: 70 см, самый большой диаметр. Голова вполне могла пройти.
– Холодильничек, – прошептала она, – как ты думаешь, если бы я сразу сказала тебе, что украла таблетки из сумки Мариам, если бы ты забила тревогу, может быть, мы… могло быть всё по-другому?
– Ты думаешь, я не догадалась? – рявкнула Холодивкер. – Сначала мы видим Мариам в «40К», потом приходим к ним в гости, девочка тощая. Конечно, я поняла, что ты не просто так забыла шарфик! Бесилась, что ты мне сразу не сказала. Скрывать что-то от меня решила.
– Просто невозможно поверить… на ужине она выглядела вполне здоровой. Если бы я… я и представить не могла, что всё так серьёзно…
– Белова, ты это брось! Даже не думай, слышишь? Я позвонила ему сразу, а потом ещё раз, и ещё – когда результаты экспертизы пришли и стало ясно, что бить тревогу надо. Родители, они так часто бывают слепы… «Леонора разберётся», – горько передразнила она Вертмана и снова замолчала.
Инга смотрела на схему. По трубе шли голубые стрелки – направление подземного течения. Она упёрлась ногтем в первую и стала медленно, чтобы не сбиться, идти «против течения», перешагивая с одной на другую.
Трубы, уходящие к домам, были узкие – всего двадцать сантиметров в диаметре. Значит, в этом Кирилл прав: голова не могла приплыть из домов, скорее всего она каким-то образом попала в открытую канализационную решётку на улице. Но вот в какую, как и где? Насколько Инга могла понять, решётки сливов на схеме обозначены не были.
– Мы тут не виноваты, – твёрдо сказала Женя. – Но кто-то же виноват. Этот чёртов Химик, который… который…
– …Вертман и есть… – продолжила за неё Инга, и впервые Женя не возмутилась, не закудахтала, как курица, не обиделась.
На рубеже двух кварталов труба расходилась на четыре ответвления: две синие и две оранжевые линии. Инга отметила «перекрёсток» зелёным. Ещё раз сверилась с условными обозначениями: диаметр оранжевой трубы – 30 см. Значит, оставалось только два пути.
– То ли ты меня накрутила, то ли ещё чего, но мне сегодня показалось, что он не только горем придавленный. Он виноватым себя чувствует. Эти фразы на поминках…
– Я тебя не накручивала. – Инга продолжала «идти» пальцем по стрелкам. – Это факты, которые ты отрицала. Арег – владелец Vitaclinic. Вертман варил таблетки. Эвелина была помощницей Арега, воровала Витазидон. Именно за это, а не за Тамару, её и убили. Причём, Холодильник… кажется, я знаю, где и когда.
– Так… – Холодивкер приободрилась.
– Я сейчас колдую над старой геоподосновой. Там от стока, в котором нашли голову Джи, разветвление идёт, и всего две трубы нужного диаметра. Холодильник, я уверена, что её унесло в старую ливнёвую канализацию.
– Это и ёжику понятно, ты мне скажи, откуда она приплыла?
– Первый возможный адрес – Знатьевская, 8. Это… я сейчас скажу тебе, – Инга набирала в Яндексе, – торговый центр «Китёнок». А вот второй… все дороги ведут в Рим! Садово-Петровская, 10.
– Vitaclinic! – выдохнула Женя.
– Эвелину убили в клинике и скинули голову в открытую решётку канализации! Какой, ты говорила, диапазон времени наступления смерти был?
– Дай бог памяти, – Холодивкер задумалась, – 5–10 апреля, если не ошибаюсь.
– Точно, сходится! От Vitaclinic до офисного здания на Димитрова, где нашли голову, судя по схеме, – восемнадцать километров по трубе. Чтобы она уплыла так далеко и застряла там в отстойнике, нужно было сильное течение.
– Ливень! – догадалась Женя. – В день, когда голова попала в ливнёвку, был сильный дождь!
– Помнишь, в начале апреля сутки лило? Последние сугробы смыло, в «Nасвязи» ещё все обнылись по поводу погоды. – Инга рыскала в Интернете. – Есть! Это было восьмого числа. Холодильник, Эвелину убили восьмого апреля!
– Белова, ну ты даёшь! – прошептала Женя. – Подожди-ка! А почему тогда инженер и все остальные, кто лазил в отстойник, не заметили эту трубу?
– Не знаю, – растерялась Инга.
– Видать, ввод этой трубы ниже уровня основных, – рассуждала Холодивкер, – и ниже уровня воды.
– Короче, едем туда! – Инга обвела здание клиники красным.
– Полвосьмого вечера, ты сдурела? Кого ты там застанешь? – Холодивкер поперхнулась.
– Через полчаса у клиники! – Инга, не читая, стёрла эсэмэс от Марата и глянула на экран ноутбука.
Indiwind
Подключен (а)
еще поделу ты интересно будет
Инга ткнула на прикреплённый файл и начала читать.
* * *
Вечер был белый, будто стоял в молоке. Не туман, а хрупкий прозрачный воздух. Лет в четырнадцать Инга ждала от таких летних сумерек гитары, костра и острой, как ветка облепихи, влюблённости. Сейчас она быстро шла по Садово-Петровской, и сердце стучало: тайна может быть разгадана прямо сегодня.
Холодивкер она вычислила по красной горящей точке в глубине подворотни. Инга подошла сзади и положила руку на плечо подруге, та чуть не сбросила её.
– Ты, блин, совсем съехала! – начала Холодивкер шёпотом, но Инга прервала:
– Смотри!
– Что это ещё за хрень? – Женя вглядывалась в экран Ингиного айфона.
– Договор купли-продажи, – угрюмо сказала Инга. – ЗАО Vitaclinic. Некто Ломышев И. И. продал сто процентов акций Петряеву В. Н. – на дату посмотри.
– 24 июня, – прочитала Холодивкер.
– День смерти Арега, – кивнула Инга. – Клиника была основана в начале двухтысячных, Агаджанян не владел ею напрямую. Поставил гендиром и владельцем какого-то пустышку, платил ему за это процент. Это тогда была общая практика.
– Как Фунт в «Золотом телёнке», – поняла Холодивкер.
– Точно, – подтвердила Инга. – И этот Фунт продаёт клинику за несколько часов до смерти Агаджаняна. И не кому-нибудь, а Петрушке.
– Какое совпадение. – Подруги хмуро посмотрели друг на друга.
– Ты всё ещё уверена, что хочешь туда? – уточнила Женя. – Может, Архарову звякнем?
– Он отстранён. – Инга убрала телефон. – Не будем его подставлять. Пошли.
– Даже если твоей Эвелине тут башку оторвали, что мы сейчас-то сделаем? – упиралась Холодивкер. – Надо же расписать подозреваемых: тут их вал, и каждый связан с Vitaclinic. Тамара? – Инга отрицательно покачала головой. – Ладно, не Тамара. Петрушка? Его головорезы? Сам Арег? Химик? Тот, кто сейчас занимается переделом рынка таблеток? Ты что, думаешь, орудие убийства, окровавленное и ржавое, два месяца лежит тут посередине газона, ждёт на…
Она осеклась на полуслове.
– Мы никогда не смотрели на эту клинику как на место преступления. А угол зрения ох как важен, – сказала Инга.
Женя, не обращая внимания на её слова, уставилась куда-то немигающим взглядом.
– Холодильник… – начала было Инга, но Холодивкер перебила её шипением:
– Погрузчик!
В глубине двора, который огибал здание клиники огромной буквой «П», двое рабочих что-то выгружали из видавшего виды грузовика. Задний борт его кузова был откинут и спущен вниз: так он превращался в небольшую, в рост человека, погрузочную плат- форму.
– Не погрузчик, а грузовик с гидролифтом, – машинально поправила Инга.
– Какая разница? – шипанула Женя и направилась к рабочим. – Что разгружаем? – бодро спросила она.
Инга заметила, что походка у неё стала вальяжной, руки в брюки, шаг полукругом, широкие штанины едва за ногами поспевают. В любой другой ситуации Инга бы уже покатывалась со смеху, но сейчас её потрясывало от предвкушения: она чуяла, что Женя идёт по следу убийцы, идёт правильно, хотя пока совершенно не понимает куда.
Старший рабочий, сухой и заросший по глаза, неодобрительно глянул на них, пожевал губами и ответил:
– Ограждения меняем.
Он нажал зелёную кнопку на похожем на светофор пульте, толстый шнур которого вёл в кабину грузовика. Задняя дверь-платформа опустилась почти до земли. Второй рабочий на виловом погрузчике легко подхватил несколько коробок.
– Платформа немного погнута, – сказала Женя тихо. – Брат, машина эта клинике принадлежит?
– Хозяйская вроде, – кивнул он, – давно её вожу.
– Паркуешь здесь всегда? – Холодивкер оглядывала землю. – А ключи? На охрану сдаёшь?
– Сдаю… – удивленно подтвердил рабочий. – Женщина, вам чё надо?
– Есть! – Холодивкер жестом позвала Ингу. – Смотри!
У бордюра в паре шагов от припаркованного грузовика беззубым ртом зияла сломанная грязесборная решётка.
– Вот оно что! Это была случайность! – Холодивкер ликовала. – Вот что у меня всё это время не складывалось, а теперь сложилось!
Ласково, глядя на Женю как на умалишённую, Инга попросила:
– Расскажи, что сложилось, а? Я пока ничего не понимаю.
– Её кислотой траванули, а голову случайно отодрали подъёмником этим! – Женя возбуждённо смотрела на неё. – Непонятно? Гляди!
Она быстро уселась на платформу и, вскинув ноги, легла на бок. Подложив под ухо вместо подушки руки. Женя потрогала край платформы.
– Вот он – неровный срез. Поднимай! – скомандовала она рабочему.
– Сдурели, это вам не аттракцион! А ну-ка слезай, говорят тебе! – Рабочий завращал глазами, не зная, что делать с сумасшедшей тёткой.
– Поднимай! – повторила за Холодивкер Инга.
– Жми на кнопку, получишь результат. – Холодивкер самодовольно поправляла задравшуюся на животе футболку.
Рабочий остолбенел от такой наглости. Инга решительно подошла к нему и нажала большую зелёную кнопку. Медленно, сотрясаясь под тяжёлым грузом, подъёмник пошёл вверх. Инга увидела, что под весом Холодивкер он прогнулся ещё сильнее. Теперь было ясно, что, когда он достигнет уровня кузова, между ними останется зазор. Женя тем временем свесила голову вниз, будто большой ребёнок, разглядывающий жуков в траве.
Платформа начала закрываться. Холодивкер покатилась внутрь.
– Стоп! – закричала Инга.
Мужик нажал на красную кнопку. И вовремя: съехав в кузов грузовика, Женя шеей застряла в зазоре между ним и погнутой платформой. Ещё чуть-чуть, и механизм отрубил бы ей голову.
– Едрить твою под коромысло! – заорал рабочий. – Бабы с глузду совсем съехали! Ванька, глуши мотор от греха!
– Он убил её где-то тут, в клинике, и вывез тело на этом грузовике. – Инга смотрела, как платформа опускается обратно и Женя с неё слезает.
– Тогда лило как из ведра, – продолжила за неё Холодивкер. – Убийца наверняка уже за рулём сидел и вообще не заметил, как Эвелине оторвало голову. А голова юрк – и в трубу через сломанную решётку.
– Он, небось, вернулся потом, рыскал, а головы и след простыл, – сказала Инга. – Не похоже это на профессионалов Петрушки. Кажется, мы действительно раскрыли убийство Джи.
– Я притушу твою радость. Осталась мелочь – найти и посадить убийцу, – язвительно заметила Женя.
– Да и убийца у нас есть. – Инга тоскливо посмотрела на Холодивкер. – Вертман Анатолий Ефимович.
– А вот это ещё надо доказать. – Женя не ответила на её взгляд.
– Позвони ему, поговорим.
– У тебя совесть есть? Он дочь сегодня похоронил, – глухо отпиралась Холодивкер.
– Холодильник, звони. Попробуй с ним встретиться.
Женя мрачно стояла у грузовика, переступая с пяток на мыски. Эйфория прошла, она уже почти жалела, что им удалось понять, как и откуда голова Эвелины попала в отстойник на Димитрова.
Инга не мешала. Холодивкер достала телефон, набрала номер.
– Никто не подходит, – сказала через минуту.
– Звони ещё, – тихо скомандовала Инга.
– Хватит на меня так смотреть, дыры прожжёшь, – проворчала Женя. Она набирала. Снова, снова и снова. – Не подходит! Чего ты от меня хочешь?!
– А ну-ка, ещё раз набери, – Инга отошла от неё на пару шагов, – последний, обещаю.
Холодивкер обречённо ткнула в экран.
– Слушай! – приказала Инга.
В вечерней тишине что-то ритмично вздрагивало и затихало параллельно гудкам.
– Телефон на вибрации, и он где-то здесь, – Инга пошла на звук, – давай-ка ещё.
Они обогнули правое крыло клиники и упёрлись в клумбу, засаженную разными сортами красивых колосистых трав, люпинами и сиреневыми колючками, названий которых Инга не знала. Телефон, будто огромный шмель, жужжал оттуда.
Инга опустилась на колени и стала рыскать в траве.
– Нашла! – Экран вертмановского смартфона, разбитый в нескольких местах, светился в люпинах. «Женя» – скакало по чёрно-белой фотографии стройной симпатичной девушки, в которой с трудом можно было узнать Холодивкер.
– Он потерял телефон! – удивилась Женя.
– Или выкинул. – Инга смотрела на здание, у стены которого они теперь стояли. Выкрашенное в такой же бледно-жёлтый цвет, что и Vitaclinic, оно явно относилось к ней, но не было предназначено для пациентов. – Например, вон из того окна на втором этаже.
– Ну что ж, идём, – согласилась Холодивкер.
Дом был старым и небольшим: видимо, раньше это был флигель при городской усадьбе. Само здание усадьбы занимала клиника. Как и с большинством московских домов девятнадцатого века, с ним случилось несчастье под названием «реконструкция» – остались неизменными только внешние стены.
Инга толкнула входную дверь, и та легко открылась внутрь полутёмного коридора. Изнутри здание казалось похожим на выпотрошенную курицу: двери распахнуты, повсюду беспорядок.
– Он наверху. – Холодивкер показала на потолок.
Со второго этажа доносилось приглушённое звяканье, время от времени на пол что-то падало.
По мере того как они продвигались внутрь, Инга заглядывала во все двери. Это было похоже на офис по торговле фармацевтикой. Столы, компьютеры, медицинские шкафы. Везде пусто, сотрудники уже ушли домой.
Раздвижные двери на втором этаже, похожие на железный лифт, тоже были приоткрыты: в щель Инга увидела огромное помещение, напоминавшее кухню ресторана. Тут тоже везде был бардак: пластмассовые контейнеры свалены в раковины, на полу блестело стекло, шкафы с картотеками открыты, папки вывалены на столы и на пол. Приборы, на вид очень дорогие, из которых Инга узнала только микроскоп, грудой лежали под окнами.
Вертман, растрёпанный и серый, стоял возле шредера, прислонившись виском к стене, и методично, бумажка за бумажкой, скармливал ему какие-то документы. Он тяжело дышал, седая прядь прилипла ко лбу.
– Толя! – Холодивкер вошла в разгромленную лабораторию и остановилась в нескольких шагах от Вертмана, боясь к нему приблизиться.
Тот равнодушно скользнул глазами по её лицу, не выказав никакого удивления. Инга осталась на пороге лаборатории за Жениной спиной.
– А ты знаешь, Женя, что для утилизации реактивов нужно оформлять паспорт отходов? – Вертман отступил от шредера, который продолжал урчать, будто от голода. – Нельзя их, знаешь ли, спускать в канализацию или… сжигать, например. – Он подошёл к стеклянному шкафу, в котором стояли пробирки с жидкостями, подписанные от руки и с напечатанными табличками.
– Это дело твоей жизни, – Холодивкер говорила тихо, – я все эти годы так… уважала тебя. Ты стал большим учёным, Толя.
– Главное – уничтожить разработки и молекулу. – Вертман обернулся на разбитый компьютер. – Оно всё было здесь. Всё было здесь.
Методично, не спеша, он доставал с полок колбы и пробирки, ставил возле раковины на стол.
– Анатолий Ефимович, мы выяснили, что Эвелина Джи была убита в этой лаборатории. – Инга решила не вдаваться в подробности.
Ему нечего терять. Он такой чёрный от горя и вины, что на него больно смотреть. Он сейчас признается. Дальше я потяну за эту нить, и мы выясним, зачем он убил остальных.
Вертман никак не отреагировал на фразу, казалось, вообще ничего не заметил. Он пустил воду, открыл одну из пробирок и вылил содержимое в раковину, выкинув пустую склянку куда-то вбок.
– Такие, как я, Женя, мы паразиты. – Он говорил спокойно, будто выступал на конференции, и бархатный его голос производил зловещее впечатление в сочетании с выбившейся из брюк рубашкой и размётанными волосами. – Вот ты говоришь – большой учёный. А на самом деле я – паразит. Люди всегда были для меня «человеческим материалом». Крысиная жизнь, – он кивнул на клетки с лабораторными мышами. Маленькие животные метались по своим прозрачным жилищам, тыкали в стекло розовые носы, вставали на задние лапки, – и та была для меня важнее, хотя… что я лукавлю: на крыс паразитам тоже плевать. Они все поменялись, в крайней была серая, у окна – с полоской на пузе, но разве ж я спросил… мне на всё было плевать. На всё.
Холодивкер молчала. Опустошённые пробирки летели во все стороны. Разбивались, жалобно позвякивая.
– Что я хотел? Спасти человечество? Изобрести таблетку от СПИДа? Микстуру от рака? Как Флеминг, заново вывести пенициллин? Нет, Женя. Денег – вот чего хотят паразиты. Денег, и чтобы такие люди, как ты, считали меня большим учёным.
– Что у тебя там? – Холодивкер в волнении сделала шаг вперёд. – Льёшь всё подряд…
– Ну что ты, разве я не знаю? Большие учёные знают всё. – Вертман улыбнулся. – Объясни вон своей подруге, чем взрывоопасные вещества от взрывчатых отличаются. Для химического превращения, горения или взрыва, – он словно цитировал учебник, – большинства взрывоопасных веществ обязателен кислород воздуха, в то время как взрывчатые вещества способны к разложению со взрывом и в отсутствие оного. Кстати, Инга правильно меня подозревает, – продолжал он без перехода, – я убийца. – Вертман поднял глаза на Холодивкер. – Я убил их всех… – Пробка не поддавалась, и он вцепился в неё зубами, – в этой лаборатории.
Он наклонил открытую колбу, перекатывая по дну её содержимое: мелкие камушки, похожие на чёрную икру.
– Стронций!
Холодивкер кинулась к Вертману, пытаясь вырвать у него из рук пробирку.
Инга не сразу поняла, что произошло: сначала раздался громкий хлопок, потом она увидела, как Женю откинуло назад. Чёрный взрыв закоптил потолок, оплавил полки. Вертман, охваченный тёмным пламенем, молча оседал на шредер. Инга завороженно смотрела, как быстро вспыхнула на нём рубашка, как зашлись, будто сухие щепки, волосы, как огонь перетекает с него на бумаги. Вертман не катался по полу, не пытался сбить пламя. Медленно, утробно, он закричал от боли, вцепившись себе в лицо:
– А-А! А-А-А! – Казалось, это воет животное.
Запищали, забились в клетках мыши.
Инга бросилась к Жене. Та лежала на спине. Брови и чёлка были опалены. Из щеки и над глазом торчали осколки. Пламя кругами расходилось по лаборатории, будто мебель была облита бензином.
– А-А-А-А-А!
Что-то начало хлопать в дальнем шкафу с реактивами.
– Вот же чёрт!
Инга попыталась приподнять Холодивкер, но у неё не получилось.
Тогда она схватила её под мышки и изо всех сил потащила в коридор, подальше от огня, попутно замечая, что руки у Жени обожжены, из правой ладони тоже торчит стекло.
Дело шло очень медленно. До железных дверей оставалось добрых десять шагов, когда взорвалось ещё что-то в дальнем углу, по лицу и рукам прошла жаркая волна. Вертман наконец перестал кричать, упал на спину, Инга услышала стук затылка о плитку.
Дышать стало нечем. Тошнило.
– Холодильник! – В отчаянии Инга попыталась крикнуть, но сразу же пожалела об этом: лёгкие обожгло, на выходе получился писк.
Женя открыла глаза. Мгновенно сообразив, что к чему, она встала на четвереньки и выволокла Ингу из лаборатории, задвинула железные двери. Инга обернулась и успела увидеть, как огонь валит шкафы на пол, жрёт всё подряд.
– Там Вертман! – Инга схватила стоявший у лестницы огнетушитель, чтобы броситься назад.
– Белова! – Холодивкер кривилась от боли, слёзы текли у неё по щекам, огибая воткнувшиеся в них осколки. – Толи больше нет. Нам нужно мотать отсюда, и по-быстрому. Сейчас может серьёзно бахнуть!
