Книга: Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

Лондон, 1785
Готовясь к побегу, Жанна каждый день совершала длительные прогулки по саду. Мария, посвященная в тайну своей госпожи, не уставала ее отговаривать. Но графиня была непреклонна, хотя сама себе боялась признаться, что ей страшно покидать этот гостеприимный дом и Англию и пускаться в неизвестность с ребенком в чреве и бриллиантами под мышкой, которые еще нужно было реализовать. Вот почему, уже достаточно окрепнув, она оттягивала момент побега. Гастон был с ней чрезвычайно предупредителен, он пока не заговаривал о женитьбе, а когда вышел первый тираж мемуаров, устроил Жанне ужин с шампанским.
– Я говорил с вашим издателем, – наливая вино в бокал, признался граф. – Ваши книги идут нарасхват. На них можно неплохо заработать.
– Сколько? – поинтересовалась де Ла Мотт.
– Еще сто тысяч ливров, – предположил де Гаше и поднял бокал. – За вас, дорогая Жанна! Надеюсь, вы когда-нибудь смилостивитесь над бедным мужчиной, страстно влюбленным в вас, и не отвергнете его предложение руки и сердца.
– Все может быть, – уклончиво ответила женщина, слегка пригубив шампанское. – Извините, что из-за своей беременности не могу отметить выход книги как следует. Но вам ничто и никто не запрещает опустошить бутылку.
– Вы правы, – ответил Гастон и снова наполнил бокал. – А теперь я выпью за вашу кровожадность!
Жанна подняла брови.
– За мою кровожадность? Разве я кого-нибудь убила или покалечила? Насколько мне помнится, недавно чуть не прикончили меня.
Гастон расхохотался. Он заметно опьянел.
– Возможно, я неверно выразился, – сказал он и бросил на стол тоненькую брошюрку. – Издатель опубликовал не только вашу книгу, но и это письмецо.
– Какое письмецо? – Щеки Жанны раскраснелись от волнения. – Я не давала ему никакого письма.
Граф подмигнул.
– А вы посмотрите. Может быть, вспомните, когда и где вы его писали.
Дрожавшими руками графиня взяла брошюрку. На обложке красовалось название: «Письмо графини Валуа Ла Мотт к французской королеве».
– О боже, – проговорила она и открыла первую страницу. На нее пахнуло свежей типографской краской.
– Прочтите дальше. Я уже имел удовольствие, – попросил де Гаше, снова наполняя бокал. – Прочтите вслух, мне нравится ваш стиль.
– «Недоступная твоей бессильной злобе (подавись ею), – покорно прочитала госпожа де Ла Мотт, – сообщаю тебе, что отрываюсь от второй части своих мемуаров только для того, чтобы пожелать тебе гибели…» – Она вздохнула и отшвырнула книжонку. – Этого я не писала, дорогой граф. И вы не правы, это не мой стиль. Я никогда не позволяла себе обращаться к ее величеству на «ты» и никогда, несмотря на обиду, которую она мне нанесла, не желала ей гибели. Пусть Мария швырнет это так называемое письмо графини де Ла Мотт, писанное кем-то от моего имени, в камин.
Глаза Жанны разгорелись и дивно блестели. Черные волосы разметались по плечам. Гастон любовался ею и с горечью думал, что она никогда не станет его женой. Жизнь с мужчиной средних лет в Англии слишком скучна для этой женщины. Он наклонил голову.
– Да, графиня, я вам верю, однако с ужасом думаю, что будет, если это письмо попадется на глаза Людовику и его жене. Лучше бы вам не покидать мой дом в одиночестве. Лондон кишит агентами его величества.
– Да, да, конечно. – Жанна вытерла губы салфеткой и встала. – Спасибо вам за романтический ужин! Если бы вы знали, как давно никто не делал для меня ничего подобного.
– Оставайтесь в этом замке как хозяйка, и я буду угощать вас шампанским каждый день. – Гастон встал и подал ей руку. – Вы обещали подумать. Чем скорее вы примете решение, тем будет лучше.
Жанна склонилась в реверансе.
– Благодарю вас за все.
Граф учтиво проводил женщину до ее комнаты, и, как только его шаги затихли в конце коридора, Жанна вызвала Марию.
– Закажи экипаж, – приказала она. – Пусть ждет меня завтра в полночь за квартал от особняка графа.
Служанка заломила руки.
– Госпожа, сколько раз я просила вас, чтобы вы одумались, но вы этого не сделали! Одумайтесь сейчас, пока не поздно!
Жанна покачала головой.
– Мария, – она встала и взяла холодную руку девушки, – за последнее время ты стала больше моей подругой, чем служанкой. Я ценю твою преданность, и мне очень жаль, что ты не едешь со мной. Но это твой выбор, и я уважаю его. Отнесись же и ты с уважением к моему выбору.
Служанка стояла молча, по ее круглым щекам катились слезы.
– Мне нельзя оставаться в доме графа де Гаше, – продолжала Жанна. – Мало того, мне вообще нельзя оставаться в Лондоне. Король и королева Франции имеют достаточно гнусностей, написанных моей рукой, чтобы ненавидеть меня и желать моей смерти. Я не могу быть в безопасности даже в этом особняке. Мне необходимо убежать в такую страну, где никто не слышал о Жанне де Валуа де Ла Мотт и где нет агентов Людовика XVI. Только там я смогу дожить до глубокой старости и умереть своей смертью. Ты поняла меня, мой друг?
Девушка вытерла слезы и всхлипнула:
– Да, госпожа. Завтра вас будет ждать экипаж.
Услышав ее слова, графиня заметно повеселела.
– Вот и умница. Кучер может запросить большую цену – не торгуйся. Деньги у меня есть. – Она достала спрятанный на груди кошелек, расшитый бисером, и вытащила одну банкноту. – Мне нужно кое-что еще, моя милая. Ты права, опасно путешествовать одной с большими деньгами. Мне необходим пистолет. Думаю, прожив долгое время в Лондоне, ты знаешь, где его приобрести.
Мария немного подумала.
– Да, госпожа, я найду то, о чем вы просите.
– Спасибо. Спокойной ночи, дорогая.
Проводив служанку, графиня достала дорожную сумку и принялась набивать ее вещами. Заботясь о своей гостье, в которую к тому же был влюблен, Гастон часто делал ей подарки в виде роскошных нарядов, и Жанна подумала, что многие из них можно неплохо продать в той стране, куда ее забросит судьба. Но будет ли она в безопасности хоть где-то? Не достанет ли ее длинная рука короля даже в самом отдаленном уголке света? Теперь гнев монарших особ ее не радовал, а пугал. Мало того что к ним попали мемуары, полные скабрезностей, так еще это письмо, которое она не собиралась опубликовывать. Жанна написала его в гневе, а потом забыла о нем. Наверное, оно затерялось среди страниц рукописи, которую она недостаточно хорошо просмотрела перед поездкой к издателю. Пройдоха Кар, разумеется, не мог пройти мимо и опубликовал этот пасквиль без ее согласия. Может быть, лучше написать королю о том, что она не имеет никакого отношения к этой брошюре?
Повинуясь внезапному порыву, графиня придвинула к себе лист бумаги и макнула перо в чернильницу. Боже, как давно она ничего не писала! Теперь женщина обдумывала каждое слово, которое, возможно, могло спасти ей жизнь. «Ваше величество, – начала она, – я глубоко возмущена многочисленными клеветническими пасквилями, которые распространяются в народе от моего имени. Мне столь же коварно, сколь нелепо и святотатственно приписывают самые и самые кощунственные обвинения. Я публично и торжественно отказываюсь от этих гнусных писаний…»
«Завтра попрошу Гастона отправить мое послание во Францию, – решила она. – Завтра… завтра… Последний завтрак с графом, последние обед и ужин… и больше он никогда не услышит обо мне. Что же, тем лучше для него. Зачем ему авантюристка, беременная чужим ребенком? Я спасаю не только свою жизнь, я спасаю и Гастона от опрометчивого поступка».
Жанна легла в постель, не раздеваясь, и долго не могла уснуть, думая о завтрашнем побеге.

 

Рано утром Мария постучала в ее комнату. Графиня молниеносно вскочила и открыла дверь. У нее раскалывалась голова, перед глазами плыли круги. Предприятие, которое она задумала, теперь пугало, однако она не видела другого выхода.
– Я еле договорилась с кучером, – прошептала девушка, задыхаясь. – Никто не хотел ехать за тридевять земель.
– Почему за тридевять? – удивилась графиня. – Всего лишь до порта.
– Не знаю почему. – Служанка сложила руки на груди. – Я пообещала кучеру две тысячи ливров.
– Если бы ты сказала десять, я дала бы десять, – успокоила ее Жанна. – Где и когда меня будут ждать?
– Я провожу вас, – сказала Мария. – Кучер отказался ждать в квартале от дома, уж не знаю почему. Вам придется пройти два.
– К сожалению, заказывает музыку этот человек, – вздохнула Жанна. – Если надо, я пройду и три. И тебе необязательно сопровождать меня.
– Я все равно провожу, – упрямо бросила служанка. – Давайте я помогу вам собраться и причешу вас. Скоро завтрак, и граф будет удивлен, увидев вас такой бледной и встревоженной. Вы ничем не должны показывать, что сегодня покинете его. И… – она запнулась, – у меня есть для вас кое-что еще.
Она расстегнула корсаж и достала маленький пистолет.
– Мне показали, как он стреляет. – Служанка взвела курок. – И не нужно ничего заряжать. В нем целая обойма.
Жанна повторила все действия Марии. Она подумала, что жизнь все же заставила ее научиться обращаться с оружием.
– А сейчас нам точно пора. – Служанка бросила пистолет в раскрытую дорожную сумку госпожи.
– Да, да, ты права. – Графиня принялась расстегивать крючки на платье. – Помоги мне надеть свежее белье!
Мария быстро привела в порядок свою госпожу, и Жанна спустилась к завтраку. Она боялась поднять глаза на Гастона, чтобы он, с присущим ему чутьем, не прочел в них о задуманном предприятии. Впрочем, выглядеть беззаботной ей не удалось. Де Гаше заметил синие круги под глазами, тревожный, бегающий взгляд своей гостьи и поинтересовался:
– Что случилось, госпожа де Ла Мотт?
Жанна как могла изобразила веселость и беспечность.
– Ничего не случилось, мой друг, – сказала она, стараясь казаться спокойной, но голос предательски дрогнул: – Почему вы решили?
– Потому что уже успел изучить вас. – Он отодвинул стакан с недопитым чаем. – Отвечайте, что с вами происходит.
Графине не пришло в голову ничего лучшего, как сослаться на недомогание.
– Вы знаете, граф, в моем состоянии такое иногда случается. Если вы позволите, я уйду к себе в комнату и отдохну.
Гастон развел руками, как бы подчеркивая свое бессилие в данной ситуации.
– Да, конечно, идите.
Жанна быстро поднялась по лестнице и, прикрыв за собой дверь, открыла дорожную сумку. Благодаря стараниям Марии все вещи были собраны. Оставалось уповать на удачу. В полночь кучер повезет ее в Саутгемптон, где она сядет на корабль. Интересно, куда ей предстоит отправиться? Будет ли выбор? Если будет, скорее всего, следует выбрать Южную Америку. Она много слышала о ней. С деньгами Жанна там не пропадет. Ребенка поможет воспитать какая-нибудь чернокожая рабыня. В Новом Свете легче продать бриллианты и приобрести плантацию, скажем, с кофе или сахарным тростником. Ей говорили еще во Франции, что многие люди, отправившиеся туда на заработки с почти пустыми карманами, сделались миллионерами.
Жалко, конечно, что Мария не согласилась разделить со своей госпожой трудности путешествия, но в Южной Америке много чернокожих девушек, которые с лихвой заменят ей англичанку французского происхождения. Конечно, у графини будут проблемы с языком. В Южной Америке говорят в основном на португальском и испанском. Но ничего страшного. В конце концов она сама выучит местный язык и научит свою служанку или рабыню болтать по-французски.
Немного успокоившись, графиня решила прилечь и не заметила, как ее веки смежил глубокий сон. Сказалось волнение последних дней. Жанна проспала обед, не вышла к ужину, и встревоженный граф позвал Марию.
– Вы навещали госпожу де Ла Мотт?
– Да, но она нездорова. – Мария отвела глаза. – Знаете, в ее положении бывают дни, когда совсем не хочется есть. Мы договорились, что она позовет меня, если ей что-нибудь понадобится.
Гастон подошел к служанке и сильно сжал ее локоть.
– Мне кажется, за моей спиной зреет какой-то заговор, – произнес он с горечью. – Странно, что происходит это в моем собственном доме, а я ничего не могу сделать. Мария, умоляю вас, если госпожа де Ла Мотт что-то задумала, скажите мне! Эта женщина в таком состоянии, что порой не ведает, что творит. Ей нельзя покидать мой дом. После опубликованного письма ее жизнь в опасности. Впрочем, – он махнул рукой, – она давно в опасности. Один раз ее уже хотели убить, и только случай помешал негодяю довершить начатое. Теперь ее враги могут оказаться удачливее. Ну, Мария, если вы что-то знаете, не скрывайте от меня! Поверьте, я, как никто, хочу ей помочь.
Минуту служанка молчала. Ее так и подмывало рассказать правду, потому что господин граф был прав на все сто процентов. Графиня де Ла Мотт решила покинуть гостеприимный дом – и это верх глупости. Не лучше ли известить об этом графа? Она уже открыла рот, собираясь все выложить, но потом подумала, что таким образом предаст женщину, которая всецело ей доверилась, и ответила только:
– Нет, клянусь вам, никакого заговора нет. Если вы мне не верите, можете подняться в комнату графини. Она рассеет ваши сомнения.
Гастон отпустил ее локоть и пожал плечами. Тяжелые мысли не покидали его. Служанке, как она ни старалась, не удалось развеять его подозрения.
– Если вы, Мария, сейчас солгали, вы согрешили перед Богом, – торжественно произнес он. – Но это еще не все. Надеюсь, вы знаете, что делаете, и никто не пострадает из-за вашей лжи. Идите, вы свободны.
Служанка сделала реверанс и ушла в свою комнату. Ночное предприятие госпожи ее пугало не меньше, чем саму Жанну. Кучер, который наконец согласился везти графиню до Саутгемптона, показался ей ненадежным пройдохой. Однако другие или сразу отказывались, ссылаясь на расстояние, или заламывали огромную цену, и у служанки не осталось выбора.
«Когда я подведу свою госпожу к экипажу и еще раз взгляну на него, – подумала Мария, – я сделаю окончательный вывод, стоит ли ей садиться в карету. Если мне что-то покажется подозрительным, я отговорю ее ехать, по крайней мере, сегодня».
Так, купаясь в тревожных мыслях, Мария не заметила, как наступила полночь. Дом погрузился в сон уже в одиннадцать, и не увиденная никем служанка спокойно пробралась в покои Жанны.
– Нам пора, – шепнула она лежавшей на кровати госпоже. – Вставайте.
Жанна поднялась с постели. Она уже была полностью одета. Мария подхватила дорожную сумку, и они тронулись в путь.
– Идемте скорее, – сказала девушка, – мне кажется, граф что-то подозревает. Он может организовать за нами слежку.
Де Ла Мотт скрипнула зубами:
– Этого еще не хватало! Давай поторопимся. Ты никого не видела в холле?
Служанка покачала головой. Обе женщины почти сбежали по лестнице и беспрепятственно вышли в сад. Девушка тихо открыла калитку. Узкая улица возле дома еле освещалась одиноким газовым фонарем. Две темные фигуры свернули в переулок и сразу провалились в кромешную темень.
– Черт возьми! – выругалась Жанна. – Кажется, я попала каблуком в выбоину. Если так пойдет дальше, я рискую сломать ногу.
– Вы же сами просили, чтобы экипаж не мелькал возле дома, – оборвала ее Мария и умоляюще проговорила: – Еще не поздно вернуться! В такое время по Лондону бродят опасные личности. Нас могут убить прежде, чем мы доберемся до экипажа.
– Замолчи! – прервала ее Жанна, пытаясь унять дрожь. Она сознавала правоту служанки, но отступать было некуда. – Если хочешь, возвращайся. Я тебя не держу.
Прижимаясь друг к другу, они прошли еще один квартал и оказались на берегу Темзы. В темноте ее вода выглядела маслянистой.
– Он обещал ждать здесь. – Служанка огляделась, стараясь в кромешной тьме отыскать признаки экипажа. – Эй, есть здесь кто-нибудь? Мы пришли.
Ответом на ее призыв был плеск набежавшей волны. Бедной девушке стало по-настоящему страшно.
– Этот кучер, – начала она, – в нем было что-то такое… Не удивлюсь, если он связан с бандитами и они поджидают нас неподалеку. Поверьте, лучше нам вернуться, госпожа!
Жанна скривила губы.
– Этот мужлан мог перепутать один квартал с другим, – презрительно заметила она. – Наверняка он ждет нас дальше, чем мы планировали.
Она смело зашагала вперед. Мария немного замешкалась. Беглянки не услышали тихие шаги за спиной, поэтому, лишь когда в спину служанки воткнули что-то острое и горячая кровь побежала по телу, впитываясь в платье, она издала истошный вопль.
– Госпожа, спасайтесь!.. Бегите! – из последних сил прокричала несчастная.
Услышав перепуганный, полный боли голос Марии, Жанна оглянулась и увидела, как два силуэта подняли бесчувственное тело и бросили в воду. Только теперь она поняла, что девушка была права. Кучер никого не собирался везти в Саутгемптон. Она прибавила шаг, а потом, стащив неудобные ботинки, побежала. Два силуэта ринулись за ней. Один, тот, что был потоньше и пониже ростом, нагнал ее довольно быстро и схватил за накидку.
– Именем французского короля я приказываю вам остановиться! – крикнул он, запыхавшись, и графиня поняла, что сейчас произойдет то, чего она боялась. Агенты короля выследили ее и собираются убить. Собрав последние силы, женщина рванулась вперед, но нога попала в яму. Жанна оступилась, подвернула лодыжку и, вскрикнув от боли, остановилась. Агент с лицом, напоминающим мордочку хорька, уже набросился на нее и, словно клещами, вцепился длинными пальцами в тонкую шею своей жертвы.
– Подождите! – умоляюще просипела графиня. Краем глаза она увидела, что второй агент замешкался у берега Темзы, наверное, стараясь проследить, не всплыло ли тело служанки. – Не убивайте! У меня есть бриллианты, о которых вы слышали. Я отдам вам их все до одного.
Худое лицо мужчины ничего не выразило, бескровные губы прошептали:
– Давайте.
Женщина поняла: на сей раз драгоценность не спасет ее жизнь. Этот хорек заберет предложенное и все равно убьет.
– Да, сейчас достану, они в моей сумке… – Она принялась расстегивать ремни. Хорек наблюдал за графиней, стараясь хоть что-то разглядеть в темноте. Внезапно Жанна достала пистолет, взвела курок и выстрелила прямо в грудь своему обидчику. Не ожидавший такого поворота событий, агент упал как подкошенный. Но его товарищ уже бежал на помощь, и женщина направила оружие на него.
– Не подходите ко мне! Убирайтесь!
– Тихо, тихо. – Улыбаясь, незнакомец остановился в двух шагах от нее. – Какая вы красавица, черт побери! Когда мне приказали вас убить, я и подумать не мог, на кого придется поднимать руку. Знаете, я дам вам уйти с превеликим удовольствием, но мне будут нужны доказательства для его величества. Он хочет быть уверен на сто процентов, что вы убиты. Иначе другие начнут за вами охоту.
Жанна, тяжело дыша, слушала льстивые речи, верила и не верила им.
– Какое же доказательство вам нужно? – спросила она.
– Вы предлагали моему напарнику бриллианты, отдайте их мне, – ответил агент без тени сомнения. – Я не возьму себе ни камня, просто покажу королю, тем самым доказав, что убил вас и обыскал ваш дом. Людовик говорил, что расстаться с ожерельем вас может заставить только смерть. Думаю, он поверит, что вас нет в живых.
Жанна усмехнулась про себя. Да, король верно определил сущность ее натуры. Деньги превыше всего! Она уже хотела распрощаться с коробочкой, где лежали заветные камни, но в самый последний момент передумала. Эти королевские агенты обычно преданы августейшим господам до мозга костей. Если мужчина получит драгоценности, ее жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Агент нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании ее решения. Он не спускал глаз с пистолета, который Жанна продолжала держать на уровне его груди.
– Так что же вы решили, графиня? Учтите, убив меня, вы лишь оттягиваете неизбежный конец, а между тем вы могли бы бесследно раствориться в мире.
Вдруг у Жанны в голове родилась дерзкая мысль.
– Я согласна, – твердо сказала она. – Вы правы. Мне лучше расстаться с тем, что не даст мне покоя.
Она нагнулась, собираясь достать что-то из сумки, но агент, видимо, только и ждал, когда графиня опустит пистолет. В тот же миг он выхватил оружие из слабой женской руки и вцепился ей в шею.
– Мне не нужны ваши драгоценности! – прошипел он. – Не нужны они и королеве. Они хотят лишь одного – чтобы вы умерли! И я исполню свой долг.
Жанна хрипела, пытаясь оторвать его руки от своего горла, но у нее ничего не получалось. Как несколько недель назад, когда ее пытались утопить в Темзе, перед глазами поплыли красные круги, по телу разлилась пугающая слабость, внизу живота вспыхнула обжигающая боль. Когда агент неожиданно отпустил ее, женщина была почти без сознания и упала на холодные камни мостовой. Ей показалось, что она услышала голос Гастона, распекавшего своего лакея:
– Я ведь приказывал тебе не спускать глаз с обеих! Что, если бы мы не успели? Смотри, графиня вся в крови! Поехали к врачу.
Слуга что-то бессвязно отвечал, но Жанна уже не разбирала слов. Граф взял ее на руки и понес к карете, которая ждала его недалеко от страшного места.

 

Жанна открыла глаза и узнала свою комнату в доме графа де Гаше. Рядом с ней сидела чистенькая пожилая сиделка. Вспомнив о несчастной Марии, которая нашла последнее пристанище в темных водах Темзы, Жанна тихо заплакала. Ее безрассудство стоило жизни преданному и хорошему человеку. Увидев, что больная очнулась, незнакомая женщина пробормотала что-то по-английски и спешно вышла за дверь. Гастон появился через минуту, словно дежурил неподалеку.
– Слава богу, вы пришли в себя! – Он сел возле ее постели и взял ее холодную руку в свои. – Скажите, Жанна, неужели я вам так противен?
Она заморгала.
– Почему вы так решили, Гастон?
– Вы сделали все, чтобы сбежать от меня, пренебрегая моими опасениями за вашу жизнь. Неужели я так вам противен? – повторил граф, стараясь улыбнуться, но улыбка получилась печальной. – Если так, ничего не скрывайте от меня. Я дам вам денег и сам помогу уехать из Англии. Так получилось, что уже дважды мне удалось спасти вас, но ваше безрассудство стоило жизни Марии. Я навечно останусь в неоплатном долгу перед семьей несчастной. Но хуже всего то, что в третий раз я могу не успеть вовремя прийти вам на помощь.
Графиня тяжело дышала.
– Спасибо вам, граф, за то, что вы для меня сделали, – прошептала она. – Однако мое бегство ни в коей степени не связано с плохим отношением к вам. Наоборот, вы мне глубоко симпатичны, и я не хочу подвергать вашу жизнь опасности. Агенты короля сказали, что все равно убьют меня, где бы я ни находилась. Они не пощадят никого, кто попытается мне помочь, поверьте! Толстые стены вашего особняка не спасут и вас от расправы.
Гастон усмехнулся и облегченно откинулся на спинку кресла.
– Ну если дело только в этом… Я никого не боюсь в Лондоне. У меня хватает знатных покровителей, которые смогут меня защитить, как только я к ним обращусь. И если вы согласитесь выйти за меня замуж, они защитят и вас.
Жанна закрыла глаза.
– Завтра я дам вам ответ, – твердо сказала она. – Я не буду больше томить вас ожиданием.
Граф поклонился.
– Каким бы ни было ваше решение, я его приму. – Он встал, собираясь уходить, но вдруг быстро повернулся, и его благородное лицо исказилось страданием.
– Когда я сказал только про одну загубленную жизнь, я солгал. – На его ресницах повисли слезы. – Ваше бегство погубило еще одну душу…
Графиня затрепетала.
– Что вы имеете в виду?
– Ваш ребенок, мадам… – Мужчина распахнул дверь и выбежал прочь, словно боялся разрыдаться. Жанна осталась спокойной, лишь щеки слегка побелели. Она пережила смерть двух детей, которые отдали Богу душу у нее на руках от голода и холода. Третьему повезло. Он не оказался в этом мире, полном жестокости, коварства и лжи. Хотела ли она его? Вряд ли. При той жизни, которую вела Жанна, малыш ей только мешал бы. А граф, видимо, хотел. Бог не дал ему своих сыновей, и он был готов отдать состояние чужому. Графиня попыталась вспомнить молитвы, но не смогла. Наверное, та клятва дьяволу, которую она дала в Бастилии, не позволяла молиться.
– Я надеюсь, что Бог заберет эту невинную душу в рай, – прошептала она. – Но что же делать мне? Какое решение принять?
Она долго лежала в постели и раздумывала, перебирая разные варианты, пока не остановилась на одном, по ее мнению наиболее подходящем. Когда пожилая сиделка принесла ей еду, она, стараясь как можно понятнее изложить свою просьбу, передала Гастону, что хочет видеть его немедленно. Граф примчался по первому зову. Жанна видела, как бледны его впалые щеки, какие темные круги очертили глаза, и ей было приятно, что мужчина так сильно переживает за нее.
– Сядьте, пожалуйста, рядом. – Она указала на стул возле кровати, и де Гаше послушно, как мальчик, опустился на него. Стул жалобно скрипнул, словно передавая состояние его души, и женщина тихо спросила:
– Скажите, Гастон, вы меня очень любите?
Он дотронулся до кончика своего прямого аристократического носа.
– Люблю ли я вас? Да я с ума схожу от любви с тех пор, как впервые вас увидел! Вам ли об этом спрашивать, графиня? Вы все прекрасно знаете.
Ее ресницы затрепетали.
– Граф, готовы ли вы исполнить мою последнюю просьбу? – взволнованно спросила Жанна. – От этого будет зависеть многое, в том числе и наша с вами жизнь.
Пылающими устами он припал к ее холодной как лед руке.
– Если у меня есть шанс стать вашим мужем, я готов сделать все, что вы мне скажете. – Его пылкость не передалась ей, и графиня подумала, что никогда не сможет полюбить этого человека. Наверное, Жозеф был последним, кто сумел разжечь в ее сердце пламень. А сейчас… от прежнего огня не осталось даже угольков.
– У вас есть шанс, но придется подождать. – Жанна взглянула в его горящие глаза. – Вы должны на время забыть обо мне. Я сама разыщу вас, даю слово. И если вы все еще будете любить меня и ждать, мы поженимся.
Гастон светился от счастья.
– Да, да! Все, как вы захотите, – проговорил он, запинаясь на каждом слове. – Все в вашей воле, моя дорогая.
Жанна присела на постели.
– Дайте мне немного денег и отпустите на все четыре стороны. Умоляю, не посылайте за мной ваших слуг, чтобы они проследили, куда я иду! Если я замечу слежку, вы никогда меня больше не увидите. Поверьте, граф, я уже большая девочка и знаю, что делаю. Только так я смогу спасти себе жизнь и не подвергнуть вас опасности.
Она видела, как поник Гастон, явно рассчитывавший на другой ответ. Но как порядочный человек, он уже не мог отказать.
– Хорошо, я дам денег и отпущу вас. Никто не станет следить за вами. – Он вздохнул. – Вы свободны, дорогая графиня. Если вам не захочется возвращаться ко мне, я все пойму и не обижусь. Никто не может насильно привязать к себе человека и рассчитывать на искренность чувств. Такая жизнь не нужна и мне. – Он поерзал на стуле. – Когда вы намерены покинуть мой дом?
Жанна закрыла глаза. Ей было жалко этого человека, но иначе она не могла поступить.
– Чем скорее, тем лучше, – проговорила она еле слышно. – Думаю, завтра.
Он кивнул.
– Я все для вас приготовлю.
Гастон вышел из комнаты гостьи, даже не взглянув на графиню.
«Это хороший знак, – подумала женщина. – Значит, если что, он не будет сильно тосковать».
Она спустилась к обеду, проверяя свои силы, потом прошлась по саду и поняла, что завтра сможет преодолеть необходимое ей расстояние и обойтись без чьей-либо помощи. Теперь ей долго придется рассчитывать только на себя. Если все получится так, как она задумала, в дальнейшем… в дальнейшем она постарается сделать Гастона одним из счастливейших людей на земле. А пока… Завтра утром она покинет гостеприимный дом и отправится в никуда.
Старый Крым, 2017
Утром их разбудил яркий солнечный луч, проглядывавший сквозь закрытые шторы, и Юля бодро вскочила с кровати и потянулась.
– Вставай, лежебока. – Она наклонилась над Сергеем, моргавшим спросонья, и поцеловала его в нос. – Любимый, уже половина девятого. Нужно успеть позавтракать – и бегом к Филиппу Артемьевичу. Мне кажется, он очень обязательный человек. Подождет пятнадцать минут и уйдет.
– Ты права, – кивнул Плотников и потер глаза. – Иди в душ и не задерживайся. Я следом.
– Не задержусь. – Девушка скользнула в ванную комнату, и вскоре зашумела вода. Сергей вышел на балкон в ожидании своей очереди, с удовольствием вдохнув утренний весенний воздух. Солнце, еще не раскаленное, но уже проснувшееся, посылало горячие лучи остывшей за ночь земле, сверкая тысячами разноцветных капель росы на слабеньких травинках, на цветах, на крышах. Наглый воробей, прогуливаясь по перилам почти у самого носа капитана, озорно поглядывал на него бусинкой-глазом.
– Нет ничего, приятель, – с сожалением произнес Сергей и оглянулся. Юля уже стояла у зеркала и расчесывала влажные волосы. Плотников любил наблюдать, как она это делала, медленно, с чувством, и спутанная копна падала на плечики ровными прядями. Он отмечал про себя, что этим искусством владеют многие женщины, а мужчины никогда тщательно не расчесываются, лишь скребут гребешком по коже. Девушка перехватила его взгляд и рассмеялась:
– Ну чего смотришь?
– До чего ты хороша, моя душа! – пропел молодой человек и попытался чмокнуть ее в нос, но Юля отстранилась и шутливо стукнула его по плечу:
– Иди в ванную.
Сергей принял душ быстрее ее, Самойлова только успела одеться и наложить косметику.
– Знаешь, – сказала она, проходя спонжем по лицу, – меня не покидает мысль, что сегодня все закончится. Для меня это очень важно, понимаешь? Важно, потому что этого хотел мой дед, важно, потому что все несчастья должны отступить, и мне никогда больше не придется переживать столько смертей за короткое время. Я почему-то верю: исполним мы просьбу – будем жить долго и счастливо. Если же нет, – она наморщила лобик, и единственная морщинка заиграла на гладкой коже, – нет, не хочу даже думать об этом.
– И правильно. – Плотников обнял ее и коснулся влажным лицом щеки девушки. – Не думай, потому что мы все сделаем. – Он отстранился, взял джинсы и рубашку и быстро оделся. – Вперед, моя дорогая. Выпьем кофе, перекусим – и к Филиппу Артемьевичу за снаряжением.
Они наскоро перекусили в татарском кафе, отыскали дом Филиппа Артемьевича, довольно добротный, двухэтажный, с большим фруктовым садом и ухоженным огородом, где уже курчавилась первая зелень, и нажали глянцевую кнопку звонка, блестевшего у калитки. Молодые люди ожидали, что старик тут же выскочит на звонок, отдаст им инвентарь в надежде получить деньги, но ошиблись. Из дома не торопились выходить. Удивленный Сергей нажал еще раз – тишина.
– Странно. – Юля вскинула брови-подковки. – Как-то это не похоже на хозяина. Мне казалось, он на многое готов, чтобы принести в дом лишнюю копейку. Нет, такой человек не мог забыть о своем обещании.
– Может, не слышит? – Плотников надавил на кнопку в третий раз и держал ее несколько секунд, пока в доме не отворилась дверь, и какая-то женщина неопределенного возраста (ей можно было дать и сорок, и шестьдесят) в старом халате и косынке направилась к калитке и распахнула ее.
– Здравствуйте, – вежливо сказал Плотников. – Мы к Филиппу Артемьевичу. Он договаривался с нами о встрече. Вы не могли бы его позвать?
Ее узкое лицо скривилось, маленькие серые глазки были полны злобы, черные брови, которые не мешало бы выщипать, подергивались.
– Отец не выйдет, – буркнула женщина, – болен.
Она хотела захлопнуть калитку, но Сергей предусмотрительно протиснулся боком в проход, мешая ей это сделать.
– Очень жаль, но ваш папа обещал нам инструменты, – проговорил он уже менее любезно. – А мы обещали заплатить. – Молодой человек помахал пятисотрублевой бумажкой перед ее немного искривленным носом.
Казалось, злость так и кипела в ней:
– Да провалились бы вы со своими инструментами. – Женщина взяла черный полиэтиленовый пакет, стоявший у вишни, и чуть ли не кинула Сергею в лицо. – Возьмите и убирайтесь. Нам не нужно ваших денег. Инструменты потом поставите у двери и не звоните.
– Большое спасибо. – Капитан не торопился с ней прощаться. Поведение дочери старика казалось ему более чем странным. Вчера расстались, словно добрые знакомые, а сегодня… Что за новости?
– Может, мы все же его навестим и скажем спасибо? – поинтересовался он с каплей иронии в голосе и пригладил растрепавшийся смоляной чуб. Дочь Филиппа Артемьевича побагровела, краска выступила сквозь загар.
– Я же сказала – убирайтесь. – Она что есть силы толкнула капитана и быстро захлопнула калитку.
Плотников покрутил пальцем у виска, давая понять Юле, что дочь старика явно не в адеквате, и раздраженно фыркнул:
– Разрази меня гром, если я хоть что-нибудь понимаю. Еще вчера мы с дедом были лучшими друзьями, а сегодня он через дочь указал нам на дверь. – Он поднял пакет с инструментами и прокричал: – Спасибо и на том, – и, повернувшись к Юле, добавил уже спокойным тоном: – А у тебя, дорогая, есть какие-либо предположения, почему нас выпроводили?
– Ни малейшего понятия. – Она взяла его под руку. – Ладно, в конце концов инструменты у нас. Пойдем.
– Да, пойдем. – Молодой человек вздохнул. – Надеюсь, это было самое неприятное за сегодняшний день.
Они зашагали к горе, минут через десять уже нашли тропу, ведущую к пещерам, и направились к Миледи. Замшелый камень, густо опутанный ежевикой, как верный страж, скрывал вход. Покопавшись в полиэтиленовом пакете, Сергей вытащил старый секатор с пожелтевшей пластмассовой ручкой.
– Сейчас, – сказал он, стараясь ухватить колючий ствол, – сейчас мы покончим с тобой.
Куст не сдавался, колючки впивались в кожу рук, царапая ее и раздирая, но силы все равно были не равны, и вскоре замшелый камень очистился от плетей.
Юля протянула жениху лопату:
– Давай попробуем поддеть его. Он хорошо залег в своем логове. Голыми руками не достать.
Капитан послушно взял инструмент и, найдя подходящую точку и приложив немало усилий, выкатил камень из гнезда, освободив вход в пещеру. Он оказался довольно узким, и им пришлось согнуться, чтобы туда залезть. В пещере было темно и сыро. С потолка струилась мутная, как самогон, вода, стены были покрыты слизью. Юля почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Сереженька, давай искать, – взмолилась она, – доставай фонарик, плохо видно.
Капитан послушно включил свой карманный фонарик, и тонкий луч побежал по стенам, ощупывая каждую складочку. На одной широкой и глубокой расщелине он задержался, и Сергей подошел к ней и сунул руку в склизкую глубину.
– Есть! – радостно крикнул он и вытащил металлическую коробочку, покрытую ржавчиной, и отметил про себя, что не сильно удивился. Самойлова подбежала к нему, раскрасневшись, затаив дыхание:
– Они там?
Крышка коробочки, очень напоминавшей коробочку из-под монпансье, круглую, с изображением румяной девочки, поддавалась трудно, видимо, мешала многолетняя ржавчина, но все же она поддалась, и Сергей направил на содержимое свет фонарика. Несколько камешков, с виду обычных стеклянных бусинок, заиграли всеми цветами радуги, она заплясала на мокрых стенах, на потолке, и Юля не могла сдержать восхищения:
– Боже, какая красота!
– Да, – согласился с ней Плотников, утирая пот, в обилии покрывший лицо, – а теперь пойдем. Что-то подсказывает мне, что нужно скорее покинуть пещеру.
– Да, да, конечно. – Девушка закивала, поправляя пряди волос, на которые упало несколько мутных капель. – Нам осталось совсем немного. Всего лишь зарыть их под ларек…
Пошатываясь, она пошла к выходу, но вдруг обнаружила, что камень, который они оставили у входа, вернулся на свое место, перекрыв дорогу.
– Что за черт? – удивился Плотников. – Ерунда какая-то. Он не мог сам скатиться.
Девушка побледнела и вцепилась в его руку. Она дрожала, как в лихорадке, и шептала с придыханием:
– Это Жанна. Она отомстила нам.
– Быть не может. – Сергей высвободил руку и, собрав все силы, попробовал сдвинуть валун с места, но все было напрасно. Молодой человек в бессилии опустился на холодный пол.
– Я не понимаю, что произошло, – хрипло сказал он. – Это какая-то мистика. И тем не менее нужно вызывать подмогу.
Он достал телефон и, взглянув на дисплей, сплюнул прямо в мутную лужицу.
– Не ловит.
Юля присела рядом, закрыв лицо руками.
– Что с нами будет? – спросила она.
– Филипп Артемьевич знает, что мы здесь, – попытался ободрить ее капитан. – Не дождавшись нашего возвращения, он обязательно придет сюда.
На последнем слове его голос предательски дрогнул. Он и сам понимал, что слова звучат неубедительно. Ну зачем старику идти на Агармыш? Забрать старые инструменты? На кой черт они ему нужны? Дочка не беспокоилась, что их могут не вернуть, наоборот, ее пламенная речь была произнесена для того, чтобы непрошеные гости больше никогда их не тревожили. Получалось, помощи ждать не от кого. В ярости и отчаянии молодой человек вскочил и изо всей силы, сдирая в кровь руки, забарабанил по холодному камню, надеясь, что произойдет чудо и вход откроется. И чудо произошло, только вовсе не то, какого ожидал Сергей. Снаружи послышался голос:
– Эй, как вы там?
Обрадованный, Сергей застучал еще громче, понимая, что звук приглушается камнем:
– Спасите нас, пожалуйста. Со мной женщина. Вы в состоянии отодвинуть камень? Если нет, умоляю – позовите кого-нибудь. Здесь мало воздуха. Через час мы потеряем сознание.
Он не предвидел – да и кто мог такое предвидеть, – что незнакомец расхохочется громким дьявольским смехом, от которого, казалось, дрогнули горы.
– Сколько вы там будете сидеть, зависит только от вас. – Он еле выговорил это, не переставая хохотать, и Юля сжала запястье любимого.
– Это он, – произнесла она, задыхаясь, – это он, тот человек, который звонил мне. Который предлагал продать карту.
– Черт, он все-таки добрался до нас. – Плотников сжал кулаки. – Так просто мы ему не сдадимся.
Незнакомец постучал чем-то по камню, привлекая внимание затворников.
– Эй, голубки, что притихли?
– Мы знаем, что вы потребуете за спасение! – крикнул капитан. – И нас такой обмен не устраивает.
– Я так и думал, и мне совершенно наплевать, что вас устраивает, – хмыкнул он. – Вы сами сказали – там мало воздуха. Так что, хотите вы этого или не хотите, вы в мои руках – однозначно. И выйдите ли вы оттуда живыми, зависит только от вас. Я и так получу карту. Если вы сейчас ее не отдадите, я уйду отсюда, хорошо замаскирую вход, верну инструменты Филиппу Артемьевичу и появлюсь денька через три. Не думаю, что кто-то из вас окажет мне сопротивление. Скорее всего, вы проститесь с белым светом раньше.
– Филипп Артемьевич… – пробормотал Сергей. – Откуда ты знаешь, как его зовут? – Он хлопнул рукой по склизкой стене и поморщился. – Теперь я все понял. Ты запугал его, и поэтому его дочь так с нами разговаривала.
– Запугал, – признался незнакомец. – И это было несложно. Я затащил его в заброшенный дом и пытал папиросами. Он быстро сдался, старик явно не герой. Остальное было делом техники.
– Зачем ты убил Аню? – спросил Плотников, скрипя зубами. – Она несчастная наркоманка, ты мог бы взять обрывок открытки совершенно спокойно. А Лиля Чистяк?
– Анька хотела слишком много, однозначно, – признался убийца. – И я не оставляю свидетелей. Мне вовсе не улыбалось, чтобы мой фоторобот украшал стенды полиции. А что касается Лили… – он на секунду задумался, словно сожалея, но только на секунду, – она слишком назойливо стала предлагать узаконить наши отношения. С ней надо было кончать. Однозначно. Тем более когда я убедился, что Лилька не может быть мне полезной. Она не знала, где у отца тайник. А у меня, признаюсь, не хватило мозгов его вычислить. Вы это сделали, поздравляю. И тогда я решил, что нужно просто вам не мешать, и вы сами приведете меня к тайнику. Видите, я оказался прав, хотя до этого можно было додуматься раньше и оставить наркошу и училку в живых. Однозначно.
Юля вдруг вскрикнула и дернула плечом.
– Помнишь, – лихорадочно зашептала она, прижавшись к Сергею, – я говорила, что мне знаком голос. Я узнала его. Это Толик, сын Колесова.
Кровь отлила от лица Плотникова:
– Георгия Ивановича, сына нашего начальника?
– Да, – возбужденно закивала девушка. – Это его любимое словечко – однозначно.
– Ребята! – Толик снова колотил по камню. – Мы не обсудили условия.
Юля приникла к камню:
– Толечка! Я не верю своим ушам! Мы всегда были с тобой хорошими друзьями. Отпусти нас. Ты всегда прекрасно относился и к моему деду. Он завещал мне вернуть драгоценности в могилу. И я сделаю это.
За камнем послышалось шипение.
– Ты дура! – вдруг истошно завопил Анатолий. – Непроходимая! Я отправил твоего ненаглядного деда на тот свет, чтобы завладеть картой. А ты предлагаешь отказаться от всего. Дура, дура! – Он в ярости бил камень.
– Ты мучил моего деда… – На Юлю было страшно смотреть. Она побледнела как полотно, глаза сузились. Разгневанная, девушка сейчас напоминала Медею, узнавшую о предательстве Ясона: волосы рассыпались по плечам, глаза сверкали холодным блеском вечных льдов. – Как ты мог… Он любил тебя как сына. Сколько времени ты проводил в нашем доме! Твои родители часто оставляли тебя ночевать у нас, и дед с бабушкой читали нам книжки, рассказывали сказки. И после всего этого у тебя поднялась на него рука… Боже мой, какой же ты все-таки негодяй!
– Ладно, ладно, – отмахнулся Анатолий. – Побереги силы, они тебе пригодятся. Все же сидеть в пещере со спертым воздухом долгое время – сомнительное удовольствие.
– Если мы выйдем и отдадим карту, ты нас убьешь, – процедила Юля. – Все равно убьешь, хотя и обещал оставить в живых. Ты одержимый, маньяк!
– Разумеется, я вас убью, – согласился Колесов. – Но только от вас зависит, какой смертью вы предпочтете умереть. Быстрой, от пистолетного выстрела, или долгой и мучительной.
– Как ты узнал о карте? – поинтересовался Сергей. Он не мог придумать ничего лучшего, кроме как тянуть время, хотя и не представлял, зачем это нужно.
– Это вышло случайно. – Анатолию доставляло удовольствие вести беседу, чувствовать себя хозяином положения. – Да, я часто оставался ночевать у Юльки. Однажды к твоему деду (это было лет пятнадцать назад), который вовсе не был белым и пушистым, каким ты хочешь его выставить, пришел человек. Его звали Станислав Михайлович Пономаренко. Я знаю, что его имя говорит вам о многом, но кое-чего вы не знаете. Матвей Петрович пригласил его в свой кабинет. Сначала они разговаривали тихо, а потом Пономаренко начал орать, и я приник к двери от любопытства. Станислав Михайлович просил какие-то бриллианты, говорил, что бог не дал им с женой детей, и когда она умерла, он чувствовал себя самым несчастным и самым одиноким человеком на свете. Но оказалось, что это не так. Любовница, с которой у него была многолетняя связь, родила ему сына, но сказала об этом только сейчас – она не хотела разбивать его семью. Сейчас сыну двадцать пять, и он очень болен – у него лейкемия. К счастью, можно сделать операцию по пересадке костного мозга за границей, чтобы его спасти. Но нужны большие деньги. И он просит Матвея, своего друга, разрешить ему воспользоваться бриллиантами. Хотя бы одним, даже один камень способен спасти его сына. Как ты думаешь, что ответил ему, своему старому товарищу, твой ненаглядный дед?
Юля опустила голову. Она догадывалась, какой ответ дал Матвей Петрович. Но почему? Чем он мотивировал отказ? Анатолий словно прочитал ее мысли.
– Как ты понимаешь, он отказал, сославшись на то, что они до сих пор под колпаком, только уже ФСБ. Бредово звучит, правда? Готов поспорить, что Матвей Петрович сам мечтал прикарманить бриллианты, чтобы обеспечить свою семью. Вы наверняка задавались вопросом, кто же шестой человек, хранящий обрывок открытки? Откуда он взялся, если эмгэбешников было всего пять? Правильно, это призрак. Твой дедушка заграбастал два обрывка, один из которых отдал твоему папаше. А своему боевому товарищу он ничего не дал. Судя по тому, что Пономаренко сейчас умирает в доме престарелых в совершенном одиночестве, его ребенок не выжил. И смерть парня на совести Матвея Петровича. Однозначно.
Девушка нервно сжимала и разжимала пальцы.
– Этого не может быть, я не верю, – шептала она. – Он не мог так поступить.
– Смог и поступил, – заверил ее Анатолий. – Но давайте продолжим повествование. Перед смертью я удовлетворю ваше любопытство. Итак, я узнал о тайнике, карте и загорелся желанием заполучить все. Кстати, дорогая моя, как еще один наследник полковника Самойлова я имею на это полное право.
– Наследник Самойлова? – Юля вскинула брови. – Что ты хочешь сказать?
– Хочу, дорогая, открыть тебе еще одну тайну, – весело продолжал парень. – Твой папаша, убийцу которого ты грезишь найти, считая отца человеком кристально честным и любившим твою мать больше жизни, тоже не был святым. Ты даже не задумывалась, почему твой папаша бежит на службу и остается на ночь, когда дежурит мой отец. А бежал он сначала к моей матери в койку. Я подслушал их интересный разговорчик. Она призналась, что родила меня от него. Так что ты моя сестренка, красавица. А я твой сводный братик, единокровный и претендующий на наследство дорогих предков.
– Ты мой брат? – Казалось, Юля упадет в обморок. – Этого не может быть…
Она закрыла глаза. Отец… Высокий, красивый, похожий на голливудского актера… Мама, тоненькая, хрупкая, тоже необыкновенно красивая. Они были хорошей парой, жили душа в душу. Неужели он ее обманывал? Обманывал с тетей Надей, матерью Анатолия, рыжеволосой зеленоглазой бестией, громко и заразительно смеявшейся и не боявшейся ничего? Она говорила, что счастлива с Колесовым. Неужели тоже обманывала?
– Ты говорил об этом с тетей Надей? – поинтересовалась девушка, стараясь держать себя в руках, не разрыдаться, не растратить последние силы.
– Я говорил с этой лживой тварью, – Анатолий будто выплевывал слова, – и она, разумеется, солгала, однозначно. Она сказала, что мне послышалось. Дескать, Самойлов действительно был ее любовником, этого она не отрицает. Но такого она ему не говорила, потому что я – сын Колесова, однозначно. Возможно, мать говорила, что хотела бы родить Самойлову сына. В общем, изворачивалась, как могла, да только я не верил ни единому слову.
Силы покинули Юлю, и она медленно осела на пол. Плотников кинулся к ней:
– Что с тобой, любимая?
Девушка глотала слезы.
– Сережа, мне уже все равно, выживу я или умру, – давясь спазмами, проговорила она. – Мой отец… Мой дед… Они всегда были для меня примерами. Это невыносимо. – Она вдруг встрепенулась от неожиданно пришедшей в голову мысли, мысли страшной, мучительной:
– Это ты убил моего папу… Убил, как Лилю Чистяк, и забрал обрывок открытки. На твое счастье, никто не стал копаться в этом деле. Какой бы отец ни был, но после смерти моей матери он переживал.
– Я и не отпираюсь, – отозвался Колесов совершенно спокойно, и молодые люди поняли, что такое нравственное понятие, как совесть, вряд ли ведомо этому парню. – Надо сказать спасибо моему так называемому папаше, Колесову, однозначно. Он всегда хотел сделать из меня мужика и заставлял ходить на восточные единоборства. Как видите, это мне пригодилось. Забрать кусок открытки было легче легкого: он пылился в старом альбоме.
– Негодяй, негодяй! – заорала Юля и осеклась, сознавая, что кричать некому, разве этим мокрым, вековым стенам, покрытым склизкой субстанцией. Тот, кому предназначались эти слова, не раскается, не заплачет.
– Успокойся, ради бога, успокойся. – Капитан, гладя ее по волосам, постучал по камню костяшкой указательного пальца, но звук получился еле слышным. Неудивительно, что там, на том конце, на него не отреагировали.
– Анатолий! – крикнул молодой человек, надрывая горло. – Все это бессмысленно, поверь опытному полицейскому. Тебе никогда не продать такие бриллианты. Ни один ювелир не примет их у тебя, кроме того, мои друзья, которые в курсе дела, сбросят нужную информацию. С тобой не свяжется ни один коллекционер.
– А вот тут ты не прав однозначно, великий полицейский, – усмехнулся Колесов. – Со мной уже связались. Если вы знаете историю надгробной плиты, то слышали, что ее купил какой-то коллекционер из Москвы. Я разыскал его, и он готов уже сегодня заплатить за бриллианты миллион долларов. Придется, правда, подождать денька три, но сути это не меняет. Я все равно получу деньги и в тот же день уеду из страны. Даже мой так называемый папаша никогда не узнает, куда я полечу. Однозначно. Но… – он сделал многозначительную паузу, не сулившую ничего хорошего, – я что-то с вами заговорился. Пришло время обеда. А еще ужина и завтрака. Я навещу вас завтра. Может быть. До новых встреч.
Он удалялся нарочито громко, пиная ногой камешки, а Юля, обхватив голову руками, думала, что за много лет совсем не узнала своего приятеля. Ей всегда казалось, что он опоздал родиться. Длинноватые для мужчины кудри ржаного цвета, неряшливая, подчеркнуто неряшливая одежда и своеобразные, очень своеобразные манеры. В свои двадцать пять он выглядел наивным ребенком, которого нельзя отпускать на улицу одного. Выходит, и впрямь нельзя было отпускать одного… Ребенок натворил дел. И это при таких родителях. Она вспомнила тетю Надю, ее вычурную, но безвкусную одежду, еду, которую она готовила, – слипшийся рис, жареная картошка, подгоревшая с боков и недосоленная, жесткая, как подошва, говядина. Так было всегда, и она не собиралась меняться. Почему же отец променял маму на нее? Да, тетя Надя, несомненно, красивая, но броской, яркой красотой. От такой красоты быстро устаешь. А мама другая – утонченная, как фарфоровая статуэтка или японская живопись. Такая красота не бросается в глаза, ее способны оценить только знатоки, оценить и восхититься. В одном фильме герой сказал героине: «Вы не ширпотреб, вы индпошив». Очень точные слова, как оказалось.
– О чем ты думаешь? – поинтересовался Сергей, взяв ее руки в свои.
– О жизни, – отозвалась Юля. – Видишь, как она иногда поворачивается. Я всегда считала свою семью образцовой, а оказалось наоборот. И семью Колесовых я считала образцовой… Как полковник мог упустить своего сына?
– К Колесову действительно применимо слово «образцовый», – согласился Плотников. – Только в другом смысле. Не образцовый семьянин, а образцовый полицейский, дни и ночи просиживающий на работе и доверивший воспитание сына жене. И она воспитала его как смогла.
– Да, как смогла, – эхом откликнулась девушка. – Знаешь, мне действительно абсолютно все равно, останусь ли я в живых. Пусть он забирает эти проклятые бриллианты. Они не принесут счастья ни ему, ни московскому коллекционеру.
Она прерывисто задышала, и Сергей, уже ощущавший нехватку кислорода, не пытался ее успокоить. Этот негодяй их переиграл, и поэтому… – оборвав мысль, назойливо крутившуюся в голове, капитан услышал шум снаружи и взглянул на камень, закрывавший вход. Их страж двигался, и полицейский достал предусмотрительно захваченный с собой пистолет.
– Сиди тихо, – бросил он девушке. – Похоже, негодяй вернулся, чтобы покончить с нами сегодня, но просто так я ему не сдамся.
Вид Юли пугал. Кожа ее так побледнела, что приняла синюшный оттенок.
– Господи, скорее бы все закончилось, – прошептала она запекшимися губами.
– Закончится, даю слово, – Плотников встал возле камня, ожидая непрошеных гостей.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21